I borrowed bones, I borrowed skin
To save me from the hell I'm in
Your fantasy
Goldfrapp feat. Dave Gahan — Ocean
11 января 2023 года Лос-Анджелес Дженна злилась. Всё внутри восставало против признания этого факта, и никакие попытки договориться с собой, что это просто общее раздражение от усталости, к успеху не приводили. Она злилась. На неудобное платье, которое цеплялось шлейфом за все подряд кусты по пути на красную дорожку, на узкие босоножки, в которых она рисковала свернуть ноги, на бесконечные вспышки фотокамер, грозивших довести ее до эпилептического припадка, и, как же унизительно в этом признаваться, больше всего она злилась на него. И на себя. «На что я вообще рассчитывала, когда решилась пригласить его на «Золотой Глобус»? Что Джокер превратится в диснеевского принца?» Сердобольные помощники в очередной раз отцепляли от куста шлейф ее неприлично дорогого платья от Gucci, в то время как Перси, с совершенно невозмутимым видом, черным лебедем проплыл мимо. Одеть его в этот чертов костюм от Saint Laurent было… крайне жестоко. Насколько проще было игнорировать собственные эмоции, пока он в этой своей дурацкой шапке валял дурака на съемках! Под дулом пистолета она не призналась бы, что и ждала и боялась момента, когда он осознает ту власть, которую имеет над людьми. И тем более не призналась бы, что завидует Уэнздей Аддамс, которой безраздельно принадлежит сердце печального художника Ксавье. Которой оно, похоже, совершенно не нужно. В отличие от нее, Дженны. А вот Перси Хайнс Уайт катастрофически не подходил на роль романтического героя готического романа. Да, несомненно, он и Джорджи стали буквально ее семьёй на съемках, без их поддержки она рисковала окончательно слететь с катушек из-за напряжённого графика, постоянного недосыпа и бесконечных занятий музыкой, фехтованием, стрельбой… Но было бы нечестно сказать, что она относится к ним обоим… одинаково. Пригласи она на Глобус Джорджи, не было бы нужды сейчас мысленно чертыхаться, когда нервное напряжение и так грозило взорвать ее виски приступом головной боли. Джорджи надёжен, как британские устои. Сейчас он бы рыцарски нес за ней шлейф с ангельской улыбкой. Но, но, но... Надо быть честной: у неё и в мыслях не было пригласить кого-то другого, хоть она и очень хорошо понимала, что это взорвет прессу. «И мой последний самоконтроль». А ему, похоже, всё происходящее нравилось. С совершенно невозмутимым видом он позировал на красной дорожке, будто всю жизнь только этим и занимался. Но заметные только ей мелочи всё же говорили о том, что внутри там всё далеко не так спокойно. У Перси было потрясающее, врождённое «чувство места», он мимикрировал под окружение как хамелеон под камешки и ветки. Это раздражало. До противного металлического привкуса крови во рту, ведь она малодушно прокусила себе губу, только бы унять этот зуд на кончиках пальцев, это жгучее желание подойти и сорвать эти маски, одну за одной. Прикоснуться хоть к чему-то настоящему среди этого разряженного лживого пафоса. И останавливала ее не очередная щебечущая журналистка с микрофоном, которой раз за разом приходилось повторять: «Я Дженна Ортега, я сыграла Уэнздей Аддамс в одноименном сериале Нетфликс», а вновь этот неприятный, липкий, унизительный страх, что ее оттолкнет то, что она увидит под этими масками. Страх, что она не найдет там даже следов безответно влюбленного ранимого Ксавье. Ей так хотелось побыть подольше обманутой этим черным, роковым, опасно-печальным образом. Она не знала, видела ли хотя бы раз настоящего Перси, а ведь они практически прожили бок о бок уже больше года, провели вместе новогодние каникулы и вот явились под ручку на вручение «Золотого глобуса» «как друзья». Когда он был собой? Когда приносил ей, рыдающей после очередного безумного съемочного дня, остывшую пиццу и заставлял поесть хоть немного, а после дурацких шуточек и историй из детства тоска по дому и неуверенность в собственных силах отступала? Или, может, в тот раз, когда она случайно наткнулась на него в перерыве, где-то далеко за пределами съёмочной площадки, остервенело орущего кому то в трубку столь сложные и нелицеприятные конструкции, что уши завяли бы даже у румынских грузчиков? Она не знала. Калейдоскоп из образов, составляющих некое единое целое под именем «Перси Хайнс Уайт» распадался, никак не желая собираться в единую картинку. Ей бы очень хотелось верить, что именно в ту ночь она видела его без шелухи этих масок, но, к сожалению, интуиция подсказывала, что среди декораций библиотеки Беладонны с ней был только написанный сценаристами образ… или всё-таки он сам? Октябрь 2021 года Румыния У неё не получалось. Выматывающий двенадцатичасовой съёмочный день подходил к концу, а проклятая сцена в библиотеке никак не удавалась. Ее экспрессия, так необходимая для перепалки, просто была уже на нуле. — Дженна, соберись! Напряжение, понимаешь? Ты должна испепелять его взглядом, как букашку! — Тим Бёртон разошелся не на шутку. Он ведь даже не был режиссером данного эпизода, но по известным ему одному причинам взял за правило отслеживать съёмки всех совместных сцен Ксавье и Уэнздей. Она же никак не могла отделить свои эмоции от эмоций Аддамс. Точнее от отсутствия оных. Дженна всегда стремилась к совершенству. Она сознательно максимально погружалась в своего персонажа и жила им все эти месяцы на съёмочной площадке. Благодаря такой самоотверженной работе образ Уэнздей получался живым, ярким, правдоподобным, несмываемым, как чернила ее печатной машинки, четким. Но сложнее всего ей давались сцены один на один с Перси и Хантером. Внутреннее несогласие со сценаристами, завернувшими этот любовный треугольник, мешало ей воспроизвести то, что требовали режиссеры. Было безумно трудно симпатизировать Тайлеру и раз за разом оставлять за бортом страдающего художника. Сцена в библиотеке выходила просто жалкой. — Уэнздей — просто слепая идиотка, — бормотала она себе под нос, пробираясь поздно вечером на съёмочную площадку, — да и мисс Марпл из неё очень так себе, откровенно говоря. Она упросила строгого учителя игры на виолончели отменить сегодняшнее занятие, сославшись на крайне плохое самочувствие, а сама тайком выбралась из номера, чтобы в одиночестве «прощупать» место и постараться погрузиться в сцену, найти наконец нужную эмоцию. Завтра рано утром им предстояло продолжить работу. — Знаешь, в чем твоя проблема, Аддамс? — вкрадчивый низкий голос заставил ее подскочить. «Черт, черт, черт, нет, только не это! Теперь ещё и этот «мистер-я-все-знаю-о-съемках», станет свидетелем ее позора! А ведь она профессионал, и тоже в индустрии не первый день!» Ее отношения с Перси Хайнсом Уайтом не складывались. Точнее они не складывались вообще ни с кем из каста. Первый месяц съемок она была настолько погружена в персонажа, что не покидала сериальный образ даже в редкие выходные, максимально дистанцировалась ото всех, сознательно пресекала попытки любого сближения, да и окружающая действительность не располагала к неформальным тусовкам — они все просто пытались адаптироваться в незнакомых условиях и не сойти с ума от недосыпа, бесконечных тренировок и репетиций в чужой стране в разгар пандемии. Не имея возможности наладить контакты вне площадки в первые недели съёмок, многие выстроили взаимоотношения между собой по сериальному сценарию и самоорганизовались в соответствующие «кружки по Неверморскому образцу», а она осталась одна. — Твоя проблема в том, что ты не отличаешь друзей от врагов. Перси вышел на свет из полумрака лестничного пролета. На нем был всё тот же съёмочный реквизит. Похоже он и не уходил с площадки. — Я хотела побыть одна, — получилось чуть менее твёрдо, чем привычный тон Уэнздей. — Да брось, что бы ты тут делала в одиночестве? — он криво усмехнулся, в точности, как это делал Ксавье, — испепеляла взглядом колонны? Книги? Не боишься сжечь библиотеку? Потренируйся лучше на мне. Он вышел на середину библиотеки и встал напротив нее, раскинув руки, словно приглашая к действию. Дженна не двигалась. Впервые они были наедине. Она вообще уже забыла, что это такое — быть с кем-то один на один, без кучи камер и людей. Дженна словно впервые увидела его. Когда она прочла сценарий а первый раз, Ксавье представился ей кем-то вроде современного Ланселота. Она видела некоторые фото каста и полагала, что Джорджи отлично бы подошёл. Но оказалось, что на роль «художника в муках» выбрали Перси. Увидев его на съёмочной площадке, она была, мягко говоря, неприятно удивлена — он дурачился, как гиперактивный трехлетка, которого впервые привели в детский центр. «Он вообще способен работать?» Но следом ее ждало ещё большее удивление — этот парень непринужденно менял лица с потрясающей скоростью. Безусловный, огромный, редкий талант. Не зря Тим Бёртон выделял его среди других актеров — это был его любимый типаж: чокнутый трикстер с внешностью печального бога. Дженна не понимала шуточек Перси, но ей было комфортно с ним работать. Вопреки первому впечатлению, он оказался идеальным, совершенно неповторимым Ксавье. И работал всегда с полной отдачей. Это заслуживало уважения. «Да, они все были правы — он чертовски красив, этот парень, — блуждая взглядом по заострённым чертам лица, думала Дженна, — девчонки наверняка вешаются на него пачками». Перси со снисходительной улыбочкой позволял ей себя разглядывать. «Черт побери, а он знает! Он опасен, Дженна, чутье тебя не обманывает, держись от него подальше, уходи немедленно». Интуиция подсказывала, что если она не уйдет прямо сейчас, произойдет что-то, что навсегда изменит их жизни. Она не была уверена, что хочет этого. — Наверное, я зря пришла, уже поздно, а завтра рано утром нам снова работать, я, пожалуй, пойду, это изначально было глупой затеей. — А что изменится завтра? Послушай, это не первая наша совместная сцена, и я давно уже хотел сказать тебе, что ты можешь лучше. — Хочешь сказать, что я не справляюсь? — она вмиг ощетинилась, уходить резко перехотелось. — Нууууу, я такого не говорил, но будем откровенны — это не то, что заставит людей пересматривать наши сцены. — А что заставит? — Химия. Вот оно. То, чего она так старательно избегала. Нога над пропастью, гул ветра в ушах, а хочется нагнулся ещё ниже. Назад, Дженна, назад! — Послушай, похоже режиссеров вполне устраивает, как мы отыгрываем наши сцены, сегодняшний день — скорее исключение, я просто слишком устала! — она щелкает тумблером, переходя на режим «Уэнздей Аддамс слегка не в духе». Так проще, так безопасней. Ее броня крепка, а щиты высоки. В полутьме библиотеки, освещаемой единственной дежурной лампочкой, он походил на ночного хищника. Расслабленная поза и тьма на дне зелёных глаз. Ни намека на того клоуна, которого она привыкла видеть в перерывах между съемками. — Да пошел ты! Как будто мне учителей не хватает! Я тут только и делаю, что круглосуточно учусь, давай теперь ещё и от тебя лекцию выслушаю, ты же наверняка и в этих вопросах крупный специалист! Перси продолжал молча смотреть на неё, но что-то изменилось в его позе. Он будто прикидывал что-то в уме. Напряжение вдруг стало можно пощупать руками. Ее слова чем-то задели его, это точно. — Есть верный способ это проверить. В два шага он преодолел расстояние между ними и, железной хваткой сжав ее плечи, впился в губы. Жёстко, властно, беспринципно, сметая все ее границы. Это было последнее, что она могла ожидать от Перси, но именно то (она никогда не призналась бы в этом даже под пытками), чего она так давно хотела от Ксавье. «Он же даже ни разу не взглянул на меня вне съемочного процесса…» Она попыталась сделать шаг назад, но он держал её так крепко, что на предплечьях наверняка останутся следы. Он был намного, намного выше ее ростом, и наверняка ему было бы удобнее, выпусти он её плечи и позволь запрокинуть голову. Но он не стал этого делать, а просто прижал ее к себе сильнее, заставив прогнуться в пояснице ему навстречу. Её буквально опалило огнем. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. Ярость (да как он посмел!) смешалась с острым наслаждением, взрывоопасный коктейль прокатился по артериям через сердце к самым мелким сосудам, ей вдруг показалось, что все ее кости разом исчезли, растворившись в этом безумии и осталась только вязкая, тягучая, раскалённая лава вместо вен. И вот она уже целует его в ответ, настойчиво требуя большего. Ближе, теснее, жарче. Он усмехается, отпускает ее плечи и позволяет обхватить свою шею руками. Целоваться с ним чертовски приятно. Перси проводит подушечками пальцев сверху вниз по ее позвоночнику, едва касаясь, на пару мгновений задержав руку там, где между джемпером и брюками видна полоска голой кожи. Она чувствует, что его пальцы слегка дрожат, он намеренно оставляет их на ремне ее джинсов, не пытаясь проникнуть под кофту, хотя это так просто, так близко… она отчаянно хочет большего. Не разрывая поцелуя, Дженна снимает одну руку с его шеи, спускает ее вниз и… внезапно всё прекращается. Перси резко отстраняется, тяжело дыша и закрыв глаза, делает два шага назад, зло бросает куда-то в сторону: «Да что в тебе может нравиться?» — и исчезает в ночи. Сцена в библиотеке получается с первого дубля. Режиссеры и операторы удивленно переглядываются. Аддамс смотрит на Ксавье так, будто держит его под снайперским прицелом, без надежды на осечку. В перерывах между дублями Перси хитро усмехается, а она прячет глаза и злится, злится, злится. Дженна так и не смогла сомкнуть глаза до рассвета. «Я должна с ним поговорить. Просто обязана, но что я ему скажу? Сама повесилась на него, как девчонка!» Можно было, конечно, оставить всё как есть, пересекаться только на съемках, делать вид, будто ничего не произошло, но это не в ее правилах. Кроме того, она не хочет в этом признаваться, но ей просто необходимо увидеться с ним наедине и при свете дня, чтобы понять, что вообще вчера произошло, почему, и что дальше с этим делать. Она могла игнорировать Перси Хайнса Уайта, но игнорировать Ксавье Торпа не получалось, как она ни старалась. Да, это всего лишь плод воображения сценаристов, да, он существует только на экране, но как убедить в этом взбесившиеся гормоны, если вот он — живой и настоящий — стоял перед ней буквально час назад? Не перед камерами, не с экрана, а живой. Она не хотела верить, что у Перси может вообще не быть ничего общего с его персонажем. Это невозможно — так перевоплощаться. Вчера он был собой. Или не был? Она всегда считала, что неплохо разбирается в людях, но здесь никак не могла разобраться в собственных чувствах, ведь безумно хотелось выдать желаемое за действительное. Голос разума настойчиво нашептывал: «Это работа, это для дела, ничего личного, Дженна, ты актриса, нестандартные задачи требуют нестандартных решений». «Ну что ж, Перси, туше́, я оценила твой творческий подход к решению проблем. Это не должно больше повториться, это мешает работе, это не нужно ни мне, ни, тем более, тебе». Дженна пытается отыскать Перси перед съёмками, но в номере его нет. Им запрещено покидать отель ночью, но видимо мистеру Хайнсу Уайту закон не писан. Перси появляется перед самым началом работы, свеженький и уже в гриме. Это безумие, но его прием сработал. Сегодня съемки проходят быстро и гладко, они заканчивают раньше. Дженна на подгибающихся ногах буквально вваливается в своей номер и растягивается прямо поперек кровати в надежде немного вздремнуть перед вечерним уроком фехтования. Ее будит настойчивый стук в дверь. На пороге стоит улыбающийся Перси в этой своей дурацкой шапке и держит в руке пакет, подозрительно напоминающий какой-то местный фаст-фуд. — Можно войти? Я тут поговорить хотел. Дженна молча пропускает его внутрь номера, параллельно пытаясь привести себя в хоть сколько-то божеский вид. — Послушай, — Перси ставит пакет с едой на тумбочку и садится на ближайший пуфик. — Я хотел бы извиниться за вчерашний вечер. Я не знаю, что на меня нашло, честно, но почему-то в тот момент это всё казалось… хорошей идеей. Ну и в общем, сработало, как мне кажется. Он лучезарно и совершенно невинно улыбается ей, словно они обсуждают погоду или недавно прочитанную книгу. «Мда, не это обычно ожидают услышать девушки после страстных поцелуев. А я уже напридумывала себе бог знает что! Да для него это ничего не значило! Так, порыв, ещё один кадр на полароиде, незначительная деталь. Ну что ж, а он, пожалуй, прав. Снова». — Я принес тебе поесть, знаю, что ты сегодня ничего не ела. Уговорил нашего водителя сгонять в город, а он не шибко уступчивый, ты же знаешь. Есть хотелось нестерпимо, она пододвинула к себе пакет и с удивлением обнаружила там вегетарианский ролл. — Прости, но тут сложно найти что-то веганское, мы же в Румынии. — Откуда ты знаешь, что я веган? — Да мне кажется, что все американские девчонки сейчас либо вегетарианки, либо вообще поклоняются одной траве и заряжаются от солнца. Но знаешь, я бы на твоём месте не время съёмок пересмотрел бы рацион, ты того и гляди начнёшь в обмороки падать. — Спасибо, ты первый человек, после моих родителей, который поинтересовался, как я ещё не умерла здесь с голоду. Мне самой порой просто некогда об этом думать. — Да ты что, тут такая вкусная кухня! Я вырос на севере и слабо представляю свое питание без обилия мяса. Джорджи нудит, что именно поэтому я такой агрессивный. — Ты? Агрессивный? Скорее просто неуравновешенный клоун! И вот уже оба хохочут в голос, забыв о неловкости. Так начинается их дружба. Из коротких перепалок, взаимных подколок и невинных розыгрышей вырастает нечто большее. Она не могла бы назвать его родственной душой, она всё так же его не знала, всё так же не могла отыскать среди тысячи его лиц истинное, но он стал ключиком к ее раскрепощению. Так, однажды Дженна обнаружила себя сидящей с кастом за игрой в карты, и ее не грызло чувство вины, что она недостаточно зубрит, репетирует, погружается. Он показал ей, что игра может быть действительно игрой. Они больше ни разу не возвращались к тому вечеру, Перси не подавал вида, что что-то вообще произошло, Дженна тоже, но мысленно она часто возвращалась к их поцелую. Что это было? Порыв, план, игра? Каждый раз, находясь в кадре с Ксавье, за печатью печали на его лице она видела всё ту же затаенную опасность на дне зелёных глаз. Не так легко было отделаться от этого наваждения. Но вне съемок он оставался таким же растрепанным легкомысленным подростком. 11 января 2023 года Лос-Анджелес Возможно, именно столь яркий контраст с его привычным внешним обликом сегодня и вскрыл ее зарубцевавшуюся занозу под названием «поцелуй Перси Хайнса Уайта». И это, пожалуй, была основная причина, по которой она злилась. Торжественная часть мероприятия уже подходила к концу, впереди их ждало ещё одно короткое интервью и фотосет, но Дженна, вместо того, чтобы наслаждаться заслуженной славой и вниманием, рыскала глазами по залу в поисках его высокой тонкой фигуры в черном костюме. Виновник ее страданий был обнаружен неподалеку, с бокалом шампанского, и, судя по всему, уже прилично навеселе. «Ну когда он уже успел!» — она с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза. Дженна плохо разбиралась в моде, не любила тратить время на шоппинг и с 16 лет для выхода в свет пользовалась услугами стилиста, но не могла не заметить, что Перси и Saint Laurent просто созданы друг для друга. Все дамы в зале буквально вылизывали его глазами. В ней зашевелился червячок ревности. Дженна знала, что ему оставили самые строгие ц/у по части поведения на мероприятии (что, впрочем, не помешало ему игнорировать ее сложности со шлейфом и неплохо так надраться, пока она раздавала интервью), поэтому она поманила его пальчиком и едва заметно указала на стул около себя. — Да, мамочка, я уже здесь, не волнуйся, я хорошо покушал и примерно себя вел! — Напомни мне, чтобы я тебя потом придушила, — наклонившись пониже, еле слышно шипит она. Они держатся на людях отстраненно, чтобы не плодить слухи, но среди друзей и близких не избегают телесного контакта. Когда Перси валяет дурака, в нем остаётся так мало от загадочного Ксавье, что ей почти не составляет труда абстрагироваться. Но не так просто это сделать сейчас, когда он вдруг совершенно недвусмысленно начинает скользить по ней взглядом — от лица к изгибу шеи и вниз, в глубокое декольте ее бежевого платья. На нее сегодня откровенно глазели сотни мужчин, но лишь под его взглядом она заливается краской. Как хорошо, что уже время переодеваться. Впереди афтепати, а потом, наконец, можно выдохнуть и отправиться домой. В привычной черно-белой цветовой гамме ей гораздо комфортнее. Они с Перси дают короткое интервью и позируют для журнала. Они не обсуждали заранее, как будут стоять и что будут делать, и тут она понимает, что это промах с ее стороны. Перси как будто специально хочет исчерпать последние запасы ее терпения сегодня. Он наваливается на нее самым наглым образом и закидывает руку на плечо, так, что его длинные пальцы касаются груди, ровненько на границе ткани и кожи. Казалось бы, вполне невинный жест, но боковым зрением она видит его ухмылку и понимает, что это спланированная провокация. Десятки фотовспышек, нет ни малейшей надежды сдвинуться хоть на миллиметр. Ей становится жарко, услужливая память шов за швом вспарывает старую рану, чтобы воткнуть занозу ещё глубже. «В этот раз я его точно убью». При первой же возможности она делает шаг в сторону и разрывает контакт. Перси и бровью не поводит, только чуть кривит губы в этой своей фирменной ухмылке Ксавье, по которой она так часто скучает. Вот так просто. Всё это ещё здесь, между ними, и воздух можно резать ножом. Они хорошие актеры, но сложно сказать, что именно можно будет разглядеть потом на многочисленных фото и видео. Она уже предвидела заголовки и сплетни. Похоже, они в полном дерьме. Дженна с ужасом понимает, что только что без сопротивления вручила ему ключи от всех своих тайн. А может они у него были и раньше? Может быть, вся их дружба — изначально один большой фарс? Но почему он решил именно сегодня преступить черту? Где то на дне клатча завибрировал телефон. — Дженна! Дженна! Ты меня слышишь? — ее агент пыхтел, как после долгого бега. — Нам удалось согласовать все детали! Ты, Перси и Джорджи летите в Париж на показ Saint Laurent! Она. Точно. Его. Убьет.