Сборник «С примесью любви»

Теперь для меня больница — второй дом. На протяжение нескольких лет родной дом — словно дача, куда я иногда забегаю. На отца ещё страшнее смотреть. Почти не живёт. Только он есть у меня, а я — у него. Все медбратья и медсёстра теперь мои друзья и знакомые. Поэтому когда здесь появляется новый человек, это становится для меня неожиданностью. В ту самую первую встречу понимаю, что и в моём мрачном небе проступили лучики солнца. Светло-рыжие волосы и золотистые веснушки стали для меня цветным пятном в серой массе. Часто вижу его. Расхаживает по вторникам и средам в халате медбрата, вижу, общается с окружающими, пациентами. От отца узнаю его имя. Стас. Станислав. Нас обещают представить друг другу, а я почему-то сильно волнуюсь. Гуляю на улице с Розочкой. Она рассказывает мне истории своей жизни, семейный быт, все дела. Женщина в возрасте, замужем почти тридцать лет, мне как мать. Или лучшая подруга. Видит, что я грущу. Не осмеливаюсь рассказать. — Да ладно, живём лишь раз, — хлопает меня по спине, подбадривает. Выдыхаю. Рассказываю всё. Как два дня в неделю с самого утра караулю его у окна, подмечаю, что приходит всегда в одно и то же время. Как веду за ним слежку почти целый день, наблюдаю исподтишка, ловлю каждую улыбку, каждую недовольную гримасу или грустный момент. Рисую его, сидя на подоконнике, и наблюдая, как гуляет на улице с детишками… Показываю все свои рисунки. — Женечка, это прекрасно, — улыбается широко, гладит меня по спине, рассматривает рисунки. Вижу слёзы на её глазах. — Только вот не надо этого, — отмахиваюсь, потому что уже не в силах плакать. Закончились слёзы. — Слушай, гляди, вон он, — вдруг указывает Роза на другой конец парка. На моём лице расцветает улыбка, шевелится что-то в груди и мне это нравится. — Женечка, давай же познакомим вас… Я дёргаюсь. Нет. — Нет! Но поздно, она уже машет ему. Парень замечает нас, улыбается, машет в ответ. На секунду засматриваюсь на его рыжую шевелюру, но тут же спохватываюсь. Сбегаю. В спешке не замечаю, что роняю рисунок. Забегаю в здание, и уже оттуда, прислонившись к окну, наблюдаю, как он сидит на том же месте, что и я, и рассматривает мой рисунок. В коридоре, возле кабинета, отец общается с неизвестной мне дамой. Не хочу прерывать милый разговор, тем более, что её огненно-рыжие волосы напоминают мне его… Жду отца в кабинете. Лежу на кушетке, отвернувшись к стене. Папа проходит рядом, цепляет меня. Сажусь в вертикальное положение. — Я должен тебе кое-что сказать, — говорит он и садится в своё кресло. — Да, я тоже, — вздыхаю про себя. — Надеюсь, ты на выходных не занят? — А что? — У меня встреча, и я бы хотел, чтобы ты пошёл со мной. — Так важно? — Ага. — Вообще-то должен был приехать Рустам, но он будет гостить пару дней. Так что, нет. Погоди… — Па-а-ап, — протягиваю я и смотрю лукаво на него. — Это то, о чём я думаю? — Чего? — Да ладно, я всё видел в коридоре. Ты не отрывал от неё взгляда. Собственного сына не заметил. — Женя, послушай, сейчас не самое время. — Да нет! — спрыгиваю на ноги. — Это самое-самое подходящее время! Папа! — бегу к нему, обнимаю. — Ты не представляешь, насколько я счастлив! До потолка! До неба. Нет, выше неба! — искренне смеюсь. Ему это сейчас нужно. — Ну, хватит, хватит, тебе пока противопоказаны резкие движения. Не слушаюсь. Прыгаю, хочу достать до потолка. Сижу на диванах, людей мало. Рисую наш парк, добавляю туда фантастических существ. Добрых, счастливых. Не сразу замечаю, что за мной наблюдают. Когда перевожу на него взгляд, вдруг улыбается, подходит. Без халата, в простой одежде. В капюшоне. Кладёт на мой блокнот на коленях потерянный рисунок. Я дёргаюсь, сильно пугаюсь, проступают слёзы на глаза. — Это твоё, — улыбается мягко. Дёргаюсь с места, но меня хватают за руку. Удерживают на месте. Смотрю испуганно. — Послушай… — И-извини, пожалуйста, — заикаюсь, на глазах появляются слёзы. Едва касается рукой плеча, но я убегаю. Опять. Бегу пешком на самый верх. Забиваюсь в угол, плачу навзрыд. Весь его рисунок становится мокрым, размываются границы. Я ничтожество и никто мне уже не поможет. Провожу время дома, зарываюсь в книги, жду выходных. По папе вижу — он счастлив, хоть и скрывает умело. Столько лет держать в себе всё самое лучшее… Я понимаю. — Женя, — ждём в ресторане. Отец вдруг становится серьёзным. — Ты только не реагируй сильно. Будь сдержаннее. — Пап, ну, как маленький, — успокаиваю его до поры до времени, потому что вижу как в зал входят два рыжих чуда. И мы с отцом оба задерживаем дыхание, только вот он улыбается приветственно, а я не в силах даже мизинчиком пошевелить. Папа же обещал нас познакомить… Вот только поздно. Потому что я хочу бежать. Родитель замечает это, поэтому поднимает за плечи и я предстаю перед… ними. Похож на мать, только с более меньшим количеством веснушек. Улыбка — одна. Мать его первая протягивает мне руку, улыбается вежливо. Светлана. Светлая душа. Моё сердце щемится от любви и нежности к этим людям, потому что уверен, что папа не будет несчастлив. Меня окружают столько светлых и добрых людей. Я их всех люблю. Понимаю, насколько счастлив. Но в семье не без урода. Этим должен был оказаться именно я… Но лучше я, чем это чудо, протягивающее мне руку. Видит, что и с места не двигаюсь, поэтому сам берёт мою руку в свои, сжимает, греет. Сидим напротив, он рядом с моим отцом, а я — рядом с его матерью. Смотрит открыто, не показывает и доли ненависти или презрения. Его мать также. Смотрю на папу и искренне радуюсь за него. Три дня. Середину недели проводит в больнице. Чаще всего приходит раньше или задерживается допоздна. Проводим время вместе. Играем со стариками в шахматы, в машинки и куклы с детьми, скрашиваем серую жизнь сотрудников. Иногда сидим вечерами на тех самых диванах. Я рисую очередной пейзаж или портрет, а он возле отдыхает. Слушаем музыку, обсуждаем её, книги, фильмы. Спит на моём плече или коленях. Только когда засыпает, разрешаю себе прикоснуться. Погладить голову, волосы, лоб. Рассказываю о себе. А он… кажется мне сном. Слушает внимательно, заглядывает в глаза, ловит каждую искорку. — Это случилось через пару лет после аварии. Отец приходил в себя и этим исцелял и меня. Психолог советовал заняться чем-то отстранённым. Моя сестра… тоже рисовала. Отец просил показать, каким я вижу этот мир. Людей в нём, кого или что люблю, кто заслуживает внимание. Чаще всего это люди из больницы. Добрые и чистые. Ангелы, сошедшие с небес. Именно такими их я и вижу. — Это удивительно, — разглядывает знакомых на моих рисунках, встречает даже неприятных себе. — На самом деле, — беру портрет нашего сторожа. — Он очень хороший, хоть и ругается на всё вокруг. На его глазах погибла девочка. Он корит себя за это. Наверное, поэтому и принялся защищать людей. А ещё он тоже любит батона, — вдруг широко улыбаюсь, вспоминая рыжее чудо. — Это кто? Тяну его на улицу, крепко держа за руку. Нахожу Батончика на заднем дворике для персонала. Рыжий котик тянется ко мне, ластится, начинает мурчать. Беру его на руки, достаю из рюкзака кусочек хлебушка. — Батон, потому что хлеб любит? — усмехается Стас, также протягивает руку, гладит пушистика. — Нет, потому что похож на батон. Но, думаю, надо предложить дяде Косте начинать называть его Стасик, — смеюсь. Меня хотят потрепать по волосам, но мы с Батончиком начинаем убегать. Правда, понимаем, что вдвоём мы не одержим успех, поэтому котик спрыгивает у меня с рук и оставляет наедине с этим… солнышком. Останавливаюсь возле стены, не могу отдышаться. Пью воды, таблетки. Отец узнает — убьёт. Стас подбегает, также тяжело дышит. Смотрим друг на друга. Подходит ближе. — Женя, ты, знаешь, — начинает тихо, едва двигая губами. — Ты такой невероятный. Ты самый лучший, ты знаешь? — рассматривает что-то на моём лице, потом губы. Опять глаза. — Правда? — Конечно, правда, — протягивает руку, едва касается кончиками пальцев. — Я хочу… хочу, чтобы ты оставался постоянно таким светлым. Договорились? Только есть ещё кое-что, — улыбается, а я, кажется, не дышу. — Всегда будь со мной. Потому что… ты знаешь, что бывает, когда я расстраиваюсь. Не сразу замечаю, как по моим щекам текут слёзы. А потом я теряю сознание. Отец говорит, что это чудо. Все так говорят. А я знаю, что это не так. Настоящее чудо сидит в коридоре и локти кусает, не спит последние дни. Скоро мы расстанемся. Я нарушу обещание. Но от этого почему-то всем легче. Плачу ночами. В день отъезда приходит в аэропорт. Не отпускает до самого конца. Впервые вижу как плачет и не скрывает этого. Отец смотрит на нас и улыбается. Я знал, окружёнными такими людьми я просто не могу быть испорченным. Я просто верю. В себя, в свою семью. Всё действительно на психологическом уровне. По врачебному — гормоны. По-моему — вера. Вот, что спасает меня. Он просто дал толчок. Он просто привнёс счастья в мою жизнь.