Химера. Предыстория.

      2030 год, Россия. прекрасная, процветающая страна, которая может похвастаться своими просторами, традициями... И речь идёт не о самой Федерации, государстве, а именно русском роде и ее природе. Поистине душевная Россия, которая напитала своих жителей любовью к суровой зиме, к силе земли, да и в целом всему, что делает русского - русским. Россия - такое значимое и душевное слово для русского! Он ощущает всё могущество своей страны лишь благодаря этому великому слову. Он чувствует её прекрасную суровость. Чего уж там говорить о Тайге, притягательной хотя бы запахом своим и своими видами: красивыми лучами солнца, что пробиваются сквозь листву высоких деревьев, падая на листья, разные веточки, траву, само собой. Разными извилистыми тропками, что когда-то тут были протоптаны и, как следствие долгого отсутствия людей, заросли, в современный период лишь трогая путников, мешая им пройти, словно отвергая чужеземцев. Нельзя забыть и о животном свете этой самой Тайги, который из года в год остаётся таким же разнообразным и большим в связи с изобилием места и пищи. Именно с этого биома начнётся сия история.       Где-то в таёжном лесу находился двухэтажный дом, который был построен неподалёку от Северной реки еще лет двадцать назад. Стоял тот достаточно далеко от центра города. А если считать от самых крайних домов, то расстояние составляет примерно километра два по прямой. Да, во многом это не удобно, но, по многим причинам, это казалось безопасным главе семьи, который и возвёл этот дом. В нём, несмотря на некоторые неудобства, счастливо проживало не крупное семейство из двух детей и, соответственно, родителей. Отец уж как полгода воюет где-то за границей страны, жена его кормит сына и дочь, готовясь через несколько месяцев назвать себя матерью в третий раз. Дочь звали Алиса. на данный момент она самая младшая, ей шестнадцать лет, и она выпускница 9-го класса - амбициозная девушка, что готова идти вперёд и не опускать руки ради своей цели, как считается обычно. Тилль - старший брат, который готовится пойти по стопам отца и вскоре получить повестку в военкомат. Жаль, конечно, что в армии многому их не обучат…       Очередной прекрасный зимний день. Холодные солнечные лучи блуждали по светлому лицу, пробиваясь сквозь окна, на которых добрый дедушка уже оставил свои красивые, завораживающие узоры, заставляя морщится и разочарованно стонать. Может, для многих, солнце в зимние дни — чудо, в самом деле, но не когда ты просыпаешься от него, проспав от силы часов семь. Режим был напрочь сбит уже какое-то время назад, даже сказать конкретную дату становилось задачкой со звëздочкой, хотя возможно, такими темпами его можно будет привести в норму.       Изящная рука слегка приподнимается, чтобы зарыться в тёмные, растрёпанные волосы, пропадая из виду, появляясь только кусочками тут и там, пока из самой груди доносится ещё одно протяжное мычание. Жаль, но задумка укрыться от солнечных лучей, с надеждой, что они не достанут спящего, с грохотом провалилась. До слуха доносился шум с кухни. Мысли посещает несвойственно хорошее для первых минут пробуждения напоминание. День рождения отца. И как же такое могло вылететь из головы? Не успевает мозг обработать хотя бы эту информацию, как массивная деревянная дверь с небольшим скрипом отворяется, а в проходе образовывается брюнетка, что проводит по комнате своим взглядом, остановившись на кровати. На лице у той стоит ласковая, тёплая улыбка. — Алиса, — Сладко тянет голос на бурчание дочери, упорно старающейся спрятаться от суеты под хлопковым одеялом. По комнате раздаëтся несколько лёгких, тихих шагов, старшая леди присаживается на корточки прямо перед лицом к любимице Морфея. — Давай, соня, поднимайся. Забыла какой сегодня день? — Напоминание, за которым последовало шевеление. На свет появились глаза спящей девушки, которой, увы, не суждено было спать дольше.       Алиса вышла из своей комнаты, сонно потирая глаза кулаком. Наконец начав видеть все без сонной пелены, она заметила уже почти готовый праздничный стол, а также суетящуюся маму, что так и порхала вокруг, заканчивая с праздничным столом. Сегодня эта немолодая дама сияет куда ярче, чем обычно. Ну конечно, не видеть своего мужа полгода, и наконец-то считать минуты перед тем, как он вступит на порог их дома и, несмотря на свой черствый характер, охотно и с любовью обнимет свою семью, которую также горел желанием увидеть.       Вскоре Алиса увидела и своего младшего из мужчин в семье. Он также помогал матери во всей этой суете. Ха, одна Алиса не делала ничего, так и проспав до конца кипящей работы, что и неудивительно.       С минуты на минуту должен прийти глава семьи. Его ждут больше любого праздника. Остался только один штрих праздничного стола, ради которого нужно посетить кладовую, и вот тут уже будет нужна помощь и Алисы, не только Тилля. Подойдя к кладовой, ребята ожидали, когда мать откроет дверь, но последнее, что можно было назвать приятным и, даже, успокаивающим, коснувшееся их ушей — лязг ключей. Далее, их слух застал звон неожиданно разбившегося стекла. Резко обернувшись, Тилль и Алиса увидели у разбитых окон нескольких солдат. Дом взят штурмом. Причина не известна, да и она уже мало волнует. Они же не извинятся и не уйдут так просто, поняв, что ошиблись.       Пара штурмующих ловко окружили мать с ее детьми, после чего нацелили в их сторону стволы: отечественное оружие, классику, которую узнает любой ребенок – автомат серии АК. – Найдите Ганса. – Прозвучал холодный, словно металлический, голос одного из солдат, отличавшийся погонами. Он был явно старше по званию, чем все остальные штурмовики.       Несколько солдат, которые не заключали семейство в живое кольцо, сразу же разделились и отправились на поиски некого Ганса. Мать сразу же поняла, что эти люди здесь не случайно. Ганс – это позывной Бертольда, и он, видимо, насолил нежданным гостям, раз они находятся здесь и держат все силой, а не словом. Лишь бы все обошлось…       Прошла минута, другая, третья… В страхе эти минуты казались часами. Алиса жалась к брату, который крепко обнимал ее, с глубоким ужасом в глазах смотря на тех, кто разрушил их покой и умиротворение. Мать же обнимала обоих, пока по бледным щекам текли слезы. Сердце замирало, пропускало удары, лишь взгляд падал на людей в форме. Она не стала еще больше пугать детей и рассказывать им, что их «гости» - последние, которых они увидят в своей жизни. Бертольд перед уходом на службу рассказывал об этой группировке, с которой он враждовал долгие годы, и эти долгие годы он максимально чисто работал в плане информации, лишь бы не оставить хоть какую-то зацепку для них. Лишь бы они не нанесли удар по самому ценному, что только было, по самому сокровенному - его семье.       Видимо, где-то он облажался, или был тот, за чьими плечами стоит утечка информации, который, как оказалось, работает тоже очень умело, раз не вызвал ни малейшего подозрения, и цель группировки едет к ним сама. – Все чисто, Ганса нигде нет. – отчитался пришедший штурмовик, глядя на командира.       Он же в свою очередь пристально смотрел не на солдата, а на семейство. А если быть точнее, он, не отрываясь, смотрел на Тилля… ох, как же он похож на своего папашу! - Убейте их, и спрячьте тела. Устроим Гансу здесь засаду. — Звучит холодный безразличный голос. Мужчина развернулся, не желая запачкаться, будто считая их скотом, кровь которого опорочит его чистую одежду.       Безмолвно передернув затворы, бойцы без промедления открыли огонь. Каждая пуля, что пронзала собой тело хрупкой женщины, унося за собой ещё и четвëртую жизнь, выдавливая из неё ужасный крик, полностью пропитанный болью. Куда уж там говорить о боли парнишки, у которого с рождения более низкий болевой порог.       Выстрелы заглушали любой крик. Даже крик нескольких человек не был столь громким, как автоматная очередь. Алиса от шока замолкла после своего краткого вопля, падая вместе с телами людей, про которых теперь можно было говорить либо хорошо, либо никак, как вторил старый русский обычай, правда, всегда существовала версия, что часть этой фразы звучала иначе: "Либо хорошо, либо правду". Горячая кровь брызнула на лицо младшей из женщин, которое она спрятала от взора солдат, уткнувшись носом в грудь навечно уснувшего брата. Она все также молчала, пытаясь даже не пошевелиться при ощущении боли. Пара пуль все же оказались под кожей: маловато было трупа парнишки для защиты…       Над телами нависла тишина, которую разрывал рёв мотора старенькой «Чепырки», и торможение колес об асфальт, доносящиеся откуда-то с улицы. Это Бертольд. Он еще и не подозревал, что за сюрприз ждал его на день рождение от старых «друзей». Времени не было прятать тела, и потому солдаты оставили все как есть, заняв выгодные позиции для ведения огня и, в то же время, временной маскировки.       Дверь со скрипом открылась, но звук этот оказался не таким громким, как голос мужчины: – Я вернулся!       В ответ была тишина. Мертвая. Это насторожило защитника родины. Он пошел на поиски своего семейства, которые длились относительно недолго. Он проходил мимо гостиной, в которой, как ему показалось, было что-то странное. Остановившись и вернувшись назад, он замер в ужасе. Из рук выпала потрепанная сумка с вещами и пакет, в котором скрывался небольшой подарок для семейства в виде любимого торта его жены. Адреналин быстро повысился в крови, начавшей стучать в висках, и Бертольд даже сначала не поверил этой картине: он подумал, что это только глупая шутка, по крайней мере он так только думал… Дрожащие ноги сами поспешно подошли к трем телам. Запах крови сразу же ударил в нос, разрывая разум, расходясь мурашками по телу от понимания того, что это далеко не сон или шутка. Ганс рухнул на колени, рефлекторно проверяя пульс, в надежде, что хоть кто-то не ушёл в тот мир, в надежде, что хоть кто-то, но ещё жив. Дрожащие руки несмотря ни на что точно выполняли свою работу, а в голове у Бертольда был уже туман. Сколько он тел перемесил, изуродовал с особой жестокостью, но здесь у него наворачиваются слезы, будто бы он видит трупы впервые… Он никогда не боялся так сильно, чтобы даже испытывать дрожь в конечностях. А чего еще стоило ожидать, если эти самые усопшие – когда-то его родные дети и любимая жена? Годы трудов, чтобы поднять детей на ноги, продлить свой род и счастье, и тут вдруг эти годы были разрушены буквально менее, чем за десять минут, и для него пока не известно кем, пусть догадки уже и были. То же самое ощущает птица, возвращаясь в разорённое кошкой гнездышко. Птенцы, которых она выкармливала и заботилась, лежат с растерзанными глотками.       Пелена с глаз спала, как только Бертольд услышал хриплый голос дочери, которая оказалась единственной выжившей. Сказанное ей «папа» сквозь слезы сразу же вернуло мужчину в рассудок и разум. Хрипотца в голосе дочери скребла по душе, продрав до слез только больше. Они очень скоро потекли по щекам, а вскоре и по недлинной, блондинистой бородке. Мужчина с особой заботой обнял, отныне, единственный свой лучик счастья, и, расцеловав в макушку, наконец посмотрел на ранения девушки. Не критично, жить будет точно. - Папа… - вторила девушка, но уже чтобы сказать что-то, перед этим прижавшись ближе к отцу. – Они ждут тебя здесь. Они устроили засаду.       Задавать вопросы «кто?» и «зачем?» не было смысла. Ему не было интересно сейчас это, ему было интересно только то, где они. Но, раз огонь по ним еще не открыт, значит их не факт что видят. Или выжидают чего-то?.. Впрочем, покуда есть минуты, он в слепой ярости срывает хлипкий замок с законного места на двери кладовой, и, зайдя в нее, недолго в ней рылся, после чего достал всеми любимый, старый, как жизнь и надёжный, как швейцарские часы, АК-74. Забирать со службы оружие он не был намерен, но вот как военный, он мог купить личный автомат. Его он повесил на плечо, после чего подошел к дочери. – Идем черным ходом. – прозвучал дрожащий то ли от горя, то ли от злобы голос мужчины, который взял Алису на руки. – Огонь! – выждали команды солдаты, после чего мгновенно стали действовать приказу.       Видимо, этого они и ждали, когда кто-то окажется у него на руках, и это окажется для него огромным неудобством для того, чтобы дать огневой отпор врагу. Возможно, даже не было в планах убить всех, а оставить кого-то одного как раз для этой цели.       Ганс дал деру. Он убегал, как мог, но не успел он добежать до двери, как вдруг ему в ногу все же попала пуля-дура… Мужчина чуть было не рухнул на пол, но ради сохранения остатков семьи полностью проигнорировал боль, и, вбежав в подвал, не стал возиться с замком, выбив не самую прочную дверь плечом. С улицы вход в подвал был всегда открыт, и потому не составило труда полностью покинуть дом. Даже липкий снег, что так и обволакивал собой ноги, становясь всё тяжелее и тяжелее — не мешал мужчине бежать со всех ног, словно и не было никакого снега, только белые пейзажи.       Оказавшись у машины, Ганс лишний раз обернулся и, убедившись, что хвост из солдат запаздывает, завел машину, мотор заревел. Делал тот все в спешке, он явно боялся потерять единственную выжившую в том расстреле - свою дочь. Её он посадил на переднем сиденье, а сам сел за руль, вдарив по педали газа. Машина, несмотря на свою старость, бодро, словно зверь, рванула вперед, оставляя черный след от свистящих по асфальту покрышек. Машины скоро не стало видно. Солдаты хотели уж было также попытаться попасть по колесам, но капитан по рации дал команду «отставить», обосновав это тем, что им некуда бежать, и рано или поздно они снова окажутся здесь, но их дом будет готов их встретить светлыми и, как самыми яркими, так и самыми последними в жизни объятиями взрыва от растяжек, которые они установят к их приходу…       Руки дрожали сильно, но позволить ослабить хватку на "баранке" раненый водитель не мог. По зеркалам Ганс увидел, что хвоста за ними нет точно, но и останавливаться он не собирался. Далеко уехать и вправду не вышло: единственный вариант, куда они могут приехать, это дом знакомого полевого медика, находящийся за городом. Именно туда и держался маршрут.       Всю дорогу Бертольда терзали и поглощали собственные мысли. Не мог тот понять: как так вышло, что его семью нашли. Он сто раз проклял эту группировку, и столько же раз поклялся отомстить за то, что у него отняли то, что он берег и ценил больше всего. То, ради чего уходил на войну, на службу: чтобы быть полностью уверенным в том, что враг не попадет ни с того, ни с сего в его дом. Но теперь ему известно лишь то, что самый страшный кошмар сбылся, и в это верить он явно не хотел. Но уже умершим он сочувствовал меньше, чем Алисе: эта девчонка не успела окончить школу, не успела начать свою жизнь, как вдруг ее разрушили в корне. Почему-то отец более, чем уверен: эта девочка больше не одарит его своей, как всегда, тёплой улыбкой и крепкими объятиями. Никто не сможет оправиться от такого. Она понимает слишком много, чтобы отнестись к этому апатично. Как еще будет чувствовать себя ребенок, оказавшийся без большей части семьи? Как будет чувствовать себя, понимая, что матери больше нет? И больше нет того, кто уже шестой месяц ждал, чтобы увидеть свет? Третий, возможно брат или сестренка – плод, который не сделал и первого вздоха, теперь точно также окутан мертвецким холодом, до которого ранее окутывало только тепло счастливой матери… Поистине, мысли, что высасывают не только надежду, но и жизнь.