Лучшие из худших

             "Утро начинается не с кофе" — такая банальщина, а сегодня как нельзя кстати.       Утро начинается с пива...       И с ошалелой мысли "Пёс нас всех убьёт".       — Обалдеть, — единственное, что способен сейчас выдохнуть Бесобой, в неверии потирающий глаза. Комната ещё плывёт, мозг тонет в сонной неге, грузное тело едва слушается, и всё-таки иррациональность увиденного не ускользает от него. Это какой-то бред.       Даня моргает несколько раз, быстро-быстро, жмурится изо всех сил и, раскрыв веки, снова осматривает помещение. Нет, не приснилось.       Привязанные к люстре за нитки, свисают вниз – прямо над его кроватью – бумажные сердечки, вырезанные с особой аккуратностью. И всё бы хорошо, да только вырезаны они из тех самых листков, что заменяли в доме обои: старая, новая, цветная и серая, газетная и альбомная бумага, вдоль и поперёк исписанная защитными символами... Скользнув взглядом по голой стене напротив, он хватается за голову. О, Боже.       "Черти", — успевает обречённо подумать Даня, прежде чем возвращает внимание к двум бутылкам на тумбе возле кровати. Тёмная и золотистая, "6" и "9". Он усмехается против воли: ну, естественно, кто ещё мог до этого додуматься? На горлышке у каждой — ленточки, красно-чёрные подарочные банты. В утреннем свете бутылки блестят, подмигивают ему, соблазняя остаться в объятиях одеяла, стянуть дурацкие ленты, сорвать крышки и припасть губами к живительной влаге...       Бля.       Он чувствует себя предателем, когда вскакивает с кровати, стараясь не смотреть на пиво; трясёт головой, путается в одеяле, хлопает по шершавым щекам – пора бриться.       — Ян, Паш? — зовёт Даня с затаённой надеждой, что ошибся, и друзья его просто неудачно разыграли. — Настя!       Но никто не отзывается. По полу ползёт тоскливый сквозняк – он ёжится, на ходу ныряет в носки. Шаг, два, три – и Бесобой вдруг спотыкается, матерясь во всё горло. Пивные банки. Его персональная дорога из жёлтого кирпича рядом пивных банок тянется от спальни куда-то вглубь коридора и, наверняка, дальше. Не хватает лишь записки "Выпей нас".       Из недр квартиры раздаётся грохот. Отбивая пальцы на ногах и локти об ближайшие углы, Даня подпрыгивает на месте, несётся на кухню и прокручивает мысленно миллиард вариантов случившегося, один страшнее другого. Где все? Почему никого нет дома?! И что там за звуки?..       Вопросы мешаются в кучу и вылетают из головы – пятки скользят по мокрому (какого-то хрена) полу, а Данила наконец теряет равновесие, машинально хватаясь рукой за стену, что вовсе не помогает. Зато в руке у него оказывается потрёпанный, выцветший календарь, держащийся до сих пор чудом на одном хлипком гвоздике.       Четырнадцатое февраля. День Святого Валентина.       Чтоб его, этого Валентина.       Дверь ванной, почти сорванная с петель при падении, жалобно скрипит и распахивается. Лицо обдаёт жаром. Невообразимый хаос добрался даже туда: водопадом льётся через керамические бортики масса из пушистой пены и торчащих отовсюду ярких пятен. Данила с трудом распознаёт в них лепестки роз – вылавливает парочку возле своей ноги, подносит к лицу, приглядывается.       Какой шутник решил, что ванна, полная искусственных цветов — отличная идея? Ещё и слив забился, зараза...       Ах да.       "Черти", — обречённо думает Даня во второй раз, не зная, браться ему за уборку или срочно искать гостям из Ада новое жильё.       Всё как-то сразу встаёт на места: сегодняшняя дата, череда странных сюрпризов, недавний разговор, которому он не придал должного значения. А зря.       ***       — Какая глупость, — презрительно фыркнула Танахия. — Люди что, выражают привязанность друг к другу бумажными... Они называют это "сердце"?!       — Согласен, больше похоже на перевёрнутую жопу, — Ярх задумчиво кивнул, и Даня не сдержал любопытства.       Подкравшись к демонам со спины, он заинтересованно заглянул Ярху через плечо, чем ничуть не смутил ни его, ни его подругу. На экране компьютера перед ними мигал рекламный баннер — пёстрый, сияющий цифровыми блёстками, он предлагал всем влюблённым непременно перейти по ссылке и поучаствовать в акции "Мой кровавый Валентин". Видимо, слово "кровавый" и было тем, что привлекло демонов. Под ссылкой красовалось описание праздничных традиций в разных странах и в разные эпохи, а ещё ниже — фото с фальшиво улыбающимися лицами.       Даня подавил смешок: уж лица бретёров абсолютно искренне выражали отвращение ко всей этой непонятной человеческой чепухе.       — Эй, — резко повернулся к нему Ярх, размахивая рогами, и Даня отшатнулся, спасая себя от незапланированных синяков на морде. Поживи с чертями год – и не к такому привыкнешь. — Ваши сердца реально настолько уродливые?       — Вы правда дарите друг другу цветную бумагу вместо того, чтобы открыто сказать о своих желаниях и чувствах? — Тая тоже присоединилась к расспросам, и две пары горящих недоумением глаз уставились на него. Из даниной груди вырвался тяжёлый вздох.       — У людей не принято говорить об этом открыто, — приобняв чертей за плечи, как умудрённый опытом старец, поучающий малышню, Бесобой важно продолжил. — Так устроена местная культура. Кому-то слишком скучно, а кому-то просто не хватает смелости... Ой, будто у вас в Аду, ребята, не бывает брачных игр и прелюдий. Вот как вы, например, показываете свою симпатию?       — Ну... — Ярх почесал затылок, переглядываясь с Танахией. — Дарим украшения...       — Из частей тел наших врагов.       —...рисунки...       — Кровью на стенах дома того, кто нам понравился.       —...вообще-то, знаешь, иногда мы тоже вырезаем сердца...       — Я понял, продолжать необязательно.       ***       Грохот с кухни звучит громче – это и приводит Даню в чувство. Мигом позабыв о ванной, он поднимается с пола и неуклюже шлёпает к источнику шума, от нервного напряжения сжимая пальцами календарь. Штаны промокли насквозь и прилипли к телу, по ногам бегут мурашки – то ли слишком холодно, то ли боязно наткнуться на что-нибудь гораздо кошмарнее, чем обшарпанные стены и мини-потоп.       Но на кухне Даня забывает, как дышать, отнюдь не от ужаса, нет. Сначала — от смеха.       Ни мука, беспорядочно рассыпанная по всем возможным и невозможным поверхностям, ни злой, связанный Шмыг, сидящий в большой закрытой банке, ни почти выкипевшая из кастрюли на плите вода не могут расстроить его. Потому что на столе он видит огромное сердце, выложенное пельменями. Все они разного размера и дикой формы, кривые-косые, с чёткими следами от когтей – точно выставка артхаусного искусства... А посередине выведенное на муке: "Люди отвратительны, но среди отвратительных ты — лучший".       "Черти", — думает Даня в третий раз, теперь без прежней обречённости. И улыбается.       У старенького телевизора сбоку от него выключен звук. Новостей о разграбленной ночью "Пятёрочке" никто уже не услышит.       Пивной отдел очень пострадал.