Уличные сладости Призрачного Города

Ради справедливости стоит сказать, что Се Лянь, (после того как до смерти перепугался, увидев себя в зеркале) сам исправно пытался расколдоваться, но змейки на голове на все его попытки только любопытно сверкали зелеными глазками и не думали превращаться в волосы. Истратив все духовные, душевные, моральные и физические силы, принц сидел в спальне в Доме Наслаждений и с тоской глядел на свое отражение. В огромном зеркале была видна кровать, приунывший принц, на полу валялись подушки и кое-что из одежды. С одеждой все было вполне объяснимо — накануне вечером Хуа Чэн пожаловался, что у него болит шея. Се Лянь решил, что дело в тяжелом серебряном ожерелье, но снимая его, зацепил ворот и оторвал застежку. «О, гэгэ так не терпится?» — удивился Хуа Чэн, сверкнув глазами, а дальше… На пол полетели и верхние одежды Хуа Чэна, сверху мягко упал халат Се Ляня, потом со стуком приземлилась обувь, но каким-то чудом на Хуа Чэне остался красный тяжелый плащ и наручи. «Как он снял все остальное, но оставил плащ?» — недоумевал, вспоминая Се Лянь. Если бы здесь был Хуа Чэн, то он с плотоядной улыбкой ответил, что гэгэ сам отчаянно шептал между поцелуями: «Оставь, оставь плащ, Сань Лан, я хочу… хочу, чтобы так… чтобы ты… хочу тебя так». И если бы одна из змеек не зашипела, то Се Лянь конечно это вспомнил бы. Но он вспомнил наручи. И как их не вспомнить — извиваясь и сорвано вздыхая, он хватался то за плечи Хуа Чэна и нечеловеческий жар обжигал его пальцы, то соскальзывал вниз и находил ледяное прикосновение зачарованного серебра. Это ледяное прикосновение ощутили и его бока (украшенные следами легких укусов и поцелуев) и бедра (здесь кое-кто постарался особенно прилежно) и спина (не менее любовно украшенная страстью князя демонов). И плащ, да. Се Лянь, снова погружаясь в воспоминания, громко вздохнул, отчего змейки на голове испуганно зашевелились. От плаща было жарко и с ним было не совсем удобно — но вид Хуа Чэна в одном плаще и сверкающих наручах делал что-то такое с Се Лянем, отчего тот валился на кровать, только чтобы быть застигнутым, обездвиженным и зацелованным. Се Лянь хватался за спину Хуа Чэна и если бы не плащ, то кожа супруга была бы беспощадно исцарапана. Ногти Се Ляня бессильно оставляли борозды на тяжелом бархате, и Хуа Чэн прогнулся, смакуя ощущения, но потом недовольно поморщился. Се Лянь замер, решив, что слишком переусердствовал, но его сомнения были развеяны: — Ваше Высочество, я хочу, чтобы следы были на мне, а не на этом куске ткани. Вот так плащ метнулся алым вихрем на пол, к остальным вещам, а Се Лянь от восторга издал звук, который очень понравился Хуа Чэну. И конечно же, он, словно самый искусный музыкант, извлек его снова и снова. Осторожный стук в дверь застал Се Ляня врасплох. Отражение в зеркале говорило о том, что открывать дверь в таком виде не следует и Се Лянь не придумал ничего лучше, как намотать на голову первую попавшуюся вещь. — Да, да? В проеме показался Инь Юй — бледный, тонкий, уставший, но исполнительный. На секунду в его взгляде мелькнуло недоумение — принц в несколько помятом виде, сидел посреди дня на разобранной постели, вокруг валялась одежда, в воздухе витал легкий запах духовных сил. Голова принца к тому же была обмотана чем-то красным, на манер торговцев-караванщиков. «Очередные игрища» — устало подумал Инь Юй, вспоминая как однажды увидел крадущегося в покои Хуа Чэна Се Ляня в облачении танцовщицы. Се Лянь шел, аккуратно ступая на носочки, вероятно, чтобы не шуметь, однако забыв о том, что костюм был расшит мелкими бубенчиками. Позже Инь Юй услышал протяжный стон- свидетельство того, что Хуа Чэн остался впечатленным. Он поморщился — его хозяин и раньше не отличавшийся благонравием, с появлением Се Ляня и вовсе потерял всякий стыд. — Ваше Высочество, вы просили доставить вам лучшую рисовую муку и спелые персики для пирога. Я не смог связаться с вами по духовной связи, вы, видимо, были заняты — начал Инь Юй, отчаянно стараясь не думать о том, чем же так был занят Се Лянь, что не мог ответить. Он не предполагал, что беспорядок в комнате был сотворен еще вчера, а духовными силами ужасно пахло совсем не от бурного обмена между супругами. От Се Ляня не ускользнул нарочито бесстрастный взгляд и тон Инь Юя, но пускаться в объяснения он не решился. Пускай думает, что его хозяин с супругом бесстыдничают в любой удобный момент, чем позорно признаваться в том, что опять неосторожно наелся зачарованной еды с уличного лотка. — Ааа, как здорово, Инь Юй! Спасибо большое, я сейчас… сейчас буду, — натянуто ответил принц, неопределенно махнув рукой. Инь Юй поклонившись, исчез, а Се Лянь начал судорожно собирать разбросанную одежду. Змейки, встревоженные движением, шипели и путались в наспех накрученной на манер тюрбана простыне, так что Се Лянь, в конце концов, побросал все на кровать и снова встал перед зеркалом. Больше всего его удручал тот факт, что он не может какое-то время надевать любимую бамбуковую шляпу. Змейки, избавленные от простыни, с любопытством разглядывали свое отражение. — Жое, что же нам теперь делать? — бессильно вздохнул Се Лянь, по привычке потянувшись к запястью, чтобы коснуться ленты, но ее там не было. — Жое? Ответа не последовало. Впервые за долгое время (если не считать сегодняшнего утра) Се Ляня начала охватывать паника. Хуа Чэн тем временем, сидел в Игорном Доме и выслушивал витиеватые речи синего рогатого демона. Демон говорил довольно долго и Хуа Чэн уже начал уставать от его болтовни и хотел было прервать, как вдруг его ноги что-то коснулось. Возле кончика его сапога возилась Жое и губы Хуа Чэна тронула улыбка — неужели гэгэ решил навестить его? Ему пришлось покинуть их спальню рано утром, потому что Инь Юй измучено сообщил что в Игорном Доме случилась грандиозная потасовка и он один вряд ли справится. Разобравшись с этим, Хуа Чэн предвкушал как вернется домой к сонному принцу и… но тут его остановил какой-то старик-призрак и Хуа Чэн хотел было отмахнуться, но перед глазами появился Се Лянь, укоризненно говоривший ему о том, что это его подданные и о них следует заботиться. После старика его снова задержал Инь Юй и князь демонов решил, что пробудет до вечера, чтобы наконец разобраться со всеми делами. А вечером скорее всего его будет ждать пирог, потому что… — Я испеку тебе особый пирог, — тогда под утро прошептал обессиленный Се Лянь куда-то между ключиц Хуа Чэна. Его губы касались горячей кожи и Хуа Чэну казалось, что от них по всему телу разбегаются искорки. Слова принца перемежались с поцелуями и пару раз Се Лянь, осмелев, даже лизнул его. — с персиками…. Ты такого точно не пробовал. — Сомневаюсь, что на свете существует персик слаще этого, — отвечал Хуа Чэн стискивая ягодицы принца, от чего тот ойкнул. — Гэгэ приготовит мне его? Или лучше сказать — подготовит? В ответ последовал лишь укоризненный стон и бормотание о том, что Сань Лану лишь бы поиздеваться и еще совсем неслышно Се Лянь сказал что-то еще. Хуа Чэн не расслышал и попросил повторить. Се Лянь отказался и тогда Хуа Чэну пришлось добывать ответ известным им обоим способом — сладкими мучительными ласками. Из воспоминаний Хуа Чэна вернула Жое, которая требовательно дергала его, обернувшись вокруг ладони. «Гэгэ?» позвал Хуа Чэн по духовной связи, но ответа не последовало. «Гэгэ, выходи, Жое тебя уже выдала. Я закончил с делами, заскочу еще кое-куда, и мы вместе вернемся домой.» Снова тишина. Причем странная — если Се Лянь был бы занят и не мог ответить по духовной связи, то Хуа Чэн почувствовал его присутствие, сейчас же ощущалась пустота словно… У Се Ляня не было духовных сил. — Жое, держись! — скомандовал Хуа Чэн, подбрасывая кости. Лента скользнула с ладони, крепко обвивая его талию.

* * *

Се Лянь понял, что единственное его спасение — найти тот лоток и старушку-продавщицу и вытрясти из нее противоядие. Обычно он не утруждал себя набрасыванием личины, но иногда, когда нужно было соблюсти инкогнито, то прибегал к своей любимой уловке — переодеванию в женскую одежду. Жители Призрачного Города, проявляя редкую степень деликатности всегда усердно делали вид, что не узнавали в рослой и немного неловкой девице супруга градоначальника. И вот принц, наспех облачившись, стремительно вылетел из дворца и понесся по улицам Призрачного Города. Он не помнил точно, где именно был лоток, но кажется это было недалеко от Игорного Дома. На улицах было неожиданно многолюдно, словно все жители решили выйти погулять и временами Се Ляню приходилось протискиваться сквозь толпу. Наконец перед глазами замелькали знакомые алые фонарики и Се Лянь облегченно выдохнул — вот та самая улица, а невдалеке над зданиями возвышалась пестрая крыша Игорного дома. Се Лянь подумал, что как только избавится от проклятия, то непременно заглянет к Хуа Чэну, чтобы утянуть его домой и извиниться за то, что не приготовил пирог. Здесь народу было гораздо меньше, но публика выглядела гораздо изысканнее — в дорогих одеждах и богатых украшениях каждое создание выглядело словно сошедшим с императорских гравюр. — Эй красотка, ищешь спутника на ночь? — с этими словами кто-то схватил принца за локоть. Резко обернувшись Се Лянь увидел молодого демона — высокий и широкоплечий, с хитрым алым взглядом, который мог растопить любое сердце. Демон улыбнулся ему плотоядной и невероятно зубастой улыбкой и наклонившись шепнул. — Я вижу, что под этой вуалью скромницы скрывается очень дерзкое создание. Принцу слова демона напомнили о том, что происходило прошлой ночью и он, густо покраснев, попытался сбросить руку наглеца со своего локтя. — Я даже денег не потребую, меня пленили твои глаза, — продолжал демон, невзирая на попытки Се Ляня вырваться. Пробормотав «Прошу меня извинить» Се Лянь, наконец отпихнул его, так что нахальное создание попятилось на несколько шагов. — Эй, Сяо Шу, похоже сегодня не твой день, — хихикнули девушки, сидевшие на крыльце напротив и безмолвно наблюдавшие за происходящим. — А девушка-то, не промах, может постоять за себя. Сяо Шу, похоже это совершенно не смутило, и он двинулся вслед за стремительно уходившим Се Лянем. — Постой же милая, я не хотел тебя обидеть. Но и ты должна была знать куда попала, кто станет ходить с такими невинными глазами по Алой Улице? Алая Улица, ну конечно! Се Лянь был готов дать себе затрещину — со своим невероятным везением он угодил в самое средоточие борделей Призрачного Города. Он прибавил шаг, но Сяо Шу, не умолкая ни на мгновение, следовал за ним. — Скажи, хоть как тебя зовут? Кажется сегодня вечером я без работы, богатые девицы из мира предпочли моим объятьям раскидывать пестрые карты с местным отродьем, хотя если честно, мне больше нравятся юноши. Демониц и демонов я перепробовал великое множество и не люблю их, они холодные, а вот человеческая плоть… Ммм… всегда такая горячая, а их слезы — такие сладкие, когда они плачут от наслаждения в моих руках. Послушай же, всего пара твоих слезинок — разве я многого прошу? «Боюсь это будет стоить твоей посмертной жизни» — подумал Се Лянь и тут демон внезапно прижал его к стене: — Пара слезинок, красотка, позволь слизнуть всего парочку, и я подарю тебе такую ночь, что ты больше никого не захочешь. Кто бы ни ждал тебя в мире людей, у него не такие искусные руки, язык и… — Отпусти меня, иначе я сделаю тебе больно, — спокойно ответила «красотка». Алые глаза демона расширились от удивления. — Ооо, — протянул он восторженно. — Так я ошибся… Какое счастье, так ты не девушка! Мне попался юноша, который любит поиграть. Ты любишь поиграть, негодник? Ты сбежал из родительского дома, обрядившись в женскую одежду и забрел на Алую Улицу. Чего бы ты ни искал, сладкий, но я тебя уже нашел… В следующую секунду, Сяо Шу согнувшись пополам, завыл от боли, а Се Лянь, аккуратно придерживая его за волосы спросил: — Раз ты так хочешь мне помочь, то не подскажешь ли, где найти старушку с рожками и зелеными волосами, нынче утром она стояла на этой улице с лотком сладостей. — Ы-а-ы-ыы, — проскулил демон. Из его алых глаз заструились слезы и с шипением упали на камни мостовой. — Извини, я ничего не понял, и я очень тороплюсь. Ты своей болтовней отнял у меня уйму времени и лучше бы тебе вспомнить ее. — прошипел Се Лянь. Уже начинало темнеть и значит, что до возвращения Хуа Чэна в Дворец Наслаждений оставалось совсем немного. А вдруг он пытался связаться с ним по духовной связи? От этой мысли Се Ляня бросило в холодный пот, и он со злостью тряхнул незадачливого ухажера. — Старушка Чиа… она живет тут недалеко, в домике с синей дверью, с-сейчас через сто шагов налево и вот там…! — всхлипнул Сяо Шу и Се Лянь наконец его отпустил. Демон принялся потирать голову и внезапно замер. Се Лянь, проследив куда он смотрит, поспешно спрятал руку в рукав. — К-красная нить…— просипел Сяо Шу и рухнул на колени. — Простите, умоляю вас, простите меня, будь я проклят тысячу раз, пусть от моих потрохов откажутся могильные черви, пусть мой прах будет трижды осквернен! Д-даочжан, не признал, не признал! Се Ляню было не до душевных терзаний демона, и он стремительно побежал дальше. Времени оставалось все меньше. Завернув в неприметный переулок, он действительно увидел в его конце домик с пестрой синей дверью. Над крыльцом покачивался резной фонарик и окна приветливо светились желтым светом. Се Лянь выдохнул — его спасение было совсем близко. Успокоив дыхание, он поднялся на крыльцо и с удивлением заметил, что на двери висел талисман от демонов. Это было забавно — старушка сама явно была из призрачного народа и к чему ей было лепить талисман, Се Лянь не мог приложить ума. Наконец он осторожно постучал. Почти сразу же изнутри послышались шаркающие шаги и через пару мгновений дверь открыла сухонькая старушка. — Добрый вечер, — приветливо улыбнулась она, щурясь от света фонарика. — Тетушка Чиа? — пискнул принц и старушка утвердительно кивнула. — Чем могу помочь, красавица? — Видите ли у меня деликатная проблема, — начал он, нерешительно теребя рукав. — Ну, тогда заходи, — ответила тетушка Чиа отступая назад и жестом приглашая войти внутрь. Се Лянь шагнул и тут же ойкнул — алая нить на его пальце ярко засветилась красным, словно была сделана из раскаленного железа. — Боюсь, милая, тебе придется оставить это снаружи, — покачала головой Чиа. — Мои амулеты не пропустят такое. Видишь ли, я на самом деле самый обычный человек, а тут по улицам бродит всякое. Се Лянь вздохнул — делать нечего, на улице ему старушка вряд ли сумеет помочь, поэтому, скрепя сердце, он отвязал нить и оглянувшись, увидел куст пионов. Недолго думая, он завязал нить на ветке и вошел в дом. На сердце было неспокойно, словно он лишился чего-то очень важного. Чиа проводила его внутрь и усадила за стол. — Рассказывай, милая. — Эээ, дело в том, что я мужчина, — начал принц и глаза старушки округлились. — Боюсь, с этим я не могу помочь… — Нет нет, дело не в этом, а в том, что утром я купил у вас сладость, съел ее, а после этого у меня вот… — с этими словами Се Лянь размотал тюрбан. Змейки с наслаждением зашипели и принялись извиваться, словно разминая затекшие тела. Старушка не сдержала удивленного вздоха. Полюбовавшись на блестящих змеек пару мгновений, она спросила: — О какой сладости ты говоришь, милый? — Кажется она называлась «Смелый язычок», — густо краснея ответил принц. — А-а-а, — понимающе протянула Чиа. — хотел порадовать свою подругу, м? — с этими словами она игриво толкнула принца в бок. Змейки испуганно дернулись. — Но мой милый мальчик, я не знаю как тебе помочь, правда. Я всего бывшая деревенская ведьма и делаю леденцы с вытяжкой из янского корня и совсем не умею колдовать. А без колдовства тут не обойтись. Сердце Се Ляня ухнуло вниз и его унылый вид видимо затронул какие-то струны в душе Чиа. — Иногда мои сладости имеют побочные действия, но такое я вижу впервые. Воздух здесь пропитан демонической духовной энергией и это порой играет злую шутку, но все последствия проходят сами по себе через пару дней. Но у Се Ляня не было пары дней! Он ведь вчера, раззадоренный ласками супруга осмелел и пообещал приготовить пирог, а после увлечь Хуа Чэна в Храм Тысячи Фонарей. На рынке он даже успел купить новое ароматное масло, которое можно втирать в кожу и … Принц был так зол на себя! Его супруг был всегда таким предупредительным и все его сюрпризы так замечательно удавались, а что Се Лянь? Даже не смог сделать и пары простых вещей, без того чтобы влипнуть в неприятности. — Боюсь у меня совсем нет времени, тетушка Чиа. Пожалуйста, сделайте что-нибудь! Старушка, видя плачевное состояние принца, смилостивилась и куда-то отошла. Вернулась она с ящичком полным склянок разного размера и содержания. — Вот все, что у меня есть. Будем пробовать по очереди. Спустя некоторое время все содержимое склянок было перепробовано, но змейки никуда не собирались деваться, а за окном уже опустилась звездная ночь, подкрашенная алым светом от уличных фонарей. Это было безнадежно. Чиа сочувственно пожала руку Се Ляня. — Послушай, милый, тут, в паре кварталов отсюда живет мой знакомый, при жизни он был весьма неплохим заклинателем. Он знает толк в проклятиях и заклятиях, может сходишь к нему? Принц оживился — это хоть и было скорее всего бесполезно, но угасшая надежда вновь затеплилась. Старушка объяснила, как найти дом заклинателя и проводила Се Ляня до двери. В последний момент, она сунула в карман принца несколько конфеток: — Это тебе в качестве извинения, милый. Съешь их вместе с подругой, обещаю что ничего не вырастет и никто не превратится в жабу. Се Лянь хотел в сердцах что-то сердито буркнуть, но лишь кивнул и побежал к дому заклинателя. Дом нашелся не сразу и принцу пришлось основательно попетлять по округе, и наконец остановившись у нужной двери, он принялся отчаянно в нее колотить. Тишина. — Господин Пао! — крикнул Се Лянь в надежде, что бывший заклинатель отзовется на имя.— Господин Пао! И снова тишина. Се Лянь от злости пнув дверь так, что она отчаянно заскрипела, обессиленно опустился на крыльцо. На глаза наворачивались слезы и Се Лянь закрыл лицо руками. Неподалеку по улице шла компания горожан о чем-то переговариваясь. — Эй красотка, напрасно ты думаешь, что Пао сидит дома в такое время! Он наверняка уже триста раз прозакладывал свои потроха в Игорном Доме. Принц вздрогнул, отнимая руки от лица. — Простите, что? — Я говорю, зря ты поджидаешь тут этого старого пройдоху. Он же каждый вечер ходит в Игорный Дом, надеясь сыграть с самим градоначальником. «Если бы он помог мне, я обеспечил бы ему возможность сыграть партию с Сань Ланом» — тоскливо подумал Се Лянь. — Премного благодарю, — вежливо отозвался он, и горожане пошли дальше, продолжив бурное обсуждение. Делать было нечего - придется возвращаться обратно и повиниться перед Сань Ланом. Се Лянь не боялся, что супруг отругает его, он был уверен, что стоит Сань Лану махнуть рукой, как змейки исчезнут, словно дурной сон. Ему просто было ужасно неловко и стыдно за себя. Вздохнув, он потянулся чтобы покрутить алую нить на пальце - это всегда помогало ему успокоиться и тут с ужасом вспомнил, что оставил ее у домика старушки Чиа. Насилу выбравшись на знакомую улицу, Се Лянь припустил к домику, позабыв уже о всякой маскировке и не заботясь о том, чтобы не привлекать лишнего внимания. Вот домик, вот куст пионов, вот та самая веточка, но… Нити там не было. Это стало последней каплей. Се Ляню хотелось завыть. Ну почему, почему он ко всему прочему умудрился еще и нить потерять?!

* * *

— Гэгэ! — обеспокоенный голос Хуа Чэна прокатился по Дворцу Наслаждений. Откуда-то из тяжелых красных занавесей выскочила маленькая демоница, которая, кланяясь сообщила что его Высочества нет дома. — А где он? — грозно спросил Хуа Чэн, и демоница пролепетала что не знает. — Я только видела его утром, когда он вернулся с рынка, а больше не видела, клянусь прахом любимой бабушки. Хуа Чэн понял, что от демоницы не будет толку и позвал по духовной связи Инь Юя. Тот явился немедленно и рассказал, что заходил к принцу, чтобы доложить о том, что его пожелание было выполнено, а потом спешно вернулся в Игорный Дом, потому что градоначальник сам его и вызвал. Нигде во дворце принца не было, и остальные слуги его тоже не видели. Се Лянь словно сквозь землю провалился и хуже всего было то, что он скорее всего набросил личину или переоделся, потому что его белые одежды и бамбуковая шляпа, с которой он никогда не расставался, остались во Дворце Наслаждений. Теряя терпение и остатки спокойствия, Хуа Чэн коснулся красного узелка на пальце — нить, связывающая его с Се Лянем вспыхнула и потухла в нескольких шагах, словно тот исчез из этого мира. — Инь Юй, а если его похитили? — рыкнул Хуа Чэн, беспокойно меряя шагами спальню. В воздухе витал слабый запах демонической энергии. Жое нервно ползала по полу, словно вынюхивая что-то, а Эмин печально звенел на поясе хозяина. — Это исключено, Хуа Чэнджу, — пискнул Инь Юй. — Ведь врата между миром живых и мертвых пока закрыты, из небожителей никого не было. Никто из горожан или демонов не посмеет даже допустить и мысли, чтобы покуситься на вашего супруга. Хуа Чэн не говоря ни слова, направился к выходу, а Инь Юй побежал следом, мысленно молясь о том, чтобы принц поскорее нашелся. Он прекрасно помнил, каким был его господин, пока не объявился Се Лянь и меньше всего на свете хотел повторения тех дней. — Хуа Чэнджу, Хуа Чэнджу идет! — от широких шагов Хуа Чэна, словно от камня, брошенного в воду, по городу кругами разносился почтительный шепоток. — Господин Градоначальник, нальем лучший чай! Лучшее вино! Кровь небожителей тоже в ассортименте! Свежие слезы! — Господин Градоначальник, благословите удачей, мое заведение терпит убытки! Рядом с Хуа Чэном шел смертельно бледный Инь Юй. С тех пор, как они вышли из дворца, Хуа Чэн не сказал ему ни слова и Инь Юй чувствовал себя так, что лично повинен в исчезновении принца. Молчание Хуа Чэна было гораздо страшнее любой его ругани, потому что это означало что он задумался. А когда Хуа Чэн задумывался, то с предметом его размышлений (за исключением наследного принца) потом происходило нечто страшное. Горожане расступались, здоровались, кланялись и пытались помочь, но увы - никто не видел Се Ляня. Обойдя почти весь Призрачный Город, Хуа Чэн, подбросив кости, вместе с Инь Юем оказался в Игорном Доме. Там уже все знали об исчезновении супруга градоначальника и, позабыв об играх и ставках, с жаром обсуждали то, куда мог деться принц. Толку от их разговоров было немного — искать принца, набросившего личину, было сродни поискам иголки в стоге сена. Хуа Чэн терпеливо (на удивление терпеливо) выслушал всех, кто хотел помочь советом или утешить. Инь Юй, то и дело прикладывал пальцы к виску, выслушивая доклады своих подчиненных - но все было без толку. Нервно подбрасывая кости, Хуа Чэн вышел на улицу. Внутри князя демонов растекалась старая тоска, а перед ним пестрел город, на улицах бурлила жизнь, будто ничего не случилось. Город горел огнями, но для Хуа Чэна все вокруг меркло - словно жестокий порыв ветра вырвал из рук драгоценный бумажный фонарик, освещавший его жизнь, а он не сумел его удержать. Призрачный Город ночью был черным и алым. Алый. Хуа Чэн нахмурился. Недалеко от Игорного Дома начиналась улица, у нее было много имен, потому что каждый, кто побывал на ней и в заведениях, расположенных там, стремился придумать свое название, но горожане называли ее просто - Алая Улица. Это было единственным местом в городе, где они не были с Инь Юем, потому что, не мог же Се Лянь в самом деле… — Господин Градоначальник, я только что узнал… господин градоначальник, постойте! — крикнул Инь Юй. Но Хуа Чэн его не слышал, несясь на всех парах к Алой Улице. — Да что такое, опять опоздал, — тоскливо крякнул несчастный помощник. Стоило Хуа Чэну ступить на пестрые камни мостовой Алой Улицы, как к нему тут же подлетело несколько владельцев борделей, чтобы поприветствовать его (не осмеливаясь, конечно, приглашать внутрь заведений). Хуа Чэн спросил о принце, но все качали головой - сегодня на Улице было на удивление тихо и малолюдно. Он пошел дальше и заметил, что при виде его один из демонов, мирно сидевший на крыльце, заметался и ринулся внутрь. Хуа Чэн кинулся следом и схватил беглеца за шкирку. — Хуа Чэнджу, заклинаю вас, убейте меня… а лучше я сам себя убью… Я сам развею свой прах, я не знал, клянусь я не знал… Хуа Чэна озарила догадка и он тряхнул демона. — Г-господин градоначальник, я ведь ничего плохого не думал и не хотел… Демон, который был на самом деле весьма рослым и плечистым, в руках Хуа Чэна казался маленькой тряпичной куклой. — Где принц?! — рявкнул князь демонов и Сяо Шу залепетал: — Я… он и-искал старуху-торговку… и я п-показал, где она живет… а после я его больше не видел, Хуа Чэнджу, умоляю! — Что за старуха-торговка?! Зачем он ее искал? — швырнув демона на землю, Хуа Чэн прижал лезвие Эмина к его шее. Алый глаз в рукояти сабли светился зловещим красным огнем. Кожа демона, там, где ее коснулся проклятый металл, задымилась. — А-ай! Я не знаю, не знаю-ю! Старуха Чиа, она торгует леденцами с любовной пылью и янским корнем! — Где она живет?! — Здесь недалеко, в переулке, в доме с синей дверью! — заливаясь слезами, завыл демон. Подоспел Инь Юй. Хуа Чэн, махнул рукой, обратив демона в даруму. Обращенный в куклу демон покатился по мостовой. — Разберись с ним, — бросил Хуа Чэн Инь Юю, и тот подобрал даруму. На лице куклы застыло страдальческое выражение. В воздух снова взлетели игральные кости, перенося Хуа Чэна к дому Чиа. Ничего примечательного - обычный дом, правда на двери талисман от демонов. Он постучался. Послышалось тихое кряхтение и недовольное бормотание «Да что же это такое, совсем никакого покоя», а затем дверь открылась. — Где принц? — сухо бросил Хуа Чэн. Старушка, ничуть не смущенная грозным видом Хуа Чэна, непонимающе улыбнулась. — Прости, милый, о каком принце ты говоришь? Эмин на бедре угрожающе загудел, порываясь броситься вперед, но Хуа Чэн положил ладонь на рукоять, успокаивая скорее себя, чем свое оружие. — К вам заходил молодой человек, где он? Старушка задумалась. С наручей Хуа Чэна начали слетать серебристые бабочки — терпение его висело на волоске и ярость, приняв обличие смертоносных созданий, начала клубиться вокруг него. — Какие милые бабочки! — всплеснула руками Чиа, но заметив выражение лица загадочного гостя, быстро затараторила. — Да, заходил какой-то чудной парень, почему-то в женской одежде. Жаловался на то, что купил у меня леденец, а его волосы превратились в змей. Я, конечно, не смогла ему помочь - да и вряд ли это от моих леденцов у него змеи, но дала ему всяких снадобий - они конечно не сработали бы, потому что все это было просто подкрашенной водой, и я дала их выпить ему просто чтобы он успокоился. — Где. Он. Сейчас? — снова повторил Хуа Чэн. Сияние от бабочек стало почти нестерпимым, и старушке пришлось прикрыть глаза рукой. — Я посоветовала сходить ему к Пао, он живет недалеко. При жизни Пао был… Но загадочный гость уже исчез с её крыльца, оставив после себя только призрачную бабочку. Сияющее создание подлетело близко к лицу Чиа, так что она ощутила движение воздуха от крыльев, а затем упорхало прочь, пролетев мимо куста пионов. Один из полураспустившихся бутонов, задетый крылом бабочки упал на землю, словно его срезали острым лезвием. Старушка ахнула. * * * Совершенно разбитый, без духовных сил и физических, без алой нити и даже без своей любимой шляпы, Се Лянь грустно плелся по Призрачному Городу. Кругом все шло своим чередом, лавочники зазывали прохожих, кто-то варился в котле, кто-то продавал вороньи глаза, кто-то спорил чьи рога лучше. Он слышал обрывки разговоров, что под вечер в Игорном Доме опять поднялась суета, но не стал расспрашивать в чем дело, понадеявшись впервые, что эта суета сможет задержать Хуа Чэна и ему все-таки удастся избавиться от проклятия самому. Принц направлялся к Храму Тысячи Фонарей, надеясь, что в святилище найдется какое-нибудь средство, совсем некстати со смущением вспомнив обширную коллекцию масел и тягучих мазей, которые они с Хуа Чэном собрали общими усилиями и общими же усилиями тратили. В храме, как и обычно, было полутемно, но стоило принцу войти, как фонари мягко засветились ярче. Принц затворил покрепче дверь. Алтарь уже давным-давно не выглядел алтарем - на нем лежали в великом множестве подушки, тяжелые мягкие покрывала, а внизу на нефритовом полу лежала огромная выделанная шкура какого-то диковинного зверя. Се Лянь, сбросив обувь, опустился на нее, зарываясь пальцами в мягкий черный мех, вспоминая, как лежал на ней, распростертый и раскрытый, пока Хуа Чэн, толкаясь внутрь, терзал поцелуями его шею. Се Ляню внезапно захотелось снять всю одежду и лечь голой спиной на мех, отдаваясь воспоминаниям, но змейки зашипели, отгоняя охватившее принца томное настроение. Он вздохнул, и взгляд его упал на боковую дверь, ведущую в комнату с бассейном, в котором вода всегда была чистой и теплой, благодаря чарам Хуа Чэна. Побегав целый день по городу, принц решил смыть с себя тревогу, пот и грязь, и ступая босыми ногами по холодному нефриту направился к бассейну, попутно задумчиво снимая с себя одежду. Вода приняла его в теплые объятья и впервые за день Се Лянь облегченно выдохнул. В воздухе витал слабый запах жасмина и благовоний - где-то неподалеку была вечно тлеющая палочка, тоже зачарованная Хуа Чэном. Он мог менять ароматы взмахом руки и каждый из них у Се Ляня вызывал воспоминания определенного рода. Бывали вечера, когда они тайком сбегали из Дворца Наслаждений в храм, так, чтобы никто не увидел. Не то, чтобы их кто-то мог остановить или пристыдить, но им обоим безумно нравился привкус запретности. Вероятно, больше всего от этого привкуса терял голову именно Се Лянь, и крепко держа за руку Хуа Чэна, он следовал за ним по темным переулкам к храму. Они могли бросить кости и в мгновение ока оказаться там - и иногда так и делали, когда страсть настигала их неожиданно и была слишком безжалостной, чтобы дать отсрочку на прогулку украдкой. Пока Се Лянь жадно целовал Хуа Чэна, тот подбрасывал кости в одной руке, чтобы в следующий миг прижать ею Се Ляня к дверям храма и тысячекратно вернуть поцелуй. Но Се Ляню нравилось, когда они шли именно так, крадучись, чтобы можно было улучить момент и шепнуть что-нибудь Хуа Чэну. Что-нибудь такое, отчего взгляд князя демонов темнел, а кожа начинала теплеть под подрагивающими пальцами принца. Поцеловать - быстро, рвано, а потом прижать палец к губам — тихо Сань Лан, иначе нас услышат! Или прикусить местечко у основания шеи и тогда с губ Сань Лана срывался тихий рык. Когда же Се Лянь совсем смелел, то он касался Хуа Чэна, сощурив глаза и улыбаясь самой шальной улыбкой. Хуа Чэн иногда позволял принцу быть дерзким и пару раз его пальцы оставили глубокие борозды на стене какого-то заведения, пока принц, упав на колени и сладко постанывая, ласкал ртом его член. Иногда же шалости принца останавливались железной хваткой князя демонов - и теперь уже принцу приходилось, прикусывая ребро ладони, смаргивая подступающие слезы и ощущая растягивающие его пальцы, слушать жаркий шепот супруга, который в красках описывал, что Се Ляню будет за его маленькие проказы. — Гэгэ…. Разве не ты просил меня вести себя потише? — Я…а-ах, Сань Лан…ммм… быстрее, пожалуйста, быстрее… Кое-как дойдя до храма, они заходили внутрь, хихикая словно подростки и запирая дверь, чтобы никто не мог войти внутрь и побеспокоить, а дальше… Змейки снова зашипели и Се Лянь словно очнулся от наваждения. Вода в бассейне все так же была теплой, но пора было выходить. Выбравшись, он наспех обтерся сброшенной у края одеждой, и остановился, раздумывая над тем, во что одеться. Облачаться заново в женское ему не хотелось, словно ткань впитала в себя его тревогу и отчаяние, но кажется иного выхода не было, как вдруг он заметил на каменной скамье красный шелковый халат. Се Лянь его прекрасно помнил — он сам его и купил для Сань Лана у какого-то бродячего торговца. Халат был расшит серебряными драконами, у него были широкие рукава, сползавшие вниз, каждый раз, когда Хуа Чэн поднимал руки и обнажая его сильные предплечья. Каждый раз, когда Хуа Чэн надевал этот халат - а он лишь слегка запахивал его, небрежно повязывая пояс на талии, то на Се Ляня нисходило какое-то нетерпение. Красный шелк расходился от плеч, открывая грудь и живот и принцу хотелось прикусить сосок, погладить бока и проведя языком над небьющимся сердцем и услышав тихий вздох, языком же и спуститься вниз, где ткань уже начинала приподниматься. Се Ляню хотелось немедленно снять халат - и хотелось оставить, чтобы вот так, Хуа Чэн взял его полуодетым, и он никак не мог решить, а хитрый князь демонов, видя, как блестят глаза принца и алеют щеки, ничем не облегчал его участи. Он стоял и красовался, как бы невзначай, поворачиваясь то так, то эдак, но стоило принцу облизнуть губы, как выдержка Хуа Чэна летела ко всем демонам и все заканчивалось стонами, вскриками и лихорадочными поцелуями. Или начиналось. Все-таки что-то было в воздухе - не иначе как Хуа Чэн поменял аромат, пока его не было? Голову Се Ляня начал заволакивать сладкий туман и нетерпение. Глаза принца хитро блеснули, и он потянулся к халату. Прохладный шелк обнял его плечи, и принц вдохнул запах, который остался на халате - запах его супруга. Он прижался носом к вороту и едва не заскулил, поняв, что отчаянно соскучился. Кожу начало слегка приятно покалывать - Се Лянь знал это ощущение прекрасно, потому что так же он себя чувствовал, когда медитировал, и духовная энергия заполняла его меридианы. (Но чаще всего он чувствовал себя так, когда его заполнял Хуа Чэн - собой и духовными силами). — Сань Лан. — выдохнул принц, то ли вслух, то ли мысленно. — Ах Сань Лан… Ткань приятно скользила по телу и Се Лянь повел плечами смакуя эти прикосновения, но… Все это было не то! Нахмурившись и сердито переступая через сброшенную одежду, он вышел к алтарю. Голову все еще туманило и отпихивая в сторону верхние одежды, которые он бросил возле шкуры, он вспомнил, что с утра вообще ничего не ел. Ах, будет неловко если вернется Хуа Чэн, Се Лянь начнет объясняться и у него забурчит живот. Но в храме не было ничего съестного, хотя… Тут Се Лянь вспомнил о конфетках, что положила в его карман старушка Чиа. — Одной завороженной сладостью больше, одной меньше - какая уже теперь разница, — пожал плечами принц и выудил из кармана брошенной на пол одежды леденец. Се Лянь, прислонившись спиной к алтарю, сел на мех и развернул леденец, завернутый в пеструю вощеную бумагу. Он был продолговатым, прозрачно-красным и приятно пах. Се Лянь не мог разобрать чем именно - какими-то фруктами, немного мятой, немного пряностями. «Съешь их с подругой» — вспомнились слова старушки. Се Лянь хихикнул. «У меня есть кое-что получше — это Сань Лан». Принц лизнул леденец, ожидая что сейчас ему обожжет язык, но нет - это была действительно просто карамель, в меру сладкая, в меру кислая. Потом лизнул еще раз, смакуя вкус. Сидеть стало неудобно и Се Лянь растянулся на меху, разглядывая расписной потолок и время от времени отправляя леденец в рот. От халата все так же пахло Хуа Чэном и Се Лянь гладил пальцами свободной руки ткань, вспоминая как холодный шелк согревался от тела супруга. Хуа Чэн всегда был приятно-прохладным, но в моменты их близости кожа его становилась теплой, даже горячей, словно нагретый солнцем гладкий нефрит. Се Лянь льнул к этому сухому жару как кошка, притираясь всем телом, вжимая в себя, впиваясь пальцами в спину, в бока, в сильные плечи. Вбирая в себя это тепло, запрокидывая в беззвучном крике голову, открывая шею, чтобы Хуа Чэн украсил то место, где когда-то была проклятая канга ожерельем из собственных меток. Кожа там была особенно нежной, чувствительной, и от этих поцелуев Се Лянь всегда терял голову, с его губ срывалась несвязная речь и каждый звук, вздох или стон был заботливо пойман искусным ртом Хуа Чэна. Се Лянь зашевелился, устраиваясь поудобнее и распахивая халат на груди - в храме стало ощутимо жарко. Повинуясь непонятному порыву, он прикусил ворот халата и по коже снова побежали знакомые мурашки. — Сань Лан… — выдохнул он, тут же смущаясь от того, как прозвучал его голос, но повторять имя супруга было приятно. Оно ощущалось на языке дразнящей сладостью, почти как леденец и Се Лянь снова лизнул его. «Сань Лан» — позвал он на этот раз мысленно, уверенный, что Хуа Чэн точно не услышит его зов, ведь духовных сил у принца не было. Мех приятно щекотал босые ноги и Се Лянь завозился снова - его охватила странная дрожь и теперь он ни мгновения не мог лежать спокойно. Он извивался и выгибался, словно змея, изредка отправляя в рот леденец и все так же то вслух, то в мыслях повторяя заветное «Сань Лан». «Сань Лан…»

* * *

«Сань Лан…» Хуа Чэн остановился как вкопанный, выпустив из рук перепуганного до смерти Пао, а Инь Юй, который прибежал следом, едва не врезался градоначальнику в спину. — Гэгэ?! Инь Юй заозирался — вокруг никого не было, если не считать корчащегося от боли Пао. В его голову закралась противная мысль, что градоначальник помутился разумом, и Инь Юй начал прикидывать чем ему это обернется и как усложнит работу. «В конце концов, всегда можно сказать, что я устал и ухожу. Что он сделает — ну убьет, тоже не страшно, хоть так отдохну». Бывший заклинатель попытался подняться, и Инь Юй от греха подальше ткнул его ногой в грудь, снова укладывая на камни. —Тихо ты, — шикнул он на призрака. — Не видишь, градоначальник гневается? — Я-я вижу! Я это даже прекрасно почувствовал, но не приложу ума, чем провинился! — прошептал Пао, потирая ушибленный затылок. Инь Юй жестом приказал ему помолчать и принялся додумывать мысль о самоубийстве, которую, впрочем, тут же отогнал: «Я же могу в призрака превратиться и опять придется сюда возвращаться, и все начнется сначала. Нет, Инь Юй, постарайся сделать так, чтобы градоначальник не рехнулся». Укрепив этими размышлениями свой дух, Инь Юй рискнул обратиться к Хуа Чэну вслух: — Господин градоначальник… вы нашли Его Высочество? Но Хуа Чэн его не слышал — приложив два пальца к виску, он повторял: — Гэгэ? Ты меня слышишь, гэгэ? Где ты? Хуа Чэн ожидал чего угодно, но только не того, как будет звучать голос принца. Он повторял его имя с придыханием, словно… «Ммм… Сань Ла-ан…». Вечно бледные щеки Хуа Чэна тронул легкий румянец, и он шумно выдохнул. От Инь Юя эти метаморфозы конечно не укрылись, и он сделал знак Пао, чтобы тот поднимался. Заметив острый взгляд Хуа Чэна, призрак немедленно лег обратно, смиренно сложив руки на груди, приготовившись в последний раз лицезреть небо над Призрачным Городом. — Инь Юй, разберись с ними, — с этими словами, подбросив кости в воздух, градоначальник исчез. Инь Юй, облегченно выдохнул, собираясь всучив даруму Пао и сказать, чтобы тот убирался куда подальше. Раз градоначальник зарделся, значит принц нашелся и в ближайшее время им точно будет не до него, а следовательно, можно отправиться домой и выспаться, но… Краем глаза он заметил серебристое сияние. Захотелось витиевато выругаться - в воздухе кружила маленькая серебристая бабочка, которая всем своим видом ненавязчиво сообщала: «Я все вижу, Инь Юй». Горестно вздохнув, он в сердцах пнул Пао и велел ему подниматься. Дарума в руках неслышно всхлипнула. * * * Двери храма Тысячи Фонарей распахнулись со стуком, впуская внутрь холодный воздух. Пламя в светильниках дрогнуло и замерцало, а Хуа Чэн замер на пороге, гулко сглотнув. Принц лежал на блестящем черном меху, глаза его были полузакрыты, одна рука блуждала по телу, а в другой он вероятно держал какую-то сладость, которую время от времени с наслаждением облизывал, поскуливая и повторяя все то же трепещущее «Сань Лан… Сань Лан!». Эта картина лишила бы Хуа Чэна дара речи, если бы не… Голова принца. Вместо тяжелых густых волос на его голове действительно вились тонкие змейки. Жое, которая покоилась на его запястье порывалась ринуться внутрь, но Хуа Чэн, сняв Эмина с пояса, приказал им остаться снаружи и вошел в храм. Он махнул рукой и двери тут же оказались заперты на тяжелый засов. Подойдя ближе, Хуа Чэн опустился рядом с Се Лянем и нежно позвал его: — Гэгэ? Принц открыл глаза и сонно улыбнувшись, потянулся к нему. — Сань Лан… ты наконец пришел… — Гэгэ, где ты пропадал? И что это у тебя на голове? — спросил Хуа Чэн, привлекая принца к себе и настороженно оглядывая змеек. Они же, вытягивались изо всех сил, словно желая, чтобы Хуа Чэн их погладил. Се Лянь, словно очнувшись ото сна, принялся немедленно выбираться из объятий Хуа Чэна. Отбросив в сторону леденец, он затараторил: — Сань Лан, я… прости пожалуйста, я все объясню! — Гэгэ, все хорошо, постой же… — Ты будешь ужасно ругаться, я знаю, я хотел с этим разобраться, а ты ведь устал за целый день, а я не приготовил пирог, не сделал ничего, только влип в неприятности и… — Гэгэ… Но Се Лянь, продолжая что-то говорить про лавочницу, про сладости и про что-то еще, и Хуа Чэн, видя, что принц не слышит его, решился на крайние меры. Застигнутый врасплох поцелуем Се Лянь замер, а затем обмяк. Змейки на голове блаженно зашипели. Язык Хуа Чэна прошелся по губам Се Ляня, и он открыл их по привычке, приготовившись к тому, что Хуа Чэн скользнет внутрь, но… Тот отстранился, ласково держа лицо Се Ляня в ладонях. — Как называлось то, что ты съел? Принц слегка отвернулся, кусая губы. — Гэгэ? — повторил Хуа Чэн, наблюдая за тем, как по щекам Се Ляня разливается румянец. Наконец, он что-то пробормотал. — Я не услышал, повтори пожалуйста. — «Смелый язычок»… — чуть громче сказал Се Лянь, все так же глядя в сторону. — Лавочница сказала, что это привнесет новую нотку в поцелуи и совершенно безвредно. — Вот как, — протянул Хуа Чэн. — наши поцелуи стали скучными? — Нет, нет, Сань Лан! Твои поцелуи всегда самые лучшие! Я просто хотел… Сань Лан всегда все делает просто превосходно, а мне хочется уметь так же, и я решил, что… это поможет стать мне чуточку лучше, Лавочница сказала, что лучше съесть это за несколько часов до… чтобы эффект проявился ярче, и… Осекшись, принц закрыл лицо руками. — Вот он и проявился, а я перепугался, хотел все исправить сам, и… — Се Лянь рассказал о своих злоключениях, уткнувшись куда-то в шею Хуа Чэна, пока тот медленно водил ладонью по спине принца. — И вдобавок ко всему потерял алую нить. Се Лянь отстранился, неотрывно глядя на лицо супруга. — Когда я потянул за нить, и она вернулась ко мне пустой, я испугался что тебя похитили, — тихо произнес Хуа Чэн. Принц начал было извиняться, но Хуа Чэн остановил его, ласково поцеловав в щеку и завязывая нить на пальце принца снова. — Гэгэ, не теряйся больше и не ешь ничего, что предлагают на улицах. Принц, виновато улыбнувшись, кивнул. — Сань Лан, не мог бы ты тогда… избавить меня от них? Они славные, но мне мои волосы нравятся гораздо больше. — Не могу поспорить с гэгэ, — ответил Хуа Чэн и провел рукой над головой принца. Се Лянь ощутил, как затылок приятно закололо и спустя пару мгновений на плечи упали его собственные волосы. Все еще не до конца веря, принц осторожно дотронулся до макушки, пропуская сквозь пальцы привычные темные пряди. Издав радостный возглас, он подскочил и радостно закружился, а затем кинулся обнимать Хуа Чэна. Тот, поймав принца, устроил его на коленях и вкрадчиво начал: — Я искал гэгэ целый день, но гэгэ не отвечал на мой зов, и только под вечер сам позвал меня. И как позвал… Се Лянь закрыл лицо руками. — Гэгэ звал меня так сладко… — Сань Ла-а-ан… — Ты что-то ел, когда я пришел. Неужели это был снова какой-то зачарованный леденец? — Та старушка-лавочница сказала, что это просто конфетка и от нее не будет вреда. — Да? Тогда я тоже хочу ее попробовать. Се Лянь взглянул на отброшенный в сторону леденец и принялся выбираться из объятий Хуа Чэна. — Сейчас, у меня осталась еще одна! Придерживая волосы, Се Лянь наклонился над валявшимися неподалеку верхними одеждами, в кармане которых были леденцы. Хуа Чэн скользил взглядом по принцу. На нем был его халат. Он был явно ему велик и то и дело норовил сползти с плеча, а полы расходились в стороны, открывая вид на стройные ноги принца. Когда тот наклонился, то шелк очертил собой такую картину, что рука Хуа Чэна, до этого лежавшая на нефритовом полу, прочертила на нем ногтями несколько глубоких борозд. Се Лянь обернулся на звук и проследив, куда смотрел Хуа Чэн, смущенно улыбнулся, выпрямился и запахнул халат потуже. — Вот, — сказал он, подойдя ближе и усаживаясь рядом. Развернув леденец, он протянул его Хуа Чэну и тот, взяв его, с любопытством оглядел. От конфеты не исходило никакой демонической энергии и Хуа Чэн лизнул ее, не сводя взгляда с Се Ляня. Принц смотрел на него, затаив дыхание и приоткрыв рот. — Что такое, гэгэ? — хитро улыбнулся Хуа Чэн. — Хочу… попробовать, — севшим голосом ответил принц. Хуа Чэн протянул леденец обратно, но тот покачал головой. — Хочу попробовать… Сань Лана. — выдохнул принц, забираясь на колени супруга. «В них определенно что-то было» — подумал Хуа Чэн, отбрасывая леденец и увлекая Се Ляня в поцелуй. И где был его скромный и трепетный принц, что краснел от долгого взгляда? Теперь это было отчаянное создание, которое жадно снимало с него одежду, шепча что-то бессвязное между поцелуями и укусами, поскуливающее от нетерпения. Хуа Чэну нравилось это нетерпение, он горел огнем уже с того момента, как вошел в храм, ему не терпелось подмять принца под себя и заставить его запеть от наслаждения, но в то же время он хотел посмаковать эту великолепную картину. Его бог желал любви и шел в атаку, и Хуа Чэн отважно шел навстречу, обезоруживая его ласками. Алый халат соскользнул с его плеч, и Хуа Чэн тут же приник к белой коже, жадно осыпая ее поцелуями, оставляя метки, вычерчивая языком иероглифы, выдыхая «люблю», так что принц тоже задыхался. — Я скучал, я хочу… Сань Лан… я пришел сюда, мне было так тоскливо, — лихорадочно шептал Се Лянь, впиваясь пальцами в мех, пока Хуа Чэн терзал ласковыми укусами его грудь. — Увидел твой халат и… я хотел, чтобы ты меня коснулся Сань Лан… Я звал тебя, я так хотел, чтобы ты пришел… и ты пришел, ты всегда приходишь, ты спас меня. Снова поймав лицо Хуа Чэна ладонями, Се Лянь зашептал: — Гэгэ, помоги… я истратил все свои духовные силы. Мои меридианы пусты и я… — совсем неслышно, прямо в губы. — я тоже пуст… Взгляд Хуа Чэна полыхнул алым. — Поистине, у гэгэ сегодня смелый язычок... Вот оно, долгожданное тепло под пальцами, знакомый нежный жар, и внизу живота сладко скручивается тяжесть. Се Лянь и правда хочет быть смелым, хочет приласкать себя на глазах у Хуа Чэна, чтобы подразнить, и тянется рукой вниз, но… Его руки тут же пойманы и заведены за голову, и принц выгибается как охотничий лук, от прикосновений Хуа Чэна, хватая ртом воздух. На языке все еще немного сладко от леденца, и принцу не терпится, не терпится поскорее ощутить искрящийся вкус супруга. Он пуст и голоден, но уже согрет. Рядом с алтарем стоит та самая коллекция масел и тягучих мазей - и вот пальцы Хуа Чэна скользят по бедрам Се Ляня, сминая, сжимая и разводя в стороны. Принц приподнимается, ахая, ощущая скольжение уже внутри и давится вздохом, когда Хуа Чэн сгибает пальцы. Гладит, давит, кружит, а принц вскрикивает и мечется. Внезапно внутри снова пустота, Се Лянь смаргивая слезы, укоризненно смотрит: — ... Сань Лан? Хуа Чэн возвышается над ним, стоя на коленях и взгляд его нечитаем. Се Лянь подбирается и тоже становится на колени. Князь демонов берет его руку и выливает на ее немного масла, а затем прикладывает ее к своей груди, лаская себя ею и ведя вниз по животу. Се Лянь послушен, покорен и немного сгибает пальцы, слегка оцарапывая горячую кожу. Ниже и ниже, пока под рукой не окажется еще более горячая, пульсирующая плоть. Се Лянь чувствует искорки по коже и по его спине прокатывается дрожь предвкушения. Его пальцы обхватывают член Хуа Чэна размазывая масло и смешивая с собственной смазкой. Хуа Чэн ведет его руку, показывая движения - и принц вспоминает тот урок игры в кости. Тогда он был невероятно смущен, повторяя себе, что это просто игра и стараясь успокоить пустившееся вскачь сердце, не смея поднять глаз на Хуа Чэна, чтобы не обжечься об его горящий взгляд. Прохладные длинные пальцы лежали поверх его дрожащих рук и это мерное покачивание странным образом отдавалось где-то внутри него. Сейчас же собственная смелость кружит ему голову - он хочет наклониться и ощутить бархатную тяжесть Хуа Чэна на языке, разбавить сладость привкусом предсемени. Но супруг останавливает его, и обхватив пальцами подбородок, впивается в губы влажным поцелуем. Еще, еще, еще! Се Лянь трется о живот Хуа Чэна, пачкая его, оставляя прозрачные следы на подтянутом теле. Он мог бы кончить вот так, потому что уже распален, потому что желание течет по жилам, вместе с кровью, вместо нее. Губы немного жжет, потому что у Хуа Чэна горячий рот, бесстыдный рот, шепчущий, требующий, дразнящий и жадный. Они оба тяжело дышат, и принц отстраняется первым, и теперь сам берет руку Хуа Чэна, размазывая по ней масло. Он прижимает ее там, где под ребрами заполошно бьется сердце и повторяет все то, что с ним делал Хуа Чэн. — Гэгэ… Пальцы смыкаются на члене принца, и он теряет себя, отпуская руку Хуа Чэна, бессильно повисая на его плечах и подаваясь бедрами вперед, навстречу умелому прикосновению, охотясь за подступающим удовольствием. Еще, еще чуть-чуть! Под веками готовы расцвести яркие фейерверки, но Хуа Чэн удерживает его и Се Лянь всхлипывает, чувствуя, как его осторожно укладывают на алтарь. Под спиной - мягкие покрывала, а сверху горячее тело и жадные руки, которые разводят его колени. На бедрах наливаются красным отметки, кожу саднит от укусов, которые тут же зализываются горячим языком. Пальцы снова проскальзывают внутрь, продолжая прерванную сладкую пытку и Се Ляня снова выгибает. Хуа Чэн придерживает его за талию и водит губами совсем близко к каменно-твердому члену. Се Лянь чувствует его дыхание на себе, поцелуи-укусы становятся нежными, прикосновения языка - короткими и быстрыми, а пальцы умело вытягивают из него мучительные стоны. Слезы скатываются из глаз, и Хуа Чэн немедленно собирает их губами. Се Лянь видит, как он улыбается - хищно и довольно. Принц бессилен перед этой улыбкой, он готов сдаться, но всей этой ласки недостаточно, ему мало рта, ему мало укусов, ему мало пальцев. Духовные силы искорками пляшут на его коже, мурашками скатываются по спине, сворачиваются тугим узлом в животе. На языке уже не осталось сладости, остался только вкус этих жестоких губ, а в легких не хватает воздуха. Он пуст, он голоден, и он горит. — Сань Лан… — снова шепчет принц. — помоги мне, Сань Лан-гэгэ… Движения Хуа Чэна замедляются. — Наполни… — беззвучно слетает с губ Се Ляня. В следующее мгновение пальцы покидают его тело. Сколько их было? Се Лянь не помнит и все связные мысли вылетают из головы, как только Хуа Чэн исполняет его просьбу. Желанный гладкий жар внутри него, и он сжимается на нем, вбирает его в себя, раскрываясь и принимая, со всей затаенной жадностью. Стыдливый и смущенный принц остался где-то далеко, краснея от игры в кости. Сейчас же на алтаре в собственном храме, сокровище Сяньлэ, наследный принц срывает голос под Алым Бедствием, забыв все сутры благочестия, забыв обо всем на свете, кроме одного имени. Его Се Лянь повторяет как сутру, как единственную молитву. Хуа Чэн над ним, глубоко в нем и в голове - нашептывает сладкие и стыдные речи. Он вокруг, и Се Лянь тонет в нем, захлебывается, но ему все еще мало. — А-ах, Сань Лан! Еще… Еще! Сильнее! Хуа Чэн двигается быстро и безжалостно, а затем, закинув ноги принца к себе за плечи, делает еще один толчок и Се Ляня накрывает. Крупно содрогаясь, он изливается и божественное семя брызгает ему на живот. Движения Хуа Чэна замедляются и Се Лянь сквозь пелену слез видит, как он проводит пальцем по своей груди, собирая белесые капли и отправляя их в рот. — Лучшая сладость, — довольно рокочет он. Принца обуревает приступ стыдливости, невзирая на то, что пару мгновений назад он умолял Хуа Чэна взять его сильнее, да и сейчас Хуа Чэн все еще внутри него. Он покачивает бедрами, и теперь тянется к животу Се Ляня, растирая семя по горячей коже. — Я хочу тебя вылизать. — заявляет Хуа Чэн, а Се Лянь хочет провалиться сквозь землю. Куда делась вся его смелость? Почему он опять смущен? Он приподнимает принца так, что тот теперь сидит на его коленях и теперь Се Лянь ощущает член еще глубже. — Я хочу тебя вылизать всего, а потом еще раз взять. Голова Се Ляня лежит на плече Хуа Чэна и он слишком опустошен оргазмом. Опустошен. — Но для начала, — продолжает жарко шептать Хуа Чэн, прикусывая ухо. — я должен наполнить гэгэ. Вмиг Се Лянь оказывается на животе, Хуа Чэн крепко держит его одной рукой за бедро и скользит, скользит внутри, невыносимо тесно и горячо. Пальцы другой руки прихватывают волосы на затылке и тянут назад - ровно настолько чтобы боль граничила с удовольствием. Принц блаженно стонет и Хуа Чэн вгрызается в его загривок - зубами и губами, врывается внутрь с новой силой. Се Лянь приподнимается и прижатый теперь спиной к горячей груди супруга, чувствует, как на его горло ложится ладонь. Пока еще не сжимая, но само ее присутствие и неостановимые толчки Хуа Чэна заставляют Се Ляня вновь затвердеть. Пальцы обхватывают горло сильнее. В глазах у принца темнеет, кровь начинает стучать в ушах. Хуа Чэна слишком много, Хуа Чэна слишком мало, и собрав последние крохи сознания, роняя слезы Се Лянь снова шепчет: — Наполни… С тихим рыком Хуа Чэн делает последний толчок и Се Лянь чувствует, как он изливается внутрь. Его затапливает духовными силами, он полон до краев, полон демоническим семенем и вскрикнув, кончает снова, обессилено падая на алтарь. Он липкий и скользкий и спереди, и сзади, но не может пошевелиться. Духовные силы слабо пульсируют в нем, и кожа слегка светится в мягком полусвете храма. Хуа Чэн выскальзывает из него и Се Лянь знает, что сейчас его супруг едва ли не облизываясь смотрит на то, как его семя вытекает из принца. Где-то снова зашевелилась стыдливость, но стремительно увяла. Кажется, она вся вышла из него, после того как он кончил второй раз. Принц сыто и счастливо улыбается. День, который начался так ужасно, закончился так чудесно. — Закончился? — доносится голос Хуа Чэна. И затем на ухо, снова проталкивая пальцы внутрь: — А вот ночь только началась. Се Лянь распахивает глаза.

* * *

— Подожди, ты сделал что?! — Инь Юй не верил своим ушам. Освобожденный из дарумы Сяо Шу, сидя на полу в кабинете Инь Юя, горестно причитал. — Я НЕ ЗНА-АЛ! — Но зачем ты к нему полез?! — Я зарабатываю своим телом, это моя работа! Инь Юй схватился за голову. Только что это демоническое отродье призналось, что приставало к принцу. И что вы прикажете делать? Просто убить? Градоначальник сочтет это недостаточно жестоким. Развеять прах? Тоже слишком просто. Сяо Шу продолжал выть, а бывший заклинатель Пао тихо сидел на стуле, стараясь прикинуться предметом обстановки, в глубине души искренне недоумевая о каком принце идет речь, какие конфеты кто съел и почему его должны убить. — И что мне с вами делать?! Пленники единогласно предложили отпустить их и клятвенно заверили, что будут вести себя крайне прилично. Особенно усердствовал Сяо Шу, который, громко высморкавшись, даже пообещал уйти из публичного дома. Пао тихо пискнул, что вообще-то учит демонят каллиграфии и к утехам плоти не имеет отношения, а заклинательство он оставил еще при жизни. Инь Юй отчаянно хотел спать. Серебряная бабочка сидела на краю стола и была препятствием к тому, чтобы послать всех к демонам и пойти домой. По духовной связи кто-то из помощников доложил, что в Игорном Доме опять потасовка. На рынке один демон сварил другого в крови третьего. От Лин Вэнь пришла весть, что кто-то из молодых небожителей тайно собирается попасть в город и выкрасть Золотую Печать Семи Мудростей. К затылку подкралось знакомое тошнотворное ощущение надвигающейся головной боли. — Какая еще Золотая Печать Семи Мудростей? — бормотнул под нос Инь Юй. — А, это артефакт, который увеличивает любовные силы — неожиданно бодро отозвался Сяо Шу. — С ней можно всю ночь и даже несколько раз на следующий день. — Причем тут мудрость-то?! — При том, что в семени содержится жизненная энергия и расходовать ее нужно с мудростью, — глубокомысленно пояснил демон. — А не изливать по пустякам. — А почему семь? — Инь Юй ругал себя за то, что тратит время на пустую болтовню, но в самом деле надо же знать, о каком артефакте идет речь. — Потому что настоящий воин духа должен суметь четыре раза за ночь, — принялся загибать пальцы Сяо Шу. — потом один раз утром, один раз до обеда и еще раз в обед. А после он должен отдохнуть, чтобы ночью снова… «Господин Инь Юй, тут у городских ворот какой-то смертный затеял потасовку с демонами. Прикажете убить?» — Чтобы вас демоны имели во все дыры четырежды на дню, — буркнул Инь Юй, на что Сяо Шу ответил, что вообще-то это не так ужасно, если к делу подойти умеючи, со сноровкой и хорошей смазкой. Инь Юй поморщился. Виски мучительно ныли - головная боль все-таки настигла его. — А как выглядит эта Золотая Печать? — шепотом спросил Пао. Разговор о загадочном артефакте вызвал у него живейший интерес. — Как чле… — так же шепотом начал Сяо Шу, но осекся, взглянув на Инь Юя. — Как здоровенный янский корень. Тот, кто коснется, воспылает желанием и утолить его сможет только энергия инь. А еще, говорят, что в ней золота на пятьсот лянов. Инь Юй сурово зыркнул на них, и знатоки древних любовных артефактов умолкли. «Шисюн! Шисюн, ты занят?» — раздался внезапно в голове жизнерадостный голос. О нет. Только не это. Только не он! Страшнее гнева Хуа Чэна была только щенячья любовь Цюань Ичженя, поэтому Инь Юй, затолкав поглубже страх перед градоначальником, махнул рукой и превратил Пао и Сяо Шу обратно в дарум. Он разберется с ними позже, а сейчас ему нужно поскорее убираться отсюда, пока здесь не объявился один кудрявый небожитель. В дверях он врезался в кого-то и только хотел, извинившись побежать дальше, но… — Шисюн! Ты не отвечал мне, поэтому я решил прийти сам! Шисюн, у ворот я поймал какого-то небожителя, который тащил вот эту штуку. Мне кажется, что он украл ее, поэтому я отобрал на всякий случай. Перед глазами Инь Юя предстала Золотая Печать Семи Мудростей во всем великолепии пятисот лянов золота. Цюань Ичжень держал ее, словно она была не тяжелее пушинки. Внезапно зрачки широко раскрытых глаз воинственно-восторженного небожителя потемнели и расширились. — Шисюн, — голос его Высочества Циина стал ниже на несколько тонов. — Шисюн…мне… кажется нужна твоя помощь. Инь Юй сглотнул. Лучше бы его убил градоначальник.

***

— Слыхали новость? Теперь тот потаскун Сяо Шу заделался помощником Пао и постигает премудрости каллиграфии. — Ой, сдается мне, Пао дает ему подержать совсем не кисть. — Что ты такое несешь? Пао почтенный человек, он вот беспризорников учит писать! — Ну и на что ему Сяо Шу? Этот обормот только и умеет что задом вертеть! — Сяо ему помогает! Он на самом деле неплохой демон, правда немного беспутный. — Ой, ваши все эти новости ерунда, я расскажу получше - теперь старушка Чиа делает конфеты для самого градоначальника! — Да ладно? Ее сладости и правда так хороши? — Говорят, от них прибавляется любовных сил! — Не верю, что градоначальнику нужна помощь в этих делах, он же могуч, как… — Еще как могуч! Говорят, он может всю… — Умолкни! Здравствуйте, господин Инь Юй! — Вам нездоровится? Вы как-то неровно идете, хотите дадим вам мази для суставов? — Шисюн, прости пожалуйста! Шисюн, хочешь я буду нести тебя на руках? Все время буду носить на руках, хочешь?