Только двое нас

Суматоха в кино-зоне немного подуспокоилась, но все же некоторые продолжали испуганно перешептываться. Странно, что за это время никто из работников не додумался пойти в электрощитовую первого этажа и включить все обратно. Неужели, они все тоже боятся темноты? Крабс понятия не имел, где сейчас находится Сквидвард, поэтому решил его позвать: — Мистер Сквидвард! — позвал он, и его голос был немного охрипшим от его же безумного смеха. Откашлявшись, он повторил чуть громче: — Сквидвард! — Мистер Крабс, это Вы? — отозвался через пару секунд немного напуганный голос кальмара. Юджин был невероятно счастлив тому, что тот до сих пор здесь, что он терпеливо ждал его и не ушел даже после того, как внезапно вырубился свет. Это означает, что он все-таки более-менее доверяет ему, раз ждет его, чтобы вместе с ним пойти по домам. Счастье разлилось по всему телу приятными теплыми волнами, и краб направился к своему кассиру, быстро сориентировавшись по его голосу — тот сидел в самом углу около буфета, очевидно, чтобы его случайно не задавили. — Да, да. Привет, матрос! — радостно воскликнул он, и, поскольку глаза обоих привыкли в темноте, они сумели разглядеть друг друга. Сквидвард скромно сидел за столиком, в полнейшем одиночестве, и пил ту самую колу, которую купил несколько минут назад. Крабс улыбнулся и присел рядом, почти не скрывая обожания в своих глазах, но тут же немного смутился, заметив, что кассир и сам немного засмущался такого взгляда. — Здрасьте. А где Патрик? — быстро спросил тот, ему не было это особо интересно, но все же он опять начал бояться нечаянно показать смущение. Почему его так разглядывают??? Ракообразный смутился лишь сильнее, судорожно пытаясь придумать причину того, почему он пришел сюда без их спутника. — А… Он попросил меня передать тебе, что пошел домой один, — произнес он и пожал плечами, дабы показать, что расстроен этим. — А, вон оно что, — отозвался Сквидвард, так же, как и Крабс, пробуя добавить разочарования в голос, хотя был ужасно рад, пусть и удивлен тому, что парень покинул своего «лучшего друга», и добавил: — ну что, пойдемте? Было понятно, что он вообще не хочет ни о чем говорить. Ему просто хочется поскорее домой. — Конечно, — Юджин улыбнулся, пусть он и был не против поболтать с возлюбленным еще хоть немного, но все же не смел его задерживать, раз ему невтерпеж оказаться дома. Сквидвард тоже улыбнулся, правда, немного натянуто, встал со своего места и направился в сторону выхода, а Крабс — за ним. Он прекрасно видел и понимал, что, несмотря на долгое расставание, головоногому и в правду не хочется ни о чем говорить — даже о выключенном свете и о том, что сосед (как он думает) собирается эксплуатировать его и дальше. Что ж, ничего страшного, пусть они помолчат — главное, это проводить возлюбленного поскорее домой, и что дело наконец сделано. Однако, у самого входа кальмар внезапно остановился, почему-то с неким задумчивым интересом поглядывая на огромную голубоватую Луну. Краб тоже остановился, немного удивленно следя за его взглядом, удивляясь, почему он вдруг остановился. — Сквидвард? — Э-э… мистер Крабс… — начал кальмар, опуская взгляд себе под ноги, начиная неловко топтаться на одном месте. Юджин удивленно распахнул глаза, не понимая, почему его подчиненный так резко смутился, и, главное — чему. Ничего не ответив, он терпеливо дожидался, пока тот вновь заговорит: — я тут заметил… У Вас с клешни спала Ваша повязка. Крабс замер, устремив на пару мгновений взгляд куда-то вдаль, будто бы пробовал осознать сказанное. Едва поняв, в чем дело, он едва ли не подскочил от неожиданности и машинально уставился на свою левую клешню. Повязка, сделанная им после того утреннего самобичевания, действительно спала (видимо, где-то в кинотеатре), демонстрируя всему миру огромные, застывшие, но еще не зажившие порезы. Быть может, они бы и зажили к этому времени, если бы Юджин знал биологию и умел нормально обрабатывать раны, и не торопился бы в то утро на работу. Ему стало стыдно и даже немного страшновато — он очень боялся, что Сквидвард мог нечаянно заметить эти порезы, а не только то, что повязка исчезла. Он скроил от стыда жалкую моську, будто был готов хоть заплакать, и спрятал изуродованную клешню у себя за спиной, замечая на себе немного любопытный взгляд кассира. — Уй, черт, а я и не заметил! — как можно увереннее произнес он, изображая удивление, которое на самом деле было перекрыто тем же беспощадным стыдом и страхом. Удивлен он был скорее не тому, что повязка спала (особенно учитывая то, что она и так держалась на самых соплях), а тому, что он умудрился забыть о ней на весьма продолжительное время. Даже во время сеанса не вспоминал, когда у него было полно времени поразмыслить о своем, — спасибо конечно, что сказал, правда я не понимаю, зачем. — Ну… — Тентикалс опять примолк, ему явно было неудобно. Только вот из-за чего конкретно? — я… я хотел предложить Вам… н-ну, э-э… — Что же? — спросил Крабс, пытаясь убрать нетерпение и любопытство из голоса, сжимая от переполняющих его эмоций клешни в кулаках, — г-говори уже, время — деньги! — добавил он, слегка повысив голос, что было машинальной защитной реакцией против его застыженного состояния. — Короче, — уже резко уверенно заговорил кассир, после чего, все так же держа колу, запустил свободное щупальце в карман рубашки. Выудив оттуда небольшой черный платок в белый горошек, он под крайне любопытным взглядом длинных глаз поспешно добавил: — я… я где-то читал, что если нет возможности сделать нормальную повязку, можно на первое время заменить ее салфеткой там или платком чистым. Так что… — еще немного помявшись, он быстро, но все же не очень решительно протянул платочек начальнику, — меня уж больно пугают Ваши стремные порезы, будто бы Вы резали себя намеренно, а не нечаянно порезались консервным ножом или чем там. Может, обмотаете пока вокруг раны мой платок, ладно? Он чистый, лежит у меня с самого вечера и я про него вообще подзабыл, если честно. От слов «резали себя намеренно» краб вздрогнул и аж задрожал с характерным «стучащим» звуком, ощущая, как его рубашка липнет к спине и груди. От ужаса и страха того, что кальмар все увидел и, быть может даже, догадывается, в чем дело, он даже не сразу обратил внимание на его предложение, первое время лишь стоя и дрожа, мысленно молясь, чтобы возлюбленный просто предположил это. Осознав, что ему предложили, он почувствовал, что ему все же чуточку полегчало, а еще через мгновение он ощутил резкий прилив счастья. Его любимый кассирчик предлагает ему обмотать рану своим платочком! Он точно заботится о нем, вряд ли он предложил это лишь потому, что не хотел смотреть на порезы. Если бы он не мог на них смотреть, то просто бы и не смотрел. — Так что? — уже немного раздраженно спросил Сквидвард, немного недовольный таким длительным молчанием, но, слава Нептуну, не догадавшись, почему его начальник так занервничал, — блин, ну давайте уже решайтесь побыстрее, я домой хочу! — А д-давай, — ответил наконец Крабс, вновь сжимая от волнения клешни в кулаках, и робко принял протянутый ему платочек. Слегка мятая, но нежная тонкая ткань из приятного, немного тягучего материала, отдающая не менее приятной прохладой, с крошечным следом слизи в уголке — почти неприметным, но не ускользнувшим от внимательных длинных глаз. Такую ценность он точно сохранит у себя, теперь она пополнит его коллекцию, — спасибо, Сквидвард… — Давайте уже обвязывайте, и пойдем наконец по домам, тар-тарский соус… — головоногий закатил глаза, демонстрируя раздражение, хотя, признаться, и сам ощутил некое приятное чувство в груди. Неужто, это радость и даже небольшая гордость с того, что он помог своему начальнику скрыть порезы от посторонних глаз? Топчась на одном месте, опустив взгляд вниз, закусив от неловкости губу, надеясь, что под лунным светом не заметно, как порозовели его щеки, Крабс поскорее обмотал платок вокруг своих следов селфхарма. Получилось неплохо, не слишком туго, но и не слишком слабо, хотя, идеально закреплять ее не было смысла, ведь кровь уже давно не текла. — Готово, — коротко произнес он, рассматривая свою клешню на свету, а потом и показывая ее подчиненному, дабы тот убедился, что действительно все готово, и, покуда кальмар не успел чего-либо сказать, добавил такое же короткое: — пойдем. Он не желал больше здесь задерживаться, тем более, мимо них проходили другие морские жители, которые недоумевали, почему двое взрослых мужчин почти что теснятся у входа. — Да, пойдемте, — спокойно согласился Тентикалс, стараясь не любоваться уже не его платочком, обмотанным вокруг клешни его начальника. И коллеги наконец направились в тот сквер, чтобы выйти оттуда к ресторану, а дальше уж и разойтись по домам. Однако, уже проходя мимо того леска из кораллов, который ночью выглядел достаточно страшно, Юджин не удержался и решил опять начать о чем-нибудь разговор. — Н-ну так, э… — начал он, обратив на себя внимание Сквидварда, — как тебе весь сегодняшний день? Он спросил это чисто из вежливости, забыв совсем подумать о том, как чувствительный кассир может на это отреагировать. Только вот, едва он осознал свою ошибку и хотел было добавить хоть что-то, было уже слишком поздно. — А, да Вы знаете, все прекрасно! — немного визгливо от резко накатившего раздражения отозвался тот, и его голос был настолько переполнен сарказмом, что Юджину даже не по себе стало, — я, черт возьми, мечтаю так проводить каждый день, по мне не видно?! Каждый день мечтаю ходить с этим розовым дегенератом в кино на супергеройские мультики с рейтингом 3+! — Ладно, ладно! — поспешил успокоить его Крабс, хлопая его по плечу, будучи одновременно и раздраженным, и чертовски пристыженным, уж жалея о том, что спросил об этом, — успокойся и не язви, язва сибирская, я спросил просто для заботы! — Ваша забота… неуместна! — рявкнул Сквидвард, начиная аж дрожать от злости, судя по всему, готовясь хоть заплакать, — Вы должны прекрасно понимать, что я сейчас чувствую, и не спрашивать меня о том, как у меня дела и как я провел день! Если бы, например, Вы потеряли свой миллионный доллар, я бы не спрашивал у Вас каждые пять минут, как у Вас дела и нашли ли Вы его!!! Ракообразный умолк, лишь невольно прикусив губу. Ему стало лишь стыднее, он понял, что на сей раз правильным решением, скорее всего, было и в правду просто помолчать, а не говорить что-то о сегодняшнем дне, по крайней мере, пока Тентикалс еще не пришел в себя. И кто его только тянул за язык?! Решив не сдаваться и исправить свою ошибку, хотя бы немного подняв подчиненному настроение, краб глубоко вдохнул и продолжил: — Ёкарная акула-пила, да перестань ты уже, все ведь уже в прошлом! — хоть он и помнил прекрасно весь подслушанный им разговор, но все же решил делать вид, что ни о чем не знает, даже несмотря на то, что кальмар явно не в состоянии выявлять сейчас что-то подозрительное, — все позади, можешь забыть об этом мультике и не вспоминать, а завтра вообще воскресенье, сможешь же еще сил набраться. Да и, считай, я тебе еще колы купил твоей любимой безсахарной. «И избавил тебя от новой проблемы в твоей жизни», — уже мысленно добавил он, в очередной раз пробуя скрыть самодовольную улыбку. А заодно и новый прилив смеха. Пришлось отвернуть на пару секунд голову и сделать вид, что кашляет. — За это, конечно, спасибо… — уже чуть спокойнее, но все равно заметно раздраженно вздохнул кальмар, делая небольшой глоток временно забытой колы, — н-но… я бы все равно был очень рад вообще не болтать об этом! Давайте просто забудем, или хотя бы попытаемся?! Он безумно хотел нажаловаться крабу на морскую звезду, сказать наконец, что его не желают так быстро оставлять в покое, но кое-как воздержался. Он понимал, что если они начнут обсуждать и это, то у него точно будет нервный срыв. Даже если и действительно стоит рассказать об этом Юджину, то явно не сейчас. — Не волнуйся, не будет Патрик тебя больше доставать, — произнес Крабс, будто бы прочитав мысли Сквидварда, все-таки не сдерживая чрезвычайно довольной улыбки, вновь хлопая его по плечу, а потом и мягко поглаживая, — спросишь, почему я так считаю? — Да, мне очень интересно, с чего бы вдруг такая уверенность!.. — согласно кивнул кассир, невольно прижимая стакан с колой к себе, будто бы боясь, что у него его отнимут. — Я просто знаю. Когда мы были в туалете, я… можно сказать, поговорил с ним о тебе, — сообщил Крабс, продолжая улыбаться, внимательно наблюдая за реакцией Сквидварда и за тем, как меняется выражение его лица из достаточно злого и нервного в задумчивое, — я… я сам не ожидал этого от него, но он все же понял, что тебе, мягко говоря, не очень комфортно с ним. Он, э-э… Он до этого рассказал мне о планах касательно тебя, вроде бы, он хотел с тобой еще медуз ловить. Это так ведь? — Да, именно так… — немного грустно и с возобновившимся раздражением согласился Тентикалс, опустив взгляд на пару секунд вниз, — и… и что конкретно он сказал? — Он сказал… — тут Юджин затормозил, на некоторое время переводя свой задумчивый взгляд на ночное небо, активно пытаясь сымпровизировать, что, к счастью, ему было сделать довольно легко, — просто сказал, что понял свою вину и не будет доставать тебя слишком часто! Он умолк, делая максимально непринужденное лицо, с волнением наблюдая за реакцией подчиненного. Тот тоже устремил на несколько секунд свой взгляд в небо, явно обдумывая все услышанное. И вот… напряжение явно ослабло, да и в его глазах поселилось хоть какое-то спокойствие — впервые за весь день. Он отчаянно надеялся, что Юджин ему не соврал, хотя, с другой стороны, не видел причины врать ему. Куда больше его вдруг начало беспокоить, не обманул ли его сосед его начальника… — Если Вы не шутите и не прикалываетесь, и он сказал это не только для того, чтобы Вы от него отвязались… То я в приятном шоке с вас обоих! — наконец сообщил Сквидвард, кажись, будучи действительно в небольшом шоке с такого внезапного поворота событий, растерянно и даже немного глупо улыбаясь, — надеюсь, хотя бы завтра смогу отдохнуть от него! Он почему-то пробовал не демонстрировать спокойствие, но все же не смог сдержать глубокого облегченного выдоха. Размышлять о том, правда ли все это, он не собирался, он хотел просто сосредоточиться на чем-то хорошем за сегодняшний день. И, к счастью, у него это получилось, его настроение и впрямь заметно улучшилось! — Сможешь, сможешь, — подтвердил Крабс, медленно кивая головой, радуясь тому, что кассир и впрямь немного успокоился благодаря таким словам, — а если нет, то я… поговорю с ним еще разик. Ар-ар-ар! Ему резко стало смешно с того факта, что говорить-то ему и не с кем, и что Стар и правда больше никогда не будет беспокоить кальмара. Тентикалс не совсем понял, чему его начальник так весело посмеялся в конце, но и не обратил на это почти никакого внимания. Он вновь улыбнулся, уже намеренно не скрывая облегченного выдоха. — Я… я не люблю такое говорить, гордость не позволяет, н-но… — начал он, неловко чеша свою голову, — но я Вам очень благодарен, мистер Крабс! Как я могу Вас отблагодарить? Только не деньгами, пожалуйста. «Минетом прямо в этом переулке, вон на той лавочке~» — вдруг подумал Крабс, сам не понимая, почему ему пришел в голову такой разврат, чувствуя сильный жар в щеках. Ему стало очень стыдно, но он изо всех сил пробовал не демонстрировать своего смущения и стыда, да и вообще не думать о своих странных желаниях. — Сэр? — Да брось, Сквиди, ты меня уже отблагодарил, — заулыбался в ответ Юджин, тыча правой клешней в повязку на левой. Для него это действительно было одной из самых лучших благодарностей. — Ну ладно… — кальмар перестал улыбаться, однако по нему все еще было понятно, что он по-прежнему рад тому, что теперь, вероятнее всего, наконец-то имеет возможность отдохнуть, по крайней мере, он очень на это надеялся. И, конечно же, эти его надежды были не напрасны. Ракообразный невольно потер свой подбородок, будто бы надеясь тем самым прогнать румянец с лица, смотря себе под ноги и тоже прилагая усилия, чтобы скрыть улыбку или хотя бы немного ее ослабить. Они оба умолкли, из-за чего стало понятно, что разговор наконец окончен, и в кои-то веки устремили свои взгляды на дорогу перед ними. Однако… Спустя пару секунд до обоих резко дошло, что они находятся в какой-то незнакомой местности. Судя по всему, это был самый конец того сквера, но вот только… От какой-либо расслабляющей и даже немного романтичной атмосферы не осталось и следа — все выглядело очень мрачным и неприятным, кораллы были сплошь гнилые, песок — серый и какой-то чересчур твердый, в некотором роде даже напоминающий щебень. Свет в невысоких, но таких же мрачных, расписанных неприличными словами, домах уже давно потух, а чуть поодаль располагался строй мусорных баков. — Мистер Крабс, куда Вы нас опять завели? — спросил Сквидвард не столько напугано, сколько удивленно или даже шокировано — опять они с начальником забрели хрен пойми куда! — Что-что, я завел? — в непонятках переспросил Крабс, тыча обеими клешнями себе в грудь, — так говоришь, будто бы ты за всю дорогу вообще ни слова не сказал, и только я виноват в том, что мы заблудились! — Но я говорил явно поменьше Вас! Вроде как… — гневно возразил кассир, от чьего мимолетного веселья и облегчения в такой неуютной обстановке не осталось и следа, — дайте угадаю — сейчас опять придется ловить медуз, ждать, пока они ударят нас током, и только после этого можно будет идти домой, да?! Я прав?! — Да перестань ты психовать! Сейчас разберемся, где мы, и вернемся в парк! — произнес краб, сам немного раздражаясь. Спорить или, тем более, ссориться после такого достаточно приятного разговора со своим подчиненным для него стало бы невыносимой пыткой, и он надеялся, что сможет успокоить его и избежать каких-либо ссор, — наверняка, мы в конце сквера, думаю, надо просто вернуться немного назад, и там уже и увидим «Шпроектор», и, так сказать, ориентируясь по нему сможем выйти к Красти Крабу. Головоногий явно не успокоился, но умолк, надувшись и сделав еще глоток колы, будто от стресса. Решив больше ничего не говорить, Крабс лишь вновь погладил Сквидварда по спине, пытаясь внушить ему взглядом, что даже если они и заблудились, то все хорошо — пока он рядом со своим начальником, то может ничего не бояться, ибо тот не даст его в обиду. Однако, едва они развернулись и собирались идти назад, буквально из неоткуда послышался незнакомый обоим неприятный голос: — Эй, слышьте, глазастый и носатый! Стопэ! — и свист. Оба замерли и остановились, как по команде, просто потому, что не ожидали услышать посторонний голос. Обернувшись, они заметили в темноте серую кильку в черном спортивном Рыбидасе и кепке с козырьком, которую носят стереотипные гопники. Спрятав плавники в карманы, он не с самым доброжелательным взглядом подходил к ним. — Эм… молодой человек, что-то нужно? — на всякий случай спросил Юджин, хотя, надо сказать, вообще не имел желания говорить с ним. Он не боится гопников, потому что в случае чего он справится с ними на раз-два, однако… ему никогда не приходилось иметь с ними дело, да и на данный момент он очень боялся не за себя, а за своего подчиненного. — Вы не в тот район забрели, смекаете, не? — спросил килька, подойдя почти вплотную, заставив их сделать пару невольных шагов назад, поглядывая на обоих исподлобья. — Мы заблудились просто! — решил вмешаться Тентикалс, стараясь говорить уверенно, в отличие от аккуратного начальника, но при том не повышать голос, чтобы ему не сказали что-то вроде: «Ты че такой дерзкий?!» — Да мне в натуре похрен! — сам повысил голос гопник, судя по всему, что-то судорожно сжимая в правом кармане — наверное, нож или перцовый баллончик, — в курсах вообще, что это не ваш район, ага? Ничего не попутали?! — Мы все равно уже собирались уходить с вашего района, до свидания, — как можно скорее уверил немного взволнованный Крабс, кладя клешню на спину Сквидварда и легонько разворачивая его в противоположную сторону, и сам тоже разворачиваясь. Однако, далеко уйти у них не получилось, а точнее говоря, у них не получилось сделать и пары шагов — дорогу преградил другой гопник. Тоже килька, в точности таком же костюме, только без козырька, неприятного рыже-бурого цвета и с плешивой головой, и с бутылкой в плавниках. — Э… Молодые люди, мы не хотим проблем, — сообщил Юджин, ставя клешни на пояс, в отличие от своего подчиненного, уже немного трясущегося, отлично пряча свое волнение. — Не хотите, папаша? А они у вас будут, — отозвался тот второй гопник, перекладывая бутылку в один плавник, а другой требовательно протягивая, — гоните лавеху, а заодно можно и мобилу! После этого и проваливайте отсюдова! — Ла… что? — переспросил Крабс, в непонятливости аж возводя глаза к небу, как-то чувствуя, что у Сквидварда уже невольно подгибаются от страха колени. Он прижал кассира к себе чуть ближе, хотя и сам уже начинал волноваться. Несмотря на то, что гопники были кильками, которые известны своей худобой и тщедушностью, они выглядели достаточно высокими и в некотором роде даже подтянутыми, пусть и до какого-нибудь Джона ЛосоСины им было очень далеко. — Лавеху, ну деньги! — пояснил (не за шмот) гопник, явно злясь, судя по тому, как зло он сжал бутылку в кулаке, — зашли на наш район — гоните лавеху, совесть свою имейте вообще! Поняв наконец, чего от них ждут, Юджин вмиг растерял какое-либо волнение и пришел в сильнейшую ярость. Он порой ужасно злится, когда выдает своим работникам, в смысле, работнику, зарплату, а уж теперь, когда у него вымогали деньги какие-то уличные ублюдки… — Это вы нам говорите поиметь совесть?! — рявкнул он, сжимая клешни в кулаках, аж ощущая неприятный жар от злости по всему своему телу, — это еще у кого нет совести!!! Не получите от меня ни пенни, ступайте работать и зарабатывайте все сами на свои семечки!!! Надели эти свои спортивные костюмы, языком блатным разговаривают — и сразу крутыми стали!!! Куда современная молодежь катится?! ПРОВАЛИВАЙТЕ ВЫ САМИ ОТСЮДА, КИЛЬКИ ОБНАГЛЕВШИЕ, ПОКА Я ВАС НЕ ЗАКОНСЕРВИРОВАЛ В ТОМАТНОМ СОУСЕ!!!!!!!! Он не был так зол ровным счетом никогда, уже испытывая желание всерьез грохнуть этих ублюдков. Сквидвард невольно отшатнулся от Крабса, и даже сами гопники были явно напуганы, некоторое время лишь пораженно тараща на него глаза. — Э-э-э, ты че борзый такой, дядя?! Совсем берега попутал? — куда менее зло, а скорее раздраженно, но достаточно сурово спросил плешивый, тоже сжимая что-то свободным плавником в кармане, — слышь! Не удосужив его ответом, краб без какого-либо предупреждения ударил кильку по лицу. Взвыв от боли, тот грохнулся прямо на щебень, выронив бутылку, которая не разбилась с такой высоты, а лишь громко звякнула, и закрыл лицо плавниками. Тентикалс, уже ничуть не скрывая страха, потому что больше был не в силах, прижался к очень рассерженному начальнику сзади, будто бы боясь, как бы перепалка не переросла в драку. Юджин от злости уже скрипел зубами, он уж хотел было вновь схватить подчиненного за щупальце и быстро побежать с ним наконец, куда им надо, но… Они совсем забыли о первом гопнике, том, что в кепке. Воспользовавшись их невниманием, килька пробовал обшарить пустые карманы кальмара, от внезапности чего тот аж взвизгнул и обернулся, лишь чудом не выронив колу. Крабс тоже обернулся, и по лицу тотчас прилетело и этому гопнику, однако, прежде чем упасть, тот вытащил из кармана… — Ой, Сквидвард, закрывай глаза! — предупредил Крабс, крепко зажмуриваясь, слыша щелчок перцовки. — Ч-что, что?! — переспросил кальмар, от страха не понимая, что, зачем и почему. Спустя мгновение он ощутил сильнейшее жжение в глазах — последствия перцового баллончика. Жжение было настолько ужасным, что у него возникло чувство, будто его глазные яблоки поджаривают изнутри на сильном огне, и сопровождалось крайне резким и неприятным покалыванием. — Ну че, как перцовочка?! — злорадно выдал гопник в кепке, держась за кровоточащий нос, — как же ты, падаль, бьешь сильно, встать с первого раза не могу! Кассир взвыл, все же роняя колу, тоже закрывая лицо щупальцами, от боли вмиг позабыв о всем, кроме самого ужасающего факта того, что на них напали гопники. Юджину в глаза, к счастью, попало не так много, однако он прекрасно ощутил этот невыносимый острый запах, от которого в свою очередь возникло жжение в ноздрях, ползущее прямиком в горло, вызывающее крайне неприятное першение. Оба закашляли, а Сквидвард и вовсе едва не начал задыхаться, потому что не только кашлял, но и активно скулил от боли в глазах, и дышать ему было труднее. Понимая, что медлить нельзя, Крабс открыл глаза, когда вторая килька как раз встала на ноги и собиралась спереть у него кошелек, и, вовремя отреагировав, ударил ее по плавникам, а потом вновь дал по лицу, оставляя там «фонарь». Он все еще испытывал невыносимое желание прибить их, но, к сожалению, на данный момент ему было не до этого — обоим стоило поскорее просто сбежать отсюда домой. Покуда гопник в кепке не встал, краб вновь схватил подчиненного за щупальце и кинулся с ним в ту сторону, откуда они пришли. Пробежав большой строй из высоких домов, пару детских площадок и просто огромный пешеходный переход (они были так напуганы, что пришлось бежать на красный, хорошо, что дорога пустовала), они оказались наконец в сквере, а там решили срезать путь, направляясь не к ресторану, а сразу к дому кассира. Хотя Крабс не запомнил дороги, а все же в этот момент от волнения у него в голове словно включился некий навигатор, дающий ему подсказки, куда бежать. Спустя несколько минут оба стояли у дома кальмара. Юджин облокотился о стену и пытался перевести дыхание, бесконечно радуясь тому, что все позади. Сквидвард уже не держался за лицо, но продолжал скулить и плакать от боли, которая хоть и поутихла, но все же продолжала его мучать. Он сел прямо на песок, тоже облокотившись спиной о стену. Крабс на удивление быстро пришел в себя, лишь изредка покашливая, и молча присел рядом с подчиненным. Он отчаянно хотел его успокоить, но пребывал в такой растерянности и злости, что позабыл на некоторое время все слова, а поэтому лишь обнял его, вновь прижимая к себе, мягко поглаживая его тощую дрожащую спину. — Сквидвард… — начал он, чувствуя, что сейчас тоже заплачет, и виной тому явно не перцовка, — я… я… мне жаль, что так вышло. Понимаю, ты в ужасе, н-но… все уже позади, ты должен успокоиться и забыть об этом, хоть это и не просто. Ответ последовал не сразу. Тентикалс прижался к Юджину покрепче, совсем как в ту «медузную» ночь. Он плакал тихо, но очень горько, было понятно, что эта встреча здорово его потрепала, если вообще не оставила травму, и он не мог так просто взять и забыть об этом. — М-мистер Крабс, что… ч-что это вообще было? — заскулил он, не прекращая дрожать от непрошедшего страха. Этот темный переулок по-прежнему стоял у него перед глазами, и, скорее всего, будет мучать его в ночных кошмарах. — Гопота какая-то… я удивлен тому, что такие еще встречаются, думал уж, они все передохли! — сначала с легким недовольством, а потом и гневно ответил Крабс, метнув полный ненависти взгляд куда-то вдаль, в сторону кинотеатра, сквера и того переулка. — Н-нет, как видите… — почти невнятно промямлил кассир, дрожа и дрожа, не в силах остановить поток слез. — Да уж, вижу, — со вздохом подтвердил Юджин, вновь смотря на худую, сжавшуюся фигурку, прильнувшую к его груди, — Сквиди, все уже хорошо. Иди домой, промой глаза и ложись спать, завтра тебе станет лучше, вот увидишь. Однако Сквидвард не спешил ни с ответом, ни с тем, чтобы оторваться от начальника и идти в дом. Да и сам Крабс не особо хотел его отпускать, понимая, что он еще не до конца спокоен. — Я такой плакса… — заскулил кассир, почти резко утыкаясь носом в шею начальника, из-за чего тот аж вздрогнул, — как Вы вообще терпите меня? Вам не надоело, что я все время жалуюсь Вам на что-то и вообще использую Вас, как подушку для слез? Или как там говорится… — Да брось, это совершенно нормально, что ты плачешь после всего того, что с тобой случилось, — Крабс аккуратно отстранил Сквидварда от своей шеи, взял его за подбородок и аккуратно развернул к себе, заглядывая в его глаза, что от слез стали лишь краснее, — ты должен понимать, что это уж явно куда лучше, чем держать все в себе, чтобы рано или поздно у тебя случился нервный срыв. — Н-но… Вам… В-Вам не надоело, что я просто беру и беспокою Вас, трачу Ваше время, н-не? — голос кальмара в этот момент даже наполнился знакомым сарказмом, будто бы он был немного раздражен с собственного непонимания. — Я не пень черствый, — улыбнулся Юджин, вновь гладя его спину, — по твоему мнению, я не способен даже поддержать кого-либо, если вижу, что ему плохо? Тентикалс умолк, опять надув губы, как ребенок, но в этот раз недовольным не выглядел — скорее, усталым. Однако, по нему не было понятно, согласен ли он со словами краба или нет, поэтому он решил немного сменить тему. — Я всегда боялся гопников… — признался он, отводя заплаканный взгляд куда-то в сторону, — м-мне… мне всегда было очень страшно, что они нападут и Нептун знает что со мной сделают… И… в-вот, сегодня это все-таки случилось. — Да, понимаю, кто их не боится, — отозвался тихо Юджин, тоже отводя взгляд. Однако, притихнувший кассир резко задышал чуть тяжелее, словно бы такие слова его задели. Он уставился на начальника уже немного раздраженно и отозвался слегка визгливым от слез голосом: — Н-нет, Вы… Вы не понимаете, Вы не м-можете меня понять! Вам эти гопники нипочем, Вы их хоть пополам согнуть без лишних усилий можете, а при желании, думаю, даже убить, Вам, В-В-Вам… — Что «Вам»? — спросил Крабс, не понимая причины такой резкой агрессии. Хотя, кого он обманывал, все он прекрасно понимал, просто ему казалось, что на данный момент лучше соврать, дабы разговор не стал совсем токсичным. — В-Вам не стоит их бояться, вот что!.. — сообщил Сквидвард, от раздражения ударив по стене своего же дома, и слезы будто бы по новой хлынули из его глаз, — можно было бы и самому понять это! А я… я… если бы я встретился с ними один, я, в отличие от Вас, не смог бы ничего с ними сде-е-е-елать!.. — Сквидвард, ну успокойся ты! — краб поспешил перебить кальмара, решив, что врать и дальше — не выход, и стоит поскорее успокоить возлюбленного, — ключевое же слово «бы», так что, если так подумать, если бы ты был один, то ты бы вряд ли вообще оказался нечаянно в их районе! — ВСЕ РАВНО, ВСЕ РАВНО! — заверещал головоногий, приподнимаясь и намеренно ударяясь пару раз головой о стену. Он рыдал и ругался так громко и отчаянно, что, будь у него еще живы соседи, они бы непременно его услышали, — это не отменяет факт того, что я слабый плакса! — тяжело дыша, он некоторое время лишь почти бешено смотрел на начальника, а потом вздохнул как-то устало и продолжил уже холодно и апатично: — да еще и псих… Видите? Я ору на Вас, как последний неблагодарный псих, хотя Вы спасли меня, хотя Вы меня в последнее время то и дело поддерживаете! — Да ничего такого, понимаю, ты на эмоциях сейчас… — мягко, но немного робко возразил Крабс. Он достаточно умный и действительно не держал на кассира зла, не только из-за столь сильной любви к нему, но и потому что правда понимал, почему тот так себя ведет. — Х-хватит… ХВАТИТ МЕНЯ ЗАЩИЩАТЬ! — рявкнул Тентикалс, уже не контролирующий себя от переполняющих его эмоций — необъятного страха и ненависти к самому себе, но больше ничего не сказал. Юджин тоже умолк, опуская свой взгляд вниз, немного даже побаиваясь в этот момент смотреть на подчиненного. Ему самому было ужасно горько осознавать, что из-за всех происходящих с ним неприятностей кассир считает себя, как он сказал, слабым плаксой и неблагодарным психом, будто бы и не понимая, что ничего страшного в слезах нет, напротив, иногда становится только лучше, если поплакать. А все его психи — даже не столько из-за того, что у него такой характер, сколько из-за стресса. — Сквидвард, у меня предложение, — как можно аккуратнее начал Крабс после весьма длительного молчания, тщательно подбирая каждое слово. — Какое еще?.. — спустя пару секунд спросил Сквидвард, уже не агрессивно, но устало, все так же плаксиво и в некотором роде даже безысходно. — Как насчет того, чтобы, ммм… Отдохнуть тебе недельку? — предложил Крабс, надеясь, что хотя бы на сей раз его не будут ругать из-за его заботы. Он безумно хотел, чтобы его кассиру стало лучше, и все же решился на такое предложение, — в смысле, посидеть дома. Головоногий и в этот раз не сразу отозвался, лишь тускло посматривая себе под ноги. Однако, по тому, как внезапно он замер, перестав даже дрожать, создалось впечатление, что он все-таки задумался над такими словами. — Думаете? — наконец спросил он задумчиво, поднимая взгляд, устремляя его сначала на начальника, а потом и в небо. — Да, это точно должно тебе настроение поднять, да и силы восстановишь, — рискнув, Юджин в очередной раз улыбнулся и погладил возлюбленного по плечам и спине, — не отказывайся, я же знаю, ты хочешь этого. — Ну, на самом деле, если Вы меня не обманываете и не издеваетесь надо мной… — на одном духу выпалил Сквидвард, устало, но уже спокойнее вздыхая, — то я не против. Спасибо Вам, мистер Крабс, хоть Вы и жмот, но в последнее время очень добрый. Ракообразный улыбнулся, он был польщен с таких слов, с того, что его назвали добрым, и не кто-нибудь, а его любимый подчиненный. Теперь, это точно означает, что он чувствует его заботу к нему. Но об этом он поразмышляет позже. Его накрыло смущение, небольшое, но при том на удивление приятное, ведь он осознал, что после такого предложение кассир все-таки сможет наконец легко догадаться о его к нему чувствах. Ему чертовски захотелось соврать в защиту себя, что он делает это только потому что не хочет, чтобы Тентикалс на работе стоял грустнее обычного и портил всем настроение, и еще что-то связанное с работой, но… передумал. Просто перехотелось, внутри словно что-то ёкнуло, что-то, не позволяющее ему соврать. Видимо, в глубине души ему уже надоело скрывать свою любовь, и ему нравилось все чаще и чаще демонстрировать ее, пусть обычно и прикрывая ее элементарной заботой. — Ар-ар, спасибо за комплимент! А теперь вставай и иди домой, — после этих слов он сам поднялся наконец с песка и помог встать и возлюбленному, — я, конечно, не настаиваю, но, эм… Если тебе вдруг станет одиноко, ну а вдруг! Т-ты… ты знаешь мой номер, не стесняйся мне в случае чего, ну ты понял. Тут уж Крабсу стало по-настоящему неловко, у него возникло ощущение, что он уже явно перегибает палку. На удивление, Сквидвард лишь улыбнулся, легко, но спокойно и искренне, даже немного мило, пусть и ужасно устало, без какой-либо язвы или сарказма. — Спасибо, но не думаю, что мне будет одиноко, — сообщил он, направляясь к двери своего дома, вытирая уже почти высохшие слезы. Напоследок он глянул на своего начальника, вновь вздохнув, будто бы хотел начать над чем-то раздумывать или даже сказать, но передумал, — спокойной ночи, мистер Крабс. — Спокойной ночи… — попрощался в ответ краб, наблюдая, как кальмар скрывается у себя дома. Он решил сразу идти домой, дабы головоногий, если ему вдруг вздумается выглянуть в окно, не заметил его. Юджина переполняли эмоции — в частности, нежность к своему кассиру. Однако, помимо приятных чувств, его резко окатили и достаточно плохие, едва только он вспомнил, что собирался делать. Это был необъятный гнев, как несколько минут назад, когда у него пытались вымогать деньги, правда вот теперь разделенный с неким будоражащим предвкушением того, что он вот-вот осуществит свою месть. Никакого страха не было и в помине, злость придавала ему слишком много решимости. «Нужно прикончить этих мразей! — подумал Крабс, направляясь на всех парах к себе домой, дабы успеть захватить оружие и вернуться на то место до того, как те двое уйдут. Хотя, он и сейчас не имел никаких гарантий, что они еще там, но все же отчаянно надеялся на это, ведь он не уснет, не отомстив тем, кто так поступил с его любимым кассиром, — так… Пойду домой и возьму топор, потом вернусь в тот переулок. Правда, сейчас еще не слишком поздно, вряд ли Перл спит, так что надо придумать, почему я только пришел и сразу опять куда-то ушел. Или же… если она у себя в комнате, проскользнуть мимо нее незаметно». Он размышлял и не заметил, как наконец подбежал к своему дому. Остановившись, он внимательно осмотрел все окна, дабы хотя бы попробовать догадаться, в какой комнате его дочь. И вот — свет горел исключительно в ее же комнате, судя по всему, она сидела и делала уроки. Что было бы очень похвально, особенно учитывая то, что сегодня суббота, и в школу ей только в понедельник, так что завтра у нее еще будет время выполнить домашнее задание. Но не об этом речь. Не сводя глаз с окна на втором этаже, в котором к тому же был отчетливо заметен огромный силуэт Перл, Юджин отпер дверь и тихо зашел в темную, неосвещенную прихожую. Что уж поделать, придется передвигаться в темноте, ибо так меньше шансов быть замеченным, хотя, ему не особо трудно. Поправив новоиспеченную повязку-платок, Крабс закрыл дверь на засов и направился на третий этаж, где располагается чердак, на котором он оставил в прошлый раз свой топор. Он шел очень тихо, дабы кит случайно не услышала звук его ножек. Проходя мимо ее комнаты, он как можно аккуратнее заглянул в дверную скважину, дабы убедиться, чем же все-таки она занимается. Так и есть — девушка сидела за столом и делала уроки, судя по обложке учебника, алгебру. Ее лицо было сосредоточенным, но в то же время немного сонным, будто бы она хотела спать, и это Юджин заставил ее заниматься уроками через силу. Невольно улыбнувшись, Крабс хотел было подняться на следующий этаж, но тут чуть не упал с лестницы, услышав за дверью громкое визгливое ругательство: — А-А-А-А-А-А, ДУРАЦКАЯ АЛГЕБРА! — и нецензурное слово. Невольно схватившись за сердце, он перевел дух, мысленно поругал дочь за маты и собирался вот теперь направиться к чердаку, как вдруг… — Пап? Это ты? — уже любопытно и почему-то немного обеспокоенно спросила Перл, поворачивая голову к двери. Когда Крабс хватался за сердце, он не заметил, как наступил на одну особо скрипучую половицу, которая могла его ненароком выдать. Беззвучно вскрикнув, он замер, надеясь, что если он будет молчать, Перл решит, что ей показалось. Все шло так хорошо, ему не хотелось нечаянно выдать себя и все же придумывать какие-то отмазки, а заодно и отвечать на то, почему он не поздоровался, буквально крадется куда-то и не отзывается на ее голос. К счастью, или млекопитающая была слишком сонная, либо же просто ленилась идти и проверять, либо еще что-то. Она еще пару секунд подозрительно потаращилась на дверь, после чего наконец уткнулась обратно в учебник, что-то невнятно пробормотав одними губами. Наверное, ругательство на нелюбимый предмет. Ну или же на своего папочку, который что-то задерживается в кинотеатре. Вновь улыбнувшись, только вот теперь невероятно облегченно, краб наконец поднялся на третий этаж. Открыв дверь напротив своей комнаты, он, радуясь тому, что ничего больше не скрипит, вошел внутрь и принялся искать свой рюкзак с топором. Найдя все, что ему нужно, Юджин наконец имел возможность отправиться в тот переулок. Конечно, с одной стороны он понимал, что это безумие, вместо того, чтобы забыть об этом, так рисковать, но ничего не мог с собой поделать — он не мог оставить это просто так. «Я не потерплю такого обращения со Сквидвардом! — уверенно и зло подумал Крабс, выходя из дома и запирая дверь, как ни в чем не бывало, и по срезанному ранее пути направился к тому самому скверу, — бедный мой, настрадался из-за них… Они заставили тебя плакать, но обещаю, сегодня ночью все закончится… Никакие гопники к тебе больше никогда не полезут!!!» Он все так же не испытывал ни капли страха, а подобные мысли придавали ему лишь больше решимости и желания отомстить. Он и не заметил, как попал наконец на тот переулок, а точнее говоря — в самое его начало. Первым, что бросилось ему в глаза, был тот самый стаканчик из-под колы, которого постигла та же печальная судьба, что и первый — быть нагло вышибленным из щупалец кассира. Осознание этого лишь больше рассердило Юджина. В нескольких метрах от него как раз был тот ряд из мусорных баков, а рядом, к его величайшему удивлению и ликованию… спиной к нему стояли два знакомых силуэта. — Вот два утырка! — начал тот, что в кепке, потирая свое лицо, а точнее — в кровь разбитый нос, — самые дерзкие тут нашлись, э! Еще и поколотили!.. — Не обобщай, Кепарик, — раздраженно отозвался плешивый, отпивая из бутылки, осматривая ее критикующим взглядом, — тот дылда тощий голубой стопудово испугался, пусть и дерзить пытался че-то, а вот тот жирный… Он реально кое-что попутал, я не помню, когда последний раз кто-то нарывался так смело, как он! Юджин безрадостно ухмыльнулся, он пытался не уделять особое внимание тому, что его в очередной раз обозвали жирным. — Зато перцовка пригодилась, теперь, мамой клянусь, они сюда не полезут! Если, конечно, не хотят без зенок остаться! — уже радостно и как-то злорадно произнес Кепарик, вновь сжимая баллончик в кармане, — еще бы ты, Холера, догадался свой ножик достать… — Ну че ты, я знал, что ли, что они такие борзые окажутся! — так же раздраженно ответил килька-гопник по прозвищу Холера, едва ли не до треска сжимая бутылку в плавниках. «Так, понятно… — принялся размышлять Юджин, хорошенько спрятавшись, решив, несмотря на нетерпение, хотя бы немного все обдумать, — у одного есть баллончик, у другого нож. Наверное, первое для меня более опасно, так что первым делом надо обезоружить этого Кепарика…» Отчаянно надеясь, что они не решат обернуться в самый последний момент, он принялся медленно и аккуратно приближаться к ним. — А если пацаны спросят, откуда у меня фонарь такой, что я им отвечу? Ты свою-то кровяку еще можешь смыть, — продолжил гопник, делая очередной глоток и негромко икая — судя по всему, он был уже подвыпивший. — Ну че-нить придумаешь, — почти безразлично развел руками его друг, продолжая при этом тереть лицо. Они умолкли, облокотившись на один из баков и молча смотря на круглосуточный ларек где-то вдалеке. Крабс продолжал к ним подходить, медленно, но при том не останавливаясь ни на секунду. Он уже предвкушал, как переломает к чертям морским их никчемные хрупкие кости, расчленит топором оба тела и спрячет в одном из этих же баков. Весь мусор окажется на положенном ему же месте. Однако, едва ракообразный подобрался к гопникам вплотную, как случилось кое-что весьма неожиданное. Именно в этот момент Кепарику приспичило закурить, и из-за ветра весь неприятный вонючий курильный дым ударил прямо в лицо Юджину, от чего тот не смог сдержать короткого чиха и продолжительного кашля. Будь неладна эта аллергия! Оба замерли на пару мгновений, явно немного испугавшись неожиданности, после чего почти одновременно обернулись назад. Крабс не мог остановить кашель, но, к счастью, моментально сумел отскочить на несколько шагов назад, дабы как можно меньше пострадать в случае атаки. — Эй, а ты чего опять сюда приперся?! — рявкнул Кепарик, не прекращая дымить, машинально тяня свободный плавник к баллончику, — пошел к чертям морским, пока мы сами тебя не поколотили! — А он, судя по всему, за этим и пришел! — с неприятной улыбкой заметил Холера, разбивая дно бутылки о бак, делая из него «розочку», — совсем инстинкта самосохранения нету, да? — Это у вас нет инстинкта самосохранения, ублюдки паршивые! — отозвался на это Крабс, доставая топор из рюкзака, с удовольствием подмечая, с каким удивлением или даже небольшим испугом вытаращились глаза обоих. — А-а-а-а-а! Убери свою точилку, а не то… — сурово пригрозил Кепарик, резко вытаскивая баллончик, направляя его прямиком на Юджина. К счастью, тот сумел быстро отреагировать, понимая, что вряд ли его предупредят о том, что вот-вот брызнут. Не успев замахнуться, но все равно не слабо так он ударил кильку древком топора по плавникам, выбивая из них баллончик. — А-а-а-а-а-а, твою ж…! Кепарик громко взвыл от боли, сгибаясь пополам, роняя свою кепку на щебень, а Холера пару мгновений таращил в шоке глаза, после чего замахнулся своей «розочкой». Однако, благодаря тому, что он был пьяный, Крабс сумел увернуться от его удара и даже отскочить немного в сторону. Адреналин переполнял его очень приятно, но все же он желал уже поскорее покончить с этим, а не продолжать так сильно рисковать. Для него ведь главное это в первую очередь не насладиться убийством, а просто убить. Поэтому он наконец замахнулся топором и нанес по спине еще не оклемавшегося от боли Кепарика удар уже лезвием. Тот заорал уже куда громче, падая лицом в щебень, будучи на данный момент не в силах подняться от разрастающейся боли в спине, ощущая, как липкая горячая кровь стекает по бокам. Где-то в глубине души он даже не понял, каким образом остался жив после такого удара. — Т-ты… ты больной, че творишь вообще?! — в ужасе воскликнул плешивая килька, опять замахиваясь бутылкой, и в этот раз он бы даже попал, только если бы ему не вывернули с громким хрустом плавник. Бутылка выпала, все-таки разбиваясь о щебень, лишая его такого первоклассного оружия, — А-А-А-А-А-А-А-А!!! Конечно же, с такой болью не было и речи продолжать сражаться, поэтому Холера облокотился на мусорный бак, с таким же ужасом посматривая на свой плавник, а на его уже давно протрезвевших глазах даже навернулись слезы от боли. Кепарик тем временем, все еще мучаясь и едва шевелясь, предпринял машинальную попытку дотянуться до перцовки, покуда… дотягиваться ему стало нечем. Крабс как-то слишком легко отрубил один из плавников Кепарика, любуясь свежим фонтанчиком крови. Гопник истошно завопил, больше не чувствуя своего плавника, зато прекрасно чувствуя невыносимую боль оторванных от тела мышц. Он дергался и орал, ерзал в собственной крови, которой становилось все больше и больше, все мысли вылетели из его головы от такой боли. Крабс довольно улыбался, смотря на все это. Несмотря на то, что он не хотел затягивать с убийством, а просто собирался как можно скорее их прикончить и забыть об этой истории, сейчас в нем вдруг начал просыпаться небольшой садист. Он понимал, что у него полно времени, а у его жертв крайне мало сил и шансов того, что они каким-то чудом все-таки смогут его одолеть, и именно после такого осознания понимал, что чертовски хочет растянуть мучения этих ублюдков. Не на несколько, конечно, часов, но все равно. От жажды полюбоваться мучениями врагов он совсем забыл о том, что тут присутствуют дома, в которых спят другие морские жители, и все эти крики могут их легко разбудить. Но, на его счастье, в этих домах почти никто не жил, а все, кто жили — или слишком крепко спали, или отсутствовали на данный момент, или же все слышали, но не хотели в это вмешиваться, боясь, как бы и им случайно не перепало. Он собирался отрубить гопнику и второй плавник, но тут словил некое беспокойство и поскорее обернулся, заодно отскакивая в сторону. И правильно, потому что Холера, пусть и остался без бутылки, имел при себе еще и нож. Он хотел ударить Юджина в спину, но из-за своего нетрезвого состояния, да и из-за того, что тот обернулся и отскочил, каким-то образом угодил в его бок, распространив по всему переулку противный треск панциря. Это было что-то. В глазах потемнело на весьма продолжительное время, а по всей левой половине тела распространилась невыносимая жгучая и режущая боль. Ракообразный сам не смог сдержать вскрика, прекрасно ощутив, как слишком острое для обычного ножа лезвие не только раскололо его панцирь, но и проникло если не в мышцы, то под кожу точно. Его рубашка окрасилась в красный цвет, и по неопределенной причине нож застрял у него в боку, вместо того, чтобы свободно выйти обратно. Кажись, Холера тоже не понимал, в чем причина, и теперь не мог ни вынуть нож, ни просунуть его глубже, и с непонимающим лицом дергал им туда-сюда, ненамеренно причиняя лишь больше боли. — А-А-А-А-А, паршивец пьяный!!! — опять вскрикнул Крабс, роняя топор, невольно жмурясь от ужасной боли в боку, очень надеясь, что, несмотря на испачканную в крови рубашку, прямо очень сильного кровотечения у него нет. Ему совсем не до того, чтобы как-то останавливать у себя кровь, он должен разобраться наконец с этими ублюдками. Воспользовавшись замешательством кильки, он кое-как собрал все силы, схватил его за здоровый плавник, в котором и был нож, и оттолкнул от себя, вырвав у него оружие, и заодно заставив его упасть спиной назад прямо в мусорный бак — жаль, он не сломал себе позвоночник. Это обеспечило крабу лишь новый прилив боли, чего он почему-то не ожидал, и вновь вскрикнул, коротко, но очень болезненно, ощутив, как холодное лезвие проходится по его и без того раненой коже и потресканному панцирю. Голова невыносимо кружилась, тьма перед глазами еще не рассеялась, да и в принципе Юджину было теперь немного сложно ходить. Боль не утихала, но все же после такой продолжительности стала чуть более терпимой, поэтому он смог собраться с силами и, пока Холера поднимался на ноги, поднять с щебня окровавленный топор. — Н-ну, теперь ты точно напросился, мразь!.. — заявил Крабс, стараясь не обращать внимания на резкие уколы боли в боку, — ай, ай… Клянусь, если я… если я умру от этого, то заберу вас обоих с собой!!! Эти слова уже сами вырвались у него, и все из-за адреналина, который продолжал его переполнять — на самом деле он не думал, что успеет за это время умереть от потери крови. Ему, признаться, чертовски захотелось просто сказать что-то опасное. — Ага, сейчас! Прости, Кепарик, н-но я лучше… — начал Холера, медленно отходя от бака в сторону сквера, явно намереваясь дать деру. Однако, он не успел ступить и пары шагов, как поскользнулся на крови своего еще живого друга. Выругавшись, явно повредив свои колени, судя по хрусту, он грохнулся прямо на Кепарика. Тот на некоторое время даже успел потерять сознание от болевого шока, но теперь очнулся и вновь оглушительно заорал, так как его друг грохнулся на его раненную спину. — Холера, ХОЛЕРА, ТВОЮ МАТЬ! — выкрикнул он, опять дергаясь в конвульсиях, по-прежнему не в силах подняться. Такая картина даже немного развеселила Юджина, и он негромко посмеялся, однако спустя пару секунд вновь сделался серьезным. — Никуда вы не убежите… — сквозь зубы прошипел он, аж дрожа от злости, медленно и немного хромая, но уверенно подойдя к обоим, — пришло время сократить численность ублюдков вроде вас! Он уж хотел было просто отрубить обоим головы, ведь ему следовало бы поторапливаться, чтобы поскорее вернуться домой и там что-то сделать с раной, пока не стало слишком поздно, но… Вновь в нем проснулся небольшой садист, для которого главное — это страдания врагов, даже залечение раны может подождать… Он кое-что вспомнил: у килек чертовски хрупкие кости. Скорее всего, именно поэтому он так легко отрубил Кепарику плавник, а Холере — вывихнул. Так что… — Так что… почему бы не переломать вам кости к чертям червячьим?! — рявкнул Крабс, кладя левую клешню на свой окровавленный бок, временно выпуская топор из правой, кладя его на щебень, — прямо вручную! Переломать, и придумать что-нибудь еще интересное, чтобы на всю жизнь запомнили! На остаток жизни, точнее! Ар-ар! — Т-ты… ты точно больной! — почему-то немного хрипло выдал Кепарик, кое-как приподнимая голову, — Х-Холер, встать помоги, а! Звони мусорам, а лучше в скорую, я сейчас сдохну от боли! Но плешивый гопник не успел даже подняться, не только из-за поврежденных колен, но и из-за того, что эти колени были вмиг согнуты в обратную сторону огромными клешнями. Хруст был просто ужасающий, а крик Холеры — таким же истошным, как и у Кепарика несколько минут назад. Юджин невольно натянул довольную улыбку, почему-то чувствуя приятные мурашки по всему телу. — А-А-А-А-А, ХВАТИТ, ХВАТИТ!!! — завопил гопник, тоже будучи на грани потери сознания. — Не хватит, — возразил Крабс со все той же довольной улыбкой, почти замерев, некоторое время лишь любуясь своими творениями, — я только начал! После этих слов он опять же без каких-либо усилий сломал Холере верхние плавники, перебарывая желание оторвать их, но тогда, к сожалению, пойдет кровь, из-за чего повышается шанс того, что гопник умрет без особых мучений. Далее он повторил все то же самое с оставшимися конечностями Кепарика, получая космических размеров удовольствие с их хруста. Опять эти отчаянные крики ужаса, только вот теперь уже не только от того, что им только что переломали руки и ноги, но и потому, что они просто впали в истерику и безумно хотели либо каким-нибудь образом сбежать отсюда, либо просто побыстрее умереть. Но, к сожалению для них, краб решил, что они не достойны такой быстрой смерти. Поняв, что Холера теперь полностью беспомощен, он схватил его за шиворот и отшвырнул в сторону, заставив его удариться головой о мусорный бак и издать глухой вскрик от боли, но, конечно же, эта боль была несравнима с той, которую он чувствовал в своих конечностях. Теперь он имел возможность наблюдать, что этот «благородный псих» будет делать с его другом. Юджин решил сначала расправиться с Кепариком, ведь это по большей части его вина в том, что кассир пострадал. Он перевернул едва живое тело на спину, пару секунд презрительно смотрел ему в лицо, скривив губы, а потом запустил клешню ему в карман, доставая оттуда перцовку. Его клешня дрожала от нетерпения, он был в необъятном предвкушении того, что сейчас будет делать. Килька, уже почти смирившийся с тем, что находится на волоске от смерти, поскорее зажмурил глаза, понимая, что ему сейчас брызнут в лицо его же перцовкой. Но, к его удивлению, все пошло совсем не так. Его вдруг ударили со всей силы острым локтем в грудь, и, конечно же, это было не так мучительно, как-то же самое отрубание конечностей, которое ему пришлось пережить, но все равно достаточно больно, он не смог сдержать вскрик. И… в тот момент, когда он кричал, ему в рот запихали его перцовый баллончик. Не обращая внимания на недовольные мычания Кепарика и непрекращающиеся вопросы Холеры «Ты что творишь?!», Крабс пропихнул баллончик глубже в рот первого, покуда кнопка не сработала от соприкосновения с верхним небом, и струйки перцовки заполнили рот гопника. Уж лучше бы ему брызнули прямо в глаза, а не в рот, ибо это было настоящим кошмаром. Ужасная жгучая и немного колющая боль разошлась по всей его ротовой полости, невыносимо все обжигая, еще и почти не позволяя дышать. Он хотел раскашляться, но застрявший во рту баллончик не позволял, так что приходилось давиться этой дрянью. Юджин расхохотался и, держась за баллончик, еще несколько раз нажал таким образом на кнопку. Теперь перцовки было слишком много у Кепарика во рту, несмотря на полнейший упадок сил, он начал осатанело дергаться, пытаясь выплюнуть баллончик. Этой дряни было так много, что она пошла у него из носа, а глаза покраснели — кажись, еще немного, и они просто лопнут. Все это время он не мог сделать хотя бы один глоток воздуха, и в его легких образовалось такое же ужасное жжение. — Ну че, как перцовочка???!!! — издевательски поинтересовался Крабс, специально повторяя фразу Кепарика, с невероятной скоростью двигая перцовым баллончиком у него во рту. Перцовки становилось больше и больше с каждой секундой, она уже сожгла кильке все слизистые, его глаза постепенно закатились, а сопротивления сошли на нет. Невольно наблюдая за столь страшной картиной, плешивый гопник уже давно не сдерживал себя и в ужасе орал, пока не догадался зажмуриться. Однако, до его ушей все равно долетали хрипы его друга, становящиеся все слабее и слабее, и ежесекундные щелчки баллончика. Это продолжалось бы невесть сколько, только если бы ракообразный вновь не ощутил боль от раны в боку, колючую и режущую, и не осознал, что парящей в воздухе перцовки уже так много, что у него у самого в глазах немного пощипывает. И, конечно же, если бы он не заметил, что под ним лежит уже труп с красными глазами и фиолетовым от удушья лицом. — Проклятье… быстро больно помер… — наклонившись над телом, пробормотал Крабс уже злобно и холодно, будто бы и не смеялся так безумно несколько секунд назад, на что намекала лишь небольшая хрипотца в его голосе. У него и так в принципе настроение может смениться чересчур резко и быстро, а уж после того, как он немного тронулся умом, и говорить нечего, — ну что ж, голубчик, ты следующий~ — уже с улыбкой оповестил он, разгибаясь и поворачивая голову ко второй жертве. Тот замер и лишь дрожал, от ужаса будучи не в силах не только дерзить, что совсем очевидно, но и в принципе говорить что-то, например, просить отпустить его или напротив — убить поскорее. Что ж, в любом случае, Юджин был вполне готов исполнить вторую просьбу, только, без слова «поскорее». — Я уже успел придумать кое-что для тебя… Раз твой, как бы вы сказали, кхм… «дружбан»? Наглотался своей перцовочки, то все будет честно, и ты… — сделав паузу, с довольной улыбкой он начал вдруг собирать битое зеленое стекло (его клешни слишком твердые, чтобы резаться о стекло), — ар-ар-ар, сожрешь осколки своей бутылки! Холера лишь вытаращил глаза, хотя они и так уже почти что вылезали у него из орбит, когда осознал, что его собираются накормить стеклом. Ему стало лишь дурнее, едва он представил, как миллионы острых крошечных осколков скользят вниз по его пищеводу, а потом и желудку, оставляя множество кровавых царапин во рту, и он отчаянно надеялся умереть прямо сейчас от страха, ну или хотя бы потерять сознание. Хотя, даже если бы он и потерял сознание, ему бы это не помогло, его бы все равно привели в чувство. Собрав стекло, Крабс подошел к кильке и сел перед ним, с невероятным удовольствием разглядывая его побледневшую от ужаса физиономию, и тот только сейчас смог невольно вглядеться в его странные зрачки, мутноватые и чуть меньше, чем надо. Кажется, гопник уже успел пожалеть тысячу раз, что не сразу заметил, что Юджин немного псих, и полез к нему вместо того, чтобы просто отвалить. — Ты что, даже дерзить теперь разучился, да? Ар-ар! — опять посмеялся тот, — открывай свой поганый рот, ублюдок, ты у меня сожрешь сейчас все до последнего осколка! — уже сурово рявкнул он, не желая ждать, силой открывая кильке рот. Тот отчаянно замотал своей головой, очень надеясь на то, что у него получится держать рот закрытым и он сможет избежать такой ужасной смерти, но, к сожалению, хватающие его клешни оказались куда сильнее, едва ли не ломая ему челюсть. Удерживая его челюсть в таком положении и не обращая внимания на слабые и уже чисто машинальные попытки Холеры укусить его, Крабс взял небольшую горстку стекла, быстро убрал клешню и запихал все это гопнику в рот. Сначала килька ощутил лишь ужасный стеклянный холод, но уже спустя мгновение и дикую режущую боль, которая была ни с чем не сравнима. Осколки впились во внутреннюю сторону его губ, его язык и верхнее небо, возник рвотный рефлекс — организм был против принимать это внутрь. Холере чертовски хотелось выплюнуть все это наружу, но, к сожалению, было уже поздно, да и сил на то, чтобы хоть как-то бороться, почти не осталось. — Глотай, глотай живо! — так же сурово и даже немного зло велел Крабс, захлопывая Холере рот и давя на его кадык снизу, дабы он все это проглотил, — А-А-АРГХ!!! Я СКАЗАЛ, ТЫ СОЖРЕШЬ ВСЁ! Режущая боль стала совсем невыносимой, и Холера, со слезами на глазах, уже полностью лишившись сил на сопротивления, да и понимая, что это бесполезно, все же невольно проглотил осколки бутылки. Боль распространилась по его пищеводу и ниже, он чувствовал, как осколки царапают все изнутри. Он заскулил, а потом и хрипло заорал от ужасного ощущения, опять мотая головой, будто думая, что это как-то ему поможет, начиная громко кашлять с кровью, и от каждого покашливания боль становилась лишь сильнее, безжалостно режа его горло, пищевод, желудок и все остальное в самых разных углах. — Сейчас будет добавка! Совершенно бесплатно! — предупредил Крабс, широко улыбаясь во все тридцать два, беря вторую горсть стекла, и, не позволив жертве отдохнуть ни секунды, запихнул ее ему в рот, — вкусно, да??? Гопник таращил глаза от невыносимой боли и накрывшего его ужаса. Его пищевод и желудок не могли справиться с первой горстью стекла, что уж говорить о второй. Он не мог уже почти нормально дышать и даже кашлять, и лишь давился собственной кровью, обхаркивая ей рубашку Юджина, который так вошел в кураж, что даже не почувствовал никакого отвращения. Или же? — СВОЛОЧЬ, ТЫ ЗНАЕШЬ, СКОЛЬКО СТОИТ МОЯ РУБАШКА???!!! — рявкнул он как-то невольно, хотя, злился лишь в глубине души, на самом деле он был слишком поглощен процессом и почти и не думал о том, что его рубашку обхаркали кровью, — доедай остатки и закрой рот, не смей кашлять и пытаться это выплюнуть! После этих слов Крабс взял последнюю горстку стекла и запихнул ее своей уже едва живой жертве в глотку, после чего захлопнул ему рот и вновь заставил его это глотать. Только вот на этот раз не позволял ему кашлять, что почти незаметно смягчило режущую боль, но… о каком смягчении может идти речь, когда твой желудок до отказа набит стеклом, и ты умираешь от боли изнутри и удушья? Еще чуть меньше половины минуты Холера уже молча дергался, пока наконец не помер, свесив голову набок и закатив глаза. Из его рта текла кровь, пачкающая его черный спортивный костюм. Убедившись, что оба ублюдка наконец мертвы, Крабс отстранился и довольно заулыбался, лишь молча разглядывая результаты своих трудов, вновь испытывая невероятную гордость за себя любимого. В очередной раз он сделал этот ужасный мир чуточку лучше, а самое главное — отомстил за своего кассира. Эти хулиганы получили по заслугам, и по его мнению, он судил их в полной мере их преступления, и они заслужили такой жестокой смерти. — Я определенно буду самым лучшим любовником! — вслух заметил он, вставая, вновь с упоением разглядывая оба трупа, но тут так и передернулся от временно забытой боли в боку, — ай, черт… мгх… надо понять, серьезная ли рана… Краб запустил более-менее чистую клешню под свою рубашку, проверяя, высохла ли кровь и не идет ли новая. К счастью, его клешня не испачкалась в крови, ибо та уже высохла, а это значит, что прямо уж сильного кровотечения у него все же нет. — Отлично… уф… Осталось только избавиться от тел, расчленить их и спрятать в баках — и можно идти домой, там что-то делать с этим недоразумением, — пробормотал Крабс, вновь невольно хватаясь за свой округлый толстый бочок, пытаясь не обращать на боль внимания — даже несмотря на то, что у него почти нет кровотечения, саму боль он должен как-то снять, да и рану обработать. Но он решил поразмыслить над этим уже после того, как придет домой. Он хотел было поднять такой же временно забытый им топор, однако… Тут его взгляд совершенно невольно упал на острый, пусть и немного ржавый нож в его же крови, валяющийся между ним и трупом плешивого гопника. Он, признаться, сам не понял, что конкретно это было, однако его глаза вмиг загорелись, а сердце начало биться чуть чаще — в его голову незаметно, но достаточно резко проникла новая идея. В Юджине опять проснулся садист, который то и дело то засыпал, то просыпался, и он понял, чего хочет, каким бы странным, особенно учитывая его положение и состояние, не было его желание. Он хочет… вскрыть обоим гопникам вены и выпустить им кишки наружу. Он сам не понимал, почему конкретно, однако одну из причин он знал точно — ему просто захотелось вдруг полюбоваться этими вытекающими фонтанами крови, наплевав на то, что это испачкает его одежду лишь сильнее. И только после этого уже расчленить обескровленные тела. — Почему нет… — почти неслышно произнес Крабс, наконец поднимая нож с щебня, улыбаясь уже не так широко, как до этого, но куда более безумно. Он опустился на коленки перед трупом Кепарика, от которого все еще несло перцовкой, задрал рукав на его оставшемся левом плавнике, немного сфокусировался и наконец нанес удар острейшим лезвием в пульс. Немного не рассчитав силы, он нечаянно пробил плавник гопника насквозь, но все же добился, чего хотел — из разорванных вен фонтаном хлынула ярко-вишневая кровушка. — Ка-а-а-ак же мне приятно за этим наблюдать… — пробормотал он, останавливаясь на мгновение, любуясь видом крови, пачкающей тело Кепарика и щебень, на котором он лежал. Она так красиво переливалась и блестела под лунным светом, что Крабс твердо для себя понял — он хочет больше крови. Больше, больше крови, чтобы все вокруг плавало в ней, и ему совершенно плевать на то, какая реакция будет у прохожих, нечаянно прошедших здесь завтра. Он вновь нанес удар гопнику в пульс, но на этот раз уже чуть слабее, начиная буквально ковырять его вены, разрывая и разрывая их без остановки. Ему приносило дикое удовольствие так делать, смотреть на новые фонтанчики крови, даже если не такие большие, как первый, а особенно — чувствовать, с какой легкостью поддаются вены лезвию. Все это придавало ему лишь больше желания поиздеваться над обоими трупами, он даже позабыл о своей ране. Не замечая, что его одежда лишь больше испачкалась в крови, да и клешни с лицом тоже, Юджин чрезвычайно довольно улыбнулся и решил наконец перейти к явно заждавшемуся его Холере. Он искренне думал, что после того, как он так старательно раскромсал вены первого трупа, кромсать второй будет совсем ни о чем, но он ошибался. Новый большой фонтан крови порадовал его глаза, и он вошел в невероятный садистский кураж лишь по новой. Теперь ему принесло отдельное удовольствие то, как кровь пачкает его с головы до ног, как трупы постепенно бледнеют и холодеют лишь больше, и как запястья гопников превратились от непрекращающихся ударов ножом в сплошную кровавую кашу. Слов у Крабса от восторга не было, одни лишь эмоции, которые он не мог больше скрывать в себе и начал тихо, а потом и куда громче ржать. Оставив наконец запястья гопников в покое, он решил воплотить следующее и на сегодня вроде как последнее желание: выпустить обоим кишки наружу. К счастью, нож был достаточно острым для этого дела, да и кожа Кепарика и Холеры — весьма тонкая и хрупкая. Поэтому особых проблем у краба возникнуть не должно. Расстегнув спортивный костюм серой кильки, он, аж дрожа от нетерпения, немного прицелился, чтобы правильно вспороть ему живот и ничего не задеть раньше времени. Несмотря на то, что он не особо хорош в биологии и анатомии, а все же быстро сообразил, куда ему надо бить. Нож идеально вошел под кожу, без каких-либо трудностей и усилий. Пропихнув лезвие на достаточную глубину, Крабс, задумчиво хмурясь и улыбаясь, сосредоточенно высунув кончик языка, не слишком быстро, но и не слишком медленно повел вверх. Кожа так же идеально распоролась, так легко, будто бы это была какая-то тонкая ткань, и запах крови и уже потихоньку гниющего тела заполонил всю улицу по новой. — Надеюсь, я смогу потом отстирать все это недоразумение… — пробормотал он себе под нос, продолжая улыбаться и пялиться на новые ручейки крови, льющиеся с приятным мелодичным журчанием — красивее звучит только звон монет и редкий смех его возлюбленного, который ему удалось послушать на днях. Он перешел к следующему телу, повторив всю ту же процедуру с ним, лишь внимательнее наблюдая за текущей кровью. За эту неделю он повидал крови едва ли не больше, чем на войне, но ему было все мало. Ее запах абсолютно дурманил его разум, действуя на него, как некий наркотик. В некотором роде ему даже понравилось убивать ради любви, в первую очередь, конечно, из-за своего возлюбленного, но в то же время… просто потому, что понравилось. Он ужасно увлекся, конечно, он не особо хочет, чтобы его кассира и дальше кто-нибудь доставал, но в то же время в случае чего всегда готов отомстить всем его обидчикам. Дальше следовала любимая часть Юджина, которой он заждался — кромсать внутренности гопников ножом. Он перешел обратно к Кепарику, при этом хватая за волосы Холеру и таща к себе, дабы было удобнее и ему не пришлось ходить туда-сюда по сто раз. — Наконец-то… — коротко произнес он весьма охрипшим голосом, беря в клешню нож, и нанес очередной удар одному из них — а кому конкретно, он уж не понимал — по тонкому кишечнику, что был уже в самом открытом для него доступе. И вновь хлынула кровища. В этот раз, однако, ракообразному хотелось не наблюдать за каждым ручейком по отдельности, а воссоздать огромное кровавое море и любоваться им, как неким символом своей победы над гопниками. Поэтому он и начал наносить удары за ударом, почти без остановки, то одному телу, то другому, вкладывая в каждое свое движение всю свою ненависть к ним. Никогда он не был так зол и в то же время так счастлив, и это комбо давало ему стимул все кромсать и кромсать злоумышленников без перерывов. Он уже ничего не понимал и ни о чем не думал, кроме как о своем увлекательном занятия, а тем более — не замечал, какими уже ненормально крошечными и мутными стали его овальные зрачки. Юджин совсем увлекся, и это было еще слабо сказано: казалось, он действительно забыл обо всем на свете, настолько велико было его удовольствие. Он и не думал, что ведет себя как не просто влюбленный чудак, а самый настоящий псих и садист. Он смеялся не особо громко, но так зловеще и довольно, заглушая своим смехом этот мерзкий, но такой приятный для его ушей скользкий звук перерубаных внутренностей. Этот переулок всегда был достаточно мрачным, но такого ужаса даже тут прежде не случалось. С головой погрузившись в свое дело, Крабс и не сразу услыхал женский молодой голос буквально в нескольких метрах от себя, на выходе из сквера: — Алло? Да, да, думаю, приду скоро. Я сейчас только вышла из сквера, тут помойка какая-то. Что-что говоришь, коротким путем можно срезать? Невысокая летучая рыба где-то подросткового возраста, фиолетовая и с черным ирокезом, в бордовой толстовке, направлялась прямиком к нему, будучи, очевидно, слишком погруженной в телефонный разговор, а от того и не замечая, что творится у нее перед носом. Но тут она замерла, встав, как вкопанная, едва только вышла из-за угла и подошла к Юджину еще чуть-чуть поближе. — Я… я… я п-перезвоню… — севшим от ужаса голосом пролепетала она, не глядя выключая свой телефон. Как по команде, краб прекратил и смеяться, вмиг состроив холодную, ничего не выражающую физиономию, и кромсать трупы. Он поднял голову, полностью замерев, приводя дыхание в порядок, теперь одними лишь глазами посматривая в сторону голоса. Летучая рыба чуть не лишилась от страха дара речи, стоило только этим крошечным мутным зрачкам на нее посмотреть. От шока у девушки затекли ноги, а плавники разжались, и она выронила телефон. В горле пересохло, конечно же, она моментально поняла, свидетелем чего только что стала — тут даже думать не стоит, видя эти зверски раскромсанные тела двух килек в спортивных костюмах. Крабс тоже все понял, но, в отличие от летучей рыбы, отреагировал куда быстрее. Он поднялся на ноги, не сводя глаз с рыбы, невероятно легким движением вытаскивая из Кепарика нож, заляпанный кровью по самую рукоять. В его голове механически, словно у робота-убийцы, словно у Терминатора, появилась новая цель: убить свидетельницу, дабы она никому его не сдала, не позвала кого-нибудь, не позвонила в полицию. — Не приближайтесь ко мне!.. Я п-позвоню в полицию! — пообещала испугано девушка, будучи не в состоянии отмереть и кинуться бежать, хотя имела огромную возможность — леденящий душу страх сковал и парализовал тело, ноги отнялись. Кое-как она смогла пошевелить левым плавником и потянуться к своему карману, дабы все же хотя бы попробовать позвонить в полицию, но совсем забыла о том, что выронила телефон на землю. Больше рыбка не была способна на какие-либо движения — поняла, что попалась в цепкие клешни смерти, из которых ей теперь точно не выбраться. У нее был огромный шанс хотя бы убежать и попытаться забыть о том, что видела, но от необъятного страха она не смогла им воспользоваться. Юджин же не терял ни секунды, не медлил и даже не ощущал какого-либо чувства вины за то, что убивает неповинную ни в чем девушку, которая просто оказалась не в том месте, не в то время — он слишком обезумел, его глаза уже дергались, сердце билось в три раза быстрее, из головы временно улетучились абсолютно все мысли, оставив лишь желание убивать и расчленять. Он схватил летучую рыбу за ирокез, вызвав у нее жалостливый визг, притянул к себе и нанес три удара в лоб. На бледном лице девушки застыло выражение ужаса, она последний раз дернулась в агонии и обессиленно обвисла в огромных клешнях, а из свежих дырок у нее во лбу уже активно сочилась кровь. Крабс все так же без слов и каких-либо мыслей, с холодным лицом, стащил ее с ножа и сбросил ее тело на землю, заодно оглядываясь в поисках топора — пора бы уже расчленить все три тела и возвращаться наконец домой. В голове вдруг сработал как будто бы некий щелчок, и взгляд краба прояснился — зрачки стали больше и ярче. Его сердцебиение немного успокоилось, а из головы исчезли странные помехи, возвращая ему наконец способность нормально мыслить. Он с непонятливым любопытством осмотрел выпотрошенные тела гопников, кивая зачем-то головой и натягивая на пару мгновений жестокую насмешку, но потом увидел труп незнакомой ему летучей рыбы и замер, выронив нож из клешни. — Мне стоило побыстрее расчленить гопников и уйти отсюда, а не кромсать их… Тогда бы не пришлось убивать эту девушку! — заговорил сам с собой Крабс, чей голос вновь стал по-зловещему хрипловатым, что не особо сочеталось с небольшим беспокойством в нем, — но выбора у меня не было, я бы тогда пропал… Его сковал стыд и чувство вины, и он опечаленно осмотрел девушку сверху вниз, задержав взгляд на огромных ножевых у нее во лбу. Он отчаянно пытался не корить себя за ее убийство, он не должен называть себя чудовищем, убивающим невинных рыб. Он же делает все это ради любви, а не просто потому, что, скорее всего, уже окончательно сошел с ума. А его любовь — это Бог, он готов на все ради нее, ради своего возлюбленного и его благополучия. — Прости, девочка, но тебе этого не понять… — тихо произнес Крабс, заламывая свои клешни, кусая нижнюю губу от неприятного беспокойства, слава Нептуну, уже уходящего. Он не знал, что еще сказать, да и был ли смысл? Вздохнув, он решил уж просто поскорее покончить с этим раз и навсегда, взял наконец в клешни топор и принялся расчленять тела. Гопников краб решил разделать первыми. Он опять натянул на лицо улыбку, издевательскую, но на сей раз не такую безумную. Он замахнулся топором и нанес удар по шее Холеры, с неописуемым удовольствием вслушиваясь в хруст хрупких кильковых костей. Крови в этот раз было лишь больше, чем когда он вскрывал им вены, она липла к спортивным костюмам, голубой окровавленной рубашке и затапливала собой все вокруг. Далее он отрубил оставшиеся плавники, и не мог как следует насладиться каждой капелькой крови. Он не чувствовал усталости, пусть и вспотел нещадно. Обмахнувшись, он перешел ко второму гопнику, от которого еще едва заметно несло перцовкой. Минус голова, минус плавники и ноги, новые фонтаны крови, запахом которой пропиталась вся помойка. Несмотря на получаемое удовольствие со всего процесса, Крабса начало уже немного подташнивать от запаха крови, настолько его было много, пусть он и не обращал почти на это внимания. — Добро пожаловать в ваш новый дом! — саркастично выдал он, снимая крышку с ближайшего мусорного контейнера, который, к счастью, оказался почти пустым. Легкими движениями он побросал туда расчлененных гопников, а точнее — то, что от них осталось, и закидал их мусорными мешками из соседних, дабы их нашли хотя бы не так быстро. О затопившей весь щебень крови он как-то и не подумал даже. Вдохнув-выдохнув, переводя дух, Юджин решил перейти наконец к летучей рыбе. Он не собирался устраивать летучей рыбе какие-то грандиозные похороны в честь своего сожаления, не до этого ему было, но и как-либо издеваться над ее трупом не хотел — в конце концов, она и вправду ни в чем не виновата. Он хорошенько размахнулся, отрубая ей голову. Не желая задерживать взгляд на этом зрелище, он просто поскорее отрубил ей конечности и спрятал их в другом мусорном баке, вдали от тех двух ублюдков, предварительно завалив и ее мешками с каким-то мусором. Крабс решил присесть, облокотившись на один из контейнеров спиной, словно бы только сейчас понимая, как же он на самом деле устал. От него несло потом и кровью, в которой он заляпался с головы до ног, было ужасно жарко, несмотря на ночную холодную свежесть. Сердцебиение не успокаивалось до нормального, мысли почему-то были какими-то блеклыми, когда он осознал, что больше всего на свете он сейчас мечтает прилечь в свой уютный гамачок и проспать до пяти вечера, благо, завтра выходной. Он уж собирался пойти домой, пока вновь не заметил валяющийся здесь стаканчик из-под колы. Машинальным движением он, с самой непринужденной улыбкой, положил стаканчик себе за пазуху, решив пополнить ей свою коллекцию, как очередной вещью, которой коснулся Тентикалс. Сам стаканчик он, конечно, будет мыть, но точно не трубочку — ему чертовски хочется, чтобы на ней еще хоть немного остался вкус губ его подчиненного. — Это теперь мое~ Теперь я буду из него иногда пить~ Тут Крабс ощутил временно позабытую боль в боку, от чего резко схватился за него, болезненно застонав. Поднявшись с щебня, он, ни разу не подумав о том, спит ли его дочь, направился наконец домой. Стоило Юджину, все время прихрамывающему, выйти из сквера, как он ощутил что-то холодное и мокрое, с негромким шлепком разбившееся о его длинный острый нос. Посмотрев в небо, резко посеревшее, он догадался, что накрапывает дождик. — Как было бы потрясающе, если бы дождь смыл кровь в канализацию~ — мечтательно произнес Крабс, прикусывая нижнюю губу с довольной улыбкой, аж закатив глаза от таких мыслей, — тогда этих ублюдков… и ту несчастную девочку точно не сразу найдут. Ладно, что-то я замечтался, надо подумать, что сказать Перл по поводу того, почему я весь в крови. Несмотря на сонливость, из-за отличного настроения его голова работала просто прекрасно, и он, не сомневаясь ни секунды, уверенно решил: — Просто скажу, что на меня напали гопники, моя рана тому доказательство, а потом, эм-м… у нас с ними случилась потасовка, во время которой и я их здорово поколотил, отчего и весь в кровище, ну а потом уже и полиция приехала и их забрали, куда надо. Моя бедная девочка наверное опять перепугается, но надеюсь, быстро придет в себя… Сочинив заранее эту историю, он и не сразу заметил, как дождь забарабанил быстрее, поливая улицы словно из ведра, затекая ему за шиворот и медленно смывая с него кровь. Это не могло его не радовать, ведь чем меньше крови, тем меньше шанс того, что его дочь упадет в обморок, учитывая то, что ей уже пришлось увидеть в то утро. *** Попав наконец домой, ракообразный долго не мог решиться зайти внутрь, и это совершенно естественно — кит ведь не видела, как он уже приходил домой, и думает, что все это время ее папочка был в кино. Мало того, что он задержался там фиг знает на сколько, так еще и вернулся весь в крови и с потрескавшимся на боку панцирем. — Ладно, ладно, чем быстрее зайду, тем быстрее все это закончится… — пробовал успокоить себя он, наконец отпирая входную дверь, заходя в темную прихожую. Кровь с него почти не капала, ее бОльшая часть смылась ливнем, так что он мог не бояться запачкать пол. Первым делом он решил спрятать топор где-нибудь тут поблизости, чтобы уже потом спокойно взять его, помыть и вернуть на законное место на чердаке, и спрятал его за комодом. Туда же он на всякий случай положил и стаканчик. — Д… кхе-кхе… д-доченька, милая, это я. Не спишь? — уже куда громче спросил он, откашливаясь, дабы убрать хрипотцу из своего голоса, не осмеливаясь сделать дальше и шагу, даже несмотря на то, что свет был выключен. Некоторое время стояла тишина, и Крабс было решил с облегчением, что Перл спит, и он может спокойно привести себя в порядок, но как бы не так. Спустя около пяти секунд в лестничном проеме послышались на удивление аккуратные шаги, а потом и аккуратный, немного обеспокоенный голос дочери: — Привет, папочка, ты что-то очень долго. В коридоре показался ее силуэт, из-за темноты они не могли видеть лица друг друга, в точности так же как и Перл не замечала, что ее ни разу не странный папочка весь в крови. Он замер, готовясь к тому, что она в любой момент включит свет и все увидит. — П-пришлось немного… задержаться… ау-у-у-у-ух… — ответил киту Крабс, решив хотя бы не игнорировать ее реплики, не сдержав в конце еще одного болезненного стона от боли в боку, которая почему-то стала какой-то пекущей и раздражающей. Он мысленно злился лишь больше на того гопника, который и оставил ему эту рану, ведь теперь от боли он не сможет уснуть. — Интересно, где, как и почему, — в голосе девушки заместо беспокойства возникло характерное для нее раздражение, но Юджина напрягала куда больше вся ситуация в целом. Он поджал клешни к груди, решив просто ждать, да и видел уже в темноте, что она тянет свою ласту к включателю света. Послышался щелчок, свет в коридоре и прихожей был включен. Крабс опустил взгляд, держась за свой бок, боль в котором лишь росла, став какой-то давящей, пусть и кровотечения давно не было, а Перл уставилась на своего отца. Она не сразу заметила, что что-то не так, и с секунду лишь машинально оглядывала его, пока не заметила размытые кровавые пятна на его рубашке и брюках. Дальше все произошло так же, как и в то утро — едва только осознав, что происходит, а точнее — что ей пришлось увидеть, девушка распахнула глаза, упала на пол с грохотом на весь дом и завизжала. — А-А-А-А-А-А, ПАПА, ЧТО ОПЯТЬ С ТОБОЙ?! ПОЧЕМУ, КАК, ОТ-ТКУДА??? — вскрикнула она, закрывая лицо ластами, невольно вспоминая то, что нечаянно увидела в то утро — изуродованное запястье своего отца. А сейчас он вообще явился домой весь в крови, и ее убивало непонимание того, что с ним в последнее время происходит. — Доча, доча, прошу! — умоляюще начал Крабс, подбегая к ней, надеясь, что из его голоса исчезло какое-либо безумие, — все нормально, п-просто… позволь мне все объяснить! Она молчала, не плача и не истеря, но громко и отчаянно хныкая от ужаса, не убирая ласт с лица. Крабс хотел было бережно убрать одну из ее ласт, но вовремя опомнился, вспомнив, что его клешни все в крови. Поэтому он лишь присел рядом с ней на коленки, дабы быть на одном уровне с ней, терпеливо ожидая, пока она хоть немного успокоится — ибо понимал, что пока она в таком состоянии, с ней лучше не говорить обо всем этом. — Л-ладно… Объясняй, — мрачно попросила наконец млекопитающая, но ласт все так же не убирала. Ее била ужасная дрожь от страха, с одной стороны, она очень хотела прижаться к отцу, чтобы тот ее утешил, но с другой — ей было пока просто страшно смотреть на него, зная, что он весь в крови, и по этой же причине она не хотела его касаться, и чтобы он касался ее. Тот обрадовался тому, что наконец имеет шанс использовать свою лживую историю и отговорку. — Ну в общем… На меня… Ну, в смысле на нас напали гопники, их очень много было, вырваться просто не было возможности. Они умудрились меня ранить, вот поэтому я весь и в крови… — воспользовавшись тем, что наконец светло, он задрал край рубашки и внимательно рассмотрел рану — та была чуть больше в длину и ширину, чем он представлял, какого-то странно темно-оранжево-бордового цвета, и с давно высохшей кровью, испачкавшей весь бок. Покуда его дочь не открыла глаза, он поскорее закатал рубашку обратно. — О, Нептун, какой ужас! — девушка аж передернулась, услышав такие слова, раскрывая наконец глаза, на удивление почти без страха таращась на отца, — рана хоть неглубокая? Как ты вообще дошел до дома?! — Все хорошо, все хорошо! — поспешил краб ее успокоить, чувствуя новый прилив боли, прилагая усилия, чтобы опять не схватиться за свой бок, — там только кожу задели, да и все. Так вот… потом они попробовали у меня кошелек украсть, ну, ты сама понимаешь, как я реагирую всегда на это… — Еще как понимаю, — подтвердила Перл, слова которой не особо сочетались с непрошедшим беспокойством в ее голосе, — ты порой дочери-то не можешь денег дать, а уж про гопников и говорить нечего. Крабс профессионально сделал вид, что пропустил ее слова мимо ушей. — И… я тоже их немного поколотил. Ну а потом приехала полиция и повязала их, — завершил он свой рассказ, все-таки не выдерживая и с болезненным скулежом хватаясь за ноющий бок, который вдруг резко заболел так сильно, как никогда до этого, — а-а-а-а-ай! Тысяча чертей, больно! Он перестал находиться в положении на коленях и сам грохнулся на пол своей пятой точкой, только без такого грохота, как его дочь. От боли у него резко отнялись ноги, у него возникло ощущение, что не сможет он подняться самостоятельно на свой третий этаж. Перл вновь посмотрела на него, но на сей раз в ее взгляде не читалось никакого ужаса — только беспокойство и волнение, как у врача за своего пациента. — Папуль, давай я посмотрю твою рану, — аккуратно предложила она, слегка наклоняя голову вправо, надеясь на согласие, — я же учусь на врачиху. Если там действительно нет ничего серьезного, я просто окажу тебе первую помощь, повязку там сделаю, если надо, а если что-то похуже — то необходимо позвонить в скорую… — Спасибо, моя девочка, ты очень добра, — промямлил Крабс, не в силах отцепиться от своего бока, — только вот, твой папочка не сможет дойти до своей комнаты сам… Ай-ай… Боль действительно разрослась уже по всему его телу, и любое движение провоцировало лишь новые ее волны, если это можно таковым назвать. Он не хотел думать о том, что бы с ним было, заболи его бок чуть раньше, когда он еще не пришел домой — пришлось бы как-нибудь доползать либо до дома, либо до ближайшего городского телефона, дабы позвонить в скорую. — Не проблема, я отнесу тебя сейчас на диван, я сильная, — девушка мило улыбнулась, как ни в чем не бывало, вставая наконец с пола. Она с небольшим трудом, но все же смогла взять в ласты своего скулящего от боли отца, аккуратно прижав к себе, стараясь при этом не коснуться случайно его раны, и пошла с ним в гостиную. — С-спасибо… — немного неловко, но по большей части просто ослаблено отозвался Крабс, опуская глаза вниз, чувствуя, что от боли уже кое-как ворочает языком. Он обнял Перл за шею, понимая, что лучшим вариантом будет согласиться на ее предложение, тем более, раз она больше ничего не боится. Придя в гостиную, кит положила краба на кожаный диван и велела ему снять рубашку, а сама быстренько ретировалась на кухню, дабы взять аптечку. *** К счастью, рана и в правду оказалась совсем легкой, ничего серьезного, даже повязку делать не потребовалось, хватило лишь обработки. А боль возникла, поскольку по коже пошло раздражение из-за того, что Юджин слишком долго оставлял свою рану без внимания. Насчет панциря можно не сильно переживать, его крабья регенерация сделает свое дело и все зарастет само, но вот саму рану надо тщательно обработать. Промыв рану, избавив ее от присохшей крови, девушка начала обрабатывать ее, отчего в комнате запахло медициной. Было больно, но вполне терпимо, вот и Крабс решил терпеть и ничего не говорил, а только лишь то и дело негромко шипел от щипящей пекущей боли в боку. Он был неимоверно благодарен Перл, однако в то же время вновь погрузился в свои мысли. Он вспомнил о расчлененных им гопниках, которые сейчас отдыхают в мусорном баке на той помойке — на положенном им же месте. На лицо сама полезла улыбка, чего девушка, к счастью, не заметила. Он так же не мог перестать думать о той летучей рыбе, которую он убил только лишь потому, что она стала свидетельницей того, как он убивает гопников. Он все так же пробовал успокоить себя мыслями о том, что все хорошо, ведь он делает это по любви, и, к счастью, у него получалось это с каждым разом все лучше и лучше, но в то же время… Было что-то странное в самой глубине его души, что не желало давать ему покоя. Судя по всему, что-то еще осталось здравое в его сумасшедшей голове, и это «что-то» пыталось донести до него, что он поступает неправильно. Только вот, все было тщетно. Ракообразный даже от боли временно прекратил шипеть, сложив клешни на груди, задумчиво уставившись на висящую над головой лампу в виде фонаря. — Ну вот и все, папуль, готово, теперь стоит немного полежать, — мягко произнесла Перл спустя несколько минут, когда все наконец обработала, с радостью разглядывая свои труды, — папа? Заметив, что отец явно задумался о чем-то своем, как завороженный, рассматривая лампу, девушка улыбнулась и коротко чмокнула его чуть левее обработанной раны. Крабс вздрогнул и издал несдержанный смешок, мигом приходя в себя. — Все готово, пап, — повторила Перл, вставая с дивана, — как чувствуешь себя, все еще болит? — Разве что немного пощипывает, а так боль прошла, — честно сообщил Юджин, лучезарно улыбаясь, решив пока не вставать, ведь успел понять за это время, что на данный момент ему лучше лежать, — спасибо тебе, милая. Ты будешь отличным врачом, клянусь своим миллионным долларом. В смысле, врачихой… Ар-ар-ар. — Спасибо большое! — та была очень рада похвале, — теперь тебе надо полежать, а лучше — поспать. Если что-то понадобится, то скажи мне. — Окех, скажу обязательно, — Крабс сам все еще улыбался, но, впервые за все это время повнимательнее заглядывая дочери в глаза, вдруг понял, что что-то здесь не то. Несмотря на довольно спокойный вид, по ее глазам, все время бегающим туда-сюда по всей комнате, создавалось ощущение, что ее что-то беспокоит. Юджин решил не спрашивать у нее напрямую, что случилось, если вообще случилось, посчитав это нетактичным, поэтому понял, что лучше начать издалека. Да и… После прихода домой он так и не поинтересовался, как у нее дела. — Перл, как дела у тебя? — поинтересовался Крабс все еще немного слабым, но в то же время довольным мягким голосом, стараясь смотреть киту в глаза как можно внимательнее, дабы не упустить ни одной эмоции, но в то же время не слишком пристально. — Все нормально, сидела уроки делала, — моментально сообщила девушка и, кажись, все-таки заметив, с каким любопытством ее разглядывают, отвернула голову в сторону. — Надеюсь, на алгебру не материлась? — ляпнул краб, не подумав. — Э-э-э… разве что немного, — млекопитающая непонятливо сощурилась, в ее голове вдруг промелькнули странные мысли. Но она отбросила их сразу куда подальше, посчитав такой вопрос обычным совпадением, понимая, что если бы отец заходил ненадолго домой (пусть и не совсем понятно, зачем), то он бы сказал ей об этом. Крабсу что-то подсказывало, что дело тут не только в домашке по алгебре. Только вот, в чем тогда конкретно? Он обязан это выяснить, она здорово помогла ему с его проблемой, так что он должен в случае чего помочь ей. — Милая, ну я же вижу, что что-то случилось, — так же мягко и ласково, стараясь не слишком давить на нее своим любопытным вопросом, продолжил он, кладя клешню на ее плечо, — скажи мне, в чем дело? Я помогу тебе, если смогу, я же твой отец. Девушка замерла, не поворачивая к нему голову, но медленно опустилась обратно на диван. Кажется, она все-таки решилась рассказать ему о том, что у нее случилось, ибо она поняла, что он действительно ее поддержит. Только вот… не знала, как он на это отреагирует. — Н-ну, в общем… — начала она, с судорожным вздохом опуская взгляд вниз, — не прямо уж это критично, просто… я пригласила к нам сегодня Элли, а она заблудилась и кроме того время перепутала. А совсем недавно… резко повесила трубку, сказав, что перезвонит. Кит немного помолчала, не решаясь поднять голову — не хотела, чтобы Юджин заметил, как она обеспокоена, он и своих проблем только что нахватался. Кажется, на некоторое время она даже пожалела немного о том, что все же решилась сказать ему об этом. — Но… она мне так и не перезвонила, — тихо добавила Перл, по-прежнему не смотря отцу в глаза, — мы спокойно болтали, она немного заблудилась, потому что из другого города и очень плохо ориентируется в Бикини Боттом, н-но… в один момент… ее голос стал таким напуганным, что мне аж самой стало страшно. И-и-и… она сказала, что перезвонит мне, — она наконец подняла взгляд на собеседника, замечая в его глазах любопытство и беспокойство. — Хм, может, попробовать самой позвонить ей? — предположил Крабс, ни в чем себя не подозревая. — Да я уже звонила! — резко взволнованно и раздраженно сообщила Перл, аж подскакивая на диване, — раз пять точно! Она… она… она не берет. Она всегда берет трубку после второго гудка, но сегодня… Элли не ответила. Повисла напряженная тишина, нарушаемая лишь постукиванием часов, которые показывали пять минут двенадцатого. Крабс активно пытался придумать, что сказать дочери в знак утешения, ему самому стало страшновато за ее подругу, особенно учитывая то, что сейчас очень поздно, да еще и выходной, мало ли, кто шляется по улицам. Например, кто-то с ножом, способный проткнуть голову насквозь. Крабс незаметно вздрогнул от этой последней, странной мысли, не понимая, почему он вдруг вообще об этом подумал. Едва вдруг в его голове, одна за другой, начали появляться новые, и не менее странные мысли, а так же воспоминания того, что было в переулке. Он невольно вспомнил ту девушку, что прошла мимо него, когда он выпускал кишки Кепарику и Холере… Он был тогда в жутком аффекте и почти ничего не помнит, но в то же время некие непонятные кадры, а так же фразы той девушки начали смутно мелькать в ушах. «Нет, нет, это обычное совпадение! Мало ли подростков, которые могли нечаянно заблудиться…» — подумал краб, пытаясь внушить себе, что он просто накручивает и все это — и в правду лишь обычное совпадение. Нет, той девушкой не могла случайно оказаться подруга его дочери… Он более-менее утешил себя мыслью о том, что просто так совпало, что мир вообще полон совпадений, однако крайне неприятные (и это еще слабо сказано) мысли о том, что это все же может ненароком оказаться правдой, никак не желали его покидать. Они засели глубоко-глубоко, поселив в нем будто бы нарастающее с каждой минутой волнение, которое норовило вот-вот вырасти до неимоверных размеров и поглотить его целиком. И только лишь мысли про совпадение спасали его. Крабс неосознанно сглотнул и оттянул ткань своей рубашки, прилипшей к его телу от чужой крови, а также от его пота, и отвел взгляд, рассматривая зеленый дубовый пол и белые стены, а на его глазах даже навернулись крошечные, почти незаметные слезинки. Голова закружилась, и он опустил ее на диванную подушку. Кажется, Перл заметила в его поведении странные изменения. — Па, ты чего? — удивленно спросила она, беспокойно смотря ему в лицо. — Я… нет, нет. Нет, ничего, — соврал он, натягивая улыбку, пытаясь сделать ее как можно убедительней, — просто тоже резко забеспокоился за твою подружку. Н-но… но ты не волнуйся, доча, — привстав, он, продолжая улыбаться, мягко похлопал ее по плечу, — уверен, у нее просто возникли резко какие-нибудь дела, и она позвонит тебе уже завтра. — Ой, я надеюсь на это, — вздохнула девушка и сама отвела взгляд, опять же, чтобы не было замечено беспокойство в ее глазах. После чего, еще раз вздохнув, молча поднялась с дивана, — л-ладно, я… Я пойду в свою комнату. Если понадобится что-то, просто покричи мне, окей? — Окех, — Юджин решил не задерживать ее, задавать какие-либо вопросы про Элли, понимая, что она должна отдохнуть. Да и он больше не вынесет разговоров о летучей рыбе. В смысле, нет, нет, это была не она, так что она может быть кем угодно, но не летучей рыбой,— а если уснешь нечаянно? — Нет, не усну, — уже как-то печально возразила девушка, даже опустив глаза вниз на пару мгновений, — спать хочется, но… не спится. Бессонница, иными словами. — А… — Крабс сам очень расстроился, услышав такие слова. Он так надеялся на то, что его дочь сможет отдохнуть после школьной недели, да еще и учитывая то, чем ей пришлось только что заняться — лечить его огромную окровавленную рану. А у нее, оказывается, бессонница… — ладно, милая, я покричу тебе, если что-нибудь случится, хотя, думаю, сам совсем скоро смогу ходить и бегать. А ты иди к себе, попробуй все же уснуть — тебе это необходимо, — ласково улыбнувшись, он погладил ее плечо напоследок. — Ну оки, папуль, — Перл вздохнула, но уже не опечаленно, а чуть более спокойно, будто бы хотела просто собраться с мыслями, а не продолжать демонстрировать свою грусть и тревожность. Наклонившись, она поцеловала отца в щеку и взяла в ласты аптечку, перед этим положив туда все медицинские компоненты, и направилась в сторону кухни, — пойду я, если нечаянно уснешь, то спокойной ночи. — Спасибо, милая, и тебе, — улыбнулся Юджин, пробуя настроить ее на позитив. Хотя, как бы не пытался сохранять оптимизм, а в глубине души тоже все-таки сомневался, что она уснет. — Спасибо… — девушка тоже улыбнулась, но как-то грустно, явно не восприняв пожелание спокойной ночи всерьез. Не думала она, что оно ей понадобится хотя бы сегодня. *** Крабс сам и не заметил, как уснул спустя минут пятнадцать, даже несмотря на неприятные мысли — все-таки, он сам умаялся и хотел бы поспать или хотя бы вздремнуть. Однако, несмотря на это, проснулся он уже часика через два или чуть поменьше. Не скажешь, что он прямо-таки выспался, но и чересчур сильной сонливости или слабости больше не ощущал, напротив, весьма взбодрился. Потянувшись, он вмиг вспомнил обо всем, что случилось до того, как он уснул. В этот раз воспоминания не вызвали у него такой сильной реакции, вероятнее всего, потому, что он наконец дал своему телу отдохнуть. Как ни странно, первое, что его начало волновать — это состояние его и его дочери, он даже отнюдь не сразу вспомнил об убитых им рыбах. — Так… Бок уже почти не болит, разве что изредка немного покалывает, — произнес себе под нос Крабс, когда сосредоточился на ощущениях, — и ноги не отнимает. Надо попробовать походить и, если все хорошо, глянуть, как там Перл. Лишь бы она уже уснула… Отчаянно надеясь на последнее, он взволнованно прикусил губу и наконец встал с дивана на пол. Его крошечные ножки держали его просто отлично, будто бы ничего и не произошло, даже ничуть не дрожали. Он улыбнулся и совершил короткий перебег гостиной, дабы как-нибудь их размять, и убедился, что и бегает он тоже достаточно быстро. — Отлично, теперь к дочурке, а потом мыться, — уверенно решил ракообразный, направляясь прямиком к комнате дочери. Уже у самой двери, он остановился, решив посмотреть через щель в двери, спит она или нет. И… его неприятные ожидания, к сожалению, полностью подтвердились — кит сидела на кровати, прислонившись спиной к изголовью, обняла свои коленки и как-то странно раскачивалась из стороны в сторону, будто бы от стресса. Очевидно, теперь, вдали от отца, она наконец дала волю чувствам. Крабс ужаснулся при виде этого зрелища и в то же время очень загрустил, он так надеялся, что Перл все же сможет уснуть, а она не смогла… Да еще и на данный момент явно продолжает нервничать, судя по ее поведению. Наверное, ему стоит наконец вмешаться и что-то сделать, а точнее — помочь ей уснуть. Только вот как именно? Колыбельную он явно не будет ей петь. Включить ей на телевизоре «Спят усталые рыбешки»? Ладно, ладно, ему надо подумать над этим посерьезнее, если только он не хочет, чтобы она провела всю ночь в мучениях. Как вдруг… голову посетила интересная идея. Интересная, но… странная. И в некотором роде даже не особо правильная, но все же явно очень эффективная. Не медля и лишь ласково улыбнувшись дочери через дверь, Юджин спустился обратно на кухню. Там он, приятно удивившись тому, что чайник еще более-менее горячий (очевидно, девушка ставила его до его прихода), взял ее любимую розовую фарфоровую чашку с улиточками и принялся наливать ей чаю. Добавил ее любимой заварки с розой, чтобы у нее точно поднялось настроение, и снабдил достаточным для нее количеством сахара (перед этим встав на табуретку, чтобы достать сахарницу, которую его дочь всегда кладет на самую верхнюю полку), а потом и разбавил, чтобы было не шибко горячо. Потом Крабс, невольно оглянувшись назад, будто бы боясь, что Перл в любой момент зайдет на кухню, достал из буфета небольшую упаковку круглых белых таблеток без каких-либо надписей. — Надеюсь, трех будет достаточно для Перл… — нервно пробормотал он себе под нос, немного помедлил и поместил в сладкий горячий напиток три таблетки, которые мгновенно слабо зашипели и растворились. Упаковку он сразу же убрал обратно, чтобы потом не забыть это сделать. Размешав все это ложкой, надеясь, что вкус чувствоваться не будет, он отложил ложку, взял чашку в клешни и опять направился на второй этаж. — Тук-тук, можно? — мягко спросил краб, аккуратно приоткрывая дверь свободной клешней, суя одни глаза внутрь. Кит изумленно уставилась в сторону двери, явно не ожидая незваного гостя. Она выглядела лишь нервнее, чем пару минут назад, вся дрожала и даже дышала как-то странно, и у него создалось ощущение, что она хотела начать плакать. Радуясь, что он это предотвратил, Юджин наконец зашел в ее комнату. — П-папа, кто разрешал тебе вставать?! — как-то раздраженно спросила Перл, аж подскакивая, странно косясь на его ножки, а потом и на его непринужденную улыбку. — Я отлично себя чувствую, не бойся, милая, — успокоил ее он, подходя к ее кровати, — поспал пару часиков и вроде даже выспался, вот думаю, чаю дочурке налью, чтобы она себя чувствовала получше. — Ой, па, не стоило… — девушка отвела взгляд, и в ее голосе читалось смущение, однако по большей части она явно была все еще очень обеспокоена. — Стоило, стоило… — возразил настойчиво Крабс, протягивая ей чашку. Ему необходимо, чтобы она выпила хотя бы четверть, а лучше — треть, — ты же помогла своему папочке с его раной. Вот и он хочет теперь хоть как-то поднять тебе настроение. Мило улыбнувшись, он все-таки смог всучить дочери чашку с необычным чаем. Та тоже наконец улыбнулась, и ее улыбка, к счастью, была достаточно искренней — судя по всему, она наконец приняла заботу от своего отца, поняв, что ей и в правду станет лучше. — Окей, спасибо… — невнятно произнесла она, делая небольшой глоток, — ммм, это роза? — Да-да, твой любимый, — продолжая улыбаться самой милой и непринужденной улыбкой, согласно кивнул Крабс, присаживаясь на ее кровать. Наконец-то она пьет, через пару минут она наконец забудется и перестанет страдать от своих навязчивых мыслей на весьма продолжительное время. — Странно, привкус немного терпкий… — заметил млекопитающая, смакуя напиток, нахмурившись в задумчивости, и поспешила добавить, не заметив, как взгляд ракообразного на мгновение приобрел какое-то странное взволнованное выражение: — но все равно спасибо большое, папочка, очень вкусно! — Всегда пожалуйста… Некоторое время они провели в тишине, нарушаемой лишь немного взволнованным дыханием Юджина и глотками девушки. Он не старался особо смотреть ей в лицо, дабы она ничего не заподозрила, но все же иногда поглядывал на нее самым краем глаз. И вот, отпив как раз около четверти, девушка вдруг ощутила резкую сонливость. Сначала совсем легкую, но потихоньку растущую, ее глаза даже сами начали слипаться и закрываться. Она была весьма удивлена этому, но от сонливости не могла особо размышлять, почему так. Да и не хотела. — Что-то вырубает… — неловко призналась Перл, едва все выпила, ставя чашку на кровать, протирая глаза ластами, — наверное, мне лучше лечь спать… — Ты права, моя девочка… — тихо подтвердил Крабс с некой загадочной улыбкой, беря чашку в клешни. Он поставил чашку на белый столик рядом с кроватью, за которым его дочь обычно делает уроки, и, словно маленькую, уложил ее спать: поправил ей подушку, закрыл ее одеялом. Чтобы ее сон был лишь крепче. — Доброй ночи, доченька, — ласково произнес он, целуя ее в лоб, — все будет хорошо, уверяю тебя. Спи себе спокойно, ни о чем не думай~ — Мх-х… И тебе тоже еще раз сладких снов, папа, — кажется, Перл хотела еще что-то добавить, но не могла — ее уже неописуемо разносило от сонливости, — если… э… если что-то… ну, понадобится, то ты, т-ты, ммм… разбудишь меня. — Обязательно, а теперь спать, — притворно строго попросил он со все той же мягкой улыбкой, еще разик машинально поправив ей одеяло. Девушка лишь кивнула ему в знак согласия, после чего закрыла глаза и мгновенно уснула. — Спокойной ночи… Теперь твой папочка позаботится о том, чтобы твой сон был крепким каждую ночь — снотворного еще много, — улыбнулся Крабс, не сводя с нее глаз, — а теперь и ему пора в свою кроватку. Точнее, в гамачок. Он еще около минуты смотрел на уже сопящую вовсю дочь, не в силах ей налюбоваться. Он не испытывал ни капли стыда за свой поступок, ведь понимал, что сделал все правильно, ибо его дочь наконец уснула и перестала страдать. Не убирая с лица улыбки, он направился наконец вниз, дабы убрать на место топор, спрятанный за комодом, а заодно и смыть с себя все остатки сегодняшней ночи.