Фартовый

      Мерный гул морских волн и нестройный шум голосов прорезал утробный, зычный гудок крейсера. На залитой ярким солнцем пристани Либерио, украшенной гирляндами и флагами, собралась толпа, какой в столице давно не видели. Во все концы пристань была заполнена людьми: они теснились, толкались и пихали друг друга, все пытаясь пробраться поближе к причалу. Те, кто стояли у края прямо перед крейсером, в отчаянном стремлении сохранить за собой лучшие места вцепились в ограждение так, что не отодрать. Все балконы и крыши окрестных домов были забиты народом, с водосточных труб и уличных фонарей свешивались мальчишки — и все шумели, галдели, кричали так, что в ушах закладывало. То и дело раздавался пронзительный паровой свисток.       Задыхаясь от давки, Порко пробирался сквозь толпу. Извиняться он перестал еще на улице, ведущей к пристани — слишком много было народу, перед всеми не извинишься — и только упрямо протискивался вперед, к причалу. Ему отдавили ноги, бока болели от постоянных тычков локтями под ребра, он уже получил столько тумаков и оплеух и выслушал столько брани, сколько ему не доставалось даже от марлийских военных, но не сдавался. Мало-помалу, причал становился все ближе, он уже видел за головами собравшихся трубы крейсера, из которых валил густой дым. Осталось чуть-чуть, совсем немного!       Крейсер снова загудел, и толпа встретила этот звук восторженными криками. Собравшийся на причале духовой оркестр заиграл марш. Несмотря на боль во всем теле, Порко с удвоенной силой принялся прорываться к причалу. Раз заиграла музыка, значит, времени осталось совсем мало, и нужно спешить.       Последние несколько метров, отделявшие его от причала, были забиты зеваками, как рыбацкие бочки — сельдью. Порко поливали бранью, отпихивали, пинали. Какой-то мужчина, разозлившись, ударил его по голове, но удар вышел не сильным, потому что размахнуться в такой тесноте было невозможно. Задыхаясь и чуть не плача от досады, Порко пытался пробраться то там, то здесь, но у причала толпа собралась настолько плотно, что и шагу было не ступить, не говоря уже о том, чтобы дать кому-то пройти. Люди прижимались друг к другу, наседали, ругались и вопили, но расходиться явно никто не собирался. До причала было рукой подать, но в ту минуту даже взрослый сильный мужчина до него бы не добрался — не то что какой-то сопляк.       Когда Порко в очередной раз больно пихнули, на этот раз — в живот, он не выдержал и горько заревел. Никогда в жизни ему еще не было так мучительно обидно, и никогда еще он не был самому себе так противен. Его со всех сторон стиснули и сжали так сильно, что он даже не мог поднять руку, чтобы утереться. Из глаз и носа текло, и Порко обессиленно повис в толпе, не в силах даже упасть. Постойте-ка… Упасть!       Будь он на занятии по теории и спроси его кто из офицеров, чего в давке следует избегать любой ценой, Порко бы сразу ответил — нельзя падать. Но в эту минуту, зажатый в тиски, он не видел иного выхода. Он все еще невысокий и довольно костлявый — если повезет, сможет пробраться под ногами. Не получится так — значит, не получится уже никак.       Порко попытался выровнять дыхание, выдохнул так сильно, как смог, нагло уперся локтями в стоявших рядом зевак и пропихнул себя вниз. На него снова кто-то выругался, но Порко было уже плевать. Он оказался на земле, вокруг возвышался лес ног в ботинках и туфлях, в брюках, юбках и шерстяных чулках, а над головой снова плотно сомкнулась толпа, так что даже неба не было видно. Мелькнула мысль, что если он не доберется до причала, то больше уже не встанет. Ну и пусть. Пусть затопчут, пусть хоть по голове пройдутся — он доберется.       Извиваясь змеей, Порко пополз к причалу. Ладони и колени неприятно скребли по мостовой, над головой раздавался визг и ругань, его пинали и били, кто-то наступил каблуком ему на руку. Порко взвыл, но продолжал ползти, шмыгая носом и смаргивая слезы. Какой же он идиот! Завистливый, подлый, гнусный идиот! Возомнил, что не хочет провожать Марселя!       Ранним утром того же дня, когда за его братом и родителями приехал Зик Йегер и пара унтер-офицеров, чтобы проводить их на причал до того, как на пристани соберется народ, Порко заперся в своей комнате и, несмотря на все уговоры, наотрез отказывался выходить. Марсель тогда подошел к двери и коротко постучал. Не получив ответа, тихо позвал брата, но Порко и тогда ничего не ответил — сидел на своей кровати, упрямо сжав кулаки и уставившись в окно. С первого этажа доносился зычный голос Зика: тот торопил Марселя и уже начинал злиться. Порко показалось, что он услышал за дверью вздох, а потом звук шагов на лестнице. Еще минута — и все уехали, а Порко остался один в пустом доме.       Он напряженно вслушивался в тишину. Спустя какое-то время на улице раздались первые голоса и громкие крики разносчиков газет. Жители гетто возбужденно обсуждали главную новость: корабль с новыми воинами сегодня наконец-то отправляется на остров Парадиз, чтобы захватить Титана-Прародителя. Побросав все дела, люди спешили к главной улице, по которой должен был проехать кортеж. Те, кто порасторопнее, бежали сразу к порту. К полудню игнорировать шум, доносившийся с берега, стало невозможно. Порко затыкал уши, накрывался одеялом и подушками, но все было тщетно. Весь Либерио провожал своих славных воинов, отправлявшихся к островным дьяволам — и от этого праздника было не скрыться.       Примерно в час пополудни со стороны порта раздался первый гудок крейсера, готовившегося к отплытию, и это стало последней каплей. Порко вскочил, кубарем скатился по лестнице и выскочил на улицу. Да как он мог?! Какой он после этого брат?! Не помня себя, он побежал. Наверное, в тот момент он обогнал бы даже Энни: ему казалось, что он летит, а его ноги почти не касаются земли. В голове не осталось ничего, кроме одной-единственной мысли: он должен еще раз увидеть Марселя. Во всем чертовом мире не было ничего важнее.       И вот теперь он полз по грязной мостовой, по пыли, разбросанным окуркам и свежим следам от смачных плевков, его пихали и пинали, а он все полз туда, где крейсер уже готовился отдать швартовы. Последнее усилие — и вот он наконец оказался на краю пристани. Не обращая внимания на возмущенные крики, Порко подтянулся и выполз из толпы, изо всех сил цепляясь грязными руками за ограждение и практически повиснув над водой.       Крейсер стоял чуть справа от него: огромный, серый и страшный, возвышающийся над причалом и тяжело, надрывно пыхтящий своими трубами. Порко бросил быстрый взгляд на причал: за оркестром стояло еще одно ограждение, отделявшее почетные места для офицеров штаба и семей воинов. Порко разглядел родителей и тут же снова перевел взгляд на корабль. Четверо воинов стояли на палубе и махали провожавшей их толпе. Две белобрысые головы, одна темноволосая и одна — рыжеватая. Не помня себя, Порко набрал полную грудь воздуха и что есть мочи заорал.       — Марсель! Марсе-е-ель!       Снова свист. Музыка. Гудок. Крики.       — Марсель!       Бесполезно. Шум стоял такой, что Марсель бы никогда его не услышал. Все кончено. Для Марселя, стоявшего на палубе, он был насекомым, мошкой, не более чем пятнышком в толпе. Чувствуя, как силы его оставляют, Порко зацепился локтем за ограждение и почти повис на нем, второй рукой утирая лицо и размазывая по нему грязь. Теперь уже все равно. Марсель его не видит и не слышит, так что можно орать, выть и реветь, как девчонка. Придурок! Идиот! Ничтожество! Вонючий кусок дерьма! Он получил то, чего заслуживает: его брат унаследовал Зубастого и отправляется на миссию, а сам Порко стоит даже не с родителями и командиром Магатом, а здесь, в толпе, грязный, побитый, убогий и жалкий. Пустое место, неудачник, дрянь! Теперь, что бы ни случилось, брат запомнит его таким: отвратительным, гнилым завистником, который настолько упивался жалостью к себе, что даже не пришел его проводить. И виноват в этом только сам Порко.       — Марсе-е-ель! — завопил он из последних сил, срывая голос, но его крик потонул сперва в общем гуле, а затем и в прощальном гудке крейсера, медленно отходившего от причала.       Задыхаясь и захлебываясь слезами, Порко скорчился на краю пристани, обнимая ограждение. Его пятки и задница свисали над водой, но никто в толпе и не думал протянуть ему руку и втащить обратно. Так ему и надо. Элдийский дьявол. Падаль. Пустое место.              

***

             Порко со свистом втянул воздух и резко сел в кровати, сжимая побелевшими пальцами простыню. Комнату заливал прохладный свет.       — Доброе утро, — раздался сбоку нежный голос. — Опять что-то приснилось?       Пик, отвернувшись, стояла у стены в одной юбке и надевала через голову простую дешевую сорочку из искусственного шелка. Распущенные темные волосы струились у нее по белой спине. Заправив сорочку, Пик обернулась и посмотрела на Порко из-под густых ресниц тем мягким, сочувственным взглядом, каким она на тренировках обычно смотрела на кандидатов в воины.       — Иди сюда, — прохрипел Порко, тяжело дыша и еле ворочая языком.       Пик вздохнула и подошла к кровати. Встала рядом с ним, обняла тонкими руками его голову и прижала к себе, ласково поглаживая по волосам. Порко крепко обнял ее за талию, вцепился в нее и стиснул так, что Пик охнула.       — Раздавишь же! — простонала она и, когда Порко дал ей вздохнуть, проговорила уже тише: — Бедный, бедный мой Покко…       Мягкость ее груди под щекой немного успокаивала. Порко прикрыл глаза и шумно втянул родной теплый запах ее кожи, рассеянно поглаживая ее спину, бедра и ягодицы. Потом чуть подвинулся и с тихим стоном ткнулся носом между ее грудей. Пик прерывисто вздохнула, и Порко, скосив глаза, увидел, что тонкая ткань сорочки натянулась на сосках. Одной рукой он осторожно потянул ее ворот вниз, высвобождая одну грудь, и несколько раз нежно ее поцеловал, от чего руки Пик слегка задрожали.       — Я смотрю, ты уже в порядке? — ласково спросила она, и чуть потянула его за волосы, вынуждая поднять голову и посмотреть на нее, осоловело моргая.       — Не-а, — хрипло ответил он, обхватив обеими руками ее бедра, и лизнул сосок.       — Вот ты врунишка!       — Неправда! Мне очень… очень… плохо… — пробормотал Порко, чередуя слова с поцелуями, и снова легонько сжал ее ягодицы.       Пик хихикнула и запустила пятерню в пряди у него на макушке. Обычно Порко никому не позволял трогать свои волосы, но Пик была исключением: почему-то после ее чутких пальцев те выглядели даже лучше, чем когда он прочесывал их сам. Порко блаженно застонал, снова стиснул на миг ее талию и уже попытался было снова залезть ей под сорочку, как вдруг Пик больно щелкнула его по лбу.       — Уже семь, мне пора. Собрание в восемь, а мне еще к себе надо зайти.       — Не уходи! — заныл он, но Пик решительно отстранила его, одним движением поправила бретели сорочки и потянулась за рубашкой.       — В восемь, слышишь? — строго сказала она, быстро застегивая пуговицы. — Не опаздывай, пожалуйста. Зик сердится.       — Есть, мэм, — ответил Порко с кислым лицом, зевнул и поднял правую ладонь, кое-как отдавая честь. — А то ж не ровен час дед откинется. Здоровье уже не то.       Пик вздохнула и бросила на него укоризненный взгляд.       — Ну вот зачем ты так? — мягко спросила она, накидывая на плечи китель. — Ладно. Скоро увидимся.       — Ага.       Когда за Пик закрылась дверь, Порко со стоном откинулся на кровать и с силой провел ладонями по лицу. Стоило ему остаться одному, как его охватило уже привычное смутное ощущение чего-то гнетущего. Несколько раз глубоко втянув носом воздух, Порко повернулся на бок и уставился на помятую и уже остывшую соседнюю подушку. К посеревшей от частых стирок казенной наволочке пристал длинный темный волос. Порко снял его, стряхнул за изголовье кровати и задумался. А действительно, что ему снилось?       Прошло уже больше трех лет с тех пор, как он получил Зубастого, но иногда ему все еще снились чужие сны. В ночь церемонии передачи он, помнится, страстно желал и так же мучительно боялся увидеть воспоминания Марселя, но те пришли к нему всего пару раз — обычно он видел ту девушку, Имир. Порко вряд ли бы кому-нибудь в этом признался, но спустя столько времени в глубине души он начал ее уважать. Когда три года назад ее доставили в Либерио вместе с новостью о смерти Марселя, Порко не испытывал к ней ничего, кроме слепой ненависти, но стоило отдать ей должное: проклятая дьяволица была по-настоящему смелой. Стоять перед ним в цепях с высоко поднятой головой смог бы далеко не каждый, особенно после всего, что она пережила. И, тем не менее, даже сквозь пелену ярости и отвращения, застилавшую тогда его взгляд, Порко до сих пор очень ясно помнил ее гордое лицо с плотно сжатыми тонкими губами. Прежде чем ему вкололи сыворотку, Имир посмотрела ему прямо в глаза и громко произнесла: «Я сожалею». Голос ее не дрожал.       Порко знал Имир живой всего несколько минут, а те слова так и остались единственными, высказанными вслух, но теперь ему казалось, что он знает ее лучше всех. Во снах он часто бывал в ее шкуре, когда ее продавали и перепродавали рабовладельцы, он сидел вместо нее на троне перед упавшими ниц людьми, его били, насиловали, мучили и пытали, над ним издевались и плевали ему в лицо. Он был ей, когда она, охваченная ужасом и отчаянием, падала со стены, и ее сознание медленно уплывало в бесконечную темноту. Он был ей, когда она бросилась к Райнеру, движимая одним лишь звериным желанием убивать. Он был ей, когда она сожрала Марселя.       И все же порой ему снились и другие сны. В некоторых из них была невысокая светловолосая девушка, которая улыбалась то ли Имир, то ли ему самому, держала его руку в своих — маленьких и нежных, искромсанных глубокими царапинами от тяжелого снаряжения — и говорила, что любит его. Кажется, ее звали Криста, и теперь она стала королевой островных дьяволов. Иногда Порко снилось, как он занимается с ней любовью.       Давным-давно, через пару месяцев после церемонии, замученный чужими снами, он пришел ночью к Пик и упрямо стучался, пока не разбудил ее. Славная, добрая Пик тогда просидела с ним всю ночь, а он все говорил и говорил без остановки, пока не рассказал обо всем, что не давало ему спать. Он спросил тогда, было ли у Пик так же, когда она получила своего титана, но та лишь покачала головой и ответила, что у прежнего Перевозчика жизнь была довольно мирной. Потом они долго лежали в обнимку, уставшие и почти полностью одетые, и Пик ласково гладила его волосы, а Порко, впервые за долго время чувствуя себя в безопасности, тихонько плакал, молча скорбя по Марселю. Ему понадобилось какое-то время, чтобы признаться себе, что он скорбел тогда и по Имир.       Тяжело вздохнув, Порко поднялся с кровати и бросил взгляд на часы. Половина восьмого. На собрании предполагалось обсудить готовящееся наступление на юге. Марлийцев не ожидалось, тактику предстоящей операции им должен был объяснить Зик, но Пик действительно будет дуться, если он снова опоздает. Порко наскоро умылся и почистил зубы. Понюхал вчерашнюю майку, но от нее пахло женщиной, так что он достал из шкафа свежую и оделся. Пик не хотела, чтобы командир догадался об их связи, и всегда расстраивалась, когда Порко после их свиданий являлся в штаб в нестиранном белье или с ее волосом на куртке. Сам Порко был уверен, что никто, кроме нее самой, не обращает на эти мелочи ровно никакого внимания.       В кабинет он вошел за две минуты до начала собрания. Все уже были на месте. Зик сидел во главе стола и о чем-то тихо переговаривался с Пик, Райнер стоял ко всем спиной у приоткрытого окна, а Кольт на правах младшего по званию заваривал всем кофе. Порко громко и нагло зевнул во весь рот, даже не пытаясь прикрыться, и плюхнулся в одно из свободных кресел.       — Ну сразу видно, Зубастый, — беззлобно сказал Йегер, проследив за ним глазами, и снова повернулся к Пик.       — Здорово, — буркнул Порко. — Кольт, тебе долго еще?       — Уже готово! — радостно отозвался Грайс. — Замкомандира, идите к нам!       Райнер вздрогнул и обернулся. Лицо у него было бледное, растерянное, а взгляд — остекленевший и какой-то отвратительно беспомощный. Опять, что ли, предавался воспоминаниям?       — Эй! — раздраженно позвал его Порко и звонко щелкнул пальцами. — Прием!       Райнер посмотрел на него уже более осмысленно, но как всегда ничего не ответил. Повел плечами, будто стряхивая наваждение, и молча прошел к креслу напротив Порко. Тот закатил глаза, изо всех сил сдерживая охвативший его порыв пересесть. От мысли, что опять придется битый час любоваться на эту снулую рожу с глазами побитой собаки, его начинало подташнивать.       Когда Кольт расставил на столе чашки с кофе и сел рядом с Пик, командир обвел их внимательным, цепким взглядом и выудил из верхнего ящика карту.       — Пик, будь добра, подсоби.       Вдвоем они разложили карту, Зик достал из того же ящика шахматные фигуры и принялся расставлять их по местам ключевых позиций противника.       — …если все пойдет по плану, то закончить мы должны будем в следующем году у крепости Слава, — с расстановкой говорил Зик своим спокойным, раскатистым голосом. — Сейчас план Магата — поочередно перерезать железнодорожные пути и захватывать малые крепости. Так у противника неизбежно возникнут проблемы с доставкой продовольствия и подкрепления…       — Флот, — неожиданно пробасил Райнер, подавшись к столу и внимательно глядя на карту, скрестив руки на груди.       Замечание было совершенно правомерным, и все же от самого звука его голоса у Порко словно зубы свело. Он сжал челюсти так, что на побелевшем от злости лице заходили желваки. Вот надо было этому припадочному о себе напомнить! Лучше бы уж и дальше молчал.       Зик, тем временем, одобрительно усмехнулся.       — Соображаешь, Браун. Флот пока трогать не будем. Сразу уйдем в глубь материка, там они нас не достанут.       — Если нарушить железнодорожное сообщение, то флот рано или поздно подтянется к крепости Слава, у них просто не будет другого выхода, — пробормотал Кольт.       — Вот именно, Грайс, молодец! — воскликнул Зик, хлопнув его по плечу. — Мы с вами занимаемся железной дорогой и крепостями, армия и артиллерия оказывают поддержку. Продвигаемся вот сюда, на юго-восток. Если план сработает, то в крепости Слава у неприятеля не останется другого сообщения с союзниками, кроме как по морю. Там мы накроем и их, и весь флот Альянса. Магат дал нам два месяца.       Пик сидела в кресле, напряженно подобравшись и поджав под себя ноги. Задумчиво осмотрев карту, она вдруг ткнула пальцем в изображение горного хребта на полпути их предполагаемого маршрута. Поверх него стояла черная ладья.       — Тут будут проблемы. Командир ничего не говорил про поддержку с воздуха?       Зик вздохнул, покачал головой и обернулся к Пик.       — Ты меня просто поражаешь, — тихо сказал он, протянув руку к ее лицу и нежно заправив за ухо прядь волос. — Я сказал Магату то же самое. Поддержки до крепости Слава не будет. Дирижабли доставят нас на место и тут же уйдут. Фельдмаршал приказал провести операцию с минимальными затратами.       — Ясно, — грустно сказала Пик.       — Вот бы в штабе сидела ты, а не эти кувшинные рыла! — вдруг улыбнулся Йегер. — Стольких ненужных потерь бы избежали…       Пик смущенно промолчала, но от Порко не укрылось, как она зарделась от похвалы Зика. Он коротко ухмыльнулся, а командир, между тем, вернулся к плану и принялся долго и нудно перечислять по уставу численность подразделений и виды артиллерийских орудий, которые предполагалось использовать. Не то чтобы эта информация значительно отличалась от обычного положения дел. Все равно основную работу как обычно скинут на них.       Порко допил остывший кофе, поморщился и исподлобья взглянул на сидевшего напротив Райнера. Тот все еще был бледен, но, видимо, пришел в себя. Его брови были сведены, лоб прорезала глубокая морщина, тонкие губы были сжаты в линию, светло-карие глаза сверлили тяжелым взглядом карту.       Когда Зик наконец закончил, в кабинете воцарилось тягостное молчание. Операция была не из легких: крепости Средневосточного альянса были хорошо укреплены и, не будь у марлийцев титанов, могли бы выдерживать осаду месяцами. Но даже так и дураку было понятно, что взять их будет непросто. Порко уже привык, что на бумаге планы всегда кажутся простыми, но все меняется в ту же секунду, как их десантируют у передовой.       — В четверг построение, выдвигаемся через неделю, — Зик поднялся из-за стола. — Отдохните как следует, ребята.       Они с Пик ушли первыми. Кольт принялся расторопно убираться в кабинете: собрал со стола шахматные фигуры, аккуратно сложил карту и занялся чашками: составил их на поднос и, забрав его, вышел. Порко встал, потянулся всем телом, хрустя суставами, и снова зевнул. Неприязненно посмотрел на Райнера сверху вниз.       — Ну чего, Браун? Командир велел отдыхать. Как развлекаться будешь?       Райнер ничего не ответил, только продолжал буравить неподвижным взглядом стол. Порко раздраженно щелкнул языком. Все равно от этого придурочного ничего не добьешься. Так и будет сидеть тут и молчать, пока его пинками не выгонят. Да и какие у него вообще могут быть развлечения? В лучшем случае опять будет своей скорбной рожей пугать кандидатов, а, скорее, и вовсе как обычно на несколько дней запрется у себя — лить слезы по Бертольду и Энни, псих. Чего доброго, еще и про Марселя вспомнит.       В груди затеплилась злоба. Вовремя поняв, что еще минута — и он вмажет по этой унылой квадратной морде, Порко быстрым, резким шагом направился к выходу, но у двери вдруг остановился и обернулся.       — Слышь, ты, — негромко позвал он. — Я завтра к тебе приду, понял?       Ответа по обыкновению не последовало. Порко скрежетнул зубами.       — Эй! — он повысил голос. — Чокнутый! Ты понял?       — Понял, — отозвался Райнер глухим, безжизненным голосом.       Выходя, Порко хлопнул дверью так, что та чуть не слетела с петель, а ни в чем не повинный Кольт, возвращавшийся с первого этажа, испуганно подпрыгнул на лестнице.              

***

             Обычно невеселые, сумрачные улицы гетто заливал мягкий оранжевый свет, окрашивая серо-коричневые стены домов в теплые розоватые оттенки. Жители спешили с работы, владельцы лавок с уставшими лицами вешали на двери замки, во дворах звонко перекрикивались мальчишки. До комендантского часа оставалось всего ничего. Скоро ворота закроют, мышеловка захлопнется, и на ночь гетто снова станет их общей клеткой.       Порко возвращался в воинскую часть, пряча под курткой бутылку крепкого пойла, купленную в городе. Его бы никто не остановил, даже вернись он много позже: алая повязка на левой руке открывала перед ним все двери и делала его почти уважаемым, почти полноценным человеком. И все же от старых привычек избавиться тяжело. Порко презирал себя за то, что при виде ворот он до сих пор ускоряет шаг, хотя с тех пор, как надзиратели бранились на него и отвешивали затрещин, прошло много лет. Теперь с ним обращались иначе: приветливо кивали, хлопали по плечу, желали доброго дня. Иногда Порко начинало казаться, что он почти стал равным марлийцам, и все же дурная элдийская порода давала о себе знать. Сколько Порко себя помнил, он всегда знал, что он порченый. Что он больной, неправильный, грязный элдийский дьявол — и ни одна повязка этого никогда не исправит.       Ему всегда казалось, что марлийцы, особенно военные, видят его насквозь и знают, что он ненормальный, что он с самого рождения был с гнильцой. А если кто-то из них хотел этим воспользоваться, что ж, это было их право. Года через три после того, как четверо воинов отправились на остров, Порко, измученный и изведенный неведением, однажды напросился у командира Магата на встречу с одним из высокопоставленных марлийских офицеров из Генштаба, курировавших подготовку воинов. Плечо ему жгла незаслуженная алая повязка, полученная только благодаря брату, о котором уже несколько лет не было никаких известий. Порко хотел только одного: быть полезным, сделать для Империи хоть что-нибудь, и надеялся убедить офицера назначить его преемником Зика Йегера. Может, хоть так он сможет искупить свою вину перед братом? Может, хоть так ему не будет стыдно перед Марселем, когда тот вернется?       Офицер тогда принял его в выделенном ему кабинете командира Магата. Когда он отпустил адъютанта, и они остались наедине, Порко слегка удивился, но почти сразу обрадовался: возможно, офицер действительно хочет его выслушать! Вытянувшись по струнке перед столом, за которым тот сидел, Порко с затаенной надеждой ждал, пока он прочитает его рапорт. Офицер пробежал бумагу глазами, вздохнул и внимательно посмотрел на него. Под его взглядом Порко поежился: было в нем что-то хищное, жуткое, словно он был куском мяса, а офицер прикидывал, под каким соусом его лучше запечь.       — Ты понимаешь, какое дело… Галлиард, — начал офицер, бросив быстрый взгляд на рапорт в поисках его фамилии. — Новых кандидатов ведь уже обучают. Йегер сразу выбрал себе в преемники щенка Грайсов. Не знаю уж, какие у него мотивы, но, принимая во внимание его безупречную службу, мы не могли ему отказать…       Порко почувствовал, как земля уходит у него из-под ног. Его колени позорно задрожали, он ловил ртом воздух, отчаянно пытаясь сглотнуть ком в горле. Звероподобный, которого Зик получил за несколько лет до Марселя и остальных ребят, был единственным титаном, на которого он мог рассчитывать. К тому моменту, как придет время наследовать Бронированного и остальных, на смену ему уже успеют прийти десятки молодых ребят. Ему никогда не стать воином.       — Да ладно тебе, — офицер скривил губы в высокомерной усмешке, глядя на него с брезгливым любопытством, как на какое-то диковинное насекомое с кучей ног. — Ты же у нас теперь благодаря брату почетный марлиец. Чего еще желать?       Не обращая внимания на его насмешливый тон, Порко сжал кулаки.       — Я хочу служить Империи! Хочу принести пользу! Найдите для меня хоть какую-нибудь работу, я все сделаю!       Офицер тяжело вздохнул и помолчал, снова разглядывая Порко тем липким, оценивающим взглядом. Потом вышел из-за стола и встал перед ним, опершись о зеленое сукно большими, грубыми руками. Порко он в тот момент почему-то показался еще выше, чем утром на построении.       — Все сделаешь, говоришь? — задумчиво повторил он. — Снимай-ка китель, тут жарко.       Порко тогда удивился, но китель послушно снял. Замешкался на секунду, озираясь, и неловко пристроил его на одном из стульев, после чего снова вытянулся по стойке смирно, вызвав у офицера очередной смешок. Без кителя, делавшего плечи немного шире, он казался самому себе еще меньше и ничтожнее.       — А ты хорошенький, — протянул офицер неожиданно низким голосом. — Тебе кто-нибудь говорил?       Чувствуя, как щеки от стыда заливает кровь, Порко молча уставился в пол, не зная, что ответить. Ничего он не хорошенький! Да и при чем тут это вообще? Офицер, явно упивавшийся его смущением, осклабился и вдруг потянулся к ремню. Звякнула тяжелая пряжка, и Порко застыл от ужаса. Его что, бить будут? За что?!       — Эй, Галлиард, — негромко позвал офицер.       Взяв себя в руки и проглотив обиду, Порко посмотрел на него и опешил. Расстегнутый ремень повис в шлевках, а офицер стоял перед ним, засунув руку в форменные брюки и лениво поглаживая член. А, так вот оно что.       — Иди сюда, — хрипло приказал офицер, и Порко — слабак, неудачник, подлая элдийская тварь — послушно встал перед ним на колени.       Преемником Зика его так и не назначили.       Разумеется, тот случай Порко не обсуждал ни с кем, даже с Пик. На своем недолгом веку, который после церемонии передачи стал казаться еще короче, будто кто-то включил ускоренную перемотку, Порко успел наделать дел, за которые ему было стыдно, но этот позор он намеревался унести с собой в могилу. Благо, осталось не так уж и долго. И все же Порко часто думал, что он сделал не так. Что такого было в его взгляде, голосе, движениях, что тот офицер догадался о его унизительном пороке? Иногда Порко казалось, что у него на лице все написано — на том самом блядском лице, которое тот марлиец назвал «хорошеньким». Порой Порко вспоминал лицо Марселя, и его охватывала бешеная злоба. Им с братом постоянно твердили, как они похожи, но, хотя они и делили множество общих черт, никому бы и в голову не пришло назвать «хорошеньким» Марселя. Чуть более высокий лоб, чуть ближе поставленные глаза, чуть более прямой нос, чуть более тонкие губы — Марсель, если бы ему было суждено, наверняка вырос бы высоким, сильным и мужественным. Порко же мучительно стеснялся и своего лица, и роста, и недостаточно широких плеч. Пару лет назад он, с молчаливого попустительства командира Магата, почти совсем перестал носить тесный китель, предпочитая ему куртку из полевой формы, в которой его плечи и руки казались хоть немного массивнее. И хотя Порко никто не назвал бы слабаком — черт, да он даже без титана мог кому угодно кости переломать — до того же чертового Райнера ему было далеко. Тот много лет назад уехал из Либерио сопляком, ниже даже самого Порко, а вернулся долбаной глыбой мышц. И как бы Порко его ни презирал, как бы ни мечтал размозжить его тупую белобрысую голову за то, что случилось с Марселем, он оставался все тем же выродком с больными потребностями, которые не смогла бы удовлетворить ни Пик, ни другие девушки, с которыми он порой спал.       Иногда Порко с досадой думал, что сорвал джекпот. Мало ему было родиться элдийцем, мало было провалить подготовку — он еще и умудрился вырасти одним из тех, кого в Империи презрительно называли «глиномесами». Справедливости ради, девушки ему тоже нравились, и с некоторыми бывало по-настоящему хорошо, и все же иногда на него накатывала болезненная, неутолимая жажда подчинения. Впервые он познал ее в полной мере спустя примерно год после того случая с офицером из Генштаба: он тогда был в увольнении и до глубокой ночи сидел в баре, где с ним познакомился какой-то молодой марлиец. Они пьянствовали, пока хозяин бара не вытолкал их за дверь, а после марлиец отвел его к себе. Порко тогда почти ничего не соображал, но хорошо запомнил охватившую его эйфорию, когда марлиец вжал его лицом в подушку и прорычал: «Не рыпайся, дрянь».       С Райнером же все вышло как-то совсем бестолково. Тот тогда только вернулся с острова, подавленный, жалкий и никчемный, потерпевший поражение и потерявший всех своих товарищей, и шатался по воинской части, как призрак. Порко было невыносимо смотреть на него такого: даже хлюпик, которого он помнил по временам учебы, бесил его меньше, чем этот здоровенный мужик с пустыми рыбьими глазами. Поначалу Порко почти на каждой тренировке страшно тянуло ему навалять — и он много раз прижимал вяло сопротивляющегося Райнера к земле и бил, бил, бил, пока вместо лица не оставалось дымящееся кровавое месиво. Пик смотрела на него с упреком, но ничего не говорила. А спустя пару месяцев они с Райнером впервые вместе напились. Браун тогда чуть ли не впервые сам рассказал ему о многом, что случилось на острове, но начал почему-то с конца, а когда дошел до гибели Марселя, Порко готов был сделать все, чтобы его заткнуть — и он, пьяный и взбешенный, почему-то поцеловал Райнера, грубо и остервенело, почти кусая. И Райнер — убогий Райнер с его страдальческой рожей, который, казалось, уже ни на что не реагировал — вдруг поцеловал его в ответ.       Обычно Порко был осторожен и прекрасно понимал, что ему грозит, если о его развлечениях прознает военная полиция. На то, чтобы разобраться с элдийским отродьем, много времени не понадобится: наверняка его просто без суда и следствия быстренько скормят Кольту, а Зику подыщут нового преемника. В конце концов, они всего лишь винтики в механизме — дешевые, типовые и взаимозаменяемые. Но Райнер — это совсем другое дело. Райнер был перед ним виноват и, кажется, сам хорошо осознавал, что никогда не сможет искупить свою вину. Так что это было меньшее, что Райнер мог для него сделать.       Войдя на территорию воинской части, Порко срезал угол и сразу же направился к дому, в котором им с другими воинами выделили квартиры. Солнце садилось за горизонт, и на улице уже смеркалось. Зарешеченное окно комнаты Райнера на первом этаже было темным, как раззявленная пасть. Порко сжал зубы. Как же он раздражает! Велено же было ждать!       Войдя в дом, он прошел по длинному коридору и несколько раз с чувством ударил по двери Райнера носком сапога. Пусть только попробует отключиться, мразь! Но толком разозлиться Порко не успел: Райнер открыл почти сразу же. У него было по обыкновению хмурое и кислое лицо, но сонным он не выглядел. Порко фыркнул и прошел в темную комнату, а Райнер снова запер дверь на все три оборота.       — Как жизнь, Браун? — насмешливо спросил он, поставил бутылку на стол и стянул куртку, оставаясь в точно такой же, как у Райнера, форменной белой футболке.       Райнер не ответил. Молча зажег стоявшую на столе керосиновую лампу, прошел мимо Порко к окну, плотно задернул шторы и педантично поправил уголки, чтобы их не было видно с улицы. Постоял немного спиной к Порко и, вернувшись к столу, сел. Плечи его тут же опустились, он весь как-то сгорбился, словно ему было больно или он чего-то боялся. В свете лампы его лицо, словно высеченное из камня, казалось похудевшим и жутковато болезненным.       — Бля, рожа у тебя стремная, конечно… — пробормотал Порко себе под нос, открывая бутылку. — Давай хоть накатим. А то я на тебя на трезвую голову смотреть не могу.       Сколько бы Порко ему ни хамил, сколько бы над ним не издевался, новый страшный Райнер никогда ему не отвечал. Он как будто сам был уверен, что заслужил к себе такое отношение, и смирился. Порко, конечно, в общих чертах знал, что произошло на острове, но как же сильно Райнер должен был облажаться, чтобы так себя ненавидеть!       Выпили они молча и не чокаясь. «А чего чокаться? — шутил как-то при них Зик. — Все равно покойники». Вот и Порко так думал, и особенно сильно это чувствовалось рядом с Райнером. После возвращения от того исходил дух обреченности, будто у себя в голове Райнер уже себя похоронил. Но Порко подолгу молчать не умел, и после второй рюмки заговорил про готовящуюся операцию, чтобы хоть как-то разрядить густую атмосферу полного уныния.       — В горах от тебя, конечно, толку будет как от козла молока, — рассуждал Порко вслух, наливая им обоим еще по одной. — Ты главное впусти нас в крепость и пушки сбей, понял? И не отсвечивай. Мы с Пик с без тебя разберемся.       — Понял, — бесцветным голосом ответил Райнер. — Буду прикрывать.       — Колпак свой, блять, прикрой, а то он у тебя уже потек, — огрызнулся Порко.       Еще через пару рюмок он почувствовал уже знакомое лихорадочное возбуждение. На губах осталась едкая горечь, и он утерся запястьем, исподлобья глядя на Райнера. Если закрыть глаза на то, что это был именно он, то Браун, с этими его широкими плечами и мощными ручищами, выглядел, как воплощенный влажный сон. От выпивки даже его паскудная рожа стала казаться Порко менее отвратительной. Не говоря ни слова, Порко вдруг резко вытянул руку, засунул в приоткрытый рот Райнера два пальца, кажется, царапнув по нёбу, и почувствовал, как снизу к ним послушно и мягко прижимается мокрый язык.       — Сука, ну ты и уебище, — процедил Порко сквозь зубы и выдернул пальцы.       Брезгливо обтерев их об штаны, Порко встал, стащил футболку и, подумав, быстро опрокинул еще одну рюмку. Райнер откинулся на спинку стула и смотрел на него полубезумным, бессмысленным взглядом. Глаза у него блестели, а штаны натянулись в паху, но без разрешения он, видимо, даже собственный член потрогать не решался.       — Бля, ты отбитый, — хрипло сказал Порко и встал перед ним, расставив ноги. — Сколько ж надо вылакать, чтобы на твою морду без содрогания смотреть? Урод…       Райнер сглотнул и все-таки положил руки ему на бедра. Погладил, едва касаясь, словно сомневался, действительно ли все это с ним происходит или он снова потерялся где-то в собственной голове, и вскинул на Порко растерянный взгляд.       — Чего смотришь? — тяжело дыша, Порко расстегнул штаны. — Доставай, соси.       Райнер, конечно, был далеко не идеальным вариантом. Порко повезло, что у Райнера на него стоит, да и делать это с ним было безопасно — теперь Браун ни за что его не сдаст, — но далеко не так приятно, как хотелось бы. С девушками Порко обычно старался быть нежным — Пик так вообще за любой щипок тут же спихивала его с кровати! — а вот с мужчинами его привлекало совсем другое. Оскорбляя Райнера, он в глубине души хотел, чтобы тот сделал с ним то же самое, но Райнер в постели как будто боялся его еще сильнее, чем на тренировочной площадке. Порко больше всего на свете мечтал, чтобы Райнер швырнул его на кровать, навалился своей огромной тушей и вытрахал из него последние мозги, но тот только целовал, облизывал и касался так мягко, что от досады хотелось волком выть.       Зато вот самого Райнера Порко всегда долбил в рот так, что, не будь тот титаном, наверняка бы уже задохнулся. Нормально сосать Райнер не умел, зато умел покорно расслабить горло и не отсвечивать, пока Порко все делал сам. Впрочем, с Райнером ему всегда приходилось все делать самому.       Вот и теперь он придерживал тупую белобрысую голову двумя руками, впиваясь ногтями Райнеру в загривок, и грубо вбивался в его глотку, а тот только шумно дышал носом и иногда пялился на Порко влажными глазами. В эти моменты Порко хотелось его ударить, но он и так уже чуть не сдох, пытаясь кончить, поэтому, почувствовав приближение оргазма, толкнулся еще несколько раз и замер, содрогаясь. Оргазм вышел болезненным и больше похожим на спазм. Райнер сглотнул.       — Толку от тебя, блять, — тяжело выдохнул Порко, отстраняясь, но не убирая руки с его головы. — Рот открой, смотри на меня.       Райнер снова послушно открыл рот. Порко запустил пальцы в его короткие волосы, стиснул, шумно прочистил горло, и, нагнувшись, густо харкнул ему на язык. Райнер вздрогнул, прикрыл глаза и безропотно все проглотил. От ярости в глазах у Порко потемнело. Он схватил Райнера за шкирку, заставил подняться и толкнул в сторону кровати, а сам, глухо ругаясь, принялся стаскивать штаны и белье, прыгая то на правой, то на левой ноге. Когда он обернулся, Райнер, уже голый, сидел на кровати и, видимо, ждал его. Стояло у него так крепко, что почти жалко было смотреть. В тот момент Порко вдруг понял, что Райнер, в отличие от него самого, почти не пьян. Ну конечно, кабан такой!       — Ты меня заебал, Браун, — угрожающе начал он, приближаясь к Райнеру. — Что это за хуйня только что была? Ты хоть что-то нормально сделать можешь? Кто тебя, сука, трахаться учил? Бертольд, что ли? Или те дьяволы?       Лицо Райнера было в тени, потому что своим телом Порко заслонил свет от лампы, но все равно было видно, что, в отличие от него самого, он все еще был бледен. Райнер снова прикоснулся к его бедрам, но теперь уже увереннее, даже слегка их сжал и самыми кончиками пальцев задел задницу. Порко вдруг подумал, что Райнер сидит сейчас перед ним точно так же, как сам он недавно сидел перед Пик.       — Галлиард… — Райнер благоговейно провел пальцами по его ногам и поджарым бокам, погладил низ живота и легко, не сжимая, накрыл своими огромными ладонями его выступающие тазовые кости. — Какой же ты… Ты такой красивый, когда злишься. И вообще… Всегда красивый.       Такие вот моменты, когда у Райнера в постели вдруг прорезался голос, Порко ненавидел всей душой. Он занес руку и отвесил Райнеру хлесткую пощечину.       — Придурок, — выплюнул он.       Закончилось все тем же, чем и всегда. Рейнер сидел у изголовья, неловко подложив под спину тощую подушку, а Порко возвышался над ним, оседлав его бедра, вцепившись в его плечи, и трахая себя его членом. Свои проклятые руки Райнер как обычно держал у Порко над коленями, не помогая ему, но и не мешая. Порко бы, скорее, умер, чем признался Райнеру, что ему хватало одного только взгляда на его широкие ладони на своих ногах, чтобы внутри все сжалось. Конечно, было бы совсем здорово, если бы Райнер этими самыми руками заставил его встать на четвереньки, стиснул бока и отодрал, но Порко уже почти не надеялся, что такое вообще возможно.       Природа, справедливости ради, не обделила Райнера ничем, кроме мозгов, поэтому Порко не мог не признать, что член его он в любом случае почувствует, но только Порко всегда был жадным. Вот и теперь он тоже хотел больше, сильнее, жестче, но его собственные ноги от бешеного темпа уже начинали уставать, а Райнер, казалось, вообще не способен был трахаться так, как хотелось Порко. Когда бедра заныли уже так, что игнорировать это стало невозможно, Порко обессиленно повис у Райнера на груди и несколько раз со всей дури ударил его по плечу кулаком.       — Су-ука! — простонал он не своим голосом. — Да сделай же хоть что-нибудь, бесполезный ты обмудок!       Тяжело дыша, Райнер вдруг обнял его и прижал к себе: не до хруста костей, как делал порой сам Порко, но крепко, словно давая понять, что отпускать его он не собирается. Порко замер. В этих теплых объятьях было неожиданно хорошо и как-то надежно, что ли, словно его укрыл сам Бронированный, но это было не то, чего он хотел. Порко дернулся, но Райнер удержал его, словно вовсе не прикладывая усилий.       — Тише, — прошептал он и стал мучительно медленно поддавать вверх бедрами. — Галлиард, ты…       — Заткнись! — угрожающе прорычал Порко и впился в его плечи ногтями, но Райнер этого как будто даже не заметил.       — Ты такой красивый…       — Да заткнись!       — Я так ждал…       Порко ненавидел целоваться с Райнером, но в этот момент ему хотелось только одного: заткнуть Райнера и его тупой помойный рот, откусить ему язык, если понадобится, только чтобы больше не слышать эту его слюнявую болтовню. Сильно надавив Райнеру под кадык, Порко поцеловал его грязно и агрессивно, чувствуя, как тот задыхается, но не делает ни единой попытки убрать его руку со своей шеи. Вместо этого Райнер скользнул ладонями по его спине и сжал задницу, задавая тошнотворно медленный темп. Было чертовски хорошо, но не так, как нужно, недостаточно, неправильно… Порко оторвался от его рта, уронил голову ему на грудь и тонко, обреченно заскулил. Так мог трахаться кто угодно, но только не они. Зачем Райнеру весь этот спектакль? Кого он пытается убедить в том, что они занимаются любовью, себя или Порко? Но Порко это не нужно, Порко хотел бы выгрызть эту блядскую нежность у Райнера из груди и выплюнуть ее в ближайшую выгребную яму.       Не обращая внимания на его отчаянные сдавленные стоны, Райнер продолжал входить в него осторожно и размеренно, поддерживая и направляя его бедра. Его ладони были горячими и влажными, как после обращения, и Порко, устало прикрывшему глаза, казалось, что он будто раскачивается на волнах или детских качелях, что его уносит куда-то в неизвестность, откуда еще никто никогда не возвращался. Мелькнула глупая мысль, что, может, Райнер и сам там побывал, в этой неизвестности? Может, поэтому он такой?..       Ощутив знакомые сладкие спазмы, Порко вдруг распахнул глаза, резко выпрямился, сбрасывая с себя руки Райнера, и несколько раз с силой опустился на его член. Перед глазами у него на мгновение потемнело, он низко застонал, уперся Райнеру в грудь, чтобы не потерять равновесие, и выплеснулся ему на живот. Райнер уставился на него этим своим диким, полубезумным взглядом и тоже кончил, не издав ни звука и не успев даже вытащить из него член.       Едва отдышавшись, Порко оттолкнулся от Райнера и слез с кровати. Если с Пик они могли ласкать друг друга часами, а потом часто и засыпали вместе, то оставаться хоть на минуту дольше, чем необходимо, в постели с Брауном Порко был не намерен. Его все еще трясло, но он на нетвердых ногах упрямо проковылял к своей валявшейся на полу одежде и дрожащими руками принялся натягивать белье и брюки.       — Мудила, да за что ж тебе такая елда, — пробормотал он.       Пока он одевался, Райнер, глубоко дыша, неподвижно сидел на кровати, откинув голову и глядя в потолок. Порко даже представлять не хотел, о чем он там думает, только надеялся, что сегодня Райнер свой рот больше не откроет.       Набросив на плечи куртку, Порко громко щелкнул пальцами.       — Эй, мне как, через окно уходить?       Райнер тяжело поднялся, словно он был неживой, как один из тех глиняных чудовищ, про которых в гетто рассказывают детям страшилки, и прошел через всю комнату как был, обнаженный. Порко вдруг нервно сглотнул. Райнер, наверное, больше всех напоминал своего титана, и теперь Порко вдруг опять показалось, что это не Райнер, а сам Бронированный идет открывать ему дверь, только у этого Бронированного между ног свисает здоровенный багровый член. От этой мысли стало смешно и жутко. Три раза щелкнул замок.       — Надеюсь, до построения не увидимся, — буркнул Порко и выскользнул в коридор.       Ему послышалось, что Райнер неразборчиво пробормотал вслед что-то, омерзительно напоминающее «спасибо».              

***

             — Повезло тебе, конечно, Браун! — прохрипел Порко, вбивая крюк в трещину. — Смотри не откинься там от счастья!       Подергав за веревку и убедившись, что крюк вошел достаточно плотно, Порко выдохнул и осторожно выпростал вверх левую руку, нащупывая очередной уступ. Прошелся по нему перчаткой, смахивая острые мелкие камушки, зацепился и подтянулся. Ноги встали, как влитые. Пока все шло хорошо.       — Так, отлично. Браун, давай.       Райнер подтянул веревку и полез за ним. Продолжая прижиматься к скале, Порко посмотрел на него сверху вниз и прыснул.       — Хороший вид, а?       — Галлиард, — прорычал Райнер, встав на его прежнюю позицию, проверив веревку и жестом сделав знак Пик. — Дыхание побереги.       Порко легкомысленно фыркнул и принялся искать глазами новую трещину, за которую можно было бы зацепиться.       Если не считать крепость Слава на побережье, то горная цитадель Шоджаат была одной из самых укрепленных и неприступных крепостей Средневосточного альянса. Расположенная высоко в горах, откуда открывался великолепный обзор на тракт и железнодорожные пути, проходившие по ущелью, она надежно обороняла подступы к Славе. Пик как всегда оказалась чертовски права: за три недели армия Империи ускоренным маршем прошла до горного хребта, легко преодолевая сопротивление, беря под контроль укрепления и разрушая железные дороги, а затем надолго застряла у подножия гор. Попытку пройти через ущелье командование не рассматривало: противнику, засевшему в цитадели, хватило бы нескольких минут, чтобы уничтожить всю их пехоту, а артиллерия даже не успела бы развернуться на полную мощь. Решено было встать лагерем за пределами досягаемости крепостных орудий и сначала отправить в горы воинов.       По плану командира Магата, возглавившего операцию на юге, отряд должен был разделиться. Зубастый, Бронированный и Перевозчик должны были подобраться к крепости с юго-востока и устроить неожиданное нападение, а также уничтожить, по крайней мере, большую часть орудий. Звероподобный, с которым для верности отправили и Кольта, должен был подняться на скалу с противоположной стороны и, по возможности, не вступать в бой, пока артиллерия не будет выведена из строя, а затем обрушить на Шоджаат град камней и добить гарнизон. Сразу после этого планировалось оставить в цитадели роту и продвигаться дальше к крепости Слава. Они и так уже задержались.       На общем собрании накануне операции решено было, что первым в связке, движущейся с юго-востока, пойдет Порко, как самый ловкий, вторым — мощный Райнер, а третьей — Пик, которую после трех недель в Перевозчике снова мучила слабость в ногах. На следующий день воины рано утром покинули лагерь и отправились к хребту. У входа в ущелье они разделились, и Зик с Кольтом сразу же отправились искать подходящий для подъема маршрут, а остальным предстояло еще пройти по ущелью, почти полностью обогнув скалу. Вероятность, что нескольких человек заметят с такой высоты, была минимальной, и все же Магат приказал всем подниматься, используя обычное снаряжение, и ни в коем случае не обращаться в титанов до прибытия в Шоджаат, за исключением случаев смертельной опасности. Успех всего плана зависел от эффекта неожиданности. В ограниченном пространстве горной цитадели, без возможности отступить, у воинов была всего пара минут, чтобы ворваться, устроить хаос, воспользоваться паникой и уничтожить вражескую артиллерию. Если их заметят, план, скорее всего, провалится.       Обойдя скалу, Порко, Райнер и Пик устроили привал, а затем начали восхождение. Подъем казался бесконечным. Сколько они уже вот так ползли по почти отвесной скале? Надежно зацепившись за очередной выступ, Порко взглянул на часы: три пополудни. Выходит, если считать перерывы на отдых, то около двух часов. Вытянув шею, Порко прищурился и наконец увидел то, что уже довольно давно искал глазами: широкий двойной уступ. Если верить разведке, от него вела узкая тропа, по которой можно было незаметно подойти к юго-восточному бастиону и там ворваться в крепость.       — Пик, ты там как? — позвал он.       — Бывало и лучше, — откликнулась Пик, и Порко усмехнулся.       — Потерпи, чуть-чуть осталось!       Как и всегда, когда на горизонте замаячила цель, к которой он долго шел, Порко вошел в кураж. За спиной будто выросли крылья. Он вдруг ощутил сумасбродный, дерзкий порыв преодолеть последние несколько метров пути без страховки: просто отцепить от пояса карабин веревки и в несколько прыжков забраться на уступ, прямо как его Зубастый. Порко бы, наверное, так и сделал, если бы был один, но за ним поднимались Райнер и Пик, и Порко ни за что не подверг бы их такой опасности. Если после смерти существует хоть что-то, то не таким он хотел показаться Марселю.       Зажав клин в зубах, Порко протянул вверх правую руку и пошарил по скале, ища пальцами трещины. Одна показалась ему подходящей. Он распластался по скале, почти прижимаясь к ней лицом, достал крюк и попробовал вложить его в трещину. Тот проскользнул легко, слишком уж свободно. Порко задумчиво пошевелил им в трещине и чертыхнулся.       — Браун! Кинь второй крюк!       Райнер плавно подтянулся и протянул ему еще один крюк. Порко вбил его между первым и стенкой трещины и снова подергал за веревку. Должна была выдержать. Он осторожно перенес вес тела, продвинулся выше и, обернувшись, показал Райнеру большой палец.       Через несколько мучительно долгих минут Порко наконец забросил правую руку на уступ, чуть нависавший над ущельем, напряг мышцы и со стоном выбрался на плоскую поверхность. От горного воздуха и чувства, что опасность пока миновала, к сердцу подступила сладкая волна эйфории. Несколько секунд Порко полежал на спине, переводя дыхание и глядя в подернутое облаками небо, а потом перекатился на живот и свесил голову с уступа.       — Браун, ну ты там долго еще? — весело спросил он. — Я уж по тебе соскучился!       Райнер, уже перелезший на те выступы, на которых минуту назад стоял сам Порко, посмотрел на него как-то странно, но ничего не ответил. Ухватился за уступ и подтянулся так легко, словно у него и вовсе руки не устали, и, выбравшись, сразу поднялся на ноги. Порко, все еще сидевший на камнях, кисло посмотрел на него снизу вверх, но вдруг раздался голос Пик.       — Есть в этом отряде хоть один джентльмен?       Порко и Райнер, как по команде, свесились со скалы и за обе руки вместе втащили на уступ и Пик. Та тяжело дышала, и Порко протянул ей свою флягу с водой.       — Спасибо, Покко, — пробормотала она. — Ты лучший.       Порко почувствовал, как его губы сами собой растягиваются в довольной ухмылке, и уже обернулся к Райнеру, чтобы сказать, мол, ну вот видишь, это не мои слова, но от открывшейся перед ним картины замер. Райнер возвышался над ними глыбой, с каменным, сосредоточенным лицом снимая альпинистское снаряжение. Его движения были размеренными, но плавными и быстрыми. Он смотрел в сторону, туда, куда через расщелину в скале действительно уходила узкая темная тропа.       — На УПМ было бы проще… — тихо сказал Райнер и тут же с виноватым видом осекся.       — Ради всего святого, — проворчал Порко, наконец вставая на ноги и помогая подняться Пик. — Рожа твоя кирпича просит.       Упаковав снаряжение и прикрыв его валунами, они отправились по тропе по направлению к крепости. Первым снова шел Порко. Порой проход сужался так сильно, что здоровому Райнеру с его плечищами приходилось неловко протискиваться боком, от чего Порко закатывал глаза, а Пик тихонько хихикала. Несмотря на то, что тропа оказалась короткой, даже эти несколько минут в темноте и тесноте изрядно подпортили Порко настроение. Эйфория после подъема прошла, и теперь он, пробираясь вперед, изо всех сил напрягал все органы чувств, в любой момент ожидая какого-то подвоха.       К счастью, им повезло, и ловушек на тропе не оказалось. Видимо, гарнизон в Шоджаате был настолько уверен в неприступности своей цитадели, что не озаботился дополнительными мерами защиты. Впрочем, винить их Порко не мог. Насколько он помнил занятия по истории, никому за всю историю не удавалось взять Шоджаат, кроме как измором. Вот только теперь они имеют дело с марлийскими воинами.       Тропа заканчивалась под невысоким треугольным проходом, за которым уже были видны стены крепости. Порко присел на корточки, спрятался за большим камнем и осторожно выглянул из расщелины. До юго-восточного бастиона оставалось метров сто пятьдесят. Порко нахмурился и обернулся к Райнеру. Тот мрачно смотрел на бастион и, судя по всему, думал о том же, о чем и Порко, но на миссии правильнее было озвучить все опасения вслух.       — Тебе разбега хватит?       Судя по его прищуренным глазам, Райнер что-то напряженно прикидывал в уме.       — Хватит.       — Может, лучше подберемся к бастиону? — тихо предложила Пик. — План так себе, но стены довольно низкие. Зубастый вполне мог бы забраться и нас подкинуть, а мы с Райнером обратимся уже внутри.       Порко уже раскрыл рот и хотел было упрекнуть ее, что она сомневается в ловкости его титана, но тут Райнер указал пальцем на стену бастиона.       — План неплохой, но опасный. Вон там, видите? У них на стенах противотанковые пушки. Видимо, втащили на случай вторжения из Марли. Если в Зубастого попадут, мы уже никак не проникнем внутрь. Нас просто расстреляют со стены раньше, чем обратимся.       — Думаешь, я не справлюсь? — ядовито спросил Порко.       — Не в этом дело, — отозвался Райнер. — Если мы с Пик в этот момент будем у тебя на загривке, нам тоже достанется. А если я все-таки попробую проломить стену, то даже в случае неудачи у вас двоих будет еще один шанс. Тогда вся надежда на Зубастого.       — Согласна, — кивнула Пик, немного подумав.       Порко скрежетнул зубами и снова обернулся к крепости. Райнер был прав. Лучше уж потерять одного, чем сразу троих. Еще раз скользнув взглядом по стенам, Порко примерно прикинул возможное количество пушек.       — Пятнадцать? — тихо спросил он.       — Больше, — эхом отозвался Райнер. — Двадцать. Плюс-минус.       Порко кивнул. Стоило отдать Райнеру должное: хотя в мирной жизни общаться с ним было невозможно, а уж в постели, по мнению Порко, ему вообще не стоило открывать рот, во время миссии Браун всегда был холоден, собран и сосредоточен. Дьявол его разберет, кто там просыпался в эти моменты в его треснутой башке — призрак Марселя, голоса Энни и Бертольда или вовсе кого-то из островных дьяволов, — но работать с ним было на удивление просто, такого Райнера даже не хотелось провоцировать и задирать. Вот бы он и в койке вел себя, как замкомандира! Тогда и доживать последние отпущенные им годы было бы, наверное, гораздо веселее.       — Ребята, Зик на месте? — спросила Пик, сверившись с часами и выглядывая из-за мощного плеча Райнера.       Порко взглянул на хребет за цитаделью и за одним из пиков, нависавших над Шоджаатом и частично закрывавших гарнизону обзор, увидел тоненькую струйку желтого сигнального дыма. Тот уже почти растворился в воздухе, но Порко и не ожидал, что они доберутся на место раньше Зика. Хлыщ гребаный, вечно сваливает на них всю грязную работу, а сам заявляется под конец.       — На месте, — коротко ответил Порко, выпрямился и насмешливо посмотрел на Райнера. — Ну чего, замкомандира, начинаем?       Райнер кивнул и достал нож.       — Если у меня получится, то дождитесь сигнала, не лезьте. Снесу столько пушек, сколько смогу. Пока гарнизон отвлечется на меня, подберитесь к крепости и обращайтесь уже рядом с ней, чтобы вас не заметили. Галлиард, на тебе оставшиеся пушки. Пик, на тебе гарнизон.       — Без панциря, конечно, непросто будет, — вздохнула она.       Райнер вышел из расщелины, глубоко вдохнул и одним быстрым, стремительным движением полоснул лезвием по ладони. Порко едва успел прикрыть Пик глаза от яркой вспышки, а когда они оба снова обрели способность видеть, снаружи перед ними уже высилась громадная фигура Бронированного. Тот присел на одно колено, шумно выпустил горячий пар и, оттолкнувшись левой ногой, побежал. В ушах звенело от невообразимого грохота, перед ущельем поднялось облако пыли, но Порко все равно, прикрывшись рукавом, завороженно смотрел, как Бронированный приближается к крепости. Сквозь звук его бега послышались крики, но среагировать гарнизон не успел. Правым плечом Бронированный врезался в стену и проломил ее. Ну все. Теперь каждая секунда на счету.       — Бежим! — заорала Пик, хватая его за руку и выдергивая из укрытия.       Земля тряслась у них под ногами. Бронированный устроил в крепости настоящий ад. Воспользовавшись шоком солдат, он таранил и крушил все на своем пути, а оказавшись на противоположном конце укрепления, развернулся и побежал обратно вдоль стены над ущельем, сталкивая пушки в пропасть. Впервые встретившихся лицом к лицу с титаном солдат, видимо, обуревал такой ужас, что на бегущих к стене Порко и Пик никто не обратил внимания, но из-за тяжелого бега Бронированного, напоминающего подземные толчки, на головы им градом посыпались обломки скал. Один валун угодил Порко в плечо, и он взвыл. До стены оставалось совсем немного, совсем чуть-чуть, но сустав по ощущениям был раздроблен, кость сместилась, а сигнала все не было… Больно, как же больно, Райнер!       Краем уплывающего сознания, мечущегося между темнотой обморока и ярким светом обращения, Порко вдруг услышал оглушительный рев Бронированного.       — Покко! — крикнула совсем рядом Пик, выхватывая нож. — Давай!       И он ушел в свет.       Его тело стремительно обрастало мощным, раскаленным мясом титана. Всего миг — и мучительная боль в плече исчезла, а на смену ей пришло то ощущение всемогущества, ради которого Порко не жаль было и умереть. Одно мгновение будто растянулось на целую вечность: он чувствовал, как растут кости Зубастого, как вьются длинные жилы, как его собственное человеческое тело словно наполняется той же горячей кровью, что текла в его титане. Это была его плоть, его лапы с прочными когтями, его золотая грива, его челюсти и зубы, крушащие все на своем пути.       Зубастый ворвался в Шоджаат, как ураган, сметая солдат и орудия, и тут же в три мощных прыжка поднялся на стену. Бронированного гарнизон оттеснил к скале и обрушил на него всю доступную огневую мощь. Перевозчик, отлично обходясь и без панциря, расправлялся с солдатами на земле, пожирая их и давя под ногами. Нужно было покончить с пушками на стенах, пока гарнизон не развернул артиллерию в его сторону. Зубастый сорвался с места и помчался по стене, заканчивая начатую Бронированным работу. Солдаты, не потерявшие присутствие духа, открыли по нему огонь из пулемета, но пули, мельтешившие перед глазами, как назойливые мухи, только царапали костяную маску у него на морде. Когда он зачистил стену, Перевозчик запрыгнул туда же.       — Прикрой меня! — крикнул он.       Зубастый ринулся к нему и закрыл собой, встретив новый град пуль. За спиной у него раздалось шипение пара: это Пик высунулась из загривка и пустила в небо сигнальную ракету. Раздалось похожее на раскат грома рычание Зубастого, и на этот звук к ним обернулся Бронированный. Отсчет пошел. Скоро Зик сравняет Шоджаат с землей.       Долго ждать им не пришлось. Из-за скал Зика они не видели, но через пару мгновений услышали его крик, сотрясший хребет.       — Быстро к Бронированному! — взревел Перевозчик.       Кто-нибудь из солдат и офицеров гарнизона наверняка успел задаться вопросом, почему Бронированный вдруг опустился на колени и выставил раскрытые ладони, а Перевозчик и Зубастый устремились к нему, но Зик и Райнер обговорили этот ход заранее: тела двух других титанов могли не выдержать обстрела, который собирался устроить Звероподобный. Нельзя так рисковать воинами.       В последний момент, прежде чем на Шоджаат стеной обрушились огромный валуны, Порко и Пик успели выскочить из загривков и спрыгнуть в подставленные руки Бронированного. Тот бережно накрыл одну ладонь другой и склонился, прижимая огромную голову к земле и накрывая их своим телом в доспехах.       Порко, раскрасневшегося и возбужденного после управления Зубастым, не покидало чувство, что они попали в горы посреди чудовищного землетрясения. Земля дрожала, с неба со свистом и грохотом сыпались камни, по всей цитадели раздавались пронзительные крики, но он слышал и чувствовал все это словно сквозь воду, как будто снова стал ребенком и накрывался огромной подушкой, пока Марсель будил его к завтраку. Порко прикрыл глаза и почувствовал, как Пик взяла его за руку.       Когда наступила тишина, Бронированный еще какое-то время не двигался. Потом Порко ощутил движение: видимо, тот выпрямился, чтобы осмотреться. Убедившись, что им ничего не угрожает, Бронированный тяжело поднялся на ноги и убрал прикрывавшую их сверху ладонь.       У Порко перехватило дыхание. Смотреть на лежавшую в руинах крепость, которая еще несколько минут назад во всем мире считалась неприступной, с высоты роста Бронированного титана — такого с ним еще не случалось. Над цитаделью клубилась пыль, земля была усеяна переломанными и окровавленными телами, всюду были разбросаны обломки зданий, и валялись покореженные пушки и пулеметы. У ног Бронированного лежали истлевающие на глазах кости Зубастого и Перевозчика. Порко взглянул на Пик: та стояла чуть в стороне, держась за гигантский большой палец, и тоже смотрела вниз. Лицо ее было спокойным и печальным. Она вытащила из-за пояса еще одну сигнальную ракету и выстрелила вверх, давая Зику и Кольту понять, что операция успешно завершена. Порко поднял взгляд и посмотрел на суровое неподвижное лицо Бронированного — титана, который должен был достаться ему, и которого забрал у него долбаный Райнер Браун.       Внезапно сам Бронированный, смотревший куда-то вдаль, склонил шею и тоже посмотрел прямо на Порко. От неожиданности тот вздрогнул, но взгляд не отвел. Увидеть бы сейчас лицо Райнера, его глаза! Почему-то Порко казалось, что вот именно сейчас на него смотрит настоящий Райнер: не тот, что притворялся Марселем и в какой-то момент почти стал своим для островных дьяволов, и не тот, что окончательно поехал, а тот сопляк, которому Порко в детстве щедро отвешивал тумаков. И вот теперь этот настоящий Райнер вырос и бережно держит его в своих руках.       Ублюдская все-таки штука, эта жизнь.              

***

             — Я вообще не понимаю, почему ты не мог сам залезть в эти чертовы горы и сделать ровно то же самое, — бубнил Порко, допивая третью кружку кофе. — Мы-то тебе там на кой черт понадобились?       На следующий день после взятия Шоджаата они с другими воинами сидели в палатке посреди лагеря, на этот раз разбитого уже за горным хребтом. После короткого утреннего броска Зубастого и Бронированного в ущелье — разрушить железную дорогу — командир Магат в поощрение за блестяще проведенную операцию отправил всех на сутки отдыхать. Посреди неприятельской территории отдых означал, главным образом, кофе и вялые переругивания, чем Порко с мстительным удовольствием и занимался.       Зик, сидевший напротив в своих пижонских очках, беззвучно отхлебнул из кружки и потер переносицу.       — Несколько причин. Во-первых, броски Звероподобного, конечно, мощные, но далеко не точные. Для тонкой работы он не подходит. Во-вторых, нужно было убедиться, что там не осталось ни солдат, ни рабочих пушек. В-третьих, Галлиард, тебе платят жалование…       Порко оскорбленно вскинулся и уже открыл было рот, но Зик ухмыльнулся в бороду и добавил:       — И, наконец, это было весело. Признай.       Порко посмотрел на него с еле сдерживаемой злостью, но не выдержал — отвел глаза. При всем его уважении к Зику как к командиру, он уже давно понял, что тот — гребаный манипулятор. Вот и сейчас он произнес эти слова только для Порко, потому что Порко его спровоцировал. Зик прекрасно понимал, что никто из собравшихся так не думал. Кольт был все еще молод и неопытен, да и характер у него был мягкий, не подходящий для воина — ни для кого не было секретом, что Кольт стал кандидатом только ради родных. Пик и Райнер, побывавшие на острове, уже давно не относились к войне иначе, чем как к работе, тяжелой и неприятной, но неизбежной и, к тому же, дающей определенные привилегии. А вот сам Порко, получивший титана позже всех, все еще бросался в самую гущу сражения с азартом — и, разумеется, от Зика это не укрылось. Полученная после стольких лет унизительного ожидания сила титана будоражила Порко, каждый раз заставляя его кровь кипеть в жилах. Он не променял бы Зубастого ни на что в целом мире. И иногда, вот как теперь, ему становилось за это стыдно.       Он исподлобья посмотрел на Пик и Райнера. Те притихли. Пик, отдыхавшая на раскладушке, вздохнула и потерла лицо, а угрюмый Райнер, сидевший у входа в палатку, уставился на свои руки.       Зик заметил смущение Порко и явно им наслаждался, но долго мучить его не стал — не в его это было стиле. Он негромко хлопнул в ладоши, привлекая внимание отряда.       — Ну, кроме того, у нас впереди крепость Слава. Не мог же я оставить вас без разминки.       Пик приподняла голову с подушки.       — Какой у нас план? — тихо спросила она.       Зик хмыкнул и потер ладони, как злодей из тех идиотских пропагандистских мультфильмов, которые Порко в столице часто приходилось смотреть с малышней, когда Райнер и Пик были не в форме, а Кольт пропадал у Зика, и проследить за кандидатами было некому.       — Продвигаемся на юго-восток. Через три дня я вас покину, нужно вернуться в Либерио и подготовить десант. Браун, командование отрядом оставляю на тебя. Пик, милая, прости, тебе придется опять какое-то время побыть титаном, на тебе разведка. Зубастый и Бронированный будут охранять войска. Браун, тебя я подберу еще через пару недель перед финальным наступлением, координаты передаст Магат. Если повезет, через месяц уже будем дома.       — Было бы здорово, — мечтательно протянула Пик.       Ближе к вечеру все стали расходиться. Первым, как и следовало ожидать, ушел Райнер. Потом Кольт, извинившись, убежал проведать брата и остальных кандидатов, которые, по слухам, весь день рвались к воинам, но командир Магат грозно запретил их тревожить после опасной операции. Оставаться втроем с Пик и Зиком было как-то неуютно.       Как часто бывало после обращения, Порко весь день мучило лихорадочное возбуждение, то ненадолго спадая, то вновь распаляясь. Ему казалось, что жар Зубастого передавался ему самому, разжигая внутри бешеный голод и похоть. Он целый день тоскливо поглядывал на Пик, но та никак не давала понять, что он может на что-то рассчитывать. Схватить бы ее в охапку, утащить куда-нибудь подальше от всех этих унылых рож и вонзиться в ее горячее, нежное, сладкое!.. Впрочем, Порко, конечно, ни на что не надеялся: раз уж Зик объявил, что скоро уедет с передовой, то Пик наверняка проведет с ним и этот, и все оставшиеся вечера. Порко изводила досада: ведь Пик же наверняка понимает, что сейчас ей вряд ли что-то перепадет, а Порко вот, совсем рядом, изнывающий, горячий и «красивый до чертиков», как она сама ему признавалась. Но сердцу не прикажешь, и Порко не держал на нее обиды, но жар от этого никуда не уходил.       Когда он заметил, как Пик напряженно на него поглядывает, то понял все без слов и тут же встал из-за походного стола.       — Командир, Пик, — сухо попрощался он и вышел.       Завесив за собой полог палатки, Порко потянулся и тяжело вздохнул. Сухой южный воздух царапал ему легкие, раздувая внутри огонь. Тут не Либерио, даже напиться не выйдет. Мелькнула мысль прогуляться к малышне — все-таки нынешние кандидаты были забавными и в целом гораздо более дружными, чем когда-то они сами, — но Порко ее быстро отмел. Слишком уж он был взбудоражен: еще ляпнет чего-нибудь при детях, а потом опять извиняйся, как дурак, перед пышущим праведным гневом Кольтом. Конечно, всегда оставалась старая-добрая пробежка километров на десять, но он потратил так много сил на Зубастого, что легче уж было сразу лечь на песок и помереть. Оставалась одна надежда: ночью в этих местах довольно резко падала температура. Возможно, прохлада остудит и его голову.       С досады Порко пнул валявшийся на земле моток веревки и, засунув руки в карманы, пошел в их с Райнером палатку. Зика разместили с Кольтом, Пик, поскольку эти несколько дней она проводила в обычном своем виде, из галантных соображений выделили отдельную палатку, а к нему самому, разумеется, подселили Райнера. Любоваться на его унылую рожу Порко в тот момент хотелось меньше всего на свете — оставалось надеяться, что Браун уже уснул. Но войдя в палатку, Порко понял, что и тут ему не повезло.       Райнер полулежал на раскладной походной кровати, подложив под спину армейский ранец, и что-то читал. Его лицо было почти спокойным, но между бровей опять пролегла та треклятая страдальческая морщина. Порко скользнул по нему раздраженным взглядом и тут же отвернулся. Интеллектуал чертов, посмотрите на него! За весь день они с Райнером перекинулись хорошо если парой слов: даже утром задание Магата они выполняли в полном молчании. Зубастый тогда крушил своими дьявольскими челюстями стальные рельсы и выгрызал из земли шпалы, а Бронированный стоял над ним на подстраховке, то и дело поглядывая вверх. В ущелье было тихо, как в могиле, и хотя они сами только вчера убедились, что противник повержен, у обоих сосало под ложечкой, и в любой момент они ожидали засады. Райнер, судя по всему, снова вспомнил годы на острове и притих, а вот Порко возможная опасность не столько волновала, сколько будоражила, и эта разница между ними бесила. Сидя в загривке Зубастого, Порко никак не мог отделаться от мысли, что, будь он Бронированным, стер бы Средневосточный альянс с лица земли в одиночку.       Стащив куртку, он кинул ее на перевернутый ящик и тоже улегся, повернувшись к Райнеру спиной. Обманывать себя было глупо: сон бы к нему не пришел. По-прежнему хотелось то ли женщину, то ли выпивки, то ли застрелиться, чтобы не мучиться.       — И вот что это нахуй было, — пробормотал он себе под нос.       Со стороны койки Райнера донесся скрип и шорох тонкого покрывала.       — Ты мне? — раздался глухой, уставший голос.       В голове у Порко как будто что-то щелкнуло. Он резко откинул покрывало, сел, свесив ноги, и уставился на Райнера. Тот, видимо, смутился и явно избегал его взгляда. Внутри вскипела знакомая злость: и вот этот рохля — Бронированный? Порко ненавидел этот робкий взгляд, ненавидел, когда лицо Райнера становилось потерянным, ненавидел, когда словно вырубленные из скалы черты смягчались, снова становясь слабыми и жалкими. Порко с детства мечтал о Бронированном — и, кажется, ничего не изменилось. Наверное, если бы Райнер всегда был таким, как в битве, если бы он соответствовал своему титану, если бы доказал Порко, что заслуживает Бронированного, все могло бы быть иначе. Возможно, Порко бы его уважал, может, он даже смирился бы. Но видеть, как тот, кто сутки назад крушил вековые стены, теперь становится под одним его взглядом жалким, как ребенок, было невыносимо.       — Слушай, я вот одного не понимаю, — процедил Порко. — Объясни, как это у тебя происходит? Ты действительно настолько поехавший, что ли? Еще вчера с тобой можно было нормально говорить, а сегодня опять та же хуйня?       Райнер ответил не сразу. Помолчал, отложил книгу и тоже сел, сцепив пальцы. В отличие от Порко, у которого мыски сапог еле скребли по земле, ступни Райнера стояли твердо.       — Вчера ты и сам был другим, — тихо сказал он.       — О чем ты вообще? — лицо Порко искривилось в презрительной гримасе.       Райнер стиснул пальцы так, что побелели костяшки. Казалось, он мучительно подыскивает правильные слова, но все никак не может их найти. И снова боится, боится, боится. Ничтожество. Порко вдруг вспомнил измученное, но полное решимости лицо Имир, и как она стояла перед ним без сожалений, готовая вернуть то, что было украдено.       — Да ну тебя, — с досадой отмахнулся Порко и вдруг в сердцах добавил: — Тоже мне, Бронированный! Отдал бы его уже и не мучился. Даже та девка была смелее!       Райнер прерывисто вздохнул и, когда Порко хотел уже снова лечь — о чем вообще говорить с этим пришибленным? — вдруг вскинул на него лихорадочно блестящие глаза. Лицо его вновь исказило отчаянное безумие.       — Галлиард, а хочешь?..       — Чего? — брезгливо уточнил Порко.       — Хочешь Бронированного? Ты ведь всегда хотел… Так, правда, лучше!       — Ты что вообще…       Закончить Порко не успел. Райнер вдруг вскочил и бросился к нему, упал перед ним на колени и обхватил его сапоги, прижимаясь к ним лицом. От неожиданности и отвращения Порко вздрогнул и попытался его оттолкнуть, но Райнер вцепился в него мертвой хваткой, стиснул своими ручищами, как клещами.       — Это ты должен был его получить! — шептал Райнер как будто в бреду. — Ты бы справился! Ты всегда был… Галлиард, забери его, прошу, умоляю, сожри меня!       Опомнившись, Порко со всей силы ударил его коленом в челюсть. Райнер отпустил наконец его ноги и рухнул на четвереньки, одной рукой упираясь в сухую, пыльную землю, а второй придерживая подбородок. Кажется, он знатно прикусил себе язык: изо рта у него текла кровь, и валил пар. От омерзения и какого-то первобытного ужаса Порко на мгновение забыл, как дышать, и только потрясенно пялился на Райнера, скорчившегося у его ног. Тот что, совсем помешался? Да, иногда Порко и самому казалось, что было бы проще, отдай Райнер Бронированного, но он все равно не мог понять, как воин может добровольно отказаться от своего титана? Как человек может добровольно отказаться от последних отпущенных ему лет жизни?       — Ты ненормальный… — пробормотал Порко. — Больной…       Райнер вдруг хлопнул ладонью по земле и тихо, сдавленно засмеялся. Порко мало что могло напугать, но от этого смеха у него кровь стыла в жилах. Он хотел, чтобы Райнер прекратил, чтобы немедленно заткнулся, чтобы он просто исчез, потому что в этот момент он был страшнее, чем все армии мира вместе взятые. Порко казалось, что исходивший от Райнера пар вонял отчаянием и смертью.       Отдышавшись и, видимо, восстановив язык, Райнер, не поднимая головы, тихо заговорил.       — Знаешь, я ведь тоже об этом думал… Еще тогда, когда мы с Зиком вернулись. Можешь не верить, но я ведь хотел его отдать. Не позволили… Черт, если бы только это накинуло тебе хоть пару лет жизни… Я бы сам к тебе в пасть залез.       Взяв себя в руки, Порко легонько ткнул его мыском сапога.       — Ну все, завязывай. Не хочу я тебя жрать. Ты пиздец стремный.       — Прости, — невесело усмехнулся Райнер и отряхнул руки.       Порко уже понадеялся, что он сейчас встанет и уйдет на свою койку, но Райнер вдруг снова подполз к нему и, тяжело дыша, дрожащими руками полез расстегивать на нем ремень. Порко попытался его отпихнуть, но Райнер не позволил: стянул брюки вместе с бельем и прижался приоткрытыми губами к его члену. По его подбородку и щекам, покрытым щетиной, по-прежнему была размазана кровь. Не осознавая до конца, что он делает, Порко запустил пятерню в короткие светлые волосы и чуть сжал. Оттолкнуть Райнера и насадить его на себя ртом хотелось примерно одинаково, и Порко, утробно прорычав, выбрал второе. Да к черту все. Он со вчерашнего вечера на взводе, Пик его продинамила, а этот псих явно хочет… Да плевать, чего он хочет.       Райнер явно старался сделать ему хорошо: терся об него окровавленным лицом, грязно вылизывал, сосал, старательно втягивая щеки, но Порко этого было недостаточно. Иногда ему казалось, что он всю свою жизнь только и делает, что злится, но именно на Райнера и именно в этот момент он злился особенно. Порко хотелось порвать его, разодрать в клочья, отомстить за все сразу — и за Бронированного, и за Марселя, и за проваленную миссию на острове, стереть с его квадратной морды это блядское выражение мученика. Райнер не заслуживал ни жалости, ни сострадания, он сам, сам был во всем виноват. И Порко уж точно не собирался быть тем, кто прекратит его муки. Это из-за Райнера они все в аду, вот пусть теперь и горит.       Когда выносить эти его жалкие потуги стало уже невозможно, Порко поднялся с койки и стал двигаться сам, вбиваясь в жаркую мокрую тесноту. В горле у Райнера булькало, он надсадно дышал носом, но как обычно не останавливал его, а Порко все было мало, мало, мало — и он уже не знал, это сила титана в нем ищет выхода или он сам горит в аду вместе с Райнером. Почувствовав близкую разрядку, Порко одной рукой обхватил его шею, нажал большим пальцем под кадыком и стиснул. Глотка Райнера сжалась, глаза закатились, и, когда он захрипел, Порко, дрожа всем телом, выплеснулся ему в рот.       Придя в себя, он разжал пальцы, и Райнер тяжело осел, жадно глотая воздух и потирая шею. С брезгливым любопытством Порко покосился на его пах. Ну конечно. Тупая похотливая псина. Только его заводит подобная дичь. Хотелось сделать с ним что-то страшное, избить так, чтобы неделю не вставал, изуродовать, изувечить. Хотелось…       — Встал, — приказал вдруг Порко.       Райнер вскинул на него бессмысленный, затуманенный взгляд, и Порко, не в настроении ждать, пока до него дойдет, силой заставил его подняться, а сам вдруг бухнулся на колени.       — Галлиард… — прохрипел Райнер, глядя на него чуть ли не с ужасом. — Ты чего?..       — Ничего, блять, заткнись.       С тех самых пор, как Порко стоял на коленях перед тем марлийским офицером, а тот совал ему за щеку свой вонючий отросток, держа за волосы и приговаривая, какой Порко хорошенький, во всем мире не было ничего, что он бы ненавидел так, как это — и все же в эту минуту он ничего не хотел так, как ощутить член Райнера у себя во рту. Он и сам не понимал, что на него нашло. Хотел ли он таким извращенным способом заставить безмозглого Райнера испытать то же смятение, что испытал он сам несколько минут назад? Или хотел доказать, что даже в такой идиотской мелочи он все еще лучше и способнее, чем Райнер? Или хотел отблагодарить его за то, что вчера прикрыл под камнепадом, который устроил Зик? Порко и сам бы не ответил. В глубине души он допускал, что они просто оба сошли с ума.       Долго мучиться ему не пришлось. Райнер, словно в горячке, бормотал какой-то бессвязный вздор, до тошноты трепетно гладил его голову и тихо, низко постанывал. Порко вцепился в его бедра, давился членом и сосал так страстно, что сам себя не узнавал. Легче было не думать. Он просто хочет, чтобы этот бессмысленный бред поскорее закончился. Просто хочет домой. Хочет проснуться, и чтобы Марсель был жив, а Райнер был нормальным, чтобы они стали…       Райнер с резким, удивленным вздохом кончил, густо измазав Порко язык отвратительным и горьким. Порко отстранился и брезгливо сплюнул на землю, но во рту у него остался едкий привкус. Райнер посмотрел на него как-то беспомощно, и Порко скривился.       — Сказал же, не хочу тебя жрать, — буркнул он, поднимаясь на ноги и отряхивая колени от песка.       — Галлиард, ты такой… — промямлил Райнер.       — Какой? — огрызнулся Порко и вдруг не выдержал: — Хорошенький?       От отчаяния ему хотелось выть. Он впервые в жизни не понимал, что творится в его собственной голове, но точно знал, что так быть не должно, что все это какой-то абсурдный кошмар, от которого он никак не очнется. Он должен был стать воином вместе с братом, должен был выполнить возложенную на них миссию, вернуть Титана-Прародителя и вернуться домой. А сопливый неудачник Райнер должен был протирать штаны в штабе и ждать тринадцать лет, пока Порко и Марсель…       — Нет, — тихо сказал вдруг Райнер. — Ты красивый. Самый красивый.       Придумал бы что новое. Порко раздраженно рыкнул и, налив себе воды, шумно и нарочито тщательно прополоскал рот, безуспешно пытаясь избавиться от мерзкого вкуса на языке. Райнер обессиленно опустился на свою койку.       — Я, правда, отдал бы тебе Бронированного, — прошептал он. — Ты настоящий воин. Хотел бы я быть, как ты.       Порко застыл, на секунду представив своего Зубастого, с ног до головы покрытого непробиваемым мощным доспехом, и вдруг искренне, тепло усмехнулся.       — Мечтай.              

***

             В крепости Слава Райнеру досталось так, что Порко, извлекавший его тушу из Бронированного и потом тащивший навстречу бегущим с носилками солдатам, в какой-то момент задался вопросом, сможет ли он вообще выкарабкаться.       Райнер смог, хотя и пролежал три дня без сознания. Порко, которого, как обычно, почти не задело, иногда заходил в лазарет его проведать. Сначала на Райнере живого места не было. Он лежал израненный и так плотно окутанный паром, что даже лица не было видно. На вторые сутки его тело восстановилось, но он по-прежнему лежал без сознания, только иногда хрипло постанывал, а один раз вдруг закричал во сне, перепугав врачей.       Порко сидел за столом у его койки, изредка поглядывал на его бледное, покрытое испариной лицо, и скрежетал зубами. Вот надо же было Зику опять покрасоваться. Вместо того, чтобы не ждать и сразу потопить неприятельский флот, он опять решил сначала толкнуть философскую речь. Порко, который сразу после его прибытия отступил на дальнюю стену крепости, прекрасно понимая, чего ожидать, хотел от всей души дать командиру пинка. Кажется, в какой-то момент он даже не выдержал и заорал: «Да бросай ты уже эти чертовы снаряды!» Но нет, Звероподобный медлил, а экипажи вражеских кораблей в это время успешно навели на него орудия и синхронно дали залп. Как в замедленной съемке, Порко смотрел, как Бронированный, которого к тому моменту и так потрепало, и который, не подоспей вовремя Зубастый, уже выбыл бы из игры, бросается к пролому в стене, чтобы прикрыть собой командира. Несколько снарядов попали прямо ему в грудь, и он тяжело рухнул на землю, а Звероподобный только что по голове у него не прошелся, делая бросок. Порко и сам не знал, почему тогда так разъярился. Наверное, ему было обидно за Бронированного.       Когда Райнер очнулся, то первым делом поблагодарил Порко за то, что тот его спас. Порко лишь отмахнулся и сделал вид, что не произошло ничего такого, что стоило бы обсуждать.       Прибывший через пару дней поезд забрал их в Либерио. Возвращаться домой было волнительно и радостно. Порко представлял, как пожмет руку отцу, обнимет маму, как они будут гордиться им, как когда-то гордились Марселем. Теперь, когда война выиграна, он действительно заслуживал свою алую повязку и больше не стыдился ее. Ночью в поезде он смотрел в окно, с улыбкой слушал смех и крики, доносившиеся из соседнего вагона, где солдаты отмечали победу, иногда гладил по волосам спящую Пик, привалившуюся к его плечу, и с замиранием сердца представлял лицо брата, озаренное улыбкой. Хотелось верить, что Марсель тоже бы им гордился.       Утром, приехав в столицу, они вместе с солдатами под присмотром марлийских офицеров и командира Магата добрались наконец до гетто. Ворота открыли, и воздух заполнили радостные крики. Выжившие обнимали и целовали своих близких, смеялись и плакали от счастья. В стороне с почерневшими лицами стояли те, к кому вместо отцов, братьев и сыновей вернулись похоронки. Порко отыскал глазами в толпе родителей и с улыбкой подошел к ним. Мама тут же в слезах бросилась его обнимать, повторяя: «Мой мальчик, мой храбрый мальчик!» Прижав ее голову к плечу, Порко взглянул в сторону и вдруг увидел Райнера, к которому тоже подошли близкие. Мать Райнера его не обняла.       Несколько дней отряд воинов и вовсе не собирался вместе. Порко почти все время проводил с семьей: мама все сетовала, как он похудел, и, кажется, пыталась откормить его за все два месяца отлучки, а отец расспрашивал про Зубастого. Пик тоже была с отцом, а Райнер в компании неутомимой Габи, скорее всего, курсировал между домом и тренировочной площадкой кандидатов. Во всяком случае, Порко старался о нем лишний раз не вспоминать. А потом Зик внезапно собрал их в своем кабинете и рассказал о новом плане возвращения Титана-Прародителя.       Порко эта его идея с самого начала не понравилась. Впутывать Тайберов, снова соваться на остров, ввязываться в новую войну, когда они только-только положили конец прежней! Порко помнил, что Зику оставался год, и его не покидало ощущение, что сейчас Зик готов кого угодно безжалостно бросить в мясорубку, лишь бы достичь какой-то одному ему понятной цели. На собрании он попытался было высказаться против, но его неожиданно прервал Райнер, громко заговоривший о спасении Марли. В первую секунду Порко охватил гнев: он будто снова оказался в прошлом, где мелкий Райнер, брызжа слюной, рассыпался перед марлийским командованием в клятвах верности. Он уже ощутил знакомое желание отвесить Райнеру затрещину, но вдруг понял: что-то здесь было нечисто. Приглядевшись и прислушавшись, он заметил, что лицо Райнера слишком уж напряжено, а голос звучит фальшиво. У Порко появилось ощущение, что Райнер заговорил специально, как будто играл роль, но для чего? После собрания он хотел было прижать Райнера к стенке и заставить объясниться, но тот смылся неожиданно быстро — Порко и глазом моргнуть не успел.       Нормально с ним поговорить удалось только вечером следующего дня. Марлийцы перед отбоем гоняли по тренировочной площадке несчастных кандидатов, которые уже еле переставляли ноги. Только бойкая Габи неслась впереди всех с винтовкой наперевес и покрикивала на товарищей, упрекая в слабости. Услышав ее, Порко усмехнулся: вредная самоуверенная девчонка иногда очень напоминала его самого. Любопытно, согласился бы с ним Райнер?       — Есть закурить?       От неожиданности Порко подпрыгнул и обернулся. Легок на помине, мать его!       Райнер стоял перед ним бледный, растрепанный и осунувшийся, словно со вчерашнего дня не спал. Его китель был расстегнут, рубашка помята, а сапоги, вопреки обыкновению, не начищены. Он смотрел куда-то сквозь Порко мутным, одуревшим взглядом, словно призрака увидел, но этот взгляд не был похож на те, что и прежде появлялись у него при воспоминании об острове. Раньше в глазах Райнера был только животный, первобытный страх. Теперь же в них горел лихорадочный огонь решимости, словно Райнер вмазался какой-нибудь дурью, которую, бывало, кололи себе ветераны, не в силах справиться с преследующей их тенью войны. И если в пустыне, когда Райнер умолял Порко забрать Бронированного, на его лице был написан лишь ужас и отчаянное желание положить конец страданиям, то сейчас он напомнил Порко Имир на церемонии передачи. Казалось, что Райнер понял что-то очень важное.       Порко со вздохом потянулся в карман и достал пачку сигарет и спички. Обычно он не курил и доставал их, как правило, только когда курил Зик, чтобы найти повод задержаться рядом с командиром подольше и не бежать сломя ноги на очередную тренировку. Он протянул Райнеру сигарету, которую тот тут же всунул в зубы, и сам чиркнул спичкой, прикрывая огонек рукой и помогая ему закурить. Райнер со свистом затянулся и прикрыл глаза. Он действительно выглядел, как человек, которому эта сигарета была очень нужна.       — Ты опять, что ли? — неуверенно спросил Порко.       — Что?.. Нет, — рассеянно ответил Райнер. — Все в порядке.       Порко недоверчиво на него посмотрел.       — Как скажешь.       Поколебавшись, Порко тоже закурил. Они немного постояли, глядя на кандидатов, которым, судя по выкрикам офицера, оставался один круг. Первой финишную черту пересекла, разумеется, быстроногая Габи, которая тут же победно вскинула кулак и радостно засмеялась, захлебываясь воздухом. За ней, тяжело дыша, приплелись Удо и Зофия. Фалько, бежавший позади всех, за пару метров до финиша споткнулся и упал лицом в песок, роняя винтовку.       — Ты опять?! — заорала на него Габи, и Порко, вздрогнув, скосил глаза на Райнера, который сжал тонкие губы в суровую линию.       Словно и не поменялось ничего. Порко был уверен, что и Райнер вспомнил, как сам точно так же бесчисленное множество раз падал без сил, а Порко отпускал язвительные комментарии и дразнил его, говоря, что такими темпами он на титана может даже не рассчитывать. Обычно его останавливал Марсель, а Райнер так и лежал на земле, задыхаясь и глотая пыль, и ничего не отвечал.       Фалько, тем временем, подтянул к себе упавшую винтовку, прополз на локтях оставшееся до финиша расстояние и только тогда растянулся на земле, раскинув руки и тяжело дыша. К нему тут же бросились Удо и Зофия, а Габи стояла в стороне с выражением презрения на лице, закинув винтовку за плечо и гневливо скрестив на груди руки.       — Ты видишь то же, что и я? — склонив голову, вполголоса спросил Порко.       — Мы это видим по-разному, — сухо ответил Райнер, стряхивая пепел с сигареты.       Порко усмехнулся. Ну конечно. Опять жертву из себя строит.       — Я что, виноват, что ты был хлюпиком?       — Знаешь что… — Райнер осекся. — Дай еще сигарету.       Порко удивленно на него взглянул, но сигарету достал и тут же машинально воткнул себе в рот. Чертыхнулся сквозь зубы, прикурил, затянулся разок и отдал Райнеру. Тот и глазом не повел. На площадке Удо закинул руку Фалько к себе на шею и помог ему подняться, а потом они с Зофией дотащили его до лавки. Габи фыркнула, и, заметив за углом Райнера, радостно ему помахала и бросилась к ним.       — Райнер! О, господин Галлиард! Вы видели? Я пришла первой! — завопила она и, налетев на Райнера, повисла на нем, крепко обхватив за пояс.       Райнер криво улыбнулся и любовно потрепал ее по голове. Порко посмотрел на его огромные мозолистые ладони и вдруг подумал, что это прикосновение ничем не отличается от тех, о которых знал только Райнер и он сам. Словно Райнер на самом деле никогда не боялся его, просто вкладывал в ласки ту же нежность и заботу, что дарил и своей сестре. Да ну, бред. Его же никто не просил.       — А еще! Еще сегодня были стрельбы, и я снова лучшая! — тарахтела Габи, прижимаясь к широкой груди Райнера раскрасневшимся от бега лицом. — У меня самые высокие баллы, почти снайперские! Я точно унаследую Бронированного, слышишь? Правда, здорово?       По бледному лицу Райнера будто рябь прошла, и Порко отчетливо заметил, как у него дернулся глаз. Взбудораженная Габи, не дождавшись ответа от Райнера, нетерпеливо подергала за рукав самого Порко.       — Господин Галлиард! Ну хоть вы скажите! Здорово же?       — Ага, — выдавил Порко, растягивая губы в вымученной улыбке.       Конечно, здорово. Сожрать собственного брата. Здоровее не придумаешь.       Глупенькая Габи, к счастью, не заметила ни застывшего взгляда Райнера, ни того, как у Порко позорно дрогнул голос. Самоуверенная и ослепленная успехом, она наконец отпустила брата и продолжала в упоении тараторить что-то про занятия, баллы и очередные квалификационные экзамены в присутствии верхушки из Генштаба, на которых она, конечно же, покажет себя как самого достойного кандидата на роль Бронированного. Вывалив на них все новости, Габи, сияя белозубой улыбкой, обернулась на товарищей и вдруг притихла.       — Ладно, — неуверенно сказала она, почесывая затылок. — Пойду их проведаю. А то вдруг надо за водичкой сбегать.       Райнер кивнул и улыбнулся уже более расслабленно, мягко. У уголков его глаз появились добрые мелкие морщинки, неожиданно показавшиеся Порко почти красивыми.       — Давай, малявка.       Габи сорвалась с места, но на полпути обернулась на бегу и крикнула:       — Я им всем докажу, что Брауны — лучшие!       Порко усмехнулся и шутливо подтолкнул Райнера под бок острым локтем.       — А ведь эта, чего доброго, докажет. А, Браун?       Снова потемнев лицом, Райнер бросил давно истлевшую сигарету на землю и зачем-то придавил мыском сапога — с силой, будто пытался сплющить какое-то мерзкое насекомое. Габи вихрем пронеслась через площадку, плюхнулась на лавку рядом с Фалько и начала его грубо тормошить. Порко в который раз подумал о том, что Брауны, видимо, все так или иначе с прибабахом.       — Повезло ей, что тут нет Марселя, — тихо сказал вдруг Райнер. — Уж он бы ей мозги вправил…       — А?       — Прости. Не бери в голову.       Ребята, тем временем, стали расходиться. Сначала, убедившись, что Фалько в порядке, ушел Удо. Еще через пару минут к выходу, помахав товарищам на прощание, быстрым шагом направилась Зофия. Габи придуривалась и, судя по всему, продолжала подкалывать Фалько, то и дело хлопая его по плечу, но Порко почему-то казалось, что делает она это не так, как он сам в детстве — как-то мягче, что ли. Интересно, это из-за того, что она девчонка? Или потому что она тоже — Браун? Или все дело в нем самом, и он действительно, сам того не осознавая, был отпетым хулиганом, которому просто-напросто нравилось обижать слабых?       В конце концов, Габи вскочила на ноги, что-то весело сказала Фалько, и, когда тот поднял голову, щелкнула его по носу. Фалько только возмущенно крикнул: «Эй!» — но Габи уже летела вдоль казарм. Ее тонкие ноги бежали так быстро, что со стороны напоминали крылышки стрекозы — невозможно уследить за движениями, даже если смотреть во все глаза. Изнуренный Фалько еще немного посидел на лавке, задрав голову и уставившись в небо, а потом поднялся и только тогда наконец тоже заметил за углом воинов. Тяжело переставляя ноги, он поплелся к ним с виноватым и понурым видом, словно ему за что-то было стыдно.       — Здравствуйте, — как всегда вежливый и робкий, типичный Грайс. — А вы… Вы тут давно?       — Ну, твое сокрушительное поражение застали, — усмехнулся Порко и, покосившись на Райнера, тут же быстро добавил: — Но молодец, что дополз.       Повесив голову, Фалько кисло улыбнулся и повернулся к Райнеру.       — Господин Браун, простите. Я очень стараюсь, правда, но она, сами видите, какая… Мне ее никогда не догнать.       Порко удивленно вскинул брови. Понятно, что старается, но Райнеру-то зачем докладывать? У него возникло стойкое ощущение, что эти двое, так похожие друг на друга, делят какую-то тайну.       — Все хорошо, — заверил мальчика Райнер. — Просто в следующий раз попытайся снова.       Фалько с грустным, почти обреченным видом кивнул и тоже потащился в сторону казарм, а Порко привалился плечом к стене, с изучающим видом глядя на Райнера. Просто попытайся снова. Интересно, сколько раз тот в детстве говорил себе то же самое, когда остальные кандидаты, и Порко в том числе, обходили его по всем дисциплинам? Сколько раз он вот так же поднимался, полз, старался изо всех сил? Может, это и в самом деле как раз то качество, которое нужно Бронированному — вставать, сколько бы раз ты ни падал? Может, именно поэтому командование доверило титана ему? Но ведь Порко в детстве не лгал, когда выговаривал Райнеру, что у того нет никаких особенных талантов. Райнер тогда действительно не был ни сильным, как Марсель, ни умным, как Пик и Бертольд, ни талантливым, как Энни. Сколько бы Порко ни размышлял, почему Бронированный тогда достался не ему, сколько бы версий ни обдумывал, он каждый раз находил в собственной логике нестыковки. Что-то от него ускользало, что-то он никак не мог понять сам, и это вызывало в нем беспомощную, не находящую выхода ярость, которая душила его всю жизнь. Иногда он думал, что, может, пора уже отпустить Бронированного? В конце концов, теперь они с Райнером стали равными, четыре года бились плечом к плечу, оба — воины и оба — почетные марлийцы. И все же в голове звенел высокий голосок Габи: «Я лучшая!»       — Что у вас там за девчачьи секретики? — язвительно спросил Порко.       — А я уж было подумал, что вот мы с тобой нормально общаемся, — устало вздохнул Райнер.       Порко прыснул.       — Не, рожа у тебя все равно паскудная.       Райнер с горькой усмешкой помолчал, глядя на грязный песок площадки, и вдруг предложил:       — Выпить хочешь?       Уговаривать Порко как всегда не пришлось.       У Райнера оказалась початая бутылка какой-то кислой самодельной настойки, отдающей то ли клюквой, то ли брусникой, не разобрать. Наверняка родственники одарили. Было вкусно, и Порко вливал в себя рюмку за рюмкой, а Райнер сидел напротив, понуро подперев кулаком небритую щеку. За его спиной у окна стояла винтовка, неаккуратно прислоненная к подоконнику. Сначала Порко даже не обратил на нее внимания, а потом решил, что Райнер ее чистил. Занавески были опущены — на всякий случай. Разговаривать не хотелось, поэтому они просто молча напивались. Осознав, что они уже прикончили полбутылки, Порко обвел Райнера долгим и тягучим, как патока, взглядом. Тот был в одной несвежей рубашке, ее смятый расстегнутый ворот скособочился, оголяя кожу, и Порко почему-то очень захотелось вцепиться Райнеру в шею зубами — до крови, чтобы тот охнул и застонал. Наверное, это в нем говорит Зубастый. Порко поерзал, чувствуя, как в штанах становится тесно.       — Ты чего? — буркнул Райнер.       — Да вот думаю, — мурлыкнул Порко, подаваясь вперед. — Может, все-таки тебя сожрать?       Лицо Райнера вытянулось, и Порко хохотнул.       — Да не в том смысле! Бля, вот же ты конченый!       Он уже давно сидел без сапог — в комнате было жарко — и, воспользовавшись этим, издевательски провел ступней по ноге Райнера снизу вверх, в конце грубо надавив на пах. У Райнера на лице не дрогнул ни один мускул. Он перехватил ступню Порко и устроил ее на своем бедре, а потом нерешительно погладил большим пальцем. Порко тут же пожалел о своей выходке и попытался притянуть ногу обратно.       — Ну ладно, все, хорош!       Райнер его не отпустил.       — Слушай, Галлиард… Я давно хотел… Надо было тебе еще тогда сказать…       — Эй! — фыркнул Порко. — Вот только не надо мне в любви признаваться, ладно? Я заметил, если что.       Взмокший от жары и выпивки Райнер упрямо помотал головой, его рука у Порко на лодыжке сомкнулась крепче. Казалось, что он хочет в чем-то покаяться, но никак не может найти в себе силы произнести это вслух. Порко снова подергал ногой и раздраженно пихнул Райнера пяткой в живот.       — Ну рожай уже, козлина! Долго мне еще так сидеть?       — Я… Марсель тебе не…       Порко рванулся, высвобождая ногу, вскочил и угрожающе навис на Райнером. От того, как его кулаки врезались в стол, бутылка опасно покачнулась. Злость в его голове легко перетекала в возбуждение, и наоборот. С Райнером, которого он уже четыре года хотел то трахнуть, то избить, это работало особенно заметно. Порой Порко казалось, что с ним два этих желания в принципе неразделимы, и нужно просто как-нибудь в кровь и сопли разбить Райнеру лицо, сидя на его члене.       — Вот только не надо, понял?! Еще хоть слово про Марселя! Оставь его уже нахуй в покое!       Райнер виновато склонил голову и закрыл лицо руками, а Порко сгорбился и вдруг несколько раз с силой ударил по столешнице.       — Сука, сука, сука!       Если бы тут был Марсель, то он бы наверняка нашел способ их помирить. Наверняка поддержал бы Райнера и утихомирил самого Порко. Но Марселя тут не было, потому что его сожрали, потому что он погиб, спасая жалкого, ущербного Брауна от титана — и не Брауну было о нем говорить. Все, что осталось от Марселя — это горькие сожаления и пара воспоминаний в голове Зубастого. Бутылка все-таки упала со стола и покатилась по полу, расплескивая настойку. Запахло кислым, пряным, спиртным. Порко обернулся и в бешенстве ее пнул — та со звоном и брызгами отлетела в дальний угол комнаты. Тяжело дыша, Порко натянул сапоги и потянулся за курткой, лежавшей на кровати, как вдруг Райнер схватил его за предплечье. Его воспаленные глаза блестели.       — Не уходи! — выдохнул он.       Порко только взглянул на него с отвращением и стряхнул его руку.              

***

             «Я бежал? Я ведь бежал… Я хотел остановить тот дирижабль…»       Его собственное тело словно было ватным, а плоть Зубастого дымилась и корчилась от боли. Он не чувствовал ни рук, ни ног. Где его ноги? Их кто-то отрубил? Кажется, та островная дьяволица, Аккерман… А руки? Где его когти? Почему их нет? Кажется, Зубастого швырнули… Почему он стал как будто легче?..       «Руки… Он оторвал мне руки…»       Ему что-то мешало. Перед глазами вдруг появилась оскаленная, вытянутая морда Атакующего и его чудовищная раскрытая пасть. Что ему надо?.. Женщина! Та женщина, хозяйка Молотобойца! Где она? Она ведь спряталась в кристалл, она должна быть в безопасности… Что это за треск? Что там звенит? Как будто стекло… Та бутылка упала, не надо было ее пинать. Может, надо было остаться? Почему у Зубастого так громко скрипят зубы? Надо было остаться… Может, они бы в кои-то веки нормально поговорили…       «Где ты? Мне страшно!»       Он был совсем один. Что-то хрустело, ему было больно. Он умолял остановиться, не делать этого… Чего не делать? Почему Зубастый его не слушается? Что это за звуки? Кто-то что-то глотал, тяжело и надсадно, а потом Зубастый снова обо что-то ударился. Надо было прикончить ту марлийскую тварь на месте. Что бы сказал Марсель? Раздался рев. Кто это? Атакующий?       «Помоги! Пожалуйста! Мне так страшно…»       Он же воин. Надо бороться. Надо встать и бороться. На что встать? С кем бороться? Вроде был остров… Он знал человека, который вернулся с того острова другим. Где этот человек? Как его звали? И где Марсель? Почему Зубастого опять куда-то тащат? Оставьте его в покое…       — Покко!       Порко распахнул глаза. Он хрипло и тяжело дышал, горло саднило, словно он только что кричал. Над ним склонилась встревоженная бледная Пик в простой белой сорочке, как те, что выдают в лазаретах. Так вот оно что, он в лазарете. Неужели все кончилось?       — Наконец-то! — воскликнула Пик с облечением и прижала его голову к своей груди. — Ты бредил. Бедный, бедный мой Покко…       Тепло. Мягко. Уютно. Остаться бы так навсегда, на ее груди. Порко попытался поднять руку, чтобы обнять Пик за плечи, но слабое тело не слушалось. Тогда Пик сама обвила его руками, погладила по волосам и стала укачивать, целуя в висок. Мысли Порко немного прояснились, и он вдруг отстранился, глядя на Пик со страхом.       — Где Браун?       — Здесь, — грустно улыбнулась Пик, снова укладывая его на подушку. — Лежи, не вставай. Не бойся.       — Он жив? — Порко вскинулся изо всех сил, пытаясь разглядеть Райнера на одной из ближайших коек. — Его не было на площади!       — Жив, — заверила Пик. — Очень слаб, но жив. Не шуми, ему тоже надо восстановиться.       Порко до сих пор казалось, что его тело ему не принадлежит. Он со стоном откинулся на подушку и почувствовал, как кончики пальцев покалывает. Казалось, у него все еще продолжается жар от регенерации.       — Его там не было, — упрямо пробормотал он.       — Был, — возразила Пик. — Он спас тебя и Фалько от Атакующего.       Порко потрясенно замер и открыл было рот, чтобы узнать подробности, но вдруг устыдился сам себя. Хорош друг, ничего не скажешь! Пик стояла перед его койкой на коленях, маленькая и почти прозрачная в своей сорочке. Темные волосы были растрепаны, словно во сне ее тоже мучили кошмары, и она тоже металась по подушке, на тонкой шее болезненно просвечивали вены, большие печальные глаза были сухими и покрасневшими, словно с той самой минуты, как она пришла в себя, Пик только и делала, что плакала. Хоть она и нашла в себе силы встать, но прикосновения ее были слабыми, почти невесомыми. Ей явно тоже досталось, а ведь на площади Порко в какой-то момент потерял ее из виду.       — А сама как? — тихо спросил он, беря ее за руку.       — Жить буду, — глухо сказала она. — А вот мои ребята…       — Что?! — выдохнул Порко. — Все?!       — Все, — кивнула Пик, всхлипнула и быстро утерлась рукавом, сдерживаясь, чтобы снова не заплакать. — Я не успела…       Порко прижал ее холодную хрупкую ладонь к губам и поцеловал.       — Это не твоя вина, — горячо прошептал он. — Это все они, те дьяволы!       Пик кивнула, но видно было, что слова ее не утешали. Казалось, что она терзается не только из-за гибели Панцирь-команды. Она шмыгнула носом, кашлянула и, сделав над собой заметное усилие, упавшим голосом продолжила:       — Заходил Магат. Сначала они думали, что Зик погиб, но его тело нигде не нашли. Пока точно не ясно, но Магат думает, что Зик нас предал. Скорее всего, он ушел на том дирижабле с Атакующим и остальными.       Обессиленно выдохнув, Порко уставился в потолок, все еще сжимая руку Пик в своей. Как же они это допустили? Где ошиблись? Еще недавно ему казалось, что они вот-вот смогут вдохнуть полной грудью и хоть немного пожить спокойно. Еще пару дней назад он думал, что война наконец-то осталась позади, но вот она пришла в его дом — грохочущая, кровавая и страшная. Вспомнилось, как над побережьем вырос гигантский огненный гриб от взрыва Колоссального, и Порко поежился. Он никогда ничего не боялся: ни когда вместе с братом записывался добровольцем в кандидаты, ни когда ему вкалывали сыворотку, ни во время войны на юге. Но теперь грудь ему словно сдавило невидимыми тисками. Островные дьяволы принесли в Либерио смерть, и Порко мог думать только об одном: он должен убить Атакующего титана, должен покончить с ним, уничтожить своими руками. Нет, не Атакующего — Эрена Йегера. А вместе с ним его брата, если командир Магат прав.       При мысли о возможном предательстве Зика хотелось выть от отчаяния. Порко не слишком любил Зика, не всегда его понимал и часто с ним спорил, но все же уважал как воина и своего командира. Если их предал даже Зик, то верить нельзя никому. Хорошо, что Пик рядом. Каково же ей сейчас об этом думать? Ведь она была предана Зику больше всех. Сам Порко на площади в какой-то момент задался вопросом: а где Райнер? Бронированного нигде не было видно, и у Порко в груди холодело от мысли, что Райнера либо сожрали, либо он на самом деле переметнулся к островным дьяволам…       Сожрали!       Вспомнив самую последнюю, самую страшную минуту, Порко застонал и заметался по кровати. Пик прижала его к себе, зашептала что-то в макушку, но у Порко перед глазами все стояла та жуткая картина: как Атакующий сокрушил челюстями Зубастого кристалл, в котором была хозяйка Молотобойца. От воспоминаний об отвратительных звуках, с которыми Атакующий глотал ее смятые, расквашенные внутренности, Порко затошнило. Он ничего не мог поделать, у него не было рук и ног, но хуже всего было то, что его впервые в жизни охватил такой дикий, звериный ужас, что он сдался. Он ведь в какой-то момент перестал сопротивляться. Атакующий хотел сожрать и его — а Порко было все равно. У него не осталось сил бороться ни за свой народ, ни за Зубастого, ни за свою собственную жизнь. Был ли этот ужас знаком и Райнеру? Он ли его сломил, когда тот был на острове?       Наконец он обессиленно затих, а Пик, видимо, чтобы утешить его и самой отвлечься от тяжелых раздумий, вдруг печально улыбнулась.       — Знаешь, Магат рассказал, как появился Бронированный. К нему прибежал Фалько и сказал, что Райнер его спас, но заперт под обломками без сознания. Атакующий уже хотел тебя сожрать, но… Фалько и Габи стали звать Райнера, и он появился! И спас тебя тоже.       Порко лежал неподвижно и все слушал ее голос. В душе забрезжил лучик надежды. Райнер все-таки пришел. Он спас его. Он не предатель. Он все это время оставался тем же Райнером, которого Порко знал в детстве — просто об этом забыл. Но Порко ему напомнит. Как только Райнеру станет лучше, Порко придет к нему и останется. И они наконец-то обо всем поговорят. И о Бронированном, и о Марселе, и о том, как Порко задирал его в детстве, и о гребаном острове, который забрал у него брата и чуть было не забрал Райнера.       — Где он? — хрипло спросил Порко, и Пик сокрушенно покачала головой, но ткнула пальцем куда-то в сторону.       — Вот же ты неугомонный! Там. Только не трогай его.       Порко проследил взглядом направление, в котором указывал ее тонкий палец, и увидел в дальнем конце общей палаты койку, огороженную белой ширмой.       Пик оглянулась и тихо забралась в его кровать. Порко подвинулся, уступая ей место, и она устроилась у него под боком, уложив голову ему на плечо и укрывшись одеялом чуть ли не до подбородка. Порко прижал ее к себе, сколько было сил, и они немного полежали так вместе, греясь друг об друга. Говорить о том, что случилось ночью, казалось невыносимым, и Порко старался хоть на время забыться в запахе волос Пик и нежности ее кожи под пальцами. Сама Пик как будто задремала, обхватив его поперек груди.       Порко вспомнил вдруг, как несколько месяцев назад, когда они ненадолго вернулись с очередной операции, в офицерском собрании устроили танцы. Отряд воинов, разумеется, тоже был приглашен: им даже разрешили привести с собой пару, но Порко тогда отправился туда только для того, чтобы выпить. Танцы он никогда особенно не любил. Пик тоже пришла одна, в простом синем платье с белым воротничком и с убранными наверх волосами, и Порко весь вечер исподлобья наблюдал, как она украдкой поглядывает на Зика. Даже последний тупица бы понял, что она тогда больше всего на свете хотела, чтобы тот пригласил ее потанцевать, но Зик весь вечер провел в углу зала, общаясь с марлийскими офицерами и одну за другой выкуривая сигареты. Когда смотреть на печальное лицо Пик стало невозможно, Порко подошел к ней и протянул руку. Пик взглянула на него тогда с такой благодарностью, что защемило в груди, поднялась и прошептала ему на ухо: «Меня ноги не держат». Порко только усмехнулся и шепнул в ответ: «Не бойся, я буду тебя держать». В итоге они протанцевали весь вечер. Пик даже перестала искать глазами командира и расслабилась, положив голову Порко на плечо, вот прямо как сейчас. Хорошие были времена.       — Эй! — тихо позвал Порко, улыбнувшись теплым воспоминаниям, и Пик сонно приподняла голову. — А помнишь, как мы с тобой танцевали?       Ее лицо просветлело и она, тоже с улыбкой, кивнула.       — Потанцуешь со мной еще? — спросил он, заглядывая ей в глаза. — Когда все закончится. Пообещай!       Пик тихо рассмеялась и прижалась к нему, обнимая за шею.       — Конечно, — горячо пообещала она и ласково поцеловала его в щеку. — Обещаю. Ты хорошо танцуешь.       — Ты лучше, — усмехнулся он.       Пик помолчала, гладя его по руке, и вдруг, приподнявшись на локте, посмотрела неожиданно грустно и серьезно.       — Покко, можешь тогда тоже мне кое-что пообещать?       Он медленно кивнул.       — Нас было семеро. Осталось трое. Если Зик и правда… — она не смогла произнести то, о чем подумала, вслух. — Кроме тебя и Райнера у меня больше никого нет. Только мы друг у друга и остались. Я знаю, как тебе тяжело… Но, пожалуйста, пообещай, что простишь его.       Прерывисто вздохнув, Порко сгреб ее в объятья, притянул к себе и поцеловал в лоб.       — Обещаю, — прошептал он. — Только вот… Простит ли он меня?       — Покко, дурачок, — печально улыбнулась Пик. — Он давным-давно тебя простил.       Еще какое-то время они лежали вместе, обнявшись под одним одеялом, успокаивая и утешая друг друга просто тем, что были рядом. Потом Порко чуть ли не силой отправил уставшую Пик отдыхать. Она доковыляла до своей кровати, улеглась и почти сразу крепко уснула, а Порко лежал, глядя в окно, и то проваливался в сон, то снова просыпался. С улицы через приоткрытое окно доносился запах пороха и вонь пожарищ. Вечером в лазарет снова зашел командир Магат с перевязанной головой: сначала кратко пересказал то, что Порко и так уже знал от Пик, а потом тихо сообщил о гибели Удо и Зофии и о том, что Габи и Фалько пропали. Порко не знал, в курсе ли Пик и кто кого пытался уберечь от плохих новостей: она — Порко или командир Магат — саму Пик. Командир, впрочем, надолго не задержался, и Порко вновь остался один.       Когда стемнело, он пошевелил ногами и сначала осторожно сел, а потом попробовал и встать. Ноги по-прежнему были как будто не его, но кое-как слушались. Держась за изголовье, Порко медленно встал и через всю палату побрел к белой ширме, а, когда дошел, замер, неуверенно схватившись за край. Он убеждал себя, что бояться нечего: там ведь Райнер, просто Райнер. Порко вдруг вспомнил, как Райнер всего пару дней назад схватил его за руку и умолял не уходить, но он ушел. Стало противно от самого себя: Райнер буквально вырвал его из пасти Атакующего, а он даже выслушать его не потрудился. Как всегда, пошел на поводу у своей обиды, зависти, гнева, злобы… Марсель бы так никогда не поступил. Черт знает, изменился ли Райнер из-за Марселя или он и сам всегда был таким, и это просто Порко отказывался это замечать, но Райнер действительно всегда был их щитом.       Порко глубоко вздохнул, чуть отодвинул ширму и, войдя внутрь, снова прикрыл ее за собой. Райнер лежал на кровати под белой простыней, открывавшей только его изможденное лицо, как покойник, и как будто даже не дышал. Затаив дыхание, Порко медленно приблизился к нему и, как Пик тем утром, встал рядом на колени.       — Райнер! — прошептал он и вздрогнул, лихорадочно пытаясь вспомнить, когда он в последний раз называл Райнера по имени и называл ли вообще. — Райнер, ты слышишь?       Мерное, почти неслышное дыхание Райнера вдруг сбилось, и он приоткрыл глаза, но его взгляд был бессмысленным. Он явно был не в себе. Порко уперся локтем в жесткий матрас и подтянулся, чтобы лучше его видеть. Сначала Райнер смотрел ему куда-то за плечо, а потом перевел взгляд на его лицо и слабо улыбнулся.       — Галлиард… Прибежал…       Его голос едва шелестел и был таким слабым, будто Райнер уже умирает. Порко отогнал эту мысль и в недоумении нахмурил брови. Райнер был как будто с ним и не с ним одновременно.       — Что? Куда прибежал?       — Марсель так расстроился… — прошептал Райнер пересохшими губами. — Я ему говорил, что ты обязательно… И вот ты все-таки…       Порко застыл и почувствовал, как у него задрожали руки. Лавиной обрушилось осознание: так вот, где был Райнер. На том гребаном крейсере. В тот день Райнер его видел. Колени подкосились, и Порко рухнул на пол, зажимая рот рукой и давясь всхлипами. Его плечи тряслись, в горле стоял ком, к глазам подступили слезы. Он вдруг очень ясно вспомнил, о чем тогда думал. Вспомнил, как ненавидел себя за то, что не поехал провожать Марселя, каким конченым ничтожеством себе казался. Он ведь знал тогда в глубине души, что может больше никогда не увидеть брата — и все эти годы не мог себе в этом признаться. Он тогда облажался, но ведь… Он любил Марселя больше жизни.       От этой мысли Порко не выдержал и тихо заплакал, утирая кулаками бегущие по лицу слезы. На душе было так тоскливо и горько, что хотелось разодрать себе грудь и вырвать сердце. Он скорчился на полу, обхватив плечи руками, и долго не мог успокоиться. Хотелось только одного: чтобы Марсель был рядом. Чтобы потрепал по голове, как в детстве, и крепко обнял. Когда слезы немного отступили, а дыхание чуть выровнялось, он снова сел спиной к Райнеру, прислонившись к кровати, и задумался. Если Райнер его видел, возможно, он сказал Марселю? Может, Марсель знал, что Порко тогда действительно прибежал?       Порко шмыгнул забитым носом, как попало утерся рукавом, развернулся и снова навис над Райнером.       — Райнер! — снова позвал он дрожащим голосом.       Не открывая глаз, тот чуть пошевелился. Порко приблизился к нему и прошептал на ухо, глотая слезы:       — Скажи Марселю, что я пришел. Пожалуйста.       От его горячего дыхания у себя на шее Райнер завозился, вздохнул и пробормотал:       — Да, я… уже…       Порко уткнулся в подушку Райнера рядом с его плечом и наконец позволил себе разрыдаться.              

***

             После нападения островных дьяволов Либерио притих, как загнанный и раненый зверь, забившийся в нору. Побережье и центр элдийского гетто, где теперь высились кристальные укрепления, созданные Молотобойцем, были разрушены почти полностью, но даже на окраинных улицах и площадях было зловеще пустынно. Погибло и пострадало столько людей, что их не успевали считать. Над городом непрерывно парили аэростаты. Жители боялись выходить из домов и на ночь запирали ставни. В темное время суток на улицах дежурили вооруженные патрули, почти в каждом доме нашлись добровольцы, охранявшие подъезды. В воздухе повисла враждебная, настороженная атмосфера всеобщего недоверия. Власти, выступившие с заявлением о гибели Вилли Тайбера и всей верхушки Генштаба, разумеется, ничего не сообщили о предательстве одного из воинов, но абсолютно каждый был уверен: верить нельзя никому. И уж тем более, элдийцам. Комендантский час передвинули, так что многие элдийцы, работавшие в городе и теперь не успевавшие вернуться, лишились заработка. Ворота запирали на ночь, и даже алая повязка уже не гарантировала снисхождения.       Как только Порко, Райнер и Пик восстановились, их вызвал командир Магат. На собрании они впервые за несколько дней встретились с Кольтом. Тот рассказал им, что Фалько и Габи поднялись на борт неприятельского дирижабля. Он был подавлен и разбит, но полон решимости вернуть брата. Порко его понимал, как никто другой. Приступив к делу, командир Магат вкратце описал положение Империи: Марли была обескровлена, обезглавлена и почти обречена на поражение, если элдийцы с острова в течение года нападут вновь. Зик Йегер их предал, союзники обязались прислать подкрепление через шесть месяцев. Тогда Магат и планировал начать ответное наступление на остров.       Возразил ему, как ни странно, Райнер. Пропащий, потерянный, утративший желание жить, если судить по тому, сколько времени ушло у него на регенерацию, Райнер хотел возвращаться на остров меньше всех — но все же именно он убедил командира, что готовить наступление нужно немедленно и нападать, когда на острове их не ждут. План Райнера казался обреченным на провал, но и Кольт, и Пик, и сам Порко его поддержали. Невозможно было сидеть на месте, зная, что их предали, видя дымящиеся руины гетто, постоянно слушая тягостную, леденящую кровь тишину на улицах.       На то, чтобы восстановить силы, Магат дал им неделю и распустил всех по домам, назначив дату следующего собрания. Когда все расходились, Порко хотел было дождаться Райнера, но того задержал командир, и Порко ушел с Пик: она все еще была довольно слаба, и, чтобы добраться до дома, ей требовалась помощь.       Дом, в котором были расположены квартиры воинов, находился довольно далеко от центра гетто и, к счастью, не пострадал. Оставив Пик отсыпаться, Порко ушел к себе и весь день мерил шагами комнату, то и дело поглядывая на часы. Он хотел пойти к Райнеру, как только тот вернется, но часовая стрелка отмеряла все новые и новые деления, а он все никак не мог набраться решимости. Ему было горько и стыдно, он будто вновь вернулся в тот самый злополучный день, когда от пристани Либерио отходил крейсер. Порко знал, что время на исходе, что его может и не хватить, но почему-то никак не мог заставить себя пройти несколько шагов по коридору и метался, как зверь в клетке, не понимая, что его удерживает. Что его удерживало тогда, много лет назад?       Порко ведь лучше всех знал, что Марсель получил Зубастого заслуженно. Он гордился братом и верил, что Марсель лучше всех подходит на роль лидера миссии, но просто не мог показаться ему на глаза. Сразу после экзаменов Марсель сказал ему: «Не расстраивайся, все хорошо». Но Порко, наверное, просто было стыдно, что он его подвел. Они вместе записывались в программу и стать воинами тоже хотели вместе. Чтобы всегда вдвоем, плечом к плечу, чтобы оберегать друг друга и поддерживать. Но Порко провалился, ему не доверили Бронированного, он подвел Марселя, который остался совсем один. Что пошло не так? Он был слишком самоуверен? Заносчив? Слишком убежден, что больше всех достоин получить титана? А, может, это не Райнер, а он сам был просто тупым мелким сопляком?       Марсель ведь тоже, как и Райнер, в последние дни перед отплытием все пытался с ним поговорить, но Порко его не слушал: отмахивался, сбегал, однажды даже ударил его в сердцах. И все-таки тот до самого конца его любил — Порко это знал, чувствовал, ведь если и было в его жизни что-то незыблемое, то это любовь Марселя. Увидеть бы его лицо, когда Райнер сказал ему, что брат все-таки прибежал его проводить. Увидеть бы его лицо еще хоть раз!..       Порко вдруг остановился, как вкопанный. Он ведь всю свою жизнь, все эти годы провел вот так же, бегая кругами по собственной клетке. Варился в тупой бессильной ярости, обиде, сожалениях. Пестовал ненависть и одновременно жалость к самому себе, подкармливал их своей бессмысленной злостью, упивался своим горем, словно никто в целом мире, кроме него, не терял близких. Он не видел выхода из этого заколдованного круга страдания и гнева. И это не Райнер строил из себя жертву.       Это он сам.       Порко сорвался с места, выскочил в коридор и бросился к комнате Райнера. На улице было уже совсем темно, но лучше ведь поздно, чем никогда, правда? Он приблизился к двери и, замирая от страха и чувствуя в ногах слабость, тихонько поскребся.       — Райнер? Спишь? Это я…       Ответа не последовало. Порко в отчаянии ударил по двери кулаком и взмолился:       — Райнер, прошу! Впусти!       Тишина. Порко закрыл глаза и почувствовал в висках стук собственного сердца. Он прижался к двери и положил на нее похолодевшие и влажные от волнения ладони.       — Прости меня! — тихо проговорил он. — Прости, что ушел. Я должен был остаться, должен был тебя выслушать… Прошу, Райнер, пожалуйста!       Изнутри послышались тяжелые шаги. Щелкнул замок, скрипнули несмазанные петли, дверь дрогнула и приоткрылась. Райнер смотрел на него тихим, грустным взглядом. На его лице не было ни ненависти, ни презрения — только бесконечное сожаление и печаль. Порко шмыгнул и замялся.       — Можно войти? — смущенно буркнул он.       Райнер только молча сделал шаг в сторону, пропуская его в комнату.       Войдя в привычный полумрак, Порко заметил, что кровать Райнера аккуратно застелена, словно он сегодня еще не ложился, зато на конторке у стены горит керосиновая лампа, и лежат бумаги, исписанные мелким почерком. Райнер закрыл дверь, повернул ключ в замке и обернулся к Порко, неловко засунув руки в карманы форменных брюк.       — Мы можем поговорить? — спросил Порко.       Райнер сначала почему-то криво усмехнулся, прикрыв лицо ладонью, а потом и вовсе расхохотался. От этого его нервного смеха Порко стало не по себе.       — Ты чего?       — Да так, не бери в голову… Однажды меня уже просили поговорить.       — А ты что?       — А я скормил его титану.       Порко замер, в груди у него похолодело. Кого он имеет в виду? Марселя? Райнер будто прочел его мысли и добавил:       — Я не про твоего брата, если что. Был там один… Тоже все поговорить рвался.       — Меня ты тоже титанам скормишь? — осторожно уточнил Порко.       Райнер посмотрел на него внимательно и серьезно, невесело улыбнулся и покачал головой.       — Нет. Сколько можно. Садись, давай уже поговорим.       От предложенной выпивки Порко впервые отказался. Уселся за стол, напряженно проследил взглядом, как Райнер тяжело опустился напротив, скользнул глазами по его уставшему, словно постаревшему лицу. Райнер потер лоб, собираясь с мыслями, и заговорил.       Он рассказал Порко все. Как после того, как Марсель его оттолкнул, он побежал, как никогда в жизни, уверенный, что все его товарищи мертвы. Как его потом нагнали Энни и Бертольд, и как Энни избила его до полусмерти, а потом Райнер уговорил их продолжать миссию. Как он обещал им, что возьмет всю ответственность на себя, что сам станет их лидером, станет Марселем, если им так нужен Марсель. Рассказал, как тихим летним днем они проломили стену в Шиганшине и призвали титанов, которые разрушили город и сожрали половину его жителей. Как сам он думал тогда о своей матери, которая всю жизнь внушала ему ложные мечты, и об отце-марлийце, который отрекся от него, невзирая ни на какую алую повязку. Рассказал, как познакомился с Эреном Йегером, у которого в Шиганшине на глазах сожрали мать, и который поклялся убить всех титанов до единого. Как потерял сначала Энни, а потом и Бертольда.       Он рассказал и то, как в ночь нападения на Либерио Фалько привел его в подвал, где ждал Эрен. Как Эрен спросил его, зачем они уничтожили его дом, а, выслушав, сказал Райнеру, что между ними нет никакой разницы. Как Эрен посочувствовал ему, сказав, что понимает, почему у Райнера не было выхода, но вот только у него его тоже не оказалось: Эрен пришел в Либерио, чтобы стереть город с лица земли, как стерли когда-то и его дом. Око за око.       Порко не перебивал. Слушал, глядя на свои сцепленные пальцы, потому что поднять взгляд на Райнера было невыносимо — такое у того было мрачное, измученное лицо.       Райнер рассказал, что элдийцы с острова вовсе не были дьяволами — лишь такими же людьми, как и все: хорошими и дурными, добрыми и жестокими, героями и подлецами. Рассказал, что он в один день разрушил их мир, превратив всю их жизнь в бесконечную войну в попытке выжить. Рассказал, что в какой-то момент, вернувшись с острова, решил, что примет за это любое наказание.       В конце он признался Порко, что всего за пару дней до нападения Атакующего хотел застрелиться.       — Что? — еле слышно выдохнул Порко.       Он и так уже был растерян настолько, что еще и эта новость никак не укладывалась в голове. Так это значит, что буквально за несколько часов до того, как Райнер в несвежей одежде попросил у него сигарету, он хотел себя убить?.. Та винтовка в его комнате, что стояла у окна! Это из нее Райнер хотел в себя выстрелить? И получается, находясь совсем один на самом дне, Райнер умолял его не уходить?..       Райнер обессиленно молчал, а Порко не знал, что сказать. Вспомнились вдруг слова Пик: «Только мы друг у друга и остались». Как всегда, она оказалась права. Только сейчас Порко понял самое главное: всю жизнь, с того самого дня на пристани, он гнался за призраком Марселя, отказываясь его отпустить, не в силах принять, что Марселя больше нет. Вот только за мертвым Марселем он не смог разглядеть живого Райнера. Который вернулся, который был с ним, который остался верен до самого конца, несмотря ни на что.       — Слушай… — осторожно начал Порко. — Если честно, я понятия не имею, что там в голове у этих гребаных Йегеров. И не то чтобы хочу разбираться. Но одно я знаю. Нихуя вы не похожи. Я, может, и не знаю его, как ты, но зато знаю тебя.       Райнер поднял голову и улыбнулся как-то тихо, нежно, как могла бы улыбнуться Пик. Порко глядел на него и не понимал, что с ним происходит: еще пару недель назад эта улыбка бы его взбесила, но теперь от нее становилось тепло. Странно, но вместо ублюдской страдальческой рожи он вдруг впервые увидел красивое, печальное лицо.       — Галлиард, — ласково сказал Райнер. — Да я ведь и сам себя не знаю.       Галлиард… Сколько раз его так называли? Кажется, с тех пор, как Марсель уехал, никто, кроме Пик, и не называл его по имени, да и она обычно предпочитала глупую детскую кличку, которую он вообще-то никогда не любил. Сколько раз он слышал это «Галлиард»? В детстве, когда это выкрикивал кто-то из марлийских офицеров, Порко тут же бежал на звук — и туда же бежал Марсель. Неразделимые, слепленные, скованные, навечно связанные общей кровью, они и фамилию делили на двоих. Поэтому так и выходило: зовешь одного — прибегают оба, вечно вместе. А потом, когда Марселя не стало, эта их общая фамилия стала Порко тяготить. Сколько раз он это слышал? «Который Галлиард? А, тот, второй…»       — Порко, — едва слышно поправил он, вставая из-за стола и медленно приближаясь к Райнеру.       — Что?       — У меня имя есть.       Он склонился к Райнеру и мягко огладил его лицо, глядя на него будто впервые, узнавая и изучая. Райнер неуверенно накрыл его ладони своими и потянулся к нему.       — Порко! — выдохнул он.       И Порко его поцеловал. Поддавшись порыву, скользнул к нему на колени, обнял за шею и прижался к его губам своими, целуя, как не целовал никого и никогда. Райнер слабо, растерянно застонал, будто удивился, будто ожидал этого в последнюю очередь — или не ожидал вообще. Порко было все равно: между ними все эти годы было так много обид, драк, плевков и проклятий, и оставалось еще так много невысказанных слов, что он хотел успеть хотя бы это, хотя бы раз поцеловать Райнера так, как он того заслуживает.       Райнер нерешительно обнял его за талию, бережно прижимая к себе, заставляя проехаться промежностью по паху, а потом вдруг, не разрывая поцелуя, подхватил на руки, вставая, и отнес в кровать. И снова у Порко закружилась голова, когда он представил, что это Бронированный держит его в своих руках, закрывает собой от всего мира. В конце концов, Бронированный спас его, вырвал из лап Атакующего. Нет, не Бронированный, к черту уже Бронированного! Райнер. Его спас Райнер, и теперь он наконец-то нависал над ним, огромный, сильный, незнакомый — и вместе с тем почему-то такой родной.       — Ты будешь злиться, если я все сделаю по-своему? — тихо спросил Райнер, нехотя оторвавшись от него.       — Да сделай уже хоть как-нибудь! — выдавил Порко и пнул его пяткой по заднице.       Райнер тихо рассмеялся. Провел теплыми ладонями по его бокам, задирая футболку, потянул ее, снимая, и склонился к Порко, осыпая поцелуями его подбородок, шею, ключицы, грудь и живот. Порко хватался за его плечи, часто и шумно дышал, откидывал голову на подушку, когда смотреть на Райнера становилось выше его сил. Было жарко, как во время обращения, Райнер был горячим, словно печка, и Порко чувствовал, как под его прикосновениями плавится сам. Почему они раньше никогда так не делали? Почему его так злило, когда Райнер прикасался к нему с нежностью? Он думал прежде, что презирает Райнера и его слабость, но, кажется, презирал самого себя. Того мальчика, который не получил титана и подвел своего старшего брата. Мальчика, которого все называли «тот, второй Галлиард». Мальчика, который хотел принести пользу, сделать все правильно, заслужить право не называться человеком второго сорта — и над которым надругался тот гребаный марлийский отброс. Может, тот мальчик и не был ни в чем виноват? Может, он, как и Райнер, все-таки заслуживал сострадания?       Когда Райнер наконец стянул с него всю одежду, Порко нетерпеливо потянулся к нему и схватил за загривок. Райнер быстро, страстно его поцеловал и снова отстранился, устроился между его разведенных ног и, рассеянно погладив бедра, наклонился к его члену. Впервые Порко не раздражал его неторопливый темп, его ласки, то, как Райнер постанывал, словно ему в эту минуту было даже приятнее, чем самому Порко.       Неожиданно для самого себя, Порко не позволил ему довести себя до разрядки. Он порывисто потянул Райнера к себе для нового поцелуя, вылизывая его рот и не чувствуя ни тени отвращения.       — Пожалуйста! — взмолился он. — Хватит уже!       Растрепанный, раскрасневшийся Райнер понятливо кивнул и осторожно потянул его за запястье, заставляя повернуться и лечь на бок, слегка подтянув ноги к животу. Потянулся к ящику, достал жестяную баночку, лег у Порко за спиной, то и дело целуя его плечи. Подготовил, провел пальцами по бедру, подхватил под коленом, плавно толкнулся внутрь — и замер, переводя дыхание.       — Райнер! — всхлипнул Порко и сам не узнал свой голос, так мягко, беззащитно он прозвучал.       Он чувствовал себя как никогда уязвимым, словно с него сняли кожу, словно Райнер стал первым человеком, увидевшим Порко настоящего, без всей этой напускной бравады от вечного чувства недостаточности, неправильности, ничтожности самого себя. Порко никак не мог в это поверить, но, кажется, Райнер и правда давно его простил. Иначе прикасался бы он к нему с такой заботой, целовал бы с таким трепетом, шептал бы так горячо его имя? Смешно, но они всю жизнь были так близки: задирали друг друга, бесили, раздражали, будто проверяя на вшивость, испытывая на прочность, нащупывая границы, где еще можно, а где уже нельзя. Порко не кривил душой, когда сказал, что знает Райнера. Теперь ему казалось, что он действительно знает его лучше всех — со всеми его обидами, сожалениями, демонами и ночными кошмарами. Знает, как самого себя. Эрен Йегер может трепаться, сколько хочет — Порко бы его мнением подтерся, если бы мог. Райнер был лучшим. В ту минуту Порко был готов ему это уступить.       В какой-то момент Райнер снова потянулся к нему за поцелуем, и Порко с готовностью изогнулся, потянулся к нему, доверчиво впился в его приоткрытый, жаркий рот, словно сдаваясь и уступая. Впервые в жизни он готов был открыться, подчиниться и отдать Райнеру все, что у него было, и чего тому так не хватало: жар, отчаянную решимость, страстное и жадное желание жить. Чтобы тот больше не смел извиняться, не смел предлагать ему сожрать себя, не смел наставлять на себя дуло винтовки.       Порко так хотелось остаться с Райнером до утра. Так хотелось, чтобы Райнер остался с ним на всю жизнь. Им уже давно нечего было делить. Все, что у них осталось — это они сами, и Порко втайне надеялся, что Райнеру этого будет достаточно.       В какой-то момент Райнер, не выходя, уложил его на живот и навалился сверху, задвигался мерно и глубоко, заставляя Порко скулить и задыхаться, прогибаясь под его весом. Хорошо. Тепло. Только бы это никогда, никогда не заканчивалось.       — Хороший… — проговорил Райнер низким, хриплым голосом. — Какой же ты хороший…       Порко сдавленно застонал, содрогаясь, и Райнер, толкнувшись еще несколько раз, тоже замер, вцепившись в его поясницу. Выдохнул тяжело, потрясенно, словно не веря в то, что только что случилось, снова погладил его спину и осторожно, бережно вышел. Лег рядом, положив тяжелую руку Порко на талию.       В изнеможении Порко повернулся к нему. Он чувствовал, что хочет что-то сказать, но все не мог решиться — боялся, что неосторожные слова нарушат то хрупкое, что возникло между ними этим вечером. Отдышавшись, Райнер приподнялся и посмотрел на него с нежностью. Потянулся, осторожно коснулся его волос — и Порко почему-то не захотелось отстраниться. Райнер трогал не так, как Пик, но оттого не менее ласково, и Порко захотелось раствориться в этом прикосновении, хотя бы на мгновение исчезнуть в нем, словно в свете обращения. Он прикрыл глаза, но Райнер вдруг заговорил.       — Там будет настоящий ад, — тихо сказал он. — Пожалуйста, не умирай. Только не ты.       Не открывая глаз, Порко лениво улыбнулся краешком рта.       — Я фартовый. Сам не умирай, тупица.              

***

             — Марсель!       Порко резко затормозил, чудом сохранив равновесие. Грудь после долгого бега ходила ходуном, ноги горели, натруженные легкие, казалось, вот-вот разорвет от неожиданной остановки.       — Не жди меня, беги!       — Сдурел?!       Порко поудобнее повесил винтовку на плечо и бросился к брату. Тяжелые армейские ботинки скользили по мокрой траве, приходилось постоянно думать о том, как бы не упасть, и напрягать спину и ноги. Тяжелый, набитый камнями ранец оттягивал плечи. По спине уже давно стекал пот.       Порко подбежал, когда Марсель уже помог Райнеру подняться. Тот был белым, как полотно, хрипло дышал и выглядел так, словно готов был вот-вот отдать концы. Марсель помог ему отряхнуться и, подумав, стащил с его лихорадочно трясущихся плеч ранец. Стянул свой с одного плеча, закинул ранец Райнера за спину, и потуже затянул с обеих сторон лямки. Их винтовки валялись на сырой земле.       — Ты совсем, что ли?! — задохнулся Порко от негодования. — Не может — пусть ложится и помирает! Брось его, бежим!       Марсель упрямо помотал головой.       — Ну уж нет, нельзя товарищей бросать, — твердо сказал он. — Давай, раз уж ты тут, я ранец понесу, а ты ему помоги.       Мимо пробежал Бертольд. С сомнением покосился на них на ходу, но не остановился, ублюдок скользкий. За ним с сосредоточенным, отрешенным лицом протрусила Пик. Стремительная Энни давно была далеко впереди, и Порко уже наверняка догнал бы ее, если бы не дурацкий Марсель с его дурацкой страстью выхаживать больных зверушек и помогать всяким ущербным. К слову об ущербных.       Райнер смотрел на них, хлопая глазами и открыв рот. Кажется, он не смог бы ничего сказать, даже если бы захотел. Разозлившись, Порко больно толкнул его в плечо.       — А ты чего молчишь, придурок?       — Порко, не надо! — Марсель схватил его за руку и встал между ним и Райнером. — Ребят мы уже все равно не догоним. Но если поможем Брауну, заработаем баллов за командную работу.       — Вот ты осёл! — воскликнул Порко. — Сказали же, это индивидуальная тренировка! Тут за это баллы только снимут!       Все еще тяжело дыша, Марсель легкомысленно пожал плечами, перехватил поудобнее оба ранца и улыбнулся.       — Не все измеряется баллами, Покко.       — Не называй меня так! — взревел Порко       Брат только закатил глаза, и тут вдруг голос подал Райнер.       — Ребят, может, уже побежим? — хрипло предложил он, поднимая их с Марселем винтовки и закидывая на плечо.       Если бы Порко мог, то испепелил бы его взглядом. До финиша еще километра два по мокрой траве. С Райнером они даже Пик не догонят, не говоря уже об остальных, даже пытаться бессмысленно. А ведь Порко быстрый, он даже с Энни порой на равных бегает! Надо же было Марселю все испортить! И еще этот Райнер, хиляк проклятый! Он-то в отряде что вообще забыл?       — А смысл? — Порко с досадой пнул лежавший на тропе камень. — И так придем позже всех.       — Ну и что? — весело спросил Марсель. — Придем же. Давайте. Все вместе.       Райнер с восхищением посмотрел на него влюбленными, широко распахнутыми глазами и смущенно улыбнулся. Порко нехотя закинул его руку к себе на шею, коротко кивнул Марселю и уставился на дорогу, мысленно готовясь к броску.       — Еще раз упадешь — убью, — процедил он сквозь зубы.       — Не дождешься, — в тон ему ответил Райнер.              

***

             Порко никогда прежде не видел Райнера таким. Казалось, тот был спокоен и собран, полностью убежден в правоте своего дела и полон решимости. Бронированный двигался плавно, не делая ни одного бессмысленно выпада, редкие продуманные удары попадали точно в цель, гигантские мощные мышцы мерно сокращались, а рык звучал угрожающе. Их борьба с Атакующим напоминала смертельный танец, но Бронированный как будто не собирался его убивать. Он все стремился подобраться к Атакующему поближе, применял захваты, старался обездвижить его, удержать стальными руками, утихомирить. Сам Порко всегда считал, что лучшая защита — это нападение, и в сражениях полагался на скорость, когти и челюсти Зубастого, то теперь смотрел на Бронированного завороженно, почти забыв, где он находится и что происходит. Несмотря на то, что Атакующий был настоящим чудовищем, несмотря на то, что он казался самим дьяволом, несмотря на то, что он явно не намерен был уступать, а от его рева дрожала земля, Бронированный побеждал. Порко был в нем уверен: он не проиграет. Ведь это же Райнер. Он справится. Он никогда не уступит. Он теперь тот, кем ему суждено было стать: воин, герой, первый и лучший из них.       Промелькнула мысль, что вот таким Бронированный и должен быть. Он действительно не меч — он щит, прикрывающий всех, кому нужна помощь, защищающий слабых, оберегающий мир и спокойную жизнь, в которой есть место вкусной еде, праздникам, танцам. Такую жизнь, в которой однажды можно проснуться утром, почувствовать приятную тяжесть чужой руки у себя на бедре, обернуться — и увидеть самое родное на всем свете лицо. Порко чертовски повезло: один раз такое с ним все-таки случилось.       А что с Зубастым? Разъяренный Атакующий отбросил его на пару кварталов, и потом он долго не мог встать, но все-таки встал. Кажется, потом Звероподобный мешком упал со стены, а сам Зубастый пытался откусить Атакующему ногу, чтобы его задержать. Тот несколько раз ударил его кулаком, покрытым прочным кристаллом Молотобойца, и после этого подняться Зубастый уже не смог. Больно. Все тело болит. Хорошо его отделали…       Несмотря на боль и усталость, страха, как в Либерио, не было. Если бы Порко только мог, он бы встал и бросился на Атакующего еще столько раз, сколько понадобится, но и силы, и сознание его постепенно покидали. Что это за странное чувство? Все вокруг будто во сне, мутное, ненастоящее, невсамделишное… Он уже чувствовал такое однажды в Шоджаате, но только теперь было гораздо хуже. Куда Атакующий его ударил? Почему он едва может думать? Может, все это и правда сон? Может, он все еще в комнате Райнера, и этот кретин ненароком обнял его так крепко, что у Порко теперь от недостатка воздуха галлюцинации? Боль была настолько пронзительной, настолько ослепляющей, что почти вызывала эйфорию. Мозги еле шевелились, но на фоне этой боли почему-то обострились все до единого чувства. Порко ощущал под лапами Зубастого брусчатку мостовой, чувствовал едкую вонь пороха и дыма, видел Бронированного, вновь скрутившего Атакующего в очередном захвате, слышал его низкий рев. Когда Бронированный обернулся и потянулся к Зубастому, Порко прыснул, словно пьяный.       «Ты что творишь, придурок? Оставь меня. Я только полежу еще немножко и встану. Обязательно встану».       А потом гигантские пальцы коснулись гривы Зубастого, и его сознание разрезала золотая вспышка.       Он увидел весело пляшущее пламя костра, в котором потрескивали сухие поленья. Где он? Перед ним были потрясенные, искаженные лица Бертольда и Энни и испуганные, широко раскрытые карие глаза Райнера. Он услышал дрожащий, ломающийся голос Марселя. Тот что-то сбивчиво и виновато объяснял. То и дело прося прощения, он говорил что-то о том, как специально помогал Райнеру во время учебы, даже обманывал командование, чтобы тот получил высокие баллы и унаследовал Бронированного. Да что за бред он несет?..       — Я просто хотел спасти брата! — отчаянно крикнул Марсель, и все затихло.       Снова пелена перед глазами. Порко почувствовал, как медленно и гулко бухает огромное сердце Зубастого, хотя его собственное сжалось от боли. Что это течет по лицу?.. Он что, плачет?       «Райнер, тупица, вот же время нашел!..»       Порко вдруг услышал звенящий от отчаяния голос Кольта. Тот умолял о чем-то Зика, кричал, что хочет спасти брата. Черт, выходит, гребаный предатель все никак не сдохнет, живучий, как таракан! Порко бы ему и без Зубастого голову отгрыз, только добраться бы до него!.. Но выходит, и Фалько еще жив? Это хорошо, славный пацан…       Раздался крик Звероподобного. Мысли Порко путались, и он не мог их удержать, словно паря одновременно в прошлом и настоящем. Яркие вспышки со всех сторон. Не расстраивайся, все хорошо. Отряду кандидатов только что объявили результаты выпускных экзаменов, и Марсель сочувственно хлопает его по плечу, но вид у него почему-то виноватый. Теперь-то ясно, почему. Земля содрогается от шагов сотни титанов. Я сожалею. Какой знакомый голос, это Имир? Она тоже тут? Смелая все-таки была девка… Широкая спина Бронированного закрывает двух титанов. Двух? Молодец, что дополз. Там же был Атакующий… Кто второй?       В голове вдруг, словно сквозь толщу воды, раздался призрачный голос Райнера: «С двумя не справлюсь… Эрен сбежит! Надо… черт, надо прикончить Фалько». Почему он слышит его голос? Плевать. Как же бесит… Такой громила, а все равно ничего сам сделать не может.       Сознание уплывало в темноту, но Порко из последних сил рванулся, раздирая связывавшие его с Зубастым жилы, и, выбравшись на свободу, жадно глотнул воздуха. Загривок Зубастого дымился, его голова и шея были почти полностью раздроблены тяжелыми кулаками Атакующего. Так вот, куда он бил, ублюдок. Вокруг, как и предсказывал Райнер, был настоящий ад, но Порко будто ничего не замечал. Его не тронут — он ведь фартовый. Надо завершить одно последнее дело, а потом можно и отдохнуть наконец. Вот только как же хорошо жить! Как приятно дует ветер, какое красивое, широкое небо раскинулось над головой.       «Райнер, подожди еще минутку, ладно? Я иду».       Порко слез с Зубастого и, пошатываясь и прихрамывая, медленно направился к Бронированному. Надо идти. Понемногу. Шаг за шагом. А как славно все-таки было бежать тогда по мокрой траве! И даже неважно, догнал бы он Энни или нет. Как здорово было увидеть еще раз лицо Марселя, пусть даже в чужих воспоминаниях, но такое знакомое, родное, словно его собственное, но только взрослее и лучше. Как горячо и сладко было проснуться пару недель назад — и наконец-то не испытывать больше ненависти ни к Райнеру, ни к себе. Все-таки хорошо было жить.       Выйдя из облака раскаленного пара, исходившего от Зубастого, Порко увидел, что на Райнера навалился нескладный безмозглый титан с жуткой, карикатурно длинной шеей, пытаясь прокусить ему доспех на загривке. Так это и есть Фалько? Бедный пацан. Ну ничего, потерпи, чуть-чуть осталось. С трудом переставляя ноги, Порко вспоминал, как Фалько, ухватив ремень винтовки, из последних сил полз к финишу. Знал бы этот сопляк, с восхищением смотревший во все глаза на него и других воинов, как он ему помог. Теперь идти не так тяжело, ведь если дополз Райнер, если дополз Фалько, значит, доползет и он. Ведь он тогда действительно заслужил Бронированного. Впрочем, это все уже неважно… Жаль только, что не получится поддеть придурочного Райнера, который за столько лет так и не решился ему признаться. И обидно, конечно, что он больше не потанцует с Пик. Ну ладно, Райнер наверняка сможет его подменить. Подменил же, вон, с Бронированным — и ничего, неплохо получилось. Правда, он, конечно, неуклюжий верзила без чувства ритма, но это не страшно. Пик его научит.       Почуяв запах крови, титан отпустил шею Бронированного и обернулся. Тяжело поднялся, раззявил пасть, вывалил длинный язык, зарычал и бросился к Порко.       «Стой! Не надо!»       Райнер, тупица. Чего орешь? Велели же тебе не умирать.       Последние мгновения растянулись словно на целую вечность. Бронированный взревел. В голове долгим эхом отдался отчаянный, надломленный голос Райнера: «Порко!» Перед глазами снова мелькнуло спокойное, гордое лицо Имир. Это круто, когда не боишься смерти. Еще круче, когда смеешься над ней.       Порко ухмыльнулся. А смешно все обернулось, если подумать. Бедный Райнер все пытался дотянуться до них с братом, стать с ними равным, а в ответ добрый, славный, справедливый Марсель подставил его так крепко, что поломал жизни всем троим. Кто знает, как бы все сложилось, стань Порко по праву Бронированным? Встретили бы они тогда Имир? Вернулись бы с острова? Стали бы с Райнером друзьями? Увидел бы Порко в нем то, что заставило бы его отдать за Райнера свою жизнь? Да какая разница. Главное, что, стоя перед титаном, Порко точно знал: он заслуживал Бронированного. Марсель его любил. Ну а Райнер… Хорошо все-таки, что они нормально поговорили. Теперь пусть только попробует облажаться, пусть только попробует подвести их с Марселем — Порко вернется с того света и сам ему все кости переломает.       «Что-то он медленно бежит, этот нелепый титан… Забавный. Прямо как сам Грайс. А, может, все-таки позлить Райнера в последний раз? Так, просто чтобы не зазнавался…»       — Я видел воспоминания брата, — негромко проговорил Порко, почему-то точно зная, что Райнер его слышит. — Теперь все ясно. Я всегда был круче.       Увидев прямо перед собой огромную вонючую пасть, Порко прикрыл глаза. Пора. Марсель его там, наверное, уже заждался. Вот Порко ему наваляет, когда встретит! Навешает так, что искры из глаз посыплются — а потом крепко обнимет. А за Фалько пусть Райнер приглядит, ему можно довериться. В конце концов, они с Фалько одного поля ягоды — вечно приходят позже всех, но ведь приходят же.       Вот и сейчас — пришли.