Может, когда нибудь...

      Мидория смог расслабиться только по прибытии на кухню. Смиренно сползая на пол, он пытался восстановить дыхание. Едкий запах жжённой карамели впивался в лёгкие с каждым вдохом, хотелось ничего не видеть и не слышать.       Полумесяц небольшой изогнутой палочкой виднелся за окном, яркие звезды, раскиданные по холсту-небу, складывались в созвездия. Так темно… И глубоко. Словно смотрю в его глаза.       Изуку часто любовался глазами Шинсо. Тёмные, выражающие чуть ли не смысл всей жизни, они поедали зеленоволосого, оставляя только не высказанные три слова. Топили в себе, заставляя задыхаться в собственных чувствах. Вспомнился недавний разговор на стриме. — А в чём тогда смысл жизни? — спросил Хизаши, выглядывая из-за плеча Мидории. — Если суть жизни в том, чтобы делать себе подобных, для чего нам потребуется энергия, которую мы получаем из еды, то смысл жизни в том, чтобы поесть, — томный ропот Айзавы не слышал только любящий жизнь человек, но в такие моменты, как во время стримов, он говорил довольно мягко и просто. — А вот я считаю, что смысл жизни в том, чтобы набраться храбрости и признаться в чувствах… — пробормотал Деку, скорее себе, чем собеседникам, но те услышали его. — О-о-о, так ты романтик? — Полночь подловила его, игриво поднимая бровь. — Слушатель, я так понимаю, что мы с Шо, — он покрутил руку, на безымянном пальце которой блестело обручальное колечко, — этот пункт выполнили, что насчёт тебя? — Хизаши подключился к Немури, и теперь они вместе подкалывали младшего. — Подожди, а как же я? — теперь Каяма почти оскорблённо смотрела на друга. — А тебе с твоими замашками восьмиклассницы и фетишами на типаж «Модели младше восемнадцати» ничего не светит, — смеясь, проговорил Ямада.       Та лишь обиженно хмыкнула и вновь устремила взгляд на Мидорию. — Ну так, кто это? Он на твоём курсе? Кто-то из твоих одноклассников? — Мик продолжал напирать на него, в надежде узнать тайную любовь проблемного ребёнка Шоты. — Я его знаю?       Не дав закончить блондину его допрос, Полночь вмешалась: — Постой, это он или она?       Изуку тяжело вздохнул и уставился в экран, продолжая играть в какой-то хоррор. — А это… — он сделал интригующую паузу, — вы никогда не узна-А-А-А-А-А-А! — Деку кричал из-за внезапного скримера.       Соигроки тоже не на шутку перепугались, кроме, как ни странно, Айзавы.       Подойдя к плите, он, наконец, поумерил своё смущение. Нажав на кнопку, он начал приготовление кофе, бубня себе под нос. Достав из навесного шкафчика небольшую банку с уже молотым кофе, он залил воду в турку, а потом и изнасилованные ножевой кофемолкой зёрна. Хорошенько всё перемешав, он стал ждать поднятия крема.       Типичное поднятие крема — три-четыре минуты. Так оно и случилось, но Мидория вновь ушёл в мысли о неразделённой любви. Поэтому он спохватился, только когда крем уже начал выливаться тонкой струей из металлической турки. Подсуетившись, он достал две красивые чашки и разлил в них приготовленную жижу, которую кроме Мидории, Айзавы и Шинсо больше никто и не пил.       Он прополоскал ещё горячую турку и, вытерев, оставил в царстве вымытых тарелок, кружек и прочей посуды. Точно, посуда… — Ну-ка мечи стаканы на стол, ну-ка мечи стаканы на стол, ну-ка мечи стаканы на стол, и прочую посуду… — он взял чашки с ароматным кофе и пошёл к Шинсо, напевая ритмичную песенку. — Все говорят, что пить нельзя, все говорят, что пить нельзя, все говорят, что пить нельзя, а я говорю, что буду!       Волынка играла в его голове, пока он напевал ещё один куплет. Не заметив, как дошёл, Мидория остановился перед собственной комнатой, прекратив петь. Та-а-ак… Я должен зайти, да… А дальше что? Вдруг он меня выгонит… Погоди, это же моя комната, зачем ему выгонять меня из моей же комнаты?.. — Привет, Шинсо, прости за задержку, — сказал он, заходя в обитель страха, любви и ночных удовлетворений на фотографии.

***

Да, он должен был просто спокойно дождаться Мидории. Должен был — ещё не значит, что он так и сделал. А так как спокойствие не относящееся к членам А-класса прилагательное, следовательно, быть спокойным Шинсо не мог. Он думал о жизни. Об учителях. О Мидории. Потом он понял, что думать не его конёк, потому что все темы сводились к Изуку. Как… Неужели этот комочек света настолько проник в его жизнь?!       Мидория тихо скользнул в комнату и поздоровался с ним. От испуга Шинсо подскочил со стула и чуть не умер от стыда. — Деку! Чёрт, ты меня напугал… Не делай так больше, — попросил он, садясь обратно. — Прости, прости, могу ли я загладить свою вину чашечкой кофе? — зеленоволосый игриво приподнял одну бровь, протягивая чашку Хитоши. Тот уверенно взял её — Так… Продолжим? — неуверенно спросил Мидория. — Начнём… Ага. — сказал он и отпил немного кофе. Теплое чувство разлилось во рту, стекая вниз по горлу и оседая в желудке. Изуку смотрел на него не отрываясь, а запах кофе больше не отрезвлял. Голова сама потянулась к манящим, нежным, как самый лучший атлас, губам.       Мидория вообще ничего не понял. Возможно, он просто настолько устал и хочет спать, что его голова совсем не мыслит, а, возможно, это Шинсо был таким привлекательным, что он не мог оторвать от него глаз. Слишком красивый.       Обветренные губы веснушчатого прикоснулись к нежным, мягким, родным.***       Изуку понял, что произошло, только когда Шинсо отстранился и изумлённо смотрел не него. Лёгкие пылали от задержки воздуха, внутри свербело от чувства, что он поцеловал своего, предположительно, друга. Хотя это даже поцелуем было трудно назвать, зеленоволосый просто потерся своими губами о губы Хитоши. — М… Мидория?.. — Шинсо смог заговорить первым, а Изуку, не поняв его эмоций, принимает решение за долю секунд. Бледная рука медленными, плавными, а главное почти незаметными движениями крепко ухватила подушку за уголок, после чего он со всей силы ударил опешившего Хитоши. — Изу… Сто… Подож… Да стой же ты! — Мидория беспрерывно бил набитым перьями созданием по своему ранее другу, пока тот не взял в плен второй уголок. — Отвали! Замолчи! Молчи! — Мидория был громким, в порыве эмоций он совсем забыл, что сейчас глубокая ночь. Если внимательно прислушаться, то за дверью в дали можно было услышать шаги. — Да молчу я, молчу… — произнёс Шинсо, осторожно отпуская второй кончик подушки. Это он зря. — Глупый, глупый, глупый! Уходи! Уйди! Оставь меня! — Изуку с новой силой лупил по тыльной стороне запястий Хитоши. Тот отползал к двери задом наперёд, закрывая лицо от атак. — Да понял я, угомонись! — парень ловко поднялся, получая бедной подушкой по коленкам. — Уходи! — сказал крикнул зеленоволосый открывающему дверь Шинсо.       Когда тот захлопнул за собой дверь, комната погрузилась в тишину, прерываемую только тяжёлым дыханием Мидории, который так и остался сидеть на коленях перед дверью, пока тёплый рассвет не окутал комнату светом, что заменил бы включённую лампу.