Появление солнца после долгих лет ночи
25 мая 2024 г. в 14:42
Кружиться в плавном танце с необузданным ветром почти у самого обрыва холма, босыми ногами передвигаясь по ещё влажной от дождя траве; в белом ханьфу, развивая его подол и закрыв глаза, пустить высокий хвост и такую же белую, как ханьфу, ленту в свой танец; получать невообразимое спокойствие и удовольствие — разве может быть что-то лучше этого для такого молодого и уравновешенного юноши как Ду Цзисянь? Попросту бы не нашлось занятия ему интереснее, чем обучаться танцам для своего удовольствия. Зная, что ещё неоднократно получит выговор по поводу того, что благородные мужья должны носить при себе ножны, а не веер, он всё так же продолжит танцевать, что бы то ни стало. Он слишком отдан своему самообладанию и телу, чтобы хоть раз остановить свой танец по чьей-то просьбе.
Во время танца он иногда может услышать мелодичную игру на гуцине примерно в трёх цунях от обрыва. Цзисянь всегда знал, что за музыкальным инструментом сидел один и тот же человек, который даже не представлял, что где-то совсем близко кто-то может слушать его игру. Обычно в такие моменты парень перестаёт танцевать и замирает, погружаясь мыслями в красивую и уже выученную им мелодию.
На этот раз Цзисянь решил не просто стоять и ждать окончания игры, а подобраться чуть ближе к этому человеку. Когда только началась игра, парень закинул руки за спину и медленно шёл на звук, слыша его всё чётче и ярче. Недалеко от музыканта, возможно в двух цунях от него, стояло большое ветвистое дерево, чьи ветви были направлены не вверх, а вниз, из-за чего создавалось чуть больше тени, чтобы в ней спрятаться. Оперевшись плечом о дерево, Цзисянь стал аккуратно разглядывать того человека у гуцини, медленно махая перед лицом красным веером, на котором была изображена ветка дерева с распустившимися цветами. Как же ему было не узнать того, кого он оттолкнул в прошлой жизни от себя, намереваясь спасти от смерти, что у него и получилось. Цзэу-цзюнь или же благородный Первый Нефрит клана Гу Су Лань — Лань Сичэнь — за эти двадцать лет может и изменился душевно, но никак не внешне. Играя песнь очищения сердца, он всегда придаётся к нотам со всем уважением и внимательностью, что и видел Цзисянь на протяжении шестнадцати лет. В такие моменты Сичэнь сосредоточен на струнах или закрывает глаза, чтобы услышать всё, чего он так хочет от мелодии. Сейчас же он сидел с закрытыми глазами, отдаваясь разуму.
— Кто вы? — неожиданно раздался голос Сичэня, и замолкла гуцинь под его пальцами.
— Прошу меня извинить, — парень неспеша вышел из тени и сложил руки в приветсвии. — Приветствую Первого Нефрита и главу клана Лань, извините мою излишнюю любопытность, я вовсе не желал мешать Вам. Услышав такую равномерную и приятную мелодию, я не мог пройти мимо, но не хотел вас прерывать.
Медленно открыв глаза и повернув голову в сторону незванца, Лань Сичэнь "подскочил" со своего места, но не смел двигаться, пребывая в состоянии непонимания. Эти глаза, лицо, руки и всё тело полностью напоминали Цзинь Гуанъяо. Даже голос... Казавшийся властвующим и ведущим за собой; который в последний раз слышал перед его смертью.
Глубоко вздохнув, Лань Сичэнь попытался не придавать этому значения и сослать всё на то, что в последние дни он совсем не спит, и его глаза начали обманывать. Но почему именно образ Мэн Яо в его голове был ярче остальных, что появился никто другой, а он?
— Брат, что с вами? — Цзисянь быстрым шагом подошёл ближе к Первому Нефриту, но остановился перед гуцинью, не намереваясь подходить ещё ближе. — Мне позвать лекаря? Тут неподалёку есть лавка с лечебными травами, я могу туда сходить, — голос парня звучал поистине встревоженно.
Брат? Он действительно назвал меня братом? Нет, это снова игра моего разума, мне необходим отдых, — думал про себя Лань Сичэнь, стоя на месте и всё ещё разглядывая "незнакомца".
— Не стоит волноваться, вы... Вы просто напомнили кое-кого, кого я не видел уже более двадцати лет, — слова вылетели изо рта главы совсем случайно, он только решил помыслить об этом, как всё вышло наружу.
— Мне это известно, — усталая улыбка появилась на лице Цзисяня с выраженными ямочками. — Многие, кого я встречал на обучении в ордене Юньмэн Цзян, говорили мне, что я похожу на одного злодеятельного человека, — каждое слово отчеканивалось в голове Цзэу-цзюня, как некое давнее клеймо. — Как вы относились к тому человеку? Мне хочется знать, на кого я похож.
— Этот человек был... Слишком хитёр, опасен и остроумен, — всё, что смогло выбраться из лёгких Лань Сичэня о давнем знакомом, было ни что иное, как самое поверхностное суждение. — Не думаю, что вам стоит знать о нём. Вы совсем другой, нежели тот человек.
— Может быть, я вовсе не отличаюсь от него? И внешне и по характеру я могу быть похожим на него, притворяясь невинным, — Цзисянь, смотря на траву, на которой всё ещё остались капли росы, описывал себя самого из прошлой жизни, пока сердце ныло от боли. — Человек может казаться на первый взгляд дружелюбным и добросердечным, а на самом же деле он может оказаться действительно пакостным, мрачным и убийственным существом.
Лань Сичэнь чуть приоткрыл губы от удивления, ведь так чётко описать Мэн Яо, даже не видя его вживую, было практически невозможно. Хотя, этот умный юноша не по годам описывал только реалии мира, а не конкретного человека.
— Но, к счастью, я весел и добросердечен в нынешней жизни, — улыбка Цзисяня так и не сходила с его лица, хотя он был очень изнемождён. — Понимаю, что сейчас могу просить многого, но не мог бы глава клана Лань сыграть вновь на гуцине песнь очищения сердца, как делал это некоторое время назад? Если вы откажетесь, то я не буду возражать.
Лань Сичэнь несколько секунд стоял, не зная что и ответить, ведь сейчас его разум настолько затуманен и спутан, что здраво соображать мог с большими усилиями. Этот незнакомец хорошо расписал самого Цзинь Гуанъяо, основываясь лишь на изучении внутреннего мира в обширном понятии людей. Он никак не упоминал о А-Яо, но возникло режущее душу на кусочки чувство, будто юноша знал его всю свою под сознательную жизнь или же вовсе прожил в его теле. Находясь в бездне своего сознания, всё казалось обманом, полной противоположностью мысленных переживаний, постигнувших его врасплох, что ранили его душу глубже, чем кто-либо. Казалось, все те годы, что Цзинь Гуанъяо мёртв, наводили мёртвые тучи над разумом Цзэу-цзюня; поглощали его остатки благого разума. Всё это неминуемо сводило его с ума, становясь таким же замкнутым в себе, каким был и его младший брат.
— Цзэу-цзюнь, Вы точно в порядке? — взволнованный голос Цзисяня вывел Первого Нефрита из своего "укрытия", поэтому немного дёрнулся и неуверенно снова посмотрел юношу. — Господин Лань, если Вы чувствуете себя пагубно, то я даже настаивать на игре не буду.
— Прошу извинить, я затерялся от такой просьбы. Думаю, мне не составит большого труда сыграть для вас. — Лань Сичэнь слабо улыбнулся и неспешно вновь сел за гуцинь.
Он аккуратно, почти не касаясь, провёл кончиками пальцев по струнам инструмента и стал равномерно играть песнь очищения сердца. Как бы глава клана Лань не был уверен в своей идеальной игре, однако, в присутствии этого загадочного юноши ему чуть сложнее было сосредоточиться. Что-то терзало его душу на мелкие кусочки, оставляя от неё лишь растерзанное скопление страданий, боли и переживаний.
Цзисянь же в это время стоял уже на расстоянии трёх чи от гуцини и его хозяина, повернувшись в пол оборота к ним спиной. Руки его были спрятаны за спиной, а в самой левой руке мирно удерживался веер; подол его ханьфу развивался из стороны в сторону ещё сильнее, так как весенний ветер чуть изменил своё направление; выбившееся пряди волос, в отличие от ханьфу, слегка покачивались в разные стороны, из-за чего казалось, что голову защищал едва уловимый барьер.
Да, сколько бы злодеяний он не сотворил в прошлой жизни, все эти боли, мучения, да даже эти чёртовы галлюцинации в виде животных были самой малой частью его наказания. Именно так и думал А-Яо в теле Цзисяня. Как бы жизнь не была жестока с ним сейчас, в этой действительно прекрасной жизни, ему всё казалось лишь пустяком. В прошлой жизни у него не было отца, что поддержал бы сына, подставил свой локоть в трудную минуту, но в этом времени у А-Яо появился действительно любящий и всем сердцем дрожащий им отец, который не только поможет, но и защитит собой, что бы не произошло. Раньше все, кто знал само его происхождение, грубо насмехались над ним, тыкая пальцем и презирая его. Сейчас у него было большое количество друзей и знакомых, даже получилось получить доверие Лань Сычжуя.
Все эти хорошие вещи в его нынешней жизни были искуплением или же наградой? Но за что давать такому человеку, как Мэн Яо, такое невероятное вознаграждение? Боги не настолько милостивы, чтобы давать такую прекрасную жизнь ему. Так ведь?
Все рассуждения о своей мимолётной жизни собирались в одну чашу весов, что не перевешивали даже один его грех. Однако его мрачные мысли прервал тихий, едва уловимый кашель. Цзэу-цзюнь уже закончил песнь? Как бы то ни было, А-Яо наконец увидел и даже услышал Лань Сичэня, а потому его больше ничего не держит на этом месте, теперь вновь можно странствовать по свету, пока не закончатся все возможные пути.
Медленно открыв глаза, взгляд Цзисяня устремился на зелёные холмы, быстро протекающую реку, колышающиеся от ветра кусты и деревья, птиц, что свободно парили в небе, поддаваясь потокам ветерка. Хотелось увидеть большего, дотронуться до всех этих прелестей земли, заморав при этом лишь свои руки, но не саму природу. Цзисянь сам не заметил, как оказался возле обрыва, открывая себе больший вид на здешние просторы. Это место не было кланом Лань, но находилось довольно близко к нему, всего в сорока ли от него. Это очень маленькое расстояние, хотя может и не для Цзэу-цзюня в какой-то степени, но для А-Яо это было совсем крохотным путём. За всю жизнь, что он пробыл в этом теле, ему приходилось переезжать немалое количество раз, а иногда и вовсе даже пешим путём. Именно переезды зажгли начало мечте путешествовать по всему миру, узнавая другие языки, людей и местности.
— Всё может быть запечетлено природой: от побегов растений до перерождения души человека, не так ли? — раздался сзади голос Лань Сичэня, неожиданно появившийся так близко, как было дозволено. Его глаза непроизвольно зацепились за образ юноши перед ним во время речи, а потому спокойный и не громкий голос перешёл в более тихий и напряжённый.
— Однако природа также впитывает в себя всё то, что ей приподносят: будь то маленький сорванный цветок или человеческая плоть, — Цзисянь громко вздохнул и указал рукой на деревья внизу. — В детстве мой прадедушка говорил мне, что раньше этих деревьев здесь он не видел. Однако он самолично узрел, как закапывали трупы людей в эти земли. Прошло восемь десятков лет, и он увидел, что на ранее пустых землях теперь растут большие и ветвистые деревья.
— Люди служили удобрением для деревьев... — будто пытаясь запечатлеть слова Цзисяня в своём разуме, тихо повторил Цзэу-цзюнь.
— Я сам мог бы быть этим трупом, из которого когда-нибудь бы выросло красивое дерево, что затухало осенью и расцветало весной, — горько произнёс А-Яо, подняв голову к небу. — Но сейчас, скорее всего, от моего трупа ничего не осталось в этом мире под развалинами храма.
«Под развалинами храма», «моего трупа» — это всё ещё помутневший разум Лань Сичэня, или это происходит взаправду?
— Это ведь всего лишь иллюзия? Галлюцинации? — судорожно спросил он, запинаясь через слово. Верить в такое было сумасшествием, однако, если это окажется явью...
— Ха, у Вас точно не галлюцинации, а вот у меня они точно есть. Видите лошадь, что сейчас пробегает рядом с Вами? Ростом она с котёнка. — хмыкает Цзинь Гуанъяо, поворачиваясь лицом и телом к Первому Нефриту клана Лань. — Я вот вижу, но уже привычно видеть такие безобидные вещи, чем те, которые пугают и внушают необъятное чувство страха.
В ту же секунду Ду Цзисянь почувствовал на своём плече слабую хватку, однако, юноша даже не думал поворачиваться к Цзэу-цзюню, и так зная, какие эмоции на его лице.
Первый Нефрит встревоженно и рассеянно "бегал" взглядом по профилю парня, всё ещё не веря тем словам, которые тот говорил. Слишком много было совпадений, чтобы теперь сомневаться в том, что этот незнакомый внутренне и больно знакомый внешне Цзисянь не был тем, кого он ждал все эти двадцать лет.
Такой родной голос, когда-то казавшийся чуждым и мрачным, но теперь совсем отдающий другим тоном и смыслом, что уже не вёл за собой и не задурманивал разум, а наоборот, теперь давал ощущение теплоты, свободы и той любви, которую Лань Сичэнь от него томно ждал.
Его брат, Лань Чжань, ждал своего возлюбленного шестнадцать лет, и за это время его любовь лишь усиливалась и крепла, так как тот ещё хранил в своём сердце хоть малейшую надежду на то, что Вэй Усянь когда-нибудь вернётся. Однако сейчас в сердце Первого Нефрита были необъяснимые чувства, не такие, какие были у его брата, ждущего возлюбленного. Лань Сичэнь тепло любил Мэн Яо, но когда тело того было погребено под завалами храма, он даже не имел надежды в мыслях и сердце, что когда-нибудь ещё встретит на своём пути родного и близкого для него человека.
— А-Яо, — тихо произнёс Цзэу-цзюнь имя того, кого уже давно не называл вслух. — Скажи, это ведь всё взаправду? Мне не стоит бояться, что ты вновь пропадёшь из моей жизни, будто я пробужусь изо сна? — с искренней надеждой и невыносимой болью в голосе спросил он, до ужаса боясь, что сейчас юноша растворится под его ладонью, которую всё еще держал на его плече.
Цзисянь разглядывал все красоты природы, медленно вдыхая и ощущая прилив свободы. Его душу всё прибывание в новом теле тяготило то, что скрывал от любимого человека, что он совсем рядом, лишь стоит протянуть руку, и ,казалось, можно было дотронуться до причины, почему его не было рядом всё это время, и развеять её в попутном ветре. Однако Цзинь Гуанъяо понимает, что в этой, что в той жизни ничего не бывает так просто.
Цзисянь, ещё не поворачиваясь к Лань Сичэню и всё ещё рассматривая пейзаж впереди себя, поднял ладонь со своего плеча и взял её в свои руки, медленно и бережно потирая. В прошлой жизни он лишь иногда на мгновение мог случайно коснуться руки первого нефрита, но за эти короткие моменты ему далось отчётливо запомнить, какие его ладони на ощупь. Недолго думая, Мэн Яо опустил голову под всё ещё напряжённым взглядом Цзэу-цзюня, чтобы разглядеть все шероховатости на тыльной стороне ладони. В этой жизни юноша уже не боялся того, что его могут отвергнуть, ведь сейчас он идёт по правильному пути, как бы это двояко и странно для него не звучало.
— За эти двадцать лет ладони у тебя стали грубее, — наконец тихо сказал Ду Цзисянь, переводя взгляд на Лань Сичэня, всё ещё крепко держа его ладонь в своих руках. — Но внешне ты так и не изменился.
Первый Нефрит не смог сопротивляться своим чувствам, как бы он не старался и, освободив руку, обнял Мэн Яо настолько крепко, насколько мог.
Из них обоих учащённое дыхание и сердцебиение было только у Лань Сичэня, который всё еще не верил в происходящее с ним. Цзинь Гуанъяо оставался тих и спокоен, но ответно обнял Первого Нефрита, легко поглаживая спину и кротко улыбаясь.
Именно в этот момент казалось, что затих попутный ветер, от деревьев и кустов теперь не было слышно шорох листьев, который не давал утонуть в безмолвной и приятной тишине, которая поистине нужна была обоим. Подняв глаза, Мэн Яо заметил, что облака в небе остановились и стали пышнее и более «белее». Странно ему было осознавать, что именно с момента, как Лань Сичэнь узнал о его личности, мир будто бы поменял тона. Если трава до этого момента в этой жизни ему казалась яркой и свежей, какой она не была в его глазах в предыдущей своей жизни, то сейчас она казалась ему ещё ярче и приятней глазу.
— А-Яо, — немного дрогнувшим голосом сказал Цзэу-цзюнь. — Пошли со мной в Гу Су, я объясняю всё дяде, брату и Вэй Ину, — с надеждой говорил он.
Мэн Яо лишь тихо усмехнулся и аккуратно отстранился от Первого Нефрита. Он смотрел в его мягкие, но одновременно тёмные и такие родные ему глаза, которые сейчас опасливо «проходились» по всему его лицу. Цзисянь, которого уже словно назвать этим именем, понимал, что в глазах возлюбленного была надежда на то, что теперь его прошлая утрата не будет иметь значения, так как тот, по кому он всё это время скучал и скорбил, теперь стоит напротив него. Однако юноша отчётливо представлял, что если согласится жить в ореден Гу Су Лань, то отныне его жизнь не будет свободной.
В этой жизни Цзинь Гуанъяо был освобождён от всех правил орденов, что его так тяготили в прошлой жизни. Прежде он был Верховным Заклинателем и главой ордена Лань Лин Цзинь, что не позволяло ему хоть на миг выйти из покоев и спокойно прогуляться по тропам в лесу, не боясь, что нарушит одно из правил или срочно окажется будет нужен где-либо. В Гу Су для него слишком много правил и забот, что одна мысль пребывания там уже приносила жгучую боль в сердце. Загадкой для него так и останется, как Вэй Ин «выживает» в ордене с его характером и дурными поступками.
— Цзэу-цзюнь, — наконец ответил Мэн Яо, на что получил ещё более встревоженный взгляд. — Я не пойду с тобой.
От спокойного, но решительного ответа Лань Сичэнь встал в ступор, пытаясь осмыслить сказанное. Спустя мгновение, когда до него дошла суть слов Цзинь Гуанъяо, он резко схватился за плечи юноши, не нажимая и крепко не цепляясь.
— Почему? Если есть причина твоего отказа, то расскажи мне, — запинающимся голосом сказал Первый Нефрит.
— Свобода, — легко и мягко улыбнувшись, ответил Мэн Яо.
Юноша бережно убрал одну руку со своего плеча, а другую аккуратно снова взял в свои ладони, проведя несколько раз по тыльной стороне большим пальцем.
— Будучи Ду Цзисянем у меня появился новый смысл жизни. С самого детства я любим и видел все краски мира, у меня есть любящий отец. Впервые за все года я искренне почувствовал себя свободным человеком, который не несёт никакой ответственности, кроме защиты своей жизни, — под пристальным и смягчающимся взглядом говорил Цзисянь. — Не хочу снова следовать сотням и тысячам правилам, которые в итоге убьют меня рано или поздно. Я хочу снова остаться Цзисянем — приятным и дружелюбным человеком, который будет лишь отголоском Цзинь Гуанъяо, но полностью имеющий иной характер и цели.
Цзэу-цзюнь стал снова рассматривать лицо возлюбленного, но уже без какой-либо встревоженности или настороженности, понимая, что перед ним стоит совершенно другой смотрящий на мир человек, но совсем не изменивший к нему самому отношения. От того человека, который был великим Верховным Заклинателем, не осталось ничего схожего, кроме внешности и любви к нему. По телу прошлась приятная теплота, вызывающая лёгкую улыбку на лице, от осознания того, что даже если Мэн Яо не будет жить с ним в Гу Су, то будет знать, что его возлюбленный живёт отныне свою лучшую жизнь.
— Что же тогда мне делать? — уже готовясь в худшему итогу, спросил Лань Сичэнь.
— Я не могу тебе предложить видеться каждый день, ведь ещё планирую путешествовать по миру, — медленно начал отвечать Цзисянь. — Хоть моё тело и разум не бессмертны, как твои, но могу предложить тебе, что когда мне исполнится сорок лет, то мы можем встречаться каждый день, если ты того хочешь.
— Хочу, — без промедлений ответил Первый Нефрит, на что получил смешок от возлюбленного, которого посмешила такая быстрая и уверенная реакция. — Я согласен на всё, что ты мне скажешь.
— Хорошо, а пока до этого времени мы будем видеться каждый год на празднике Циси у первой лавки с фонарями.
После этих слов Лань Сичэнь впервые за это время искренне и ярко улыбнулся, которого явно устраивали все слова возлюбленного.
Понимая, что скоро наступит закат, и отец начнёт переживать, Мэн Яо в последний раз мягко взглянул на Цзэу-цзюня, различая в глазах напротив слова «я доверяю тебе своё сердце». Им не нужно было прощаться, не было необходимости даже произносить их имена, они и так знали, что слова прощания будут означать конец. Цзисянь отпустил ладонь Сичэня и, запрокинув руки за спину, медленным шагом направился в сторону ближайшей деревни, где возьмёт лошадь и поскачет домой.
Один был спиной к возлюбленному с радостной улыбкой, а другой смотрел ему вслед неимоверно влюблённым взглядом, но даже так оба отныне знают и навеки запечталят в голове, что даже если солнце отвернётся от них, и они не будут видеть пути перед собой, их свет станет ещё ярче, чтобы найти друг друга в необъятной тьме и однажды воссоединиться навсегда.