***
— Мама! Мама! — малолетний мальчишка дёрнул женщину за подол хитона, привлекая к себе внимание. — А тётя Нокса сегодня придёт? С Зимасом? — Ах, Менас… — Астер мягко улыбнулась и растрепала сыну волосы, стянутые дорогим золотым ободком. — Придут, как обычно, после обеда; подожди. Иди пока поиграй с братом. — Не хочу я с ним играть, — насупился Менас и топнул ногой. — Он глупый, скучный и всё портит. И ещё жуков носит. Ненавижу жуков! — Менас! Не говори так, — голос матери, на этот раз слишком твёрдый, мальчика разозлил. — Он твой брат, вы должны ладить друг с другом и… — Да никому я ничего не должен! Менас, ужасно раздражённый и разозлённый, свирепо зашагал в свою комнату, дуя ноздри и сжимая кулачки. Позади мальчика, будто вторя его шагам, треснули и взорвались три фарфоровые вазы; Астер схватилась за голову: если уже в таком малом возрасте её сын способен на такие неосознанные разрушения, что же будет дальше?.. Твёрдо решив сегодня же обсудить это с мужем после визита его сестры, правительница Гипербореи вернулась к своим делам. К обеду Менас так и не спустился, ведь голодовка — отличный способ показать и утвердить в глазах родителей свою злобу и возмущение. Вместо этого он с обеденного часа прилип лбом к окну их с Гелосом спальни, откуда открывался отличный вид на прекрасную, широкую, мощёную небывалым белым кирпичом, улицу, ведущую к дворцу. Прошла пара часов — брат уже успел вернуться из столовой и раз двести подёргать Менаса за рубаху, чтобы тот поиграл с ним — когда в конце улицы замаячили две фигуры: стройная статная женщина, одетая в тёмный хитон, едва удерживала руку рвавшегося вперёд вихрастого мальчишки. Менас тут же дёрнулся и бегом, перепрыгивая через ступеньки, спустился вниз и едва не врезался в Астер, любовно расставлявшую цветы в новой, подозрительно похожей на разбитую, вазе. — Что, твой бойкот пал? — мягко усмехнулась она. — Вовсе нет, — задрал нос мальчик. — Но они идут. И действительно: спустя пару минут входная дверь гостиной распахнулась, и дворецкий со всей должной учтивостью сообщил, что прибыла Нокса, дочь Агнитаса, с сыном. Радости Менаса не было предела; омрачалась она лишь одним: сперва нужно было выслушать напыщенные взрослые разговоры, и просто так раздражавшие его, а уж в обиде на мать — тем более. — Нокса, дорогая, здравствуй! — Здравствуй, милая Астер! — женщины обнялись и обменялись поцелуями в щёку. — Как поживает Родонис? Давненько мы не видели его у себя. — О, он очень много работает в последнее время… — Как это знакомо… Менас, согласно этикету стоя позади матери и не вмешиваясь в разговор, подавал знаки Зимасу, который, в свою очередь, стоял позади Ноксы. Сперва он выразительно закатил глаза: и как же мерзко то, что, когда он повзрослеет и займёт трон, такие разговоры придётся вести ему! Зимас одобрительно закивал и тихо, подавляя шум, хихикнул. Менас кивнул в сторону двери, ведущей в сад; Зимас понимающе согласился. — Зимас, говорят, делает большие успехи? — О да, — Нокса нежно положила ладонь на голову сына. — Он наделён силой не по годам; я сама уже научила его нескольким заклинаниям, но, думаю, нам придётся пригласить Рунаса для обучения на несколько лет раньше положенного. Такой дар не каждому дан. — Не каждому, — согласилась Нокса с едва уловимой грустью в голосе: слишком рано пробудившийся дар собственного сына по-прежнему беспокоил её. И, опомнившись, она добавила: — Что же мы тут стоим? Погода отличная, давайте пойдём в сад! Пусть мальчики поиграют. А мы с тобой… о, Нокса, на днях Игнису преподнесли удивительные фрукты из Ундии, ты обязана их попробовать! В саду мальчишки быстро отъединились от матерей, а те, считая, что такая дружба обоим только на пользу, не стали препятствовать их играм, оставшись на огромной террасе в окружении слуг. — Ты сегодня какой-то странный, — заметил Зимас. — Что-то случилось? — Да нет, — пожал плечами Менас. — Ничего особенного. Вернее… ай, мать снова недовольна мной. Старая песня. Ты лучше покажи, чему ты научился! — Это можно, — хмыкнул Зимас словно бы беспечно, хотя становилось вполне понятно, что и ему не терпелось похвастаться навыками перед другом. — Вот, смотри! Мальчик поднял с земли камень и, немного повертев его в руках, бросил обратно. Но тот, вопреки всем законам притяжения, не упал; камень сперва завис в воздухе, а затем — начал подниматься выше и выше. Зимас взмахнул свободной рукой и что-то прошептал: из кустов сами собой начали вылезать другие камни и подниматься к первому. Менас наблюдал с раскрытым ртом. Когда во владениях Зимаса набралось достаточно материала, мальчик свёл запястья вместе и выставил их вперёд: камни сложились в аккуратную пирамиду, и та с невероятной лёгкостью приземлилась неподалёку. Менас едва сдержал себя, чтобы не захлопать в ладоши от своего переполнявшего восторга. — Ну ничего себе! Слушай, когда я сменю отца и стану правителем, я первым же указом назначу тебя главным архитектором Гипербореи! Такой талант не должен пропадать! — на одном дыхании выдал он. — А если Кристалл выберет Гелоса? — беззлобно усмехнулся Зимас, разминая затекшие руки. — Где он, кстати? — Не выберет он Гелоса! — крикнул Менас с такой злобой, что Зимас отступил на пару шагов назад. — Гелос глупый, ему это не нужно! А Кристалл выбирает самого достойного, то есть меня. И дался же вам этот Гелос! Мать тоже заладила: Гелос, Гелос, Гелос!.. оттого и поссорились, чтоб ты знал. Она вообще его больше, чем меня, любит! Может, и ты тоже?! — Послушай, не горячись… — Зимас, растерянный, не мог подобрать нужных слов. — Успокойся, я же просто спросил… — А вот и катись к своему драгоценному Гелосу, раз так хочешь! Предательство лучшего друга, наслаиваясь на обиду на мать, бурлило внутри язвами. Ладно Астер — взрослые никогда ничего не понимают — но услышать о своей неправоте от лучшего друга… нет, это было сильнее одного маленького Менаса. — Катись! Больно ты мне нужен со своими дурацкими камнями! — Да что я такого сказал?.. — Видеть тебя не хочу, ни тебя, ни твои идиотские постройки! Тоже мне, маг нашёлся! Да я сам, знаешь, и гораздо лучше могу! Терпение Зимаса лопнуло; выносить ершистый характер Менаса было действительно сложно: вечно ему что-то не нравилось, вечно он был чем-то недоволен… а Зимас — что? Он искренне старался их ссоры обрубать, искренне старался быть хорошим другом и во всём соглашаться… но у всего были границы. Зимас едва только замахнулся на Менаса кулаком, как… Менас сам не понял, что произошло. Стоило ему почувствовать опасность, как что-то ужасно сильное и чрезвычайно злое вырвалось из его груди, перетекло в руки и оказалось снаружи. Яркая вспышка голубого света ослепила мальчика; когда он смог, наконец, проморгаться и прийти в себя, перед ним оказалась толпа взрослых, кричавшая наперебой. Мальчик поднялся на ноги, отряхнул рубаху и попытался втиснуться между взрослыми, чтобы посмотреть, что они закрывали спинами. Астер с необычайной, незнакомой, силой и рвением схватила его за шкирку, не давая подойти ближе. Нокса, в свою очередь, перехватила её руку и подтолкнула мальчика в центр образовавшегося круга. — Вот, гляди! — истошно крикнула она, давясь рыданиями. — Это ты, это ты сделал! Менас побелел. На земле, поверх руин своей собственной пирамиды, в скрюченной позе не лежал — валялся — Зимас и едва дышал. Над ним склонился Игнис и скороговоркой читал заклинания, быстро-быстро вращая над телом руками. Кровь из мальчишеского виска, рассечённого о камень, всё лилась и лилась. Зимас что-то простонал, не открывая глаз. — Я… я не могу ему помочь, — Игнис поднял глаза. В них Менас впервые, сколько он зал отца, прочитал страх. — Я не знаю, что с ним. Он совсем не реагирует на Пламя Жизни, будто… его Искра погасла. — Но он же жив! — истерично плакала Нокса. — Жив! Он дышит, он… — Я не знаю, что с ним, Нокса, — повторил Игнис дрожащим голосом. — Но я обещаю тебе, мы со всем разберёмся, — и, обращаясь к слугам, он потребовал: — Уведите всех. Пусть останется только его мать. Приём окончен. Мужчина подхватил мальчика на руки с такой лёгкостью, будто в нём совсем не осталось веса, и понёс в сторону дворца. Менас тщетно пытался вырваться из чужой хватки, тщетно плакал и тщетно молил пустить его; тогда он узнал, что кровь у людей, оказывается, красная.***
После Церемонии Назначения в Главном Зале толпа людей. Все лезут вперёд другого поздравить провозглашённого наследника и будущего правителя; звон бокалов тает в радостных кричалках. Менас кивает и, как положено будущему правителю — сухо, чинно, но сполна — благодарит каждого, не обращая, впрочем, на них никакого внимания. Ему важны только два человека во всём Зале; в первую очередь, согласно протоколу, откланявшись перед ундианцами, он спешит к ним, пробиваясь сквозь народ. — Зимас, Нокса… я клянусь стараться искупить вину… теперь у меня будет гораздо больше полномочий, и я обещаю сделать всё возможное, чтобы исправить… — Не стоит сейчас об этом, — на плечо Менаса ложится рука Зимаса; слишком холодная. Совсем не живая. — Сегодня у вас праздник, и мы просто пришли вас поздравить. Мама, пойдём. И улыбка у него на лице слишком тёплая. Совсем не мёртвая.