“Вчера, тринадцатого мая, в возрасте семидесяти пяти лет, скончался в муках Гектор Фоули, бывший Министр Магии, занимавший эту должностью с 1925 по 1939 год, Лорд древнейшего и благороднейшего рода Фоули, что также является частью Священных двадцати восьми. У него не было прямых наследников, но была молодая жена Абелия Фоули, в девичестве Тромпэрье, приносим ей наши соболезнования.
Лорду Фоули пришлось пройти сквозь ад за те две недели, что его состояние стремительно ухудшалось с каждым днем, словно бы его собственная магия постепенно убивала его, истощая организм, что в конечном итоге привело к остановке сердца. Колдмедики оказались бесполезны. Причина внезапной болезни, как и смерти, так и не была установлена...”
Далее следуют перечисление заслуг бывшего Министра и восхваление его моральных качеств, но Тома это уже мало интересует. В голове всплывает недавний диалог с Гарри. — Ты ведь так и не сказал мне, какой именно артефакт сделал для того Оливера, — отстраненно замечает Риддл, перелистывая страницу увесистого гримуара с весьма сомнительной законности содержанием. — Кольцо. Серебряное с зеленым кварцем. Оно должно было напитаться сырой магии в Вальпургиеву ночь, а затем ею постепенно убивать носителя, имитируя болезнь, — тут же отвечает Гарри, не отвлекаясь от копания в своей сумочке с материалами. — Какую болезнь? — Заказчик не уточнял, так что я решил импровизировать. Просто смешал все пришедшие в голову симптомы, начиная от слабости, присущей магическому истощению, заканчивая парой сюрпризов от драконьей оспы. Том закатил бы глаза, если бы для этого не потребовалось оторваться от книги. — Ты же понимаешь, насколько это было плохой идеей? — Теперь уже все равно неважно. Если это и привлечет лишнее внимание, — что очень вероятно, жертва же влиятельный старикашка-аристократ, женатый на юной дамочке, как мне сказали — или что-то пойдет не так — а оно пойдет, скорее всего, так как я переделывал колечко в последнюю минуту из-за любящей мешать мне работать Тьмы — я буду только рад. Нечего на меня авроров натравлять. — И как скоро твое творение должно было убить жертву? — В течение года. Все должно было выглядеть естественно. Но, учитывая погрешности в изготовление, все может быть, — Гарри легкомысленно пожимает плечами, выуживая наконец из сумки, то, что так долго искал и плюхается на диван рядом с Томом, заставляя его недовольно зашипеть, чуть не выронив гримуар. Изверг Эванс на это только смеется... Может ли Гектор Фоули быть тем самым “старикашкой-аристократом”, попавшим под действие поврежденного кольца? Вполне. И если это действительно так, и заказчицей Гарри была Абелия Тромпэрье, то это может сыграть Тому на руку. Мерлин, да это будет целый праздник! Вся эта французская семейка, а в особенности старший брат Абелии Маэль знатно попортили ему кровь. Но он не может знать наверняка. Он может основываться только на словах Гарри и его предположениях. А ведь Эванс не знаком с ублюдками Тромпэрье и не имел возможности видеть ни одного из любовников и слуг Абелии, чтобы узнать их в продавце Оливере, если это действительно был кто-то из них. Зато видел Том. План действий мгновенно выстраивается в голове и Риддл хищно улыбается, возвращаясь к прочтению газеты, чтобы скоротать время.
***
Том вертит в руках пустую чашку, наблюдая за тем, как лучи уже достаточно высоко поднявшегося солнца отражаются на фарфоре, когда Гарри заходит в столовую, левитируя перед собой две тарелки, пару ножей и вилок и огромную кружку с чаем. — Доброе утро, — улыбается Эванс, ставя обе тарелки, наполненные омлетом и ломтиками жаренного бекона на стол и наткнувшись на вопросительный взгляд Риддла направленный на вторую порцию поясняет — Я готовил себе завтрак и обнаружил несколько треснутых яиц, которые нужно было срочно приготовить, пока они не стали совсем непригодными. Так что вот. Ешь, у тебя нет выбора. Том решает не напоминать ему о существовании чар Стазиса и ограничивается благодарным кивком. Забота оказывается достаточно приятна. — Приятного аппетита, Гарри. Эванс что-то неразборчиво бурчит не переставая жевать. Риддл непроизвольно закатывает глаза, уголки его губ едва заметно подрагивают в намеке на улыбку. — Кстати, нужно будет сходить в магазин. Надо бы взять хлеба, молока и вообще всего по мелочи, — наконец проглотив еду сообщает Гарри. — Мне нравится это твое “взять” вместо “купить”. Не ты ли ранее был категорически против использования чар на магглах для получения бесплатного продовольствия? — насмешливо тянет Том. — Я был против кражи чего-то ценного, в больших количествах и без особой на то необходимости. А так как нам не стоит лишний раз появляться в магических районах, плюс свой мешочек с деньгами я потерял при побеге, а ты на подобное тратиться явно не собираешься, это лучший вариант. Да и очень сомневаюсь, что магглы сильно обеднеют от пропажи бутылки молока и буханки хлеба. — Ну, если это заставляет тебе чувствовать себя лучше... — Риддл! Том пожимает плечами, строя из себя саму невинность и прикрывает ехидную ухмылку кусочком омлета. Весьма вкусного омлета стоит сказать. Но Эвансу он этого, конечно, говорить не собирается. Обойдется. Вместо этого Риддл задумывается чем же еще можно поддеть сожителя. Ему пришлось признать, что раздражать артефактора было крайне приятно. Видеть, как и без того яркие изумрудные глаза загораются от прилива эмоций, как взволнованно подрагивает его Тьма и вздымается целым цунами магия во время особенно ожесточенного спора уже вошло в привычку. Одну из тех пагубных привычек, что имеют свойства перерастать в самые опасные зависимости. Но наиболее великолепной частью всех этих намеренных провокаций было то, что потусторонние, неестественные, невероятные ядовито-зеленые глаза Гарри со всей их внутренней силой, огнем и бурлящем в глубине вихрем эмоций были направлены только на него, только на Тома. Это чувство заставляло самую кривую, хищную, опасную и искреннюю из его улыбок-оскалов растягивать губы, обнажая ряды ровных белых зубов, а ясный синий цвет радужек темнеть до оттенка океанских просторов, столь глубоких, что там нет места ни единому живому организму и почти полностью скрываться за поглощающей чернотой расширившегося зрачка. Оставшаяся часть завтрака проходит за ленивыми перебрасываниями колкостями, сменяемыми комфортным молчанием. Вскоре Гарри встает, с намереньем собрать грязную посуду и — Риддл абсолютно уверен в этом — оставить в раковине, до тех пор, пока сам Том не соизволит ее помыть. Можно подумать наложить пару бытовых заклинаний такая уж сложная задача. Но завершить это действо ему не дают. Как только Эванс подходит ближе к нему, Риддл резко вскакивает, одной рукой перехватывая руки не ожидавшего подобного Гарри, чтоб не начал сопротивляться, а второй берет его за подбородок, заставляя посмотреть в глаза. — Легилименс! Реальность размывается, растекаясь цветами сильно разбавленной акварели. Эванс судорожно дергается, видимо осознав происходящее. Тарелки падают, со звоном разбиваясь о дорогой паркет. Том целенаправленно прорывается сквозь ворох эмоций и мыслей в никак не защищенную память. Полное отсутствие окколюменций, что странно, отзывается легким уколом разочарования. Впрочем, лишние размышления довольно быстро покидает голову Риддла, когда он наконец находит интересующий его момент в путанной пленке чужих воспоминаний. Эванс стоит в каком-то полутемном помещении, доверху заполненном артефактами и материалами для их создания, которое Том распознаёт как тот самый магазин “Крыло Фестрала”. Гарри сухо кивает смиренно ожидающему его вердикт молодому парнише, подходящего под описание продавца, и прячет монеты в зачарованный кошель. Риддл усилием воли задерживает воспоминание, чтобы поближе осмотреть деньги. Ничего внешне необычного на них не оказывается, но один из сиклей привлекает его внимание своим весом. Тот явно тяжелее остальных, что заметно при медленном просмотре момента, когда Эванс скидывает свой гонорар в мешочек. — А вот и наша следилка. — Сделка состоялась, — говорит Гарри, но Том почти не обращает на него внимания, сосредоточившись на продавце. Теперь, когда он может быть уверен в том, что именно он подставил Эванса, нужно узнать об этом парне как можно больше. — Мистер Гарольд, вы можете создать артефакт на заказ за ограниченное время? — Смотря что вы имеете в виду. — Артефакт-украшение поглощающий и перенаправляющий большой объем природной энергии для причинения вреда носителю. — Вы хотите, чтобы я сделал нечто “для причинения вреда” за... три дня, я верно полагаю? — голос Гарри так знакомо сочится ядом, что Риддл не может удержаться от легкой ухмылки. — Причинение вреда, пожалуй, не совсем правильное выражение. — Оливер мнется, отводит взгляд на мгновения и определенно волнуется. Том интерпретирует это как признак того, что он не договаривает — Украшение должно постепенно убивать носителя, напитавшись природной энергией Вальпургиевой ночи и имитируя болезнь. У вас действительно только три дня в запасе до этого события, но, мне кажется, цена в пятьдесят галлеонов должна эта компенсировать. — Семьдесят минимум. Наценка за срочность и вероятность стать соучастником убийства. — Шестьдесят, я предоставлю вам все материалы и основу. — Шестьдесят пять. Мне нужно увидеть основу. Не факт, что ваша безделушка вообще может стать артефактом. — Может. Это кольцо. И я точно уверен в том, что и металл, и камень подходят для нужного зачарования и не войдут в конфликт с чарами. — Почему бы вам тогда не сделать все самому, Оливер, раз вы такой специалист? — Ну что вы, мистер Гарольд! Прошу прощения, если задел вас. Я всего лишь теоретик-любитель, куда мне до создания таких вещей? — выражение лица продавца сразу теряет всю холодность, а голос стремительно становится мягче. Том кривиться от такого явного притворства. Парень ведет себя уж больно похоже на чистокровного аристократа. В нем проглядывается жесткое воспитания и с детства вбитые в голову манеры. Слишком заметно, что он лишь пытается показаться коренным обитателем Переулка. А еще Риддл не может избавиться от чувства будто бы он его уже когда-то видел. Впрочем, если речь идет о чистокровке из не слишком влиятельной семьи, то это вовсе не удивительно. Он часто присутствовал на балах и званных ужинах своих Рыцарей, где собирался весь цвет британской знати. — Мне нужно знать обстоятельства. Я все понимаю, вы можете отказаться, но в таком случае я тоже не возьмусь за этот заказ. И уж очень сомневаюсь, что у вас получится отыскать еще одного подпольного мастера-артефактора за такое короткое время. — Заказчик — девушка, — начинает Оливер после продолжительной тишины — Ее выдали замуж против ее воли, за ужасного мужчину, при том, что у нее есть любимый человек, полностью ей, чистокровной леди из уважаемого рода, подходящий. Она хочет избавиться от своего мужа, чтобы быть с тем, кого любит. Для этого и нужно кольцо. По задумке оно должно напитаться природной энергией в Ночь Ведьм и, имитируя болезнь, медленно убивать носителя. Что ж сам заказ не особенно сужает круг подозреваемых. Таких бедных-несчастных пол высшего света. — А наличие природной, стихийной магии не позволит распознать в нем темный и вредоносный артефакт, — невозмутимо заканчивает за него Гарри — Эта “чистокровная леди”, полагаю, ваша знакомая? — Вы согласны? — Да. Том раздражённо цыкает, не понимая зачем Эванс вообще согласился на эту мутную историю и резко покидает воспоминание, скользя сквозь чужую память дальше, к своей следующей цели. Гарри сидит за столом в спальне-мастерской в своей квартире, крутя в пальцах массивное кольцо с круглым зеленым камнем, удерживаемым детально вырезанными из серебра четырьмя драконьими когтями. Риддл наклоняется, чтобы осмотреть украшение вместе с ним. Его губы растягиваются в хищном оскале. Да! Вот оно доказательство. Это то самое кольцо, которое Маэль Тромпэрье, брат Абелии носил еще во время их учебы в Хогвартсе. Кольцо, которое он видимо отдал своей дорогой младшей сестричке, чтобы та могла убить своего мужа с помощью их семейной реликвии и стать богатой, влиятельной в Британии вдовой бывшего Министра. Так их семейка могла бы расширить свое скудное влияние на острова Туманного Альбиона так же, как когда-то их предки поступили во Франции. На первый взгляд план идеальный. И от артефактора-исполнителя избавились бы с помощью Аврората и все состояние рода Фоули вместе с их местами в Палате Лордов себе бы получили. Но ни Маэль, ни Абелия с ее любовником, которого Том наконец узнал в продавце Оливере, не учли один фактор. Гарри Эванс. Самый непредсказуемый и невероятный маг, превративший отлаженную схему тихого убийства в хаос. И конечно же сам Риддл, который теперь ни за что не отступит пока не превратит жизнь семьи Тромпэрье в сущий ад. Гарри-воспоминание бережно опускает металлический обруч кольца на столешницу и взмахом палочки создает увеличительное стекло, принимаясь осматривать основу ближе, пока Том давится полубезумный смехом, выстраивая в голове план мести французским ублюдкам, успевшим знатно испоганить ему жизнь, а после насолить еще и Эвансу. Риддл начинает терять концентрацию, захваченный собственным больным ликованием и его чудом не выкидывает из чужого разума. И лишь восстановив контроль над собой и зависнув в невесомости среди вихря постоянно сменяющихся лент памяти, порывов эмоций и шепота мыслей Том задается вопросом “а зачем он собственно остался?”. Он уже узнал все, что ему требовалось и теперь со спокойной совестью может покинуть чужое сознание, но... Эванс имел так много тайн. Они вились вокруг него, обволакивали коконом, который не подпускал Риддла ближе. Разве не будет глупо не воспользоваться такой прекрасной возможностью узнать о сожителе все? Определенно будет, а Том глупости совершать не привык, как и упускать шансы. Он всегда получал то, чего хотел, и сейчас его желанием было знать о Гарри Эвансе все. Риддл предвкушающе улыбается, ныряя в чужую память. У него нет определенной цели или ориентира, поэтому Том решает заглянуть в первый подвернувшийся под руку момент последнего года, а там уже следовать за эмоциями. Он оказывается в потрепанном временем, темном помещении. Стоит глазам немного привыкнуть к почти полному отсутствию света, как ему удается разглядеть, что у стен с ободранными обоями, темнели неясными силуэтами книжные шкафы, расплывались туманом, весь пол покрывающим, низы тяжелых портьер, скрипели под шагами чьих-то ног прогнившие местами половицы. Призрачные фигуры возникали из темных углов, из-за дверц шкафов приоткрытых, выбирались из-под кровати, лапами своими когтистыми, пятная белые простыни. Но больше всего темных тварей таилось в тени одного единственного человека, сидящего с книгой на коленях, чья голова было откинута на спинку стула, а глаза невидяще смотрели в затянутый тенями потолок. Ярко зеленые глаза. Том с огромным трудом узнаёт в осунувшихся чертах бледного юноши с потухшим взором Гарри Эванса. Тот явно погружен в свои мысли и уже довольно долгое время сидит не шевелясь. Риддл решает, что самое время покинуть это воспоминание. Абсолютно точно не потому, что ему жутко и неприятно смотреть на такого отрешенного, неправильного Эванса без привычного огня в глазах и ядовитой ухмылки на сухих губах. Том трясет головой, стараясь изгнать чужой образ и хватаясь за доминирующую эмоцию момента раскручивает спирать памяти, перешагивая сквозь границу воспоминаний. Вот только он не учитывает, что основным чувством было отчаянье. Теперь Риддл стоит у затухающего камина в гостиной, судя по стилю и гнетущей атмосфере, все того же дома. Рядом с ним, прикрыв рукой глаза и ссутулившись стоит Гарри, у него огромные темные мешки под глазами, а отросшие по плечи волосы находятся в еще большем беспорядке чем обычно. Перед ним замер пышущий праведным гневом рыжий детина, а чуть в стороне, нахмурив брови стоит девушка с пушистой каштановой копной. — Нет, Гарри, ну как ты мог?! То, что ты сказал Скитер — полная противоположность того, за что мы боролись все эти годы! Ты звучишь как мордредов последователь Сам-Знаешь-Кого! — чудом не срываясь на крик плюется рыжий. — Как я мог? — голос Эванса тихий с едва заметным налетом угрозы — Как я мог, Рон?! А тебе не приходило в голову, что то, что наплела Скитер не есть правда? Не впервые ведь видишь ее писанину. — Даже если так, Гарри, она не могла выдумать все, — тихо добавляет девушка, пытаясь проникновенно посмотреть Эвансу в глаза — она упоминала про твой список покупок, про то, как Темная магия влияет на тебя. И это не ложь. Я вижу это влияние своими глазами прямо сейчас. Ты же знаешь, что я полностью поддерживала твою заинтересованность в артефакторике, в тех не особенно законных книгах, даже в ритуалистике, но сейчас все зашло слишком далеко. Это меняет тебя, Гарри. Эванс резко отрывает руку от лица, опаляя присутствующих взглядом нездорово блестящих изумрудных глаз. Том с трудом одергивает себя от любования их безумным сиянием. — Думаешь чертова ветвь магии могла заставить меня забыть о смерти моих родителей, Сириуса, Ремуса, Тонкс, Добби, Фреда, Седрика, всех остальных и внезапно превратится в последователя их убийц?! — Я не это имела в... — Нет, именно это ты и сказала, Гермиона. Темная магия вызывает зависимость, а не чертову амнезию или при чем там еще теряют память. Ты не допускала мысль о том, что я просто изменился? Вырос, вместе со своими взглядами на мир? Что я просто способен видеть цельную картину, а не верить министерским чинушам только потому, что они происходят из Светлых семей и сидят своими важными задницами на высоких креслах? Что я просто не готов принять то, что я потратил семь гребанных лет своей жизни сражаясь за тех, кто готов смешать меня с грязью при первой же возможности? Что я не готов менять одну диктатуру на другую? — Приятель, послушай... — Нет, это ты послушай, Рон. Я впустил вас в свой дом не для того, чтобы выслушивать обвинения или чертовы лекции будто бы я пятилетний нашкодивший ребенок. Если это все, что вы хотели мне сказать дверь там, Кричер вас проводит. Можете сразу побежать в редакцию “Ежедневного Пророка” и нажаловаться на страшного и ужасного Темного лорда, в которого превратился ваш друг, с удовольствием прочитаю гребанную статью! Эванс срывается на крик, сбивается на истерический смех и чудом не задыхается. В его глазах плещется боль предательства, гнев и затаенное безумие. Том не может не задаться вопросом: почему никогда не видел в нем ничего подобного? Впрочем, ответа и не требуется стоит только вспомнить, что он сам выглядел так же когда убивал свою семью и множество раз после. Он горько усмехается. Кажется, они тушат безумие друг друга. Сколько еще схожестей ему предстоит увидеть в Гарри Эвансе? Девушка — Гермиона — тем временем, хватает рыжего детину — Рона — за руку и тащит в сторону дверей. — Хорошо, Гарри, мы уйдем, но не забывай, кто именно был с тобой рядом все эти семь лет борьбы и два после, — она громко хлопает дверью, а Эванс, словно разом обессилив, падает в ободранное кожаное кресло и закрывает лицо руками. Тьма вырывается на свободу, принимаясь ластится к рукам хозяина будто утешая. Том завороженно наблюдает за этой странной картиной. — Кричер, принеси мне огневиски. Старый сморщенный эльф появляется рядом с креслом в то же мгновение, протягивая Эвансу стакан с янтарной жидкостью. — Держите, Хозяин. Хозяин поступил правильно, выгнав грязнокровку и Предателя Крови из дома Древнейшего и... — Да-да, спасибо, Кричер. Исчезни, — перебивает домовика Гарри и Том не удерживает разочарованный выдох. Ему хотелось бы знать в поместье какого рода они сейчас находятся и, что важнее, почему Эванс назвал это место своим домом, если говорил о том, что жил с родственниками магглами. Гарри явно намерившийся молча напиться уже не представляет такого интереса и Риддл проскальзывает в следующее воспоминание. Он ожидает увидеть что-то вроде предыдущей драматичной ссоры, учитывая, что эмоция для этого перемещения была вроде как грустью, — или чем-то отдаленно похожим и определенно негативным, Том не особо разбирается — но вместо этого оказывается в огромной полутемной библиотеке. Он почти уверен, что это все тот же дом. Эванс лежит на пыльном полу, окутанный тенями и так же пустым взглядом изучает потолок. Риддл узнаёт это поведение из третьего воспоминания и его передергивает. Это все еще крайне неприятно. — Мальчишка, ты абсолютно не слушаешь меня! Чистокровный этикет — это важно! Не будешь же ты вечно в этом доме торчать, — верещит откуда-то сверху скрипучий старческий голос. Том оглядывается по сторонам пока наконец не замечает висящий почти под потолком портрет, чье лицо, как и почти все изображение за исключением нижней части позолоченной рамы скрыто в густых тенях. Тьма явно давно облюбовала эту комнату. — О, Моргана, за что мне это? Что сын был бесполезным, безмозглым оболтусом-гриффиндорцем, что это недоразумение. Мало того, что полукровка, так еще... — Я вполне могу попрактиковать на тебе Адское пламя, если ты еще раз так отзовёшься о Сириусе, — голос Гарри хриплый и тихий, будто бы он не говорил уже много дней, но угроза от этого становится только действеннее. Взгляд же его, прикованный к потолку, так и остается пустым. — Никакого уважения, — все еще возмущенно, но уже куда тише и спокойнее ворчит женщина на портрете. В библиотеке воцаряется мертвая тишина. Том использует эту возможность чтобы осмотреть помещение. Когда средь старых фолиантов, гримуаров и книг, которые хранят в себе тонны тайных знаний и стоят целое состояние, обнаруживается герб рода Блэк, Риддл победно улыбается. Нужно будет связаться с Орионом. Хотелось бы знать, как так получилось, что Эванс жил у них в доме, а Том ничего о нем не слышал. Приняв решение Риддл шагает в следующее воспоминание, что встречает его пронесшимся мимо него распалённым вихрем в виде бегущего вниз по лестнице Гарри. Наконец спустившись рваными, резкими движениями, он подхватывает со стола палочку и снова бежит, шипя ругательства. Том собирается последовать за ним, но оказывается поглощён лавиной Тьмы, преследующей Эванса. Он впервые видит чужого “питомца” настроенным так агрессивно. Это схоже скорее с поведением его собственной Тьмы. Это у него она холодная, злая и раздражающая. Шепчущая на ухо приказы, будто бы он собирается ей подчиняться, не дающая нормально накладывать светлые заклинания, отравляя их собой и всячески подталкивая его к краю пропасти зависимостей и безумия. Том не мог не заметить, что она стала сильнее с тех пор, как он создал второй крестраж из кольца своего дяди, поэтому решил повременить со следующими разделениями души, пусть уже и вышел на след старухи Смит, у которой хранится Чаша Хаффлпафф и Медальон Слизерина. Впрочем, он заберет реликвии Основателей в независимости от того создаст он из них крестраж или нет. В конце концов Медальон принадлежит ему по праву рождения, ну, а владеть Чашей он достоин явно больше, чем какая-то Хепзиба. Так останется найти только Диадему Рейвенкло где-то в лесах Албании и поискать информации о Мече Гриффиндора и у него будет полная коллекция. Из размышлений его вырывает чужое надломленное и методично повторяющееся “Экспекто Патронум”. Том движется навстречу голосу Эванса, полностью уверенный в невозможности использовать это заклинание для носителя Тьмы, да и просто темного мага. А затем в шоке замирает, глядя на подрагивающий силуэт оленя величественно поднявшего голову. Тьма отступает. — Возможно, для меня еще не все потерянно, — иронично хмыкает Гарри, проворачивая в руках палочку и нацеливая ее на дверь, спиной к которой он до этого стоял. Когда Эванс распутывает все защитные чары и Том уже хочет, заглянув ему через плечо, понять, что же было скрыто в той комнате, его пронзает таким жутким холодом, что на мгновение ему кажется будто кровь в его венах сейчас заледенеет, а сердце перестанет биться. Темная фигура маячит где-то на периферии, но Риддл не может повернуть голову, чтобы увидеть ее полностью. Тело сковывает иррациональным страхом, таким, какой он никогда в своей жизни еще не испытывал. Перед глазами почему-то застывает видение собственного окровавленного, изуродованного и абсолютно точно мертвого тела. Тома бьет крупной дрожью, хочется бежать, бежать, бежать. Куда угодно только подальше от этого места. От этого. Того, что сейчас крадется к нему за его спиной, а он даже пальцем пошевелить не может, чтобы защититься. И повсюду смерть, смерть, смерть. Куда не глянь в узорах на старых обоях, в движении рваных портьер, в фактуре деревянного пола ему мерещится собственный труп. В шагах позади, в своем рваном загнанном дыхание, в скрипе половиц и дуновении морозного ветра он слышит свой предсмертный крик. Конкретно в этот момент он уверен, что никакие крестражи не спасут, не уберегут, не удержат. Он чувствует зловонное дыхание на своей шее, чувствует легкое, но пронзающее все его тело болью прикосновение омертвевших сгнивших тканей кожи и тихий-тихий шепот, словно шелест мертвых листьев, но звучащий в самом его сознании, вытесняя все мысли, чувства, его самого и заменяя одним единственным “тебе здесь не место”. И все исчезает. Том снова начинает осознавать себя, глядя в ошарашенные изумрудные глаза напротив. Голова кружится, его мутит, из носа течет кровь от перенапряжения, руки подрагивают, дыхание все еще рваное, страх постепенно размыкает свои когти вокруг его сердца. Том Риддл абсолютно уверен, что только что видел Смерть. Эванса, впрочем, его открытия мало волнуют. Придя в себя куда быстрее он выхватывает палочку и направляет ее на посмевшего так нагло вторгнутся в его сознание. — Что за херня, Риддл?! В него летит первое ядовито-желтое проклятье и Том еле уворачивается на негнущихся ногах. Второе он уже встречает щитом Протего. Третье отбивает, наконец вспомнив про наличие палочки. Четвертое посылает сам. Удивительно, но то ли пыл внезапной битвы, то ли присутствие Эванса быстро заставляют его прийти в норму, и вскоре они уже резво перекидываются проклятьями. Гарри пышет гневом, а в крепко стиснутых губах застыла горечь предательства. Том видел это тогда, в воспоминаниях, про Рона и Гермиону и ему отчего-то абсолютно не хочется становится причиной этого чувства у Эванса. — Я всего лишь хотел посмотреть на того продавца Оливера и процесс заключения сделки с ним. Мне нужно было проверить теорию, — пытаясь оправдаться выкрикивает Риддл, стараясь быть громче треска набирающих мощь заклятий. — Какая к черту теория?! Просто спросить нельзя было, больной ты психопат?! Когда в дюйме от головы Тома пролетает Проклятье Кипящей Крови он понимает, что сейчас для объяснений не время. Палочка в руке Риддла вибрирует и нагревается, магия возбуждённо вьется вокруг, и он отбрасывает все это, оставляя на потом. Сейчас в этом мире не остаётся ничего кроме него, Эванса и магии. Они танцуют, сражаясь. Кружатся в урагане смертоносных чар. Идеально подходящие друг другу партнеры в неудержимом гневе Гарри и ледяном спокойствии Тома. Они схлёстываются, чтобы почувствовать одно на двоих удовольствие, бурю безумного азарта. Тьма лижет подошвы ботинок, скользя по паркету, сплетаясь и перемешиваясь с чужой. В этот раз чувство единения острее. Риддл видит отражение своих ощущений в изумрудах по ту сторону шторма заклятий и только это не дает ему в них утонуть. Проклятья становятся все сложнее, опаснее, смертоноснее. Том бы порадовался, что окружил этот дом достаточно сильными щитами, чтобы министерство не нагрянуло сюда после стольких случаев применения темнейшей магии, если бы помнил о существовании чего-либо, кроме своего противника. Гарри подпрыгивает, уворачиваясь от заковыристой связки чар, трансфигурирует из валяющейся на полу вилки, какой-то странный объект, который Риддлу рассмотреть так и не удается, поскольку Эванс, разбежавшись прыгает на свое оказавшееся пружинистым творение. Том широко распахнутыми глазами смотрит на летящего на него мага, пару раз попытавшись сбить того с траектории заклятьями, но быстро понял, что это дело неблагодарное и щит противника слишком силен. Увернуться не успеет, большая часть щитов против физических объектов не действует. Удивительно тяжелое для такого низкого как Гарри волшебника тело сбивает его с ног, заставляя упасть спиной на осколки разбитых тарелок, тут же обнаружив чужую палочку у своей шеи. — Ты проиграл. Риддл прижимает свою палочку к беззащитному животу сидящего у него на бедрах Эванса. — Разве? — Да. Потому что ты меня сейчас не убьешь, даже если имеешь такую возможность, а вот я вполне. И чтобы избежать такой участи советую очень быстро и по делу объяснить мне, что это был за внезапный сеанс ментального, Мордред, единения! — Уверен, мне будет проще это сделать, если ты уберешь палочку от моей шеи. Вместо ответа Гарри с мстительным удовольствием только сильнее вжимает его в пол, заставляя осколки впиваться в спину все глубже, местами до крови прорезая кожу. — Ладно. В сегодняшнем некрологе я обнаружил новость о смерти Гектора Фоули, бывшего Министра Магии и по совместительству жертву твоего кольца. — Какого...? Оно должно было сработать куда позднее! — Ты сам говорил, что совершил ошибки в его создании. Но я все же не был до конца уверен. Для подтверждение своей теории я и применил на тебе лигилименцию. — Что даже не извинишься? — А я должен? — Ублюдок. Эванс встает с него и с невозмутимым видом принимается поправлять одежду. Том тоже поднимается на ноги, но куда медленнее и с большим трудом. Они оба покрыты штукатуркой, попадавшей со стен и потолка под таким напором, все в порезах, одежда местами обуглена или порвана, но Риддл чувствует себя абсолютно довольным, если не считать ноющую боль во всем теле и то, как именно его вышвырнуло из чужого сознания. Надо будет попытаться выведать, что за чертовщина это была. — Итак, рассказывай, что ты понял, — в приказном тоне начинает свой допрос Гарри, усаживаясь на удивительным образом уцелевший в произошедшем здесь хаосе стул. Том внутренне кривиться. Только Эванс может так с ним говорить и остаться безнаказанным, даже не заработав риддловскую неприязнь. — Когда я учился в Хогвартсе на четвертом курсе я только узнал о своем наследии и начал расширять свое влияние на факультет Слизерин. — начинает он, облокачиваясь о перевернутый стол почти всем своим весом — В то же время на седьмом курсе учился чистокровный аристократ из Франции по имени Маэль Тромпэрье. Его крайне не устраивало, что какой-то полукровка поднялся так высоко в иерархии факультета и он попытался помешать мне, за что и поплатился, — его губы растягиваются в жестокой ухмылке — естественно это ничтожество затаило на меня обиду и, когда я после окончания школы захотел пойти работать в министерство, мою кандидатуру отклонили. Я не смог бы стать даже мордредовым уборщиком! А все из-за Маэля и его семьи. Видишь ли, они не очень влиятельны в Британии, но чуть ли не короли у себя на родине. И сейчас, в такие сложные послевоенные времена, Британия не может себе позволить потерять такого важного союзника как Франция. — Так выбор стоял между тобой и целой страной? — хмыкает Гарри, явно над чем-то сосредоточенно размышляя — это конечно отличная история, но как она связана с дедом-Фоули? — Напрямую. Потому что Маэль старший брат Абелии, жены Фоули. Той самой заказчицы, от лица которой говорил Оливер, который и не Оливер, кстати, а Лоуренс Вэйд, любовник Абелии. — О. Как все запутанно оказывается. А ты то, как все это понял? — Кольцо. Я увидел его в твоих воспоминаниях и узнал то украшение, которое носил Маэль во время нашей учебы. Видимо он подарил его сестре, чтобы та с его помощью убила собственного мужа. — Ради наследства? — Не только. Денег у них и так навалом. Тут дело во власти над Британией. А род Фоули очень и очень влиятелен, — а затем решив проверить реакцию собеседника добавляет — не настолько, как Блэки, конечно. Они словно королевская династия среди высшей знати. — Ага, — никакой реакции. Эванс только отстранённо смотрит в никуда пытаясь сложить всю новую информацию в цельную картину — Так Оливер, ну, то есть этот Вэйд, даже не работал в том магазине, да? — Скорее всего. — Риддл? — Что? — Том едва заметно хмурит брови заметив, что Гарри снова начал называть его по фамилии. — Что еще ты увидел в моей голове? — Эванса явно очень волнует ответ, пусть он и старается скрыть напряжение нарочито расслабленно откинувшись на спинку стула. Том позволяет себе несколько мгновений молчания, чтобы решить, что стоит сказать. — Сделку. И то, как ты впервые осматривал кольцо, — он снова замолкает. Если он промолчит ничего ужасного не случится. Эванс поверит ему, если он скажет, что это все. — И ничего больше? Риддл смотрит в яркие изумруды напротив, вспоминает как вместе с ним переживал момент предательства тех двоих, что явно были ему близки и сдается. Он не хочет оказаться на месте лохматой девушки и рыжего громилы. Не хочет снова видеть боль предательства и ненависть в прекрасных изумрудах направленной на него. Никогда. — Нет. Моментов было шесть. Я видел, как ты сидел в темной заполненной тенями комнате и просто смотрел в потолок. Видел, как ты ссорился с некими Роном и Гермионой из-за того, что они поверили бреду какой-то Скитер и, между прочим, я полностью на твоей стороне. Видел, как ты лежал в библиотеке и угрожал портрету, которые я не разглядел. Видел, как ты бежал от выбравшейся Тьмы, использовал Патронус, а потом... меня вышвырнуло. — Вот так просто взяло и вышвырнуло? — Да. Я сам не понял, что произошло, — как бы он не хотел получить абсолютное доверие Эванса есть вещи, которые он просто не способен озвучить. — Это странно, я полный ноль в окколюменции. Меня пытались научить однажды, но это больше было похоже на сеанс пыток, чем на урок, — Гарри недовольно хмуриться, но во всех его движениях скользит легкость, будто бы все это время сковывающая его движение веревка начала послабляться, а то и вовсе исчезла. Риддлу интересно, что именно в его словах вызвало такую реакцию. Что он сказал или может быть не сказал, что заставило Эванса испытать такое облегчение? Может он думал, что Том докопался до какой-то важной тайны и теперь радуется, что этого не случилось? Наиболее вероятно, что так. Он позволяет себе легкую улыбку. Ну ничего, Гарри, в конечном итоге, я узнаю все твои секреты. Ведь Том Риддл всегда получает то, чего хочет.