Кетлер:
«Мне нужно знать всё: от фазы луны в день,
когда её отец осеменил её матушку, до регулярности
её менструаций за последний год»
Мор: «Анализ её мочи на глюкозу мне тоже найти?»Кетлер:
«Да. Если продолжишь безаргументированно высмеивать
мои указания, заставлю проверить её мочу на вкус. Мы
не уберем её просто так. И под «просто так» понимай
все доступные твоей фантазии смыслы»
Алекс успевала переписываться с братом. Маршал уже несколько дней инкогнито мотался по четырем портовым штатам Америки, откуда были отгрузки с их кораблей. Без отслеживаемых перелетов, автомобилей. Утром он выехал из Калифорнии в Техас, и сейчас должен быть где-то в районе Аризоны. Не практично и иррационально. А ведь Алекс предлагала сопроводить его: пару взмахов ладошкой с двойным колечком на пальцах, и они уже там. Пару раз глаза очернит и испуганные людишки расскажут все, что нужно. Переписывалась на три стороны, в паузах испепеляя взглядом стоп-кадр с лицом Синтии на экране ноутбука, и на сигнал входящего звонка внутренней телефонной линии успела ответить: — Кетлер, — кратко, содержательно, даже не глядя на внутренний номер звонящего. «Рада за тебя, а я пока еще Тейлор, — весело щебечет Мари. — Мы обедать идем? Я бронирую столик на троих, в итальянском, как всегда?» — Третий то, кто? «Так Маршал же» — Мари, детка, он всё еще где-то под Аризоной. «Алекс, крошка, он уже на подземном паркинге. Система безопасности запеленговала его пропуск» Вместо стоп-кадра будущей покойницы Алекс выводит на экран трансляцию камер видеонаблюдения паркинга — действительно, Маршал уже припарковался и прячет какие-то коробки в багажник; поправляет манжеты рубашки, воротник… — Вот жук! Да, Мари, бронируй столик, я пойду его встречу. Воодушевленная интересными историями от брата, Кетлер схватила телефон и быстро направилась к лифту. Стоит напротив его двери, точно по центру коридора. Сейчас на небольшом электронном табло над дверью загорятся цифры подземного паркинга, а затем зеленая стрелка указывающая вверх к её четвертому этажу; дверь откроется, и она радостно хлопнет Маршалу в ладоши — ведь он не знает, что она уже знает… Стоит, нетерпеливо прицокивая каблуком; ладошками по бедрам выхлопывает какой-то веселый ритм. Наконец, на табло загорается маркировка паркинга. И вот, улыбка тускнеет на лице, когда вместо четвертого этажа, загорается маркировка подземного этажа лабораторий. — Ах ты жук… — выдыхает Алекс, губы горько сжимая в обиде, и опускает к двери лифта уже прищуренный взгляд. Бесцеремонный мах плечом и черный всплеск дымки взрывается в кабине опускающегося лифта, аккурат перед лицом брата. — Твою ж мать! Алекс, а если бы я тут был не сам?! — А с кем? С бездомными, к которым ты спустился раньше, чем увиделся со мной?! Серьезно? Они, а не я?! — Ты преувеличиваешь… — запинается Маршал, обдумывая стоящие аргументы к защите, а лифт спускается и за спиной Алекс открывается дверь. — Оу, ты сегодня собрала волосы в прическу? Тебе очень идут такие… пучки? Гульки? Как это называется? — бестолку переводить внимание на эти два пучка волос, и Маршал выбирает запасной план спасения: — Ладно, смотри, мне к ним нужно всего на десять минут, и я сразу поднимусь к тебе. О, и я с подарком! Головоломка, все как ты любишь. Передаёт Алекс небольшую коробочку, на которую она и не обратила внимания ранее. Вещичка, которую он больше хотел приберечь на потом. — Это что, снежный шар? — недоумевает Кетлер, вынимая из коробки стеклянный шар на подставке. — В чем головоломка? Маршал так старался, он очень старался не выдать себя. Очень. Алекс стоит в шаге от него, вертит тем шаром из стороны в сторону, сосредоточенно рассматривая плавающие внутри него разноцветные детальки, с таким серьезным видом, что ему множества усилий стоило не подавиться нервным смешком. — Внутри магниты. Шар нужно взболтать так, чтобы детальки стали на своё место. Если сделаешь всё правильно — у тебя получится снеговик из Аризоны! — Что за бред? — кривится, поднимая глаза к Маршалу, а тот в ответ плечами пожимает: — Я думал, тебе понравится… — Нравится-нравится… — настороженно отвечает Алекс, но снова прокручивает шарик. — Мари заказала нам столик в итальянском… — Отлично! Давай тогда ты подождёшь меня в холле десять минут, ок? Я сейчас с Сэмом переговорю быстро и к тебе. Он тоже не будет задерживаться — ему ещё с Сарой встретиться нужно. Алекс даже не успела ответить, как брат выскочил из кабинки лифта и уже из коридора ей улыбался: — Жди меня наверху, — говорит он, и Алекс успевает лишь кивнуть. Какой-то странный снежный шар. И где Маршал в нём магниты нашёл? Сидя на одном из диванчиков в холле, Алекс прокручивала фиговину стеклянную, то щурясь, то хмурясь. Уже и Мари успела собраться на обед, и… уехала в ресторан сама, чтобы бронь не потерять. Вот в шарике черная шляпка плавает, оранжевая морковка и ещё куча маленьких черных деталек. Этот шар точно бракован, и магниты в нём бракованы… — Всё в порядке? — звучит женский голос рядом. Сара, прижимает сумочку к бедру, а её взгляд обеспокоенный. — Здравствуй. Да, всё хорошо. — Я к Сэму, подожду его тут, если никто не против… — Алекс ответила краткой полуулыбкой и снова переключилась на чертов шар, тогда как Сара села на диванчик напротив. — Как твои племянники после происшествия на благотворительном вечере? — Они крепкие малые. Да и Мариса знает правила: не паникует взрослый — дети менее травмированы. Твои как? — Кетлер не отрывала внимания от головоломки. — Да, Мари среагировала отлично, парни в порядке… А что ты делаешь? — Так же, как и ты — жду своего братца. — Нет, я про снежный шар. — Это типа головоломка: нужно снеговика собрать, там магниты внутри. Короче: пока она меня только бесит. — Алекс, тебе её Баки дал? — с ноткой обеспокоенности спрашивает Сара. — Нет, Маршал, — и Алекс замирает. С виду. Внутри же злость начинает скребтись. Не двигается, лишь глаза медленно переводит к Саре: — Почему ты решила, что мне её дал Сержант?***
В это же время, инженерное крыло
Торресу оставались последние штрихи на взлом жесткого диска. Вот прямо совсем последние, поэтому сегодня он работал без Рири, хотя она настойчиво просила сообщить о результатах, хотя бы косвенно. Он сидел в стороне от остальных, разделяя последние клеммы корпуса, и всё равно успевал слушать разговор товарищей. Сэм с Баки попросили у Маршала помощи, но у него явно все шло не по плану: — Так, парни, мне знакомы эти протоколы, я их уже видел, только не понимаю, почему их нет в общей базе, и куда страннее — почему у меня нет доступа к истории изменений этой ветки данных. Что вообще на этой флешке, и почему она ссылается на скрытые протоколы СИ? — спрашивает он, кивая в сторону USB-носителя в руках Уилсона. — Якобы данные, что правительство под меня копает, — с виду Сэм всем нутром отмахивается, возможно, и сам не принимая данные слова за правду. — Говори, как есть, Кэп, — сидя на стуле, Баки удобнее вытянул ноги и, скрестив на груди руки, запрокинул голову через спинку стула к потолку, — тебя планируют зарыть, да поглубже. — Хорошо, Бак, будь по-твоему — у тебя было больше времени ознакомиться с содержимым. То, что успел прочесть я, правда, на уровне невразумительной чепухи, все отчеты и доклады, прикрепленные к ней — пустышка и бездоказательны без протоколов, на которые они ссылаются. — Зачем нам что-либо и кому-то доказывать? Мы просто должны принять как данное и быть готовыми, что тебя уберут при первой возможности, — перечит Барнс, и Сэм устало вздыхает, протирая глаза. Маршал поворачивает к ним голографическую проекцию, с выведенными ветками и регистрами данных компании по передвижению средств с отдельных счетов компании, и параллельно на голограмме подсвечиваются отсутствующие в базе протоколы расшифровки тех самых данных. — Ладно, парни, смотрите, что я понял: я ни черта не понял. Ни из того, что вы нашли, ни из того, почему у меня тут нет доступа. Но, если вы мне покажете содержимое флешки — я попробую помочь. Да и наверху меня ждет Алекс, и возможно, она в курсе отсутствующих разрешений… — Ой, а можно без неё, пока я тут? — непонятно оживляется Торрес, и Баки добавляет к общей картине сочный ехидный смешок: — Она деспот, а не каннибал — она не съест тебя — мы тебя защитим. — Я чего-то не знаю? — удивляется Маршал. — Если это о той ситуации, когда мы разработки Старка разбирали… — Нет, — ерзая задницей на стуле, Баки усаживается удобнее, чтобы видеть все эмоции на лице Хоакина, — это о том моменте, который ни ты, ни Сэм не застали. Торрес решил показать, что у него тоже есть чувства… — Это вышло случайно! — взрывается возмущением Хоакин. — Да-да-да, как же. Короче, позавчера, когда твоя сестра приехала на работу, он, сидя тут, удаленно по всем динамикам компании запустил трансляцию саундтрека «Звездных Войн»… — Нет, — Маршал замирает, не в состоянии определиться, смеяться ему или паниковать. — Скажи, что это был саунд принцессы Леи или что-то про Чубаку… — «Имперский марш», — с искренним довольством, гордо вскинув подбородком, перебивает Баки. С громким хлопком Маршал тут же ладонью в лоб себе влепил. — А Алекс еще и через главный ход вошла, а не через подземку. Идет она и играет «Имперский марш». Теперь Торрес ловит панические атаки каждый раз, когда открывается дверь в лабораторию. — Насколько я не умею лгать, но Алекс иногда расслабляется и становится слишком наивной. Главное правило: выжидать безопасные временные промежутки между розыгрышами, и тогда она поверит в любую чепуху. Но ты, Торрес, влип, — сквозь смех выдавливает Маршал, и все смеются, кроме самого Торреса, который молча, недовольно сжимает губы. — Это просто мелодия. — Нет, дружище, дело в особом чувстве юмора моей сестры, — подхватывает Маршал, воодушевленный давно позабытой для него простой дружеской беседой, пускай и с подтруниванием касательно сестры. Замечает, что Сэм протягивает ему все-таки заветную USB флешку и даже кивает с осторожностью, будто переспрашивая, точно ли можно взглянуть. И пока он загружает содержимое носителя, продолжает свой увлекательный рассказ: — Однажды мы играли в Монополию. Я уже не помню, чем я её подстебнул в игре, но всем было смешно… — Маршал неосознанно отвлекается, полностью увлеченный рассказом, и даже не смотрит, какие ключи и пароли использует для активации доступа к протоколам компании. — Все посмеялись и забыли. Все, кроме самой Алекс. В следующий раз мы играли в Мафию, где Алекс была ведущей, — он наводит пальцем на кнопку подтверждения кодов и нажимает, не удостоверившись в введенных данных. — Мы пять часов играли, пытаясь вычислить сраную мафию! — Победили мирные? — недоумевает Сэм. — Не-е-ет, — тянет Барнс с довольной ухмылкой. — Думаю, Кетлер что-то намудрила. Да? — Она никому не дала роль мафии! Никому! Не было мафии! — Это жестоко, — машет головой Хоакин, и все с ним сразу соглашаются, кроме Баки, который заметил выведенные данные на голографическом проецировании. — Это денежные переводы, — говорит он, вставая со стула, чтобы ближе рассмотреть десятки, сотни строк транзакций. — А ты говорил, что нет доступа, Маршал. То есть флешка сама распознала систему? Только сейчас, заметив чрезмерную подозрительность во взгляде Баки, Маршал и сам заподозрил неладное. Его взгляд начал бегать от голографа к мониторам, высматривая, что изменилось. Доступ, изменились права доступа. — Нет, это не флешка. Это доступ к скрытым данным… — с одной стороны, он был рад, что все увлечены выводимыми транзакциями и не заметили, как шумно он сглотнул на нервах. С другой стороны, он понял, что влип по своей невнимательности. — Просто у меня не было доступа, но он был у Алекс, а я ввел её код-пароль. — Почему доступ только у неё? — удивляется Сэм. — Потому что, — слышится гневный женский голос со входа в лабораторию, и все четверо оборачиваются к Кетлер, — ответственной есть и буду только я. Как за саму компанию Старка, так и за все дочерние компании или их неофициальные счета. Маршал не фигурирует в сделках и торговых операциях, потому что это было одним из моих условий помощи Пеппер Поттс. Размеренным шагом она приближается к брату, отбивая каблуками тяжесть той стороны характера, которая просачивается наружу, когда влезли куда не просят. Она спокойно ставит перед ним на столе снежный шар. И еще более холодно снова начинает говорить: — В Аризоне нет снега. Нет снега — нет снеговика. Одна вода. Спасибо Саре, иначе я бы еще час тебя смиренно ждала, ломая голову над очередной твоей придурошной шуткой. Она так смотрит… Это должен был быть веселый, бодрящий розыгрыш. Он воспользовался моментом её доверчивости и убедительно рассказал ей забавную историю, в которую Алекс несомненно поверила — она ему всегда верит и всегда ведется на его дурацкие розыгрыши. Это всегда было весело. Он бы смеялся, она бы ворчала и возмущалась так, что аж кончики ушей её покраснели бы. Всегда краснеют. Но сейчас все пошло наперекосяк. — Алекс, ты не говорила мне об этих транзакциях… — Много лет назад мы условились, Маршал, что ты не будешь вовлечен в компрометирующие и потенциально опасные для твоей семьи махинации, чтобы тебе не приходилось лгать. Потому что ты не умеешь лгать. Это не плохо, но влечет за собой определенные трудности в тех сферах деятельности, в которые я прошу тебя не вмешиваться. — Отлично, — прерывает их Уилсон, — значит, за счет твоих махинаций в Stark Industries правительство проверяет нас? Копает под нас, так как здесь транзакции еще с 2012 года. — Ах, я подставляла вас, Мстители, еще с тех незапамятных времен. Ай да я! Гордость за душу берет. Сэм начал говорить о её влиянии. Просил разъяснений, ответов. Правительство накопило гигабайты данных анализов всех, без преувеличения, абсолютно всех не только миссий, но и простых телодвижений Мстителей. Больше всего — Стива Роджерса. Отчеты и доклады с диаграммами и прогнозированиями. Сейчас же, когда Мстители «распались», прослеживается упор на параллели, даже сравнение Роджерса и Уилсона. И даже с уже открытыми данными транзакций ничего не понятно. Кетлер безумно хочется бросить чем-нибудь тяжелым в брата. В этот раз ей нет желания угрожать, что она сломает ему ноги в трех местах — в таком случае стоило бы сначала переломать себе руки, ведь она сама дала эту флешку Барнсу. Откупиться от его предложения. Обменять вопросы рун на копию данных, что сперли у страшных агентиков спецслужб для неё её Вдовы. Страшные агенты усердно собирали информацию и много раз пытались взломать сервера Stark Industries, чтобы получить доступ ко всем этим транзакциям — и всё зря. Включили бы мозги, эти бездомные, разобрались бы во всем, имея то, что имеют. Но нет, им нужна полная картина. Еще и этот раздолбай невнимательный — Маршал — что произошло, что он так необдуманно решил ввести именно её код пароля, не спросив у неё лично? Кетлер знала, что, давно заметила. Уж слишком неимется ей сейчас взглянуть на брата, считать его эмоции, убедиться. Нет, эмоции Уилсона гораздо важнее, как и необходимость каменной невозмутимости под прожигающим взглядом Барнса. Он не щурится. У него такой взгляд сейчас, сосредоточенный, уверенный. Он, как хищник, оценивает, даст ли его жертва дёру. Ждет, чтобы она оступилась, и сам вычитывает мимику на лице Алекс. А поэтому для неё лучшая тактика сейчас: пролистать отчеты с флешки, словно видит их впервые, и правдоподобно отыграть социопата. — Черные взятки? — Алекс повторила слова Сэма, которые тот успел озвучить за секунду до. Ей уже наскучило, что новые проблемы только добавляются. Она едва приподняла уголки губ. — С какой силой ты бросаешь свой щит, Сэм? Какая сила удара? Она, ведь, несравнима с силой удара Роджерса, верно? — переспросила Алекс, соглашаясь с самой собой. — Маршал, с какой средней силой Роджерс наносил удары? Сколько там было тысяч ньютонов? — продолжила она, едва Уилсон пытался встрять в диалог снова. — Кажется, он пробивал легкие бронированные автомобили с ноги на несколько метров. В отчетах обозначена средняя скорость его ударов — до 115 км/ч. «Стив Роджерс не убивал людей и не был уличен в обвинениях с летальным исходом по его вине» — так говорится почти в каждом отчете. Сэм, скажи мне, что происходит с человеческим телом, если ему прилетит удар кулаком, ногой или щитом из вибраниума со скоростью в 115 км/ч? — Ты не в том направлении движешься, Кетлер, — предостерег Баки с прищуром. — Прости, Сержант, но я спрашивала не у тебя. Ты прекрасно знаешь, какие последствия имеет удар такой силы, — Алекс прикусила язык в моменте. Не потому что сказала лишнее. Сказала, как есть. Прикусила, сдерживая себя, чтобы в довесок к сказанному не послать Сержанту укол взглядом, как она всегда делает, чувствуя правоту и преимущество. Глаза только на Сэма. — Вогнутые сломанные ребра, пробитые органы, внутренние кровотечения. Если удар щитом приходится в спину, в позвоночную зону — люди либо с погибшим мозгом, либо парализованы от шеи и ниже на всю оставшуюся жизнь. Ни в одном отчете нет упоминания о погибших, которые успели скрыться где-то за угол, или уже в руках парамедиков, или на операционном столе, или о тех, кто до сих пор проживает жизнь овоща под аппаратами жизнеобеспечения. Эти отчеты не предоставлялись ЩИТу в связи с постоянным недоверием к нему. Не предоставлялись в Департамент Контроля… — Недоверием со стороны кого? — спрашивает Сэм, садясь назад в кресло и бессмысленно пролистывая картинки в отчетах. — Старка… — предполагает Барнс. Кетлер лишь подтверждает: — Старка. Герои должны оставаться героями, особенно в глазах правительства. Народ может понять и простить, правительство может лишь воспользоваться. Бесспорно, такие неудачи зафиксированы и скрыты не только за Роджерсом. Практически за каждым. Только вот каждый их не интересует. — И этими транзакциями что делал Старк? Откупался? — Обеспечивал вам выспавшиеся и свежие лица, неизнуренные судебными тяготами, осуждением общества и ночными разговорами с совестью. — Годами статистика занижалась… — Верно. — Почему сейчас? — Старка уже нет. Да и Уокеру никак было корректировать статистику, когда он так при всех опозорился. А потом щит перешел к тебе. Символы нужны, но теперь лишь контролируемые, управляемые. Думаю, они хотят знать, могут ли управлять тобой, стоишь ли ты этого. Оценить риски. А если ты огрызнешься — иметь рычаги для дискредитации всего старого, чтобы возвысить свое нечто новое. А без доступа к транзакциям они могут только губки дуть да басни сочинять. — С этим необходимо закончить. Это нужно исправлять и действовать иначе. Минимизировать… — Минимизировать что именно, Сэм? — Не нужно сейчас заговаривать о сопутствующем ущербе. — Участвовать в битвах, вести сражение и отторгать мозгом сопутствующий ущерб это все равно что на восьмом месяце беременности втирать в живот мазь от целлюлита и надеяться, что рассосется! Каждый из присутствующих здесь воевал, каждый должен это понимать! — Алекс запинается, поднимая взгляд к потолку. — Я про ущерб, не про целлюлит. Дельное замечание Кетлер остается проигнорированным. Сэм выдыхает и обессиленно поворачивается к Баки. Видно, как ищет поддержки. Молчит. Барнс молчит. Переводит внимание от Алекс к Сэму и, перебирая языком по зубам за плотно сомкнутыми губами, лишь вздыхает. Кетлер невдомек, ей в новинку видеть такое лично. Вернее, не видеть безоговорочной поддержки; не видеть слепого щенячьего виляния хвостиком. Сержант трезво оценивает риски и ситуацию. Он и сам ранее создавал эти риски. Он понимает изнанку. У неё даже дыхание притихло. В лопатках, в плечах спало то напряжение, пока она впивалась в Барнса взглядом. Черт его знает зачем. Просто запоминала, что и правда бывает иначе. Рассматривала Баки, пока он не нарушил тот штиль в её мыслях, где даже шепот теней заткнулся. Он метнул к ней глазами так неожиданно, что Алекс неприятно для себя дернулась. — Ты перенял тот вымпел, Сэм, — мигом собравшись с мыслями, Алекс хотелось лишь одного — скорее закончить этот диалог. — Ты в полном праве нести свою идею, выстраивать свою тактику. Подача и восприятие останутся неизменными: сказать пафосную речь, собрать народ вокруг себя и пойти биться за то, что ты считаешь правильным. И, как правило, Капитан Америка действительно бьется за правильные вещи. Всё остальное — слегка грязное и компрометирующее некие взгляды общества — оставь тем, кто может об этом позаботиться. Откупные выплаты были, есть и будут, пока есть вы — супергерои. — Правительство будет и дальше копать. — Ага. Им неймётся что-то взломать, чтобы добраться к недостающим транзакциям, — Алекс наивно полагала, что расслабилась, пока не подал голос Сержант, и по спине непонятная дрожь не проскочила: — Это не может продолжаться вечно. Говорили, что счета компании заморожены. Вы можете просто стереть все записи транзакций? — Это не наши протоколы, а Старка лично. Мы можем просто надежно скрыть, пока Пеппер все не вернет. — По этим данным, — Баки пролистывает голограмму записей и останавливается на выделяющихся строках, — есть разница, отсутствуют строки за сутки. Месяц назад. Это может быть успешный взлом? — О, это… Не берите в голову. Это я вспоминала пароль от своего счета в Мадрипуре. Перепутала заглавные буквы. — Были должны Старку, теперь тебе? — в фразе Уилсона для Кетлер проскочило некое ехидство. — Ой, брось, я не филантроп — отыграюсь на выручке с продажи вашего мерча: бейджики, открытки, — Кетлер театрально разводит руками перед собой, воображаемо демонстрируя изобилие своей фантазии, — плакаты… чашки… Смешок. Довольный смешок от Барнса. Смех, который вызывал у Кетлер желание повернуться и взглянуть на него. В этот момент она задавала себе вопросы: он рад? Горд? Он смотрел на неё во время её театрального выступления? Это бесило. «Дура, только что ты злилась на весь мир, на брата, да на себя в первую очередь. Когда же все эти проблемы закончатся, и бездомные исчезнут из моего горизонта?» Мысли приводили к реальности. Прежняя злость, хоть и не такая сильная, возвращалась в душу. — Я закончил, — звучал голос Торреса, то удивленно, то радостно, и все обернулись в его сторону. — Диск вскрыт, — продолжал Хоакин, и Алекс ощутила, как огромный груз начал сходить с её плеч. Оставалось только убедиться, что Stark Industries не имеет никакого отношения к этой проблеме. И не имел. Диск был чист от следов Старка. Сейчас было время расслабиться, но взгляд Сержанта казался странным. Он больше не смотрел на диск, как остальные, он смотрел на Алекс. Это вызвало у неё дискомфорт. Она встретила его взгляд, пытаясь понять, что он хочет сказать. Барнс сидел, скрестив руки на груди, нос задрал, и продолжал смотреть. «Может, он нас проклинает?» — проснулись тени-стервы. «Копать-хоронить, как у него глаза не слезятся-то так долго не моргать?» — …маркировка Roxxon, — раздался голос брата. Кажется, он вступил в диалог с Торресом. Что ж, замечательно, теперь бездомные проблема Аггера. Маршал повернулся к Алекс, приподнял подбородок, готовясь что-то сказать. Но ей уже было все равно, что будет дальше. Якорь был сброшен, и она могла отдохнуть. — Прекрасные новости. Мари ждет тебя на обед. Я не голодна, у меня еще дела есть. Всего доброго, господа. Торопливым шагом Кетлер направилась точно к выходу, а эти проклятые серые глаза провожали весь обозримый для Сержанта её путь по комнате. До двери не смотрел уже — она не слышала, чтобы он в кресле ёрзал, поворачиваясь, да и хруста шейных позвонков не было, значит и шею не свернул. Алекс коснулась панели вызова лифта и так блаженно вздрогнула плечами, сбрасывая с себя все эти тяжелые гляделки. — Замерзла? — догнал её Маршал. — Или это из-за взгляда Баки? «Баки…» — кривятся тени в её уме, и Алекс вздыхает с недовольным ворчанием. — Алекс, послушай, я… — Я сама дала ему эту флешку, — перебила его, не оборачиваясь к брату, и вглядывалась в закрытую дверь лифта. — Откупилась от рун и Вонга. Это моя вина, мне стоило предусмотреть вариант, где они припрутся с ней к тебе. — Ага, и тот вариант, где я, остолоп, введу не те ключи доступа… — И это тоже. Это тоже мне стоило предусмотреть. Я не о том думала. Лифт приехал, дверь открылась, но Алекс стояла на месте, не шевелясь. Просто смотрела на пол кабины. Маршал много раз говорил ей, что пора заканчивать с её странными идеями: «Я не делаю достаточно. Я могу лучше!». Иногда его слова действовали, доносились до какой-то глубокой точки в её голове, утихомиривая её внутренних демонов, которые постоянно кричали: «Плохо! Нужно больше. Нужно лучше. Ты должна быть лучше, чем все остальные!». Но сейчас видно, что если он скажет это сейчас, то его слова разобьются о бетонную стену упрямства и обиды на саму себя. — Маршал, ты волен общаться и дружить с кем хочешь. Но они не должны считать меня своим другом. Я — не он. Больше не хочу. То, что я делаю, и мои планы… Во всей этой истории я скорее одна из злодеев. Просто в отличие от других злодеев, мне не нужна их смерть.***
Шэрон просила купить вина. Её любимое. И сейчас, пока Баки ждал её за столом с остывающим ужином, она вела встревоженную беседу по телефону, стоя на балконе своей квартиры. Она была в черной тонкой шелковой комбинации, едва прикрывающей её ягодицы, но отлично обнажающей фигуру. Барнс мельком отметил факт возможного отсутствия на ней белья, и больше цеплялся глазами за поведение, настроение и темп ведение разговора Шэрон. Одной рукой она так крепко держала телефон у уха, что некоторые костяшки на пальцах посветлели от напряжения. Другой рукой монотонно прокручивала бокал с вином, стоящий на перилах балкона. У неё напряжены ноги: бедра, подколенные сухожилья и даже щиколотки. Напряжены плечи и лопатки. В какой-то момент ему должно было захотеться подойти к ней со спины, обнять за талию, прижать спиной к своей груди и оставить будоражащий её тело поцелуй на шее. Не захотелось. Его что-то останавливало, и черт возьми, Баки понятия не имел что именно. Его нутро о чем-то кричало ему, вопило бешенными приливами внезапных сомнений и учащающимся сердцебиением. Жаль, что нутро не говорит на том же языке, что и его разум. Это было бы намного проще и понятнее, чем пытаться понять свои чувства. Что могло вызвать такие сомнения? Он сжал губы, размял шею, и, злобно откинувшись на спинку стула, понял, что дело в Шэрон. Несомненно, дело в ней. Но причина оставалась неясной. Желание закончить ужин улетучилось, и он отодвинул от себя тарелку с почти нетронутым стейком. Звон столовых приборов смешался с хлопком открытия балконной двери. — Всё в порядке? — пошел на опережение, чтобы как-то обойти разговоры с собственным состоянием. Шэрон на минуту застыла у открытого балкона, всматриваясь ему в глаза. Швырнула телефон на диван и медленно прошла прямо к месту, где сидел Баки. Снова застыла. Резко осушила свой бокал, буквально несколькими глотками, а соседний стул подтаскивала ближе к его ногам. — Нет. У нас проблемы. Она села рядом, прижавшись коленями к его коленям, и как-то невинно поправила подол своей комбинации, проглаживая по своим бедрам. — Баки, я никогда не спрашивала, чем вы с Сэмом занимаетесь в Stark Industries, никогда не лезла с расспросами… — Вообще-то спрашивала, — перебил он, и, явно сбивая Картер с мысли, добавил: — На той неделе. — Хорошо, да, теперь вспомнила. Но ты так и не признался… — Мы пришли в Stark Industries просить доступа к серверам, чтобы найти Земо. Сэм думал, что встретится с Пеппер, — Баки разочарованно подернул плечами. — Пеппер не было, а Кетлер отказала. — Отказала? Шэрон умело скрывает своё удивление его словам. Очень умело. Столько лет работы в спецслужбах просто не могут пройти даром. А сколько лет она была в тени… Барнс не дурак, кто бы и что не думал. Ровно столько же, сколько он доверяет людям — ровно в десять раз больше он им не верит. Практически никому. Есть всего несколько человек, к кому уровень доверия максимально равен к постоянным сомнениям и настороженности. Просто потому что Баки — это Баки, и как жизненный опыт Шэрон отразился на её восприятии мира, так и весь пережитый опыт Баки создал для него его собственный мир. А, возможно, он просто открыл ему глаза и показал истинную картину, кто знает. Есть всего несколько человек, за кого Баки готов рвать глотки безоговорочно и только потом разбираться. К сожалению, Шэрон не относится к ним. И за столько месяцев отношений он так и не смог её причислить к своему кругу защиты. Именно поэтому ему сейчас свербит вся эта ситуация. Именно поэтому он решил проверить, что будет дальше. Возможно, об этом ему вопила интуиция? Баки прикинул, что Шэрон уже достаточно раз задавала вопросы, не получая на них ответа, а значит, ответив сейчас, она поверит в его искренность; поверит, что лед тронулся. Так или иначе, даже если он не прав, стыдно ему не будет — она должна понимать, что он никому не доверяет. — Да, отказала. Выставила нас за дверь, — Баки невозмутимо продолжает свой рассказ, моментально считывая уже неприкрытое удивление в глазах Шэрон. — Просила бумажки с подписями от спецведомств с официальными просьбами о сотрудничестве, а потом указала на дверь со словами, чтобы без подписей от Росса лично мы больше о серверах не заикались. — Что же изменилось сейчас? — А что сейчас? Сейчас просто Торрес что-то там ковыряет в костюме Сэма. С Вакандой же нет никаких связей. В чем проблема, детка? — скривиться захотелось, едва сдержался. Вот это вот «детка»… Но Шэрон нравится, а ему… Ему он не знает, что нравится, ему это всё уже чуждо. — Помнишь, я говорила о том, что Кетлер с братцем своим не простые фрукты? Она выкупила компанию шантажами, угрозами и миллионными взятками. Есть огромные подозрения, что она сейчас возит контрабанду, прикрываясь именем Старка, а еще прикрываясь вами. Вы ведь постоянно там. Мы собираем доказательства. — Это же не твоя юрисдикция. — Уже моя. Уже всем все равно. Вчера до меня дошли слухи, что она заключила негласный союз с Дарио Аггером, он владелец компании Roxxon… «Roxxon», проговаривает Шэрон, и Баки вспоминает, чью маркировку они сегодня нашли на деталях и компонентах жесткого диска; вспоминает, что и Кетлер была там, и все слышала. — …Аггер. Он, как и Кетлер, весьма специфический человек относительно закона. Кетлер в сравнении с ним — аматор. Мы пытаемся отследить её счета, найти переводы незаконные. Есть одна ниточка, но мне нужно подключить свои старые и темные связи из Мадрипура. — Я думал, вы с ней немного ладите, по крайней мере, по работе. Думал, что она важна Алегре. — В первую очередь мне важен ты. Я не хочу, чтобы она втянула тебя, даже имя твоё, в свои махинации. Баки, мне нужно отлучиться на полчаса. Это очень важно, милый. Дождись меня… Она так говорила, словно с ребёнком каким-то, а Барнс поддерживал её до последнего. Он и правда собирался дождаться её. Даже сам себе в мыслях это проговорил. Убрал со стола давно остывший ужин, закупорил обратно вино. Он хотел скоротать время за тем, чтобы прочесть про Аггера как можно больше информации, и, пожалуй, это время ожидания Шэрон как раз может быть полезным. Так он тоже думал, включая её ноутбук, вводя её пароль, который знал. Он отодвинул компьютерный стул, чтобы сидеть было удобнее — как-никак, а комплекция его тела в разы отличалась от размеров Картер, и места за столом хотелось больше, а не просто, чтобы вдохнуть. Стул, в котором заело одно из колесиков, сначала сопротивлялся нормальному скольжению по паркету, а потом резко сорвался с места. На каких-то одна секунда и менее полуметра назад. Баки успел его перехватить, чтобы стул с грохотом не врезался в шкаф у стены, но эта дрянь на колесиках задела несколько стопок бумаг, которые хаотичным водопадом распластались по полу. Барнс хотел дождаться Шэрон, хотел прочесть про Аггера, но аж никак не рассчитывал, что в кипе разбросанных по полу бумаг обнаружит аккуратный золотой конверт, который так поблескивал от света настольной лампы. Конверт сильно выделялся среди прочей макулатуры бумаг не первой важности, пусть и измазанных черными полосами секретности. Он помнит, как такой конверт вручали девушке, выкупившей ужин с Уилсоном. Контрольная печать на конверте надорвана, и Баки, дёрнув бровью в стиле «вот и славно, мне меньше мороки», спокойно открыл его. Его конверт. В прямом смысле этого слова — внутри написано его имя. Ведь он и правда не знает, кто тогда победил на торгах, да и кривить душой не будет — ему было чертовски приятно, что про него и этот ужин не вспоминали, словно вообще забыли. Бегло проглядывает глазами текст на вкладыше конверта: ни дат, ни времени, общая скупая информация с огромными благодарностями за вклад в благотворительность… «Александра Кетлер» указано имя победителя «лота». — Какого… Кетлер не делала ставок — Баки помнит это очень хорошо — а если и делала, почему тогда конверт у Шэрон? О, Кетлер не из тех, кто будет молчать. Барнс был твердо уверен, что если бы этот конверт был действительно её — деспот в юбке бы точно дала об этом знать, причём уже много-много раз. Самым простым решением было бы действительно дождаться Шэрон и спросить прямо, вот только у Баки не было абсолютно никакой уверенности, что ответы будут правдивыми. Он собрал разбросанную макулатуру на место, закрыл ноутбук, как и входную дверь в квартиру Шэрон. Почему он её не дождался, придумать не составит труда, да и штудировать информацию про Аггера ему будет в разы уютнее у себя дома. Информация про Roxxon и записи с камер ресторана, в котором проходил благотворительный аукцион — это его план на ближайшие свободные сутки. Так он планировал свой досуг, пока во внутреннем кармане его куртки лежал чертов золотой конверт. На улицы его Бруклина так красиво опустился вечер, и к его превеликой удаче было совсем мало снующих людишек вокруг. Мало тех, кто мог наблюдать за ним и за его задумчивым выражением лица. Во всяком случае, Баки думал, что сейчас он именно так и выглядит. Какими бы вместительными не были карманы его куртки, но тот чертов золотой конверт задевал и мешал, словно вонзался уголками картона в его тело. Надо же, как всё обернулось. Он с облегчением вздыхал каждый раз, когда вспоминал о том аукционе и о том, что именно его, пускай и пока, но не спохватились. Не сказать, что его заботило почему, но его мозгу порой необходимо было думать о чём-то удобном, кроме сражений, смертей и интриг. Не думать об интригах, тут он погорячился — давая мозгу расслабиться, он именно об этом иногда и думал. Был вариант, навеянный рассказами Маршала о тех Бостонских фетишистах, при котором ужин с ним выкупил некий пожилой (или пожилая) человек, а после на радостях своей победы просто не справился со своим кардиостимулятором. Этот вариант его веселил, он казался Баки забавным. Второй открывал больше просторов для размышлений: отмывание денег. Почему бы и нет? На поводу азарта несущихся ставок свои же внесли крупную сумму, а сумма была просто до неприличия крупной за простой ужин с ним… вот просто с ним… И вот ставка побеждает, деньги отправляются на счёт фонда, и оттуда уже улетучиваются, якобы на благотворительность. А может, и не было вовсе этой суммы? Может, на счёту фонда из-за тех же махинаций образовалась лишняя сумма на балансе, и нужно было срочно придумать, откуда она появилась. Вот и выдумали аукцион, вот и нашли, кем прикрыться. Вот этот последний вариант был самым-самым правдоподобным. В стиле нынешних реалий. Теперь в его голове проскочил третий вариант, и он, пожалуй, был самым идиотским и невразумительным из всех. Баки сам бы до него ни в жизнь не додумался. Если он имеет место быть, вот допустим, что Кетлер действительно делала ставки, на что рассчитывала эта женщина? Что Баки ей весь вечер будет рассказывать весёлые истории из его старой жизни? Угрюмые истории периода ГИДРЫ? Или надеялась, что он снисходительно, по-джентельменски, не станет филигранно, с тонкими нотками сарказма, выедать ей мозг вопросами в стиле: почему она это она? Нет, ну а что ещё спрашивать? Почему в стиле её одежды всегда присутствует какой-то элемент красного? Не болит ли у неё спина, постоянно держать свою осанку так натянуто ровно? Почему именно пончики, и только с идеальной глазурью? Тут сто процентов какое-то расстройство у него — психа — вот такого нет, интересно. И всё, больше не о чём спрашивать вменяемом — больше ведь ничего неизвестно. Осекся, на кой хрен ему вообще что-то знать о ней? Нет, знать он должен — она же ему снится, и вот недавно снова, только в этот раз он не очень запомнил сон — сразу нахлынули кошмары. Раз знать он должен, значит и спрашивал бы то, что ему нужно, не интересно, а нужно. Детство, все начинается оттуда. Не любили мама или папа, или сразу оба. Возможно, ей мальчишка настолько разбил сердце, опозорил, что она обожралась льда и метала и теперь ходит, излучая их всем и везде. В школе не хвалили за выступления у доски? Если она такая со школы, то у доски выступать она обожала. Или ей папа не купил машину, которую она хотела, сказав, что она должна добиться сама своим умом и её понесло? Была замужем, может, её против её воли к алтарю затолкали? Задай он ей все эти вопросы, а ведь это он только пару кварталов прошёл, обдумывая, она бы весь ресторан изничтожила своим раздражением. О, да, он уже понял, что может вывести Кетлер на раздражение, злость, и черт его знает, какие ещё эмоции. Он сегодня в лаборатории едва сдержался, чтобы не поддеть её теми пучками у неё на голове, которые прекрасно имитируют рога. Такие маленькие, неопрятные два пучка волос на голове. Их бы сузить немного вверху — рожки в чистом виде. Бестолковая насмешка сама вырвалась из его груди, и Барнс слегка притормозил, соображая, какого черта у него побаливает щека. Прекрасно, он идет по улице, и все это время полуулыбку держит. Бред. Если Кетлер выкупила тот ужин, тогда почему конверт у Шэрон, и, что самое главное, почему Шэрон ему ничего о нем не сказала? Он проходил мимо какой-то компании подростков. Какой-то клуб собаководов, может — все с псами, хотя перешептываясь, наблюдают больше не за своими собаками, а за отбившейся от толпы парочкой. Те весьма эмоционально что-то обсуждали, то и дело бросаясь фразами о своих отношениях, о любви чистой и до гроба. С одной стороны — весьма потешно, что молодежь так оптимистична и всё еще смакует жизнь с аппетитом. С другой стороны — Баки сам от себя скривился — как же они наивны и глупы. Сдается, он и правда пенсионер, и Бекка была права, что Баки ворчит хуже всех известных ей дедов. Бекка… Он уже несколько дней с ней не созванивался. Последнее, что девчонка ему рассказала о себе, так это то, что помогает своей подруге детства с подготовкой к свадьбе. Стоит ей позвонить пока идет к дому — ему всего пару кварталов осталось. Едва Барнс достал из кармана телефон, как за спиной послышался множественный собачий лай. Псы перешли на дикий рев, а следом и их владельцы залились криками, успокаивая своих четвероногих. В момент, когда Баки хотел обернуться, убедиться, что все в относительно порядке, ему в ногу прилетел какой-то совсем неожиданный удар. Он не сбил его с ног, нет, но удивил знатно — Барнс абсолютно не учуял «угрозы», не предвидел. Собачий лай, удар в ногу и тут же сначала тяжелеет его штанина, курточка в районе спины, а потом режущая боль на шее и вот с его плеча отталкивается в прыжке чертов кот, щеголяя с него, как с удобной и комфортной возвышенности на ветку рядом растущего дерева. Белоснежный гад уже спокойно и вальяжно вышагивает по прогнувшейся под его весом ветке ближе к стволу дерева. У Барнса на лице абсолютное недоумение, а в голове не иначе, как сбой в системе. Твою мать, он врага может высечь за несколько кварталов, он ножи на лету в сантиметрах от своей головы перехватывает, а простого кота мало того что не заметил, так еще и послужил ему прекрасным трамплином в его побеге. Рукой протер царапины на шее, оставленные когтями шерстяного — несколько капель крови отпечатались на подушечках пальцев, и Баки из-подо лба смерил кота совсем недобрым взглядом. Было бы удивительно, если бы шерстяной распереживался, но тому было вообще до лампочки. Кот дошел до ствола дерева и, обернувшись к Барнсу, уселся удобнее, кутая лапы своим пушистым хвостом. И голубь в зубах кота. Шикарно. Псы все еще никак не угомонятся со своей истерикой, по всей видимости, вызванной шерстяным охотником, и Барнс, отрывая от них внимание, возвращает свой взгляд к коту. Возможно, даже породистому: шерсть идеально белая, и глаза чистого голубого оттенка. Кот смотрит точно на Барнса, вертит головой своей в один бок, во второй — рассматривает — а потом открывает пасть и выдаёт тихое: «Мяу». Забавно, как карма быстра и беспощадна. Едва кот открывает свою пасть, как голубь «оживает» не иначе, и, влупив шерстяному несколько раз крыльями по морде, взмывает вверх, улетая восвояси с ужина, где приглашен был в качестве еды. — Ха! — прыснул ехидным смешком Баки, разворачиваясь идти домой. — Так тебе и надо. Еще раз протер пекущие на шее царапины, набирая номер Бекки и за гудками отчетливо расслышал, как кот тоже попрощался с ним своим мяуканьем. Должно быть попрощался, не таить же животному обиду на справедливую насмешку Барнса…***
Дин и Стейси воистину были рады избавлению от присмотра порой строгой няни. И, пока Стейси игралась в визажиста со всей найденной в квартире Кетлер косметикой, Дин, обойдя каждый угол и не найдя нигде кота Заю, которого они так мило притарабанили с собой, немного огорчившись, расселся в зоне отдыха на балконе читать комиксы. Алекс, выторговав себе несколько часов на чтение её особых книг, таких чудных и древних для этих детей, в гостиной вычитывала в магических фолиантах все, что могло объяснить перемещение рун сквозь разрывы Вселенных. Её концентрацию в этот момент не могли нарушить ни звуки разбитой пудры где-то в ванне на первом этаже, ни хохот Дина каждый раз, когда тот читал очередную реплику любимого персонажа, ни вопросы Майи, сидящей рядом с ней, читающей книгу из библиотеки Алекс о чарующих травах и ядовитых корнях; ни даже сам Зая, тихо спящий на диване за спиной Кетлер, отгороженный от лишних детских взглядов несколькими подушками. О пушистом мелкие предупредить заранее забыли и мучиться ей пришлось лишь первый час от его прибытия. После, выпитые таблетки стали действовать стабильно: в носу больше не свербело, и покраснение в глазах с учащающимися мелкими слезами сошло на нет. Алекс даже насладилась несколькими минутами тисканья кота, пока Дин не позарился на его спокойствие, чтобы, таская того на руках, устроить ему экскурсию по всей квартире. Слева на стене, на большом экране был выведен один из европейских новостных каналов, транслирующий в реальном времени заседание Совета ООН. Алекс была абсолютно не рада тому, что сегодня заседание уже трижды переносилось из-за возможных провокаций — она с четырех утра по Нью-Йорку ждала его начала в десять утра по европейскому времени. Хорошо, хотя бы кофе она запаслась заранее. Сейчас в Нью-Йорке десять утра, в Брюсселе — четыре часа дня, и Кетлер, перелистывая очередную бесполезную страницу книги магов, ждет выступления Росса. А возможно и Сэму слово дадут, кто знает. Так или иначе, с минуты на минуту должна начаться настоящая бойня за право беспрепятственного доступа к огромной хреновине, торчащей уже столько времени из вод Индийского океана. Подумать только, здоровенная каменная голова и рука всё еще держат весь мир в тонусе и относительном балансе мира. — Как ты думаешь, они знают, что это? — вопрос Майи отвлекает Кетлер, застопорившую свой взгляд на экране телевизора, где показывались спутниковые снимки новообразованного острова в Индийском океане. — Некоторые точно в курсе. Уверена, у них есть сверхъестественные советники, шептуны, которые могут отличить аномальный сдвиг тектонических плит, явивший всему миру неведомое диво древних вымерших цивилизаций, от застывшего в земной коре Целестиала, — сама не зная, чем вызвано, но Алекс уже час боролась с нарастающей в груди тревогой. Стиснув губы, она все никак не могла справиться с навязчивым неразборчивым шепотом в голове. Языком во рту пересчитывала свои верхние зубы, нижние, до легкого онемения упирала его в небо. Пыталась щеку изнутри обкусывать, а тревога нагнетала тяжесть в груди и усиливала вибрации шепота в черепушке. — Только не думаю, что пока хотя бы кто-то из них в курсе, чем ценна эта окаменелость и из чего именно она состоит. — Тебе нужно, чтобы Штаты вышли в лидеры? — Хотя бы в одни «из». Нам нужен доступ. Спрятанный где-то среди стопок книг и свитков, планшет запищал входящими уведомлениями. «Пятница» выводила на дисплей одно за другим оповещения о начале операции ЦРУ, совместно с местными правоохранителями, по перемещению задержанных гибридных идиотов из непредназначенных для длительного пребывания камер самого ДКП в засекреченное конечное место их заключения. Дрожь в груди усилилась, и Алекс, прикусив язык, то косилась назад к телевизору, то снова к планшету. Как раз началось выступление председателя совета безопасности ООН, в кадре видно Росса, и рядом с ним сидит Уилсон — в костюме, с галстуком и с очень серьезным выражением лица. И началась транспортировка заключенных здесь, в Нью-Йорке. Как всё совпало, одновременно. Надо же. Алекс медленно протаскивала пальцем по сенсорному экрану планшета, просматривая всю доступную информацию о деталях операции ЦРУ, и несдержанно цыкнула, остановив взгляд на списке ответственных агентов. — Ты же бумажный работник, Барнс, — шепчет себе под нос. — Что ты там забыл? Сверхурочные? — Все хорошо? — забеспокоилась Майя. — Нет. Что-то не так, — выдыхает Алекс, не зная, куда приткнуть свои глаза. Взгляд мечется по столу, по самой квартире, словно пытается увидеть невидимые мозгу ответы. Взгляд замирает, и Алекс, подхватив чашку с кофе, делает глоток. — Это диверсия. Резкий и неожиданный гул раздваивается в ушах. Сначала слева — из динамиков телевизора — и картинка вещает несколько одновременных точечных взрывов как возле, так и внутри самого здания заседания ООН. Затем справа слышится встревоженный голос Дина: — Алекс! Легкая дрожь проходит по полу вместе с грохотом взрывов уже здесь — в Нью-Йорке. С балкона её квартиры было отчетливо видно два размашистых, высоких столпа черного дыма, вздымающихся среди высоток центра города. Звуки сирен полиции и служб спасения смешались с едва различимыми криками людей. Ладонь Алекс так крепко вжалась в перила балкона, что костяшки побелели, а за её спиной вкрадчиво выглядывал испуганный мальчишка, крепче к груди прижимающий свой комикс. Майя притянула брата к себе с четким намерением увести с балкона в квартиру. Едва она потянулась к Алекс, чтобы отвести её за локоть, как Кетлер дернулась, шипя. Рукой, которая ранее крепко сжимала металлический профиль балкона, она прижимает жгучую точку на бедре. Мокрое, липкое, жгучее, и алая кровь едва различимо проступает влажным пятном по темной ткани её брюк. — Майя, звони отцу и няне, — выравнивая дыхание, Алекс обходит детей, чтобы Дин не видел крови, и махом разгребает на столике книги, сжимая в ладони брошь, лежащую под ними. — Я и сама справлюсь с мелкими, пока тебя нет. — Я знаю, но ты ребенок. Пожалуйста, сделай, как я сказала. Существуют протоколы для случаев террористических атак и угроз массовым смертям мирных жителей. Координация с другими службами: спасательными, медицинскими. Быстрое реагирование на кризис: оказание помощи пострадавшим, обезвреживание нападавших, обеспечение безопасности выжившим и оказание подмоги. Баки в совершенстве знал все нюансы и даже малейшие подпункты всех существующих протоколов спецслужб. А еще он знал всё то же самое, но со стороны агрессора. Неписанные протоколы террористов и наёмников. Он сам был им — он знает обе стороны медали. И если в пелене дыма и огненного пламени продолжается стрельба — атака не окончена. Конвой был подорван точно на перекрестке у здания центрального суда. Пускай улицы были перекрыты для свободного продвижения конвоя — подрывы были организованы не только для автомобилей спецтранспорта. Судя по обрушенным стенам и количеству очагов возгорания, что виднелись за густой пеленой дыма, были подорваны точечно и несколько зданий вокруг перекрестка. Барнс ехал в хаммере сразу после фургона с гибридными. От мощного взрыва его автомобиль несколько раз перевернулся, прежде чем вылететь на тротуар, сбивая пожарный гидрант. Отныне все перемешалось, как в голове, так и вокруг самого Баки. Брызги воды смешались с пылью и грязью, с кровью из рассеченного лба и пробитого обломком железа бедра. Чередовались очереди автоматных залпов. Крики людей и новые вспышки взрывов от свето-шумовых гранат. Это работал спецназ — отбивался. Среди очередей перестрелки раз за разом различался отдельный звук выстрела, и за каждым из них по одному спецназовцу падало замертво. Работал снайпер. Уличив безопасный момент, Баки проверил состояние агентов, которые ехали в машине вместе с ним — спасать было некого, и новый выстрел снайпера пришелся в сантиметрах от его головы, когда он выскочил от перевернутого автомобиля за ближайший угол здания. Существуют протоколы, которые сейчас становятся бесполезными, а фургон с гибридными опрокинут и пуст. Казалось, что стадный инстинкт сработал в обратном направлении, и из здания суда повалила толпа испуганных и вопящих людей. Наперекор этому потоку, трое гибридных вместе с какой-то женщиной направлялись внутрь здания. Оттолкнув нескольких прохожих от линии огня, Барнс сделал именно то, что требовали, по крайней мере, его протоколы. Следующие десять минут происходящего были частично стерты или напрочь искажены для Баки. Когда ты сталкиваешься с чем-то впервые, сложно полностью определить уровень угрозы и порядок действий. Даже по меркам суперсолдата сердечный ритм зашкаливал, а мозг не был в состоянии грамотно координировать движения. Перед глазами мелькали вспышки картинок, каждая из которых отражалась болезненными ударами в виски. Мертвые люди, убитые судебные приставы, их подсудимый. Прокурор с переломленной шеей на пороге входа в зал заседаний. Баки пока еще не отфильтровал в разуме информацию, где он всё же вырубил двоих противников: одного на удушение до потери сознания; второго с сотрясением головного мозга о бетонную стену оставил пускать слюни в коридоре. Он действовал под влиянием базовых инстинктов и рефлексов, так как вместе с осознанием двух побед его разум был блокирован ядом, уже полностью циркулирующим по всей его кровеносной системе. Сердце колотило в бешеном ритме, качая яд, и капли холодного пота студили морозом, казалось, закипающее тело. Он ухватился за стену, когда ложные сигналы мозга стали обманывать тело — идти ему или падать. Вспыхивающие картинки сменились чернотой перед глазами, и снова они заполнились пестрыми кислотными красками. Он вспомнил женщину, внезапно появившуюся за его спиной, и несколько ярких вспышек прямо в лицо. В тот момент казалось, что он теряет равновесие, и земля уходит из-под ног. Он еще нанес несколько ударов третьему гибридному, но потом его сердце начало бешено колотиться, и с холодным потом картинки перед глазами стали напоминать ему моменты из его прошлого. И не самые приятные. «Сержант…» — глубоким эхо пробивались чьи-то слова. «Сержант, вставай. Уходим…». Почему вставать, если он и так стоит, хоть и придерживается за стену? Нет, он коленом в пол. Вспышка и теряется контроль над восприятием пространства, и все вокруг заходится круговоротом карусели. — Ну же, Джеймс! Пятница, что там с камерами? — Алекс, в доспехах, перекидывает руку Барнса через плечо, пытаясь поднять его на ноги. Нужно только получить доступ к камерам, чтобы можно было безопасно и бесследно дымкой испариться из этой мясорубки. «Минута, Алекс, минута» — отзывается в наушнике голос Пятницы. «Алекс, они казнят судей старшего звена. Всех.» — Мне насрать. Выводи нас. Давай, Джеймс, пару шагов за угол — может, там камеры сдохли, — говоря уже так спокойным тоном, как может, надеясь, что Барнс понимает каждое слово, Кетлер ведет его шаг за шагом к выходу. Пятница успевает предупредить Алекс за секунды до удара, и сразу несколько слепящих потоков энергии бьют ей по броне в спину, откидывая в соседнее помещение. Еще один удар света в потолок и несколько балок перекрытия с треском обрушаются, заваливая её сверху. Размыто, но Баки различает перед собой женщину, блондинку. Он одним коленом в полу, бионикой в опоре, и правда старается держаться. Сыворотка в его крови побеждает. Она всегда и все побеждает, даже его самого. Яд рассеивается в организме, но разум все еще в тумане. — А ты все еще держишься? — Блондинка приседает рядом с Баки и ладонью проводит по его щеке. — Всё же ты чертовски симпатичный. Эй, — кивком подзывает гибридного, — накачай его еще, да по больше, он крепкий. Скостим себе пару трупов, пусть думают, что это он их…***
«Алекс, подъем… Алекс, вставай» — шероховатым репением в наушнике доносился голос Пятницы, пробиваясь сквозь противное монотонное пищание системы бедствия встроенного контроллера на предплечье её доспехов. — Как долго?.. — Кетлер, очнувшись, пыталась проморгаться, сильно жмурясь. «Ты была в отключке две минуты» — Поняла, — вспышки магии пускают по бетонным балкам трещины, и те кусками становится легче столкнуть с себя. — У кого-то лишние трахеи… Где Барнс?! «В главном зале суда. Алекс, ты должна знать…» — Он жив? — на её резкий вопрос Пятница успевает лишь утвердительно ответить, а, когда пытается во что бы то ни стало продолжить, Алекс снова перебивает: — Славно, на остальное насрать. Проходя коридором мимо трупов, усыпанных пылью побитых взрывами стен и щепками от напрочь разбитых дубовых дверей, Алекс подмечает двух гибридных из того проулка. Их тела мертво осели, подпирая спинами стены, с изящно-жестоко свернутыми шеями. Запах крови, пота и пороха буквально разливался через порог настежь распахнутых дверей главного зала суда. И кромешная тишина. Пока Пятница подсчитывала количество трупов в зале, Алекс пыталась прочувствовать хотя бы одну-единственную, пускай и отходящую душу. Все отошли. Ни одной не осталось. Тела в проходах между рядами длинных лавок для слушателей; тела перекошенные через перила зоны присяжных; два мертвых судьи с вышибленными мозгами за своей судейской скамьей, лицами в стол, и третий в неестественной позе, так же с дырой во лбу, лежит у подножья судейской трибуны. Но Барнса нет. Алекс прошла к самой судейской трибуне, осматриваясь с особой осторожностью — тревога в груди, что слегка осела, когда та нашла и пыталась вывести Баки, начинала нарастать с новой силой. У её ног судья, и сама Кетлер остановилась в критических сантиметрах ногами от размашистой лужи крови из головы судьи. «Сюда едут дополнительные отряды спецназа. Шесть минут до прибытия» — Забираем Сержанта и на выход. «Стрелял Барнс», — словно не в силу терпеть уже, говорит ей Пятница. Алекс еще не успела всецело сообразить и головой обдумать слова, а в груди уже загрохотало что-то и как молотком изнутри то что-то забилось о ребра. «В судей. Они были уже безнадежны, им минуты оставались, их бы не смогли реанимировать, но…» Напряженно сглатывая, Алекс не хочет слышать никаких «но»: — Камеры отключила? Стерла? «Да» — тихо отвечает Пятница, пока Кетлер приседает над телом судьи у её ног. Тонкая дымка струится по её пальцам; мах, и пуля в голове мертвеца сжимается, деформируясь так, чтобы ни одна гребаная экспертиза не смогла её отследить. Мысли в голове просто застыли, в отличие от рефлексов и скорости, с которой она уже у тел двух других судей сминала в мусор пули и в их головах. — Пятница, перепиши свои записи и данные. Никаких резервных копий. Барнс никого не убивал. «Сделано» Гильзы. Мечется взглядом по полу, подмечая каждую, сминая в абсолютно не узнаваемые куски метала. Не было бы так заметно — все здание суда бы стерла в прах, не оставив ни одного кирпича на своем месте.***
Женский голос шептал без устану. В голове Барнса засел белым шумом. Пока в крови бушевала буря токсинов, разнося покалыванием в кончиках пальцев по телу, на разум обрушился немой, абсолютно беззвучный и окутанный туманом штиль. Он помнит агонию прежде, раньше, тогда. Та агония и та паника до дрожи всем телом до сих пор сопровождает его в его же собственных кошмарах. Он прекрасно помнит беспомощность и слабость, мнимо забитую ему в нутро приказами и установками. Сравнивает. Сравнивать его мозг еще может — рефлекс это или привычка? Тогда он был слаб, а ему говорили что сильнее и способнее его нет. Сейчас он свободен — это он помнит, — он крепок, но приятный, слегка картавый женский шепот уверяет его в том, что он проиграет. Он проиграет снова и шепот давит на больное. На что он давит? Что задевают её слова? Баки пытался отдернуть голову, когда женские губы застыли вплотную у его уха. Он помнит её слегка картавый шепот: «Сержант Барнс, примите свой кошмар — он часть Вас. Десять… Вы больше не он, Вы не Зимний Солдат. Девять… Не боритесь с кошмарами, примите их. Проживите один — Вы должны понять его — в наших снах таятся все ответы. Воспользуйтесь моментом, пока Вы спите. Восемь… Вы сейчас спите, Сержант. Проживите Ваш кошмар» Барнс не был согласен принимать, но сны никогда не были ему подвластны. Если бы он мог их контролировать — предпочел бы сновидения с воспоминаниями из давно ушедшей эпохи. Из той, откуда он родом. Предпочел бы сны о детстве, о юности. Предпочел бы увидеть свою семью. Мать, пришивающую пуговицу оторвавшуюся от манжета отцовской рубашки; или заплетающую косы Ребекке. Даже предпочел бы видеть во сне, как мать раздает ему подзатыльники за вновь донесшиеся ей слухи о количестве разбитых женских сердец её бестолковым сыном. Потом она успокоится и будет просто читать ему нотации, приводя в пример его же сестру — Ребекку — она ведь тоже девушка, и однажды улыбнется такому же повесе, как и её братец, видя такой яркий пример дома. Однажды и её сердце будет разбито. Баки вздохнул с облегчением, понимая, что звук оглушающего хлопка выстрела, а после и глухого хруста черепа, послышавшиеся ему сквозь туман сна, никак не относились к разбитому сердцу его сестры. Он принимал свой кошмар, думая о приятном. Он всегда просыпался после кошмаров, и сейчас, совсем скоро, он тоже проснется. Сейчас, его кошмар расправится с несколькими судьями и его сердцебиение придет в норму, помутнение развеется. Так сказал шепот. Так он нашептывал тогда, и так шепот звучит в голове до сих пор. Шепот и отсчет от десяти. Баки все еще слышит глухим эхо в голове тот отсчет: «Семь… Примите свой кошмар. Шесть… Проживите его.». Кто он такой, чтобы противиться снам — он не в состоянии, никто не в состоянии. Можно лишь ждать пробуждения, а между тем, сколько бы ты не сопротивлялся, следовать за ними. Он следовал за выстрелами и следовал к выходу. Следовал за отсчетом, что шептал ему покинуть помещение так, чтобы как можно больше людей увидели его — его кошмар. Чтобы все знали, что он силен идти за ним, чтобы все знали, насколько он крепок. Три выстрела в головы и семнадцать шагов к выходу во сне, пока один сон не пересекся с другим. Такого раньше не было, и между тем, похожее ему уже снилось. Он уже видел эти вспышки темной дымки, уже видел эту чернь стали. Он помнит, как пытался побороть их, почему-то особо не жаждя победы. Но это было тогда — сейчас Барнс во что бы то ни стало видел, как его кошмар изнывал от желания изничтожить на сами атомы часть сна, некогда спасающую его от тех дрожащих и ледяных ощущений при пробуждении. Проблески стали двух клинков сверкали в полумраке коридора, пробиваясь сквозь хаотичные всплески смольной глади. Гладь едва приближалась к нему, намереваясь окутать своими щупальцами, как разбивалась, рассыпалась серебряными искрами к его ногам. Три, четыре, пять… Пять секунд и искры тлеют. Пока кошмар занят своей расправой — Баки успевает сосчитать секунды, как тогда, вечером, в своей гостиной. Нет никаких эмоций, так спокойно. Впервые кошмар кажется комфортным, естественным. Словно сам Баки и не причастен к нему. А сталь клинков все ближе, все сверкает. В какой-то момент клинки испаряются, и женщина в тех доспехах берет его на прицел из орудия на предплечье брони. Выстрел, еще один. Напрасно тратит заряд электрошока, скорее всего не понимая, кому она противостоит. Его кошмар не иначе, как защищает его, чтобы Баки успел вовремя выйти наружу, вовремя показаться людям. Кошмар захватывает руку женщины и мощным ударом бионики в предплечье выводит из строя оружие противника. Кошмару не нравится все, что связано с электрошоком. Сильный удар наотмашь в шлем, еще сильнее по плечу. Ударов было так много. Он сильнее, и его противник падает. Наконец-то можно уходить. ______________________________ «Алекс, возвращай серпы», — беспокойно торочит Пятница, пока Кетлер, борясь с отдышкой, пытается встать на ноги. «Если он сейчас покинет здание — снайперы его уберут. Я рассчитала точки удара, мы раним его с минимальной кровопотерей. Алекс?!» — Солдат! — кричит та, напрочь игнорируя план Пятницы. Кричит и с неким страхом поднимает глаза к отдаляющейся фигуре. Сама не верит в то, что так позвала и он обернулся. «Не дури, Алекс, он чист от программы, и все равно не в себе. Алекс, не применяя силу ты не справишься!» — Заткнись, — шипит, не теряя из виду ни одной реакции Барнса, камнем замершего в нескольких метрах. — Ну, же, Солдат, я знала, что ты трус паршивый!.. «Какого черта, Алекс! Его не берет твоя магия, доставай серпы. Я настоятельно рекомендую использовать…» — Просто нужно ближе, — совладав с дыханием, Алекс встает на ноги, на секунду неуверенно пошатываясь. — Нужно просто ближе… Их взгляды в упор друг на друга. Барнс смотрит так зло из-под лба. — Давай, Солдат! — повторяет Алекс, и махом плеча деактивирует доспехи. Это было мрачно — видеть даже на расстоянии, как секундно, но отреагировали его зрачки. «Алекс, не смей!» — наушник в ухе готов взорваться. — Ты всегда знал, Солдат. Ты с самого начала видел во мне угрозу. Я — угроза. Угроза всему, Барнс, — грубо растягивая губы в злорадстве, не упуская ни единой детали в реакции Барнса, Кетлер всё ниже опускала голову. Взглядом бросить вызов. Словами закрепить. А он рукой быстро выхватывает нож и делает шаг. — Я угроза миру, за который боролся твой старый друг, Солдат. Я угроза миру, за который отдал свою жизнь человек, перед которым ты в долгу, Солдат. Я угроза миру, за который отвечает теперь твой новый и единственный друг. Я угроза, Солдат! «Алекс, активируй доспехи!» — злится Пятница, а Барнс сокращает между ними расстояние слишком быстро, виртуозно прокручивая в руке массивный нож. «Активирую протокол «Инквизиция» — не унимается, а значит сейчас Пятница перехватит управление доспехами и насильно облачит в них Кетлер. Не успеет. Алекс с ворчанием: «Шутник, сука!», срывает брошь с плеча и под град всевозможных возмущений искусственного интеллекта махом отшвыривает ту в стену. — Я угроза, Барнс. Устрани угрозу. Убей меня, Барнс, или умрешь сам! Просто нужно ближе. Как вкопанная стояла и ждала его приближения. Легион лишил её страха смерти, и ей просто нужно ближе. Она знает, каким будет первый удар, но все равно едва уворачивается. Лишили страха собственной смерти, но не здравого разума. Едва уворачивается, чтобы понять, каким будет следующий удар Барнса. Чтобы как можно реалистичнее пропустить его… Лезвие ножа вонзается на всю длину аккурат ей меж нижних ребер, болью воспламеняя всё внутренности. Было глупо и безрассудно. Время замедлилось с ударом и замедлялось еще сильнее с каждым миллиметром прокрута точеной стали в её теле. Холодный пот от затылка по шее к лопаткам; глухой гул в её ушах и тарабанящее сердце, пропускающее важные для жизни удары. В глазах напротив сверкает сама холодная сталь с безразличием, а его рука снова за рукоять прокручивает нож у её плоти. У Алекс горло сдавливалось, от жалких попыток глотать воздух, чтобы усмирить концентрацию, и практически до крови закусив язык она пересиливает себя: протягивает руки и ладонями обхватывает Барнса у висков. Смольная, непроглядной черни акварель магии окутывает его голову. Завитки магии вплетаются в его волосы, окутывают ресницы, уволакивая лживую картинку перед глазами во мрак. Ему в висках так горячо. От женских ладоней у лица исходит такое сумасшедшее тепло, оно и расслабляет, и пугает. Тепло успокаивает. А его хватка на рукояти ножа ослабевает в момент, когда магия смещает старый шепот и в голове разносится трель дождя о деревянный настил у веранды. Запах свежести летнего ливня, редкие звуки проезжающих мимо автомобилей. Детский девичий бубнеж под боком, зачитывающий его другу, сидящему напротив, очередную сказку из толстенной книги. Дождь нарушил их с другом планы, а девочка и рада стараться, получить больше внимания от часто пропадающего брата и его милого друга Стива. — Всё хорошо, Джеймс, — с застывшим комом в горле, тихо нашептывает Кетлер, не отпуская ладонями его лица. — Всё хорошо, Баки. Всё будет хорошо. Её ноги готовы изогнуться от слабости и мерзкое жжение разодранной раны сменилось онемением во всем боку. Горячая липкая кровь сочится к полу едва ли медленнее, чем магия с воспоминаниями вытесняет собой треклятый шепот, учинивший всё это с его разумом. — Всё хорошо, дыши, — и тот ком в глотке прокатывается к груди, когда Барнс ей отвечает: — Алекс? Рассредоточенным взглядом Баки медленно осматривает её лицо, а ком, что Кетлер только что едва смогла проглотить, воротится ей назад сгустками крови. Как он мог понять, что происходит, когда не понимал даже, какого черта он здесь оказался. А она? Нож вонзён у Кетлер под ребрами и тепло ладоней у его висков теряется, когда она отшатывается, растерянным взглядом пытается что-то найти на полу. Он видит, как дрожат её ресницы и он морщится, когда из уголка её рта просачиваются одна за одной тонкие кровавые потеки. Кетлер пятится и снова подкашивается в равновесии. Барнс едва успевает подхватить её со спины, не задевая раны, как за его спиной раздается мощный взрыв. Выходы заминированы. Он должен был выйти до взрыва, что послужил бы еще большим катализатором для атаки спецназа. Не вышел. Глаза пекут и слезятся от грязи, и пыль напрочь забила нос. Алекс с хрипом едва смогла пошевелиться. Собрав последние, казалось, силы, локтем упираясь в груду камней едва приподнимает туловище, а тело сводит немой судорогой от все еще торчащего ножа в боку. Нельзя, нельзя так делать, да кто себе отчет отдаёт? Левой ладонью кое-как скользит по бедру вверх к ребрам и с силой вырывает нож из раны. Снова минутная резкая и жгучая боль. Не следит, где роняет тот нож — сразу ладонью что есть мочи прижимает кровоточащую рану. Очерняет глаза, чтобы хотя бы так если не замедлить кровопотерю, то совсем немного разумом протрезветь. Глазами усердно пытается высмотреть в груде пыли и мусора брошь. «Дитя, соберись, ты же ведьма… Призови её». Где, спрашивается, был этот старушечий голос мудрости, когда Кетлер вообще втягивала свою собственную задницу в эту передрягу? Если бы не изнывающая боль во всем теле — Алекс бы с особым удовольствием засадила бы сама себе ладонью по лбу, но вместо того расходует силы на тонкую дымку, чтобы брошь наколдовать к себе в ладонь. Чешуёй пластины доспехов растекаются по телу, маска обволакивает лицо и хотя бы так дышать становиться легче. Легче найти силы оттолкнуться от пола и, хотя бы сидя, спиной опереться о стену. — Пятница? — хрипит Кетлер. Вяло перебирая языком во рту, терпит горький вкус крови. — Пятница? — в ответ в наушнике лишь хрипы и помехи. Гадство. Лампочки в коридоре закоротило — мигают на отвали как им взбрендит, и кислорода в воздухе меньше, чем сраной пыли, что никак не осядет. Доспехи затягивают все раны, кроме одной… В горле першит так сильно, а новые сгустки крови снова на подходе к горлу. Самому дьяволу известно, что ножом ей порвало внутри, но внутреннее кровотечение слишком сильное, чтобы Кетлер могла сейчас самостоятельно встать и… Сержант… Махом головы убирает маску и с громким хрипом сплевывает кровь. От кашля следом трясет все органы внутри, а вот от того острого страха, где она не видит Барнса — холодом пробирает остатки души. Кряхтит и до мерзкого скрипа сжимает зубы, пытаясь встать. Настойчивые помехи в наушнике — Пятница точно пытается достучаться с чем-то очень важным. Рывок, спиной упираясь в стену, а перед глазами все темнеет, и новая рвота кровью сгибает Алекс назад к полу, когда кто-то подхватывает её под руки, упрямо не давая свалиться с ног. В голове с некой досадой рождается мысль, что теперь снова его очередь вытаскивать задницу Алекс из передряги, хотя сама Алекс до невозможности рада, что Сержант может уверенно стоять на своих двух ногах. В ушах так звенит, что Кетлер даже не разбирает слов, с которыми к ней обращаются. Её под руки выводят коридором, торопят, а она едва ногами перебирает, держа на подхвате последние силы, и даже голову не может держать. Черт возьми, она же в доспехах! Гори оно все синим пламенем. Теперь ей придется объясняться. Ей придется всё рассказать ему, и от этого осознания сильнее начинает мутить. О, как же Барнс будет злорадствовать — его ехидству не будет предела. Хрен с ним, главное, что он без пули в голове. Дьявол, как же он будет доволен собой… Дьявол… Звон в ушах рассеивается… Дьявол… — Давай, Алекс, ну же. Спецназ входит на зачистку…– за прекратившимся звоном она различает мужской голос. Не Сержанта. — Нет. Нет. Нет, Мэтт, — мямлит Алекс, дрожа всем телом. Сейчас её снова вырвет. Она даже вырваться пытается, а смогла только голову к Дьяволу поднять. У него на голове повязана какая-то черная тряпка, или шарф, половину лица его закрывает вместе с глазами. — Барнс. Он тоже там… Спина чувствует опору в стену. Сдается, они спустились в подвал здания, а Мэтт сбивает замок на дверях, ведущих хрен пойми куда. — Мэтт, не я… Я выйду сама — забери Сержанта, пожалуйста… — Поздно, прости, — он снова подхватывает её под руки, закидывая руку себе за шею. И это «поздно» последнее, что она воспринимает, прежде чем снова выблевать кровью и потерять сознание.***
Даже в бреду мозг все еще способен воспринимать какую-то информацию отрывками, частями. Разум даже сквозь пелену пустой и бездонной тьмы может слышать голоса. Все ощущается неоднозначно: чувства обострены, все нервы, словно оголенные провода — содрогаются от малейших раздражителей; а вот фильтрация и осмысление… Картинки быстрее мыслей. Возможно, это похоже на сны — откуда ей знать? Когда-то Алекс видела сны. Они были красочными и довольно интересными. Это не то. Совсем не то. Картинки смешиваются в голове, осыпаются вниз бездны и снова порхают перед глазами. В бреду можно слышать голоса. «Почему эта рана так долго восстанавливается?» «Так бывает» Алекс слышит выстрелы, слышит помехи раций копов, возгласы людей. Слышит трещание в левом ухе, где должен быть наушник и Пятница. Она вспоминает новостной сюжет того утра. Как ждала его, всю ночь не спав. Детский смех слышит и урчание кота под боком. Алекс слышит треск костра и женский вопль. Запах горелой плоти. «Это из-за рун — она их своей кровью писала, и привязала к ней же. Правда неумышленно. Это займет время, но она поправится… У неё бывало в разы хуже…» Тело потряхивает в холодной дрожи. Алекс чувствует, как онемели кончики пальцев на руках и ногах. Тянущая боль в боку и постоянная тошнота. Невесомость бреда и бездонной тьмы так обманчива. Неосознанно Кетлер склоняет голову к краю кровати — кажется, её тело просто сползло к краю в спазмах. Вдруг свет болезненно бьет размытыми картинками по глазам, и снова пелена обволакивает уставший разум. «В Европе много жертв. …всё обошлось, Уилсон жив, лишь ранен…» «Он в коме» «Прогнозы?» «Давай, Солдат!.. Я угроза, Барнс. Убей меня, Барнс, или умрешь сам! …Забери Сержанта, пожалуйста…» Как много голосов в голове, а картинки молниеносно вспыхивают в темноте, не имея никакой смысловой закономерности. Сквозь бессознательность Алекс чувствует, как смоченный водой бинт касается её губ. Рядом тепло, и кто-то поправляет ей промокшую от пота прядь волос, уже засаленную от нескольких дней горячки. Маршал. Это может только он. Это хорошо. Это спокойно. Жив, рядом. Несколько шрамов на её левом плече и ребрах, что раньше магией скрыты были, проступили на коже, вскрылись по швам, пекут. Кажется, что пот стекает во вскрытые, нарывающие шрамы и скапливается на самых костях под мясом. Пот омывает кости, посеченные рунами. Пелена горячки. Ледяная мазь на шрамах успокаивает зуд их заживления, а тело растеряно: оно не знает — вскипать ему от температуры или содрогаться от прохлады на краешках ран. И снова смоченный водой бинт касается её губ. Алекс вяло начинает собирать ртом капли воды… Кажется она падает в пропасть. Легкая невесомость сменяется стремительным падением и на громком вдохе, свистящем от сухости в горле, она открывает глаза. Как же болит все тело. Обветренный язык мерзко трется об пересохшее нёбо, и вдыхать даже на половину легких настолько больно, что в уголках глаз собрались капли слез. Затылок, спина и даже задница затекли. Видно потолок. Неожиданно. Это её квартира. Как неприятно сглатывать, когда во рту все пересохло. — Не вздумай сейчас принимать сидячее положение, — сурово звучит голос Маршала где-то вне зоны видимости. Хотя, какая к чертям зона видимости, когда она даже покрутить по сторонам головой не может — только потолок и видит. — Как дети? — сиплым голосом сквозь боль выдавливает Алекс. — Дети в полном порядке, — Маршал наконец-то показывается перед глазами. Возвышается над ней с таким серьезным прищуром. Наклоняется, приподнимая ей голову и немного спину, подсовывает под лопатки еще одну подушку. Да, так лучше — видно не только потолок. — Майя справилась, — брат как-то хитро улыбается. — Правда, пока я вернулся, они успели попробовать пиццы со всеми начинками в местной доставке, оформить тебе годовую подписку на комиксы и у тебя больше нет целой косметики. Зато у Стейси теперь на месяц вперед есть заготовленный контент по мейкапу для её свежесозданного блога в Ютубе. Смеяться больно, но простая короткая улыбка не вызывает дискомфорта. — Прости меня. Я… — Нет, не надо, — перебивает он. — За детей извиняться не надо — с этим все в порядке. Но я просмотрел архивы Пятницы… — улыбка на лице Маршала спадает на нет. Архивы Пятницы… Воспоминания врываются отрезвляющим ударом. Кажется бред продолжается — по спине Алекс снова проносится прохладная волна дрожи, дыхание учащается и ей остаётся только ждать, что брат скажет дальше. — В следующий раз, если такое повторится, ты достаешь серпы и обезвреживаешь. Чего бы это ни стоило, — говорит он, и Алекс облегченно выдыхает, виновато уводя взгляд. Сесть на кровати, пускай и с хорошей подпоркой в спину из нескольких подушек, было очень… тошно. Собственная слабость невероятно злила и раздражала. Маршал доставал ей какую-то одежду — футболка, что была на ней сейчас, состояла не просто из хлопка, она уже наполовину состояла из пота. — Как долго я погибала тут? — Два… Три, почти три дня, — через плечо отвечает брат, и злость на свою беспомощность лишь разрастается. — А как я выбралась? — и снова не тот вопрос, который она хочет задать. Есть только одно, что её сейчас волнует, но горло сжимается намертво всякий раз, когда она лишь думает о том. — Адвокат, — с непонятной пока интонацией говорит Маршал. Подходит к кровати, кладя на неё чистую одежду и так смотрит на Алекс… Коварно улыбается. — Он был очень удивлен трем вещам: во-первых, тому, что он подписан у тебя в телефонной книге, как «Адский Адвокат»; во-вторых, искусственный интеллект, потеряв с тобой здравую связь, позвонил ему… Нам всем очень повезло, что он был рядом с первыми взрывами. В-третьих, что ты не рассказывала мне кто он. Я ему в ответ: «Ведьмы умеют хранить тайны», а он почему-то засмеялся, — улыбаясь, он протягивает Алекс руку, чтобы помочь ей встать на ноги. — Видимо, он уже слышал от тебя такую фразу. — Было дело. Я хочу в душ. Я грязная, липкая. Мне нужно помыться. — Я доведу. — Прошу, не надо. Ты же знаешь — и так тошно. Головокружение прошло, и все равно, желание стойко дойти до душевой кабинки самостоятельно было превыше каких-либо предрассудков — Алекс рукой опиралась о кровать, потом о стену. Ради подстраховки все же придерживалась за что могла шаг за шагом, уходя в стороны ванной комнаты. Горло может сжиматься сколько ему угодно — чертовы примитивные рефлексы — но она должна знать ответ. Остановилась в дверях в ванну, едва оглянувшись через плечо, и максимально собранным тоном всё-таки выдавила из себя: — Он жив? — Жив…– очень, очень тяжело вздыхает Маршал. — Но тебе это не понравится, — Алекс тут же делает попытку обернуться, вернуться назад, чтобы выслушать. — Нет, сходи в душ. Я пока сделаю кофе.***
Звон в ушах, кажется, возвращался. А еще появилось дикое желание вырезать себе проклятые органы, что так мерзко, так предательски скукожились внутри. Хотелось в истерике биться или смеяться. Но именно в истерике. Рассказ Маршала не был последователен. Он захватывал все причастные, чтобы картинка была сформирована именно по мотивам последовательно. Снайпер, которого так и не нашли, стрелял не только по спецназу, а и по гибридным. Мертвы все, кроме того, который ушел с блондинкой. Это выглядело, как некая зачистка свидетелей. На деле же снайпер прикрывал проход небольшой группы в зал суда, устраняя всех, кто мог им помешать. Численность группы сократилась уже в зале суда непосредственно, и тут уже ситуация двоякая: либо те сами устранили часть неугодных, либо Барнс. — Он не убивал, — твердо перечит Алекс, делая глоток кофе. — Ну, значит они действовали максимально хаотично. Своим свернули шеи, а гражданских… В основном все отравлены ядом. Трем судьям в довесок прострелили головы, и… — Алекс вопросительно изгибает бровью. — Они заняты балистикой. В его обойме не хватает… — Он не стрелял, — перебивает Алекс, морщась в презрении. — Сейчас всех псов на Сержанта спустят! — Бюрократия. Им нужны доказательства. А еще у них его нож… Ну они не уверены, что его, но заняты анализом крови на ноже. — О, это я знаю! Чтобы сравнить с моей — нужен ордер, для ордера нужны основания. — Ты истекала кровью в ДКП, а они проверяли тогда все ДНК, чтобы определить Таскмастер. Мы изъяли все, что у них было на тебя, но нет уверенности, что они действительно все отдали, ты же понимаешь. В таком случае им нужно только подтверждение, чтобы устроить охоту. — Насрать. Давай закончим уже с Сержантом, а потом перейдем к тому, что было в Европе, к тому, что тебе удалось узнать. Органы сжимались, словно в груди появилась червоточина, засасывающая в себя все без разбору. Еще немного, если Алекс не будет сопротивлятся, та червоточина победит и поглотит весь Манхеттен. Но сначала её. Сковало челюсть, гланды и кожа головы так зудила невыносимо. С каждым словом Маршала Алекс чувствовала каждый волосок на теле, встающий дыбом. Брат уже несколько минут молчал, терпеливо выжидая её реакции, а в разуме Алекс всё еще прокручивала его слова, словно он продолжает и продолжает повторять одно и тоже. — Блять, это какой-то абсурд, — весьма спокойным тоном начинает Кетлер. Казалось бы, все лучше, чем могло быть, пока она не стала играть мимикой, и сарказмом прикрывать свою панику: — Может, меня сглазили? — резко бросает на брата свой взгляд и начинает смеяться. — Черт, это… Меня сглазили — так не бывает, понимаешь. Скажи мне, что ты пошутил, пожалуйста. Я признаю, что шутка удалась, что она весьма поучительна! У нее взгляд дрожит. И та улыбка, нервная, тоже. Она так просяще всматривается в Маршала, наклоняется к нему ближе, локтями в колени упираясь и склоняя голову, глазами буравит его, ожидая. Понижает голос к шепоту: — Пожалуйста. Давай: «Я пошутил, Сержант не в коме и не собирается отдавать концы»… — а брат лишь тяжело вздыхает, пряча свой взгляд, словно в том есть его вина. — Блять, — отпрянула, как ужаленная, закрывая лицо ладонями. Нервные смешки учащаются. — Это просто пиз… — Алекс, послушай… — Нет. Я ничего не хочу больше слышать! — хотела ладонями закрыть уши, а получилось, что с силой вдавливает себе виски. — Бла-бла-бла, все я в домике. — Алекс… — Нет, мне… Мне нужно подышать. Она вышла из комнаты с адреналином на максимуме, не замечая как тянет свежий шрам на едва затянувшейся ране под ребрами. Кажется, у нее ноги дрожали тоже, тело еще слабо, но её нервы спасовали больше. Она же умеет контролировать пульс, эмоции, но эту задышку и сердце, что колотится в груди на износ, побороть не смогла. Вышла прямо на балкон, упираясь руками в перила. На улице уже стемнело. Все как всегда: фонари в парке, прожекторы ночного города. Любые звуки ночной городской жизни слабо, но заглушались гулом сердцебиения в груди. Теплая и крепкая рука брата почти сразу легла ей на плечо, а перед её лицом он раскрывает ладонь второй руки. Ампула. — О! Круто! Ты пр-ри-л, — сглатывает, понимая, что язык заплетается. — Ты прислушался и всё-таки нашел её… Его одна рука сминает её плечо крепче, поглаживая, вторую терпеливо держит поднесенной к Алекс. — Спрячь ампулу в карманчик. Потеряешь — будет обидно. — Алекс… — Нет. Нет! Она твоя… — Мне она до задницы. — Нет, не до задницы! — Алекс, хватит, — черт бы его побрал с таким спокойным сейчас голосом. — Ты правильно сказала: «Это, блять, абсурд». Бери. А потом найдем того, кто нас сглазил.***
Сэм уже и не вписывал своё имя в больничный журнал посещений. Он просто мило улыбался, а медсестры сами все делали — ему оставалось только расписаться на выходе. У него несколько ушибов, фингал под глазом и чертовски недовольный взгляд, посланный четырем охранникам, дежурившим у палаты Барнса — боялись, что коматозник придет в себя и учудит побег. Теперь система Редвинга с ним постоянно: со смарт браслета на запястье и миниатюрной нагрудной камеры, скрытой за плашкой на куртке, ведется постоянная видеозапись, которую Сэм отключает только когда входит домой, или как сейчас — в палату к Баки. После теракта в Европе нужно быть на чеку — продолжению быть. Охранники уже не косились на Кэпа с недоверием, они уже смирились с его практически круглосуточным пребыванием у койки друга. Иногда Сэма сменяла Сара. Реже — Шэрон. Она в поте лица была занята разборками с терактом тут, в Нью-Йорке. Он уже когда-то дежурил так у койки, правда другого друга. Тогда он сам был Соколом, а под присмотром аппаратуры лежал Роджерс — Капитан Америка. Предвзятость или нет, но сейчас Сэму казалось, что тогда, к Роджерсу, отношение было в разы, в разы скрупулезнее. Возможно, потому что его не подозревали как минимум в тройном убийстве, как максимум — в содействии теракту. Абсурдно, ведь если он виновен, то объяснить почему тогда в крови Баки десятикратно превышена доза яда, в сравнении с другими жертвами, никто не мог. Такая доза яда заблокировала сигналы в мозг. То есть, со слов врачей, токсинов в крови было в разы больше, и, возможно, особенности его организма и дальше продолжили бы выведение отравы, но взрыв и повлеченная им черепно-мозговая травма исключили эту возможность. Теперь никто не дает никаких прогнозов. Сэм всегда сидел в кресле у его койки и просто ждал, что друг очнется. Не хотел и запрещал себе думать о том, что может быть иначе. Время давно перевалило за полночь, и если бы не его статус Капитана Америка и с десяток чиновников, которых он вывел из себя, требуя разрешения на беспрепятственное посещение Баки, Сэма бы уже давно поперли из больницы, в связи с оконченными часами посещения. Спать абсолютно не хотелось, казалось, что Барнс сейчас высыпается за них двоих. Вибрация смартфона в кармане немного отвлекла Уилсона от и без того пустых мыслей. Звонила Сара, за полночь, и Сэм тихо выругался про себя, в глубине души надеясь, что она просто беспокоится, а не звонит сказать, что что-то случилось. Барнс в беспробудной коме, едва ли придет в себя, если Сэм ответит на звонок рядом с ним, и даже если будет слишком громко говорить — с нынешнем состоянии Баки тоже будет все равно. Однако Сэм вышел на балкон палаты. Девятый этаж: вид открывался успокаивающий его нервы, и воздуха свежего хотелось. Злости не было предела. Его племянники влипли в какую-то историю, и только этого сейчас не хватало. Сара на пути к полицейскому участку, и хоть она и просила Сэма не приезжать, что звонила она только для того, чтобы поставить его в известность, сам Сэм не мог отпустить сестру одну. Звонок был завершен и, устало протерев голову и все лицо, Уилсон сделал шаг назад в палату, чтобы пожать бессознательному другу плечо на прощание. Сэм обязательно вернется утром. Едва рукой потянулся в ручке на балконной двери, как внимание переключилось на открывшуюся из коридора дверь в палату. Тонкая полоса, пускай и тусклого освещения коридора, разрезала полумрак палаты Баки, и Сэм заметно напрягся. Медперсонал не ходил в такое время без веских на то причин, а охранники не заходили в палату так аккуратно. В дверях появился силуэт человека невысокого роста, в черном спортивном костюме, капюшон на голове и освещение не позволило рассмотреть лицо. Сэм слегка отпрянул от двери, укрываясь от глаз непрошенного гостя, хотя кулаки сжаты, и он в полной готовности выйти в подходящий момент. Нужно только понять намерения незнакомца, что уже закрыл за собой дверь и медленно, с явным дискомфортом во время ходьбы, направился точно к койке Баки. Сэм решается, что выходить необходимо уже сейчас, когда непрошенный гость снимает капюшон с головы. Не гость. Гостья. Кетлер. У Сэма мгновенно лицо несколько раз переменилось в эмоциях. Невдомек ни зачем она приперлась, ни как прошла мимо охраны. У неё лицо так угрюмо и губы искривлены в обиде, что-ли. Потянулась за больничной картой у изножья кровати Барнса и медленно перелистывала лист за листом, вчитываясь в заключения врачей. На самого Баки посматривает искоса с той же обидой в глазах, что дрожит уже на её губах. Алекс хмычет, убирая на место карту пациента, и возвращается к изголовью койки. Сэм просто застыл, наблюдая с балкона, как Алекс рассматривает лицо Барнса. Теперь губу закусывает, и глаза уводит к потолку, моргая так часто, как бывает при подступивших слезах. Теперь Уилсону совсем ни черта не понятно. Больше медлить нельзя, но новая его попытка войти в палату заканчивается еще большим ступором. Алекс заносит ладонь над грудью Барнса и, колыхнув ею в воздухе, буквально поднимает вверх из его груди искрящие проекции магических рун. Тех самых чертовых рун, что беспрекословно отозвались акварельной черной дымке чар в её ладони…