***
Сначала Мирон действительно не хотел ехать ни в какой лагерь. Что он там не видел? В общем, ничего и не видел, потому что в лагере ни разу в жизни не был. Родители в своем детстве часто ездили, много рассказывали интересного. А когда он пошел в школу, лагеря начали закрываться повсюду. Оставались немногие, в основном принадлежащие крупным предприятиям, те держались, и путевки в них были нарасхват. Чем ближе подходил день отправления, тем больше его одолевали противоречия. С одной стороны, страшно хотелось поехать. Будоражило ощущение чего-то нового, главным образом – предвкушение новогодней ночи не в кругу семьи, хотя с ними он не встречал уже в том году. Пригласили одноклассники, пообещав крутую вечеринку, но в итоге кто-то раздобыл бутыль спирта, и все пошло не по плану. Похмелье мучило всех причастных до конца каникул, и тогда Мирон пообещал себе не пить до конца жизни. В этот раз подобного не будет, Мирон точно понимал. Вряд ли кто-то додумается протащить на территорию лагеря пятилитровую канистру. Да и не получится – куда ее спрячешь. Нет, даже без выпивки этот Новый год будет особенным, Мирон был уверен. Новое место, новые, совершенно незнакомые люди. Может, и правда получится девчонку найти. В школе пока не удавалось. На его внешность девчонки не клевали. Имидж заучки тоже особого шарма не добавлял, и о Мироне первые красавицы класса (да и все прочие девочки) вспоминали только в случае контрольных. В лагере, где его никто не знает, можно будет взять себе любой образ, выдумать любую биографию, и тогда какая-нибудь красотка точно обратит на него свое внимание. С другой стороны – ехать было просто страшно. Опять же все эти незнакомые люди, с ними нужно будет знакомиться, как-то устанавливать контакт. Жить в одной комнате. Это пугало больше всего. Он представлял себе лагерь как в фильме про Костю Иночкина, где все парни спят в одной большой комнате на кроватях с панцирными сетками, каждое утро перед детьми выступает противный начальник лагеря, а в конце смены устраивается глупое шоу по сценарию из замшелых советских времен. Но он уже решился на поездку, и отказываться в самый последний момент было бы неправильно. Поэтому оставалось только перебороть свой страх. Вещи Мирон начал собирать дня за три до отправления, и каждый раз содержимое сумки менялось почти полностью. То он накидывал гору брюк и рубашек «для дискотеки», хотя ничего дискотечного в этих вещах не было. То, психуя, вынимал все и укладывал один спортивный костюм и несколько футболок к нему. То менял брюки на джинсы. И каждый раз его что-то не устраивало, пока на помощь не пришла мама. С какой-то своей взрослой рассудительностью она собрала ему несколько стопок вещей на все случаи жизни. Мирон перемерил все, а стопку «для дискотеки» с особой придирчивостью и в итоге все равно остался доволен. Может быть, ему все же повезет в этой поездке. Вечером накануне отъезда к нему подошел отец и сунул в руки пачку презервативов, пряча взгляд. – На всякий случай, – объяснил он. – Может, найдешь там девушку. А то внуков не дождемся, наверное. – Именно в презервативе я и буду делать вам внуков, – ядовито ответил Мирон, но пачку взял с тайной надеждой, что она пригодится. Всю ночь перед поездкой он спал плохо, крутился, ему снились самые разные варианты его прибытия в лагерь и пребывания там, от наиболее приятных до таких жутких, про которые не всякая лагерная страшилка есть. Автобусы отправлялись от большого административного корпуса какого-то завода. Несмотря на холод, народ толпился на улице, а не в зале ожидания за проходной. Дети всех возрастов, родители, вожатые, специальные люди, отмечающие путевки. Такие массовые сборища Мирон до этого видел только на больших праздниках типа Девятого мая или Дня города. Даже толпы туристов в центре смотрелись как-то скромнее. Он очень хотел поехать один, долго объяснял родителям, что в почти шестнадцать лет сам способен доехать на метро, а потом на автобусе и не потеряться. Но для них подобное тоже было впервые, а потому они захотели отвезти его на машине и практически сдать с рук на руки вожатому в автобус. От последнего Мирону, к счастью, удалось отбрыкаться самым любимым родительским аргументом про внуков: ни одна девушка к нему не подойдет, если увидит, как его к автобусу провожают родители. В автобусе Мирон выбрал сиденье в середине салона и уселся с краю, чуть вытянув в проход левую ногу, наивно полагая, что таким образом хоть чуть-чуть создаст себе имидж крутого парня. Он старался не смотреть в окно: где-то там маячили родители, ища его взглядом, чтобы помахать. В проход смотреть тоже не хотелось: надо было встречаться взглядом с незнакомыми людьми, а это означало, что кто-то может подсесть к нему. Поэтому Мирон разглядывал обивку спинки кресла и осмысливал странные узоры на ней. – Свободно? – раздался сверху голос. Мирон поднял голову: какой-то непомерно длинный парень, казалось, подпирал затылком потолок. – Да, – он кивнул и приподнялся, чтобы пропустить парня, но тот замотал головой: – У меня там ноги не поместятся. Я с краю, можно? Мирон снова кинул и подвинулся: ему и у окна сидеть было нормально. – Ваня. – Парень уселся и протянул ему руку. Мирон представился в ответ и уже приготовился к удивлению, которое вызовет его имя, но парень просто пожал ему руку и все. Тогда удивился сам Мирон. – Странно, что ты про имя не сказал ничего, – заметил он. – А че удивляться? Там в конце автобуса вообще девчонка одна, Диляра. Вот у нее необычное имя. Мирон улыбнулся. – Ты откуда? – продолжал Ваня. Он, видать, был очень общительным. – Из Питера, на Пионерской живу. – А я из Пушкина. Бывал? Мирон кивнул. – Охуенный город, скажи? – Ну, красивый, – согласился Мирон. – Да самый лучший в мире! – не унимался Ваня. – Ты много где был? –скептически уточнил Мирон. Ваня посмотрел на него, как на ненормального, и на некоторое время замолчал.***
Когда автобусы выехали на трассу, Ваня снова завел светскую беседу. – Куришь? – после череды обязательных вопросов про возраст, дату рождения и школу спросил он. Мирон покачал головой. – Че, даже не пробовал? До десятого класса дожил и не курил ни разу? – Пробовал не в затяг, – попытался поднять в Ваниных глазах свой стремительно падающий авторитет Мирон. Ваня поморщился. – Не считается. Это детский сад. Я вот с тринадцати лет курю. Два с половиной года уже, – сообщил он с некоторой гордостью. Мирон промолчал, полагая, что таким фактом не стоит особо хвастаться. Он думал, что Ваня обидится на его молчание, но тот оказался простым и весьма компанейским парнем, так что скучная поездка Мирону не светила. Остаток пути до лагеря Ваня развлекал его головокружительными и слегка неправдоподобными историями из своей жизни, Мирон в ответ скромно делился своими. Оказалось, что у них много общего: оба слушали одинаковую музыку, любили играть в приставку и даже читать книги. О последнем Мирон по Ваниному виду даже не догадался бы, но Ваня начал рассказывать ему о недавно прочитанной книге Гессе, которую Мирон сам как раз собирался прочитать. Это был знак. Мирон решил, что теперь он сможет найти себе друга не из школы, а какого-то нормального чувака, с которым можно будет весело проводить время. А когда Мирон рассказал, что бывал в Берлине и Лондоне, то понял, что его авторитет вырос до небес почти мгновенно. Это обрадовало и внушило некоторую надежду. – В одну комнату заселяемся, если что. Вечером расскажешь про девчонок немецких, да? – заранее договорился Ваня. Мирон не понял про комнату, и тогда Ваня объяснил, что корпуса в этом лагере современные. Нет никаких общих спален на двадцать кроватей. Есть комнаты, почти как в гостинице, на четырех человек, и в каждой по две двухъярусных кровати. Правда, душ и туалет только один на крыло. У парней свой, у девчонок свой. А посередине большой холл с диванами, там «огоньки» проводятся и телек есть. Отдельно вожатские комнаты, там по две кровати. Мирон удивился, откуда Ваня все это знает, и тот рассказал, что уже отдыхал там минувшим летом. А заодно поведал, что между вожатыми их отряда был роман и они даже «трахались, наверное», потому что кровати в вожатской были сдвинуты вместе. Мирон улыбнулся этому рассказу, но порадовался, что спальню придется делить всего-то с тремя парнями, одного из которых он уже почти знал. Реальность оказалась гораздо лучше! Как-то так получилось, что парней в отряде оказалось меньше, чем коек, и поэтому Мирона заселили в комнату вдвоем с Ваней. И больше никого! В таких условиях Мирон готов был провести даже две смены. Сразу после заселения их отправили на обед, после которого Ваня утянул Мирона в какой-то закуток. – Пошли покурим. Пиздец, с самого утра не курил, – пожаловался он и протянул пачку Мирону. – Будешь? Сомневаясь, Мирон все же вытянул сигарету. – Ты, главное, в себя сразу вдыхай, а потом выдыхай через нос, – со знанием дела наставлял его Ваня. – Сначала кашлять будешь, потом привыкнешь. Уже к концу сигареты нормально будет. Как у врача, когда тебя слушают, вот так же надо. Мирон затянулся и закашлялся, согнувшись. Посмотрел на Ваню. Тот глядел на него сочувственно, с видом умудренного опытом курильщика, зажав сигарету в уголке рта. Мирон мимоходом решил, что Ваня забавный, потому что отчаянно хочет казаться взрослым со всеми этими матами и курением. Но он ему понравился. Может быть, они и после лагеря продолжат общаться. Мирону очень захотелось этого. К концу сигареты и правда курилось уже легче. Правда, было непонятно, что делать с запахом, если запалят вожатые, но у Вани нашлись жвачки и какой-то дешевый жутко пахнущий дезодорант в кармане как раз для таких случаев. Или удача была на их стороне, или вожатым просто было все равно, но на шлейф запаха внимания никто не обратил. Хотя Мирон, вернувшись в корпус, долго мыл руки с мылом, тер их, без конца принюхиваясь: ему казалось, что табачный запах въелся навечно, и дома через две недели его уж точно спалят. Положа руку на сердце, курить ему понравилось. Может быть, из-за достойной компании, может, потому что родители были далеко, а вожатые не обратили внимания. Мирон решил попозже еще раз попросить сигарету у Вани. Но когда он вернется домой, то о курении, конечно же, не может быть и речи. Ни в коем случае. Там везде глаза и уши, а лишних проблем ему не нужно.***
Вечером по случаю открытия сезона планировалась большая дискотека. Девочки уже с обеда начали бегать друг к другу в комнаты в поисках самой лучшей косметики, менялись нарядами, в общем, всеми способами наводили красоту. Парни в большинстве своем ограничились походом в душ и парфюмом, а оставшееся время слонялись по коридору или смотрели телевизор в холле. Мирону красоту тоже наводить не надо было, а вот Ваня проторчал перед зеркалом в душевой почти полчаса, выискивая какие-то недостатки и пытаясь создать из своих волос какую-то невиданную прическу. Потом еще час провел в комнате, перебирая шмотки и отбраковывая одну за другой. Когда он в очередной раз стянул навороченные штаны, Мирон ненавязчиво поинтересовался, зачем Ваня так наряжается, кто из отряда ему приглянулся. – Никто, – презрительно фыркнул Ваня. – Они мелкие все и выебываются. Зато вожатые есть такие! Он подмигнул Мирону, потом потянулся к сумке и вытащил пачку презервативов. – Зря брал что ли? Мирон улыбнулся: – Мне отец вообще двенадцать дал. До конца смены хватит и еще двенадцать останется. Ваня восхищенно присвистнул. – Поделишься, если что? У меня три только. И, кстати, если придешь с девчонкой, а на дверной ручке снаружи носок, значит – занято. Ищите другую койку. Договорились? Мирон кивнул: теперь, когда рядом был такой Ваня, ему точно ничего не светило у девушек. Но вообще-то слабо верилось, что Ване тоже дадут: тут, в конце концов, лагерь, а не бордель. – У тебя было, кстати? – поинтересовался Ваня таким тоном, что Мирону на миг показалось, что у Вани и самого-то опыта чуть да маленько. – Целовался только, ну, и дрочила мне девчонка. Но это в Берлине. В Питере нет, не складывается пока. – Это лучше, чем ничего, – успокоил его Ваня, – но здесь наверстаешь, по-любому. – А у тебя? Ваня уверенно кивнул: – Два раза. К сестре двоюродной подруга летом на дачу приезжала, мы там бухали, ну и вот. Ей девятнадцать, прикинь! Мирон взглянул на Ваню с уважением и некоторой завистью: секс два раза это всяко лучше жалкой дрочки в туалете берлинской забегаловки.***
Перед дискотекой в большом кинозале проходило знакомство отрядов друг с другом и лагерем. Представляли номера, хором выкрикивали девизы, выполняли какие-то творческие задания. Мирон искренне старался участвовать во всем, и сидевшая рядом с ним девушка бросала на него заманчивые взгляды, а под конец наклонилась к самому ухе и шепотом представилась: «Диляра». Вот, о ком говорил Ваня в автобусе. Красивая! Зеленые глаза, подведенные идеальными острыми стрелками, делали ее похожей на лисичку, а ямочки на щеках не оставляли сомнений в том, кто тут главная красотка. А вот Ваня всю официальную часть прокрутился, выискивая барышню посимпатичнее, но среди вожатых так ее и не обнаружил. Скорее всего из-за того, что вожатые были заняты детьми и в выгодном для Вани свете не показывались. Оставалось ждать дискотеки.***
Первым же медляком диджей устроил Мирону огромную подставу: он объявил белый танец. На Ваню претендовали сразу несколько девушек, в то время как к Мирону не подошла ни одна. Он тоскливо заложил руки за спину и отошел к стенке, решив на следующий медляк пригласить Диляру, но тут она подошла к нему сама. Какое его в тот момент затопило облегчение! Он положил руки ей на плечи, на что девушка шепнула ему в самое ухо: – Можно чуть ниже. А потом хитро подмигнула. Такой щедрости от судьбы Мирон не ожидал и пристроил ладони, куда и не мечтал. Судя по тому, что его партнерша довольно улыбнулась, он все сделал правильно. Сама же девушка прижалась к Мирону самой выдающейся частью тела, почти прилепившись. Он медленно топтался по кругу, молясь, чтобы не случилось стояка. К счастью, сегодня все боги мира были к нему милостивы, и позорной ситуации не произошло. Потом он еще несколько раз приглашал Диляру, а в самом конце дискотеки она так ему доверилась, что даже чмокнула в губы после танца. Ване везло больше: девушки на него гроздьями вешались, только выбирай. И он пользовался моментом. Обнимался то с одной, то с другой, целовался несколько раз тоже с разными. Не то чтобы Мирон ему завидовал, но что-то неясное и не совсем приятное внутри скреблось.***
После дискотеки несколько человек из отряда договорились встретиться в чьей-нибудь комнате и продлить веселье: кто-то тайно провез с собой бутылку водки. Мирон и Ваня тоже были в числе приглашенных. Сначала все просто пили, втихаря рассказывая матерные анекдоты, передавая по кругу три пластиковых стаканчика, запивали газировкой и морщились. Но бутылка была всего лишь в три четверти литра, а компания большой, так что вскоре пить стало нечего, народ достаточно опьянел, чтобы перейти к следующей стадии веселья – традиционной игре в «бутылочку». Сначала все шло, как положено. Мальчикам выпадали девочки, девочкам – мальчики, все целовались, отпускали шутки разной степени пристойности, хихикали. Но вот бутылка указала обеими концами на девушек. Сначала они смущенно переглядывались, но вдруг кто-то сказал: – Ну а че, как «Татушки» будете. Ань, ты же беленькая, как Катина, а Юля будет за Юлю Волкову. Девушки рассмеялись и потянулись друг к другу. – Я сошла с ума, я сошла с ума, – тихонько в темноте подпел кто-то под поцелуй. А девчонки старались вовсю, подражая клипу, так что в конце концов их настоятельно попросили разойтись. – А то еще и трахаться здесь начнете, – пошутил кто-то из парней. Через пару кругов Мирону выпало целоваться с одной из «Татушек», как их теперь прозвали ребята. Он заметил, что Диляра недобро цыкнула, когда он прижался губами к Ане, кажется, – Мирон еще толком никого не запомнил, да и выпитая водка слегка затуманила мозги. Но ей не к кому было ревновать: поцелуй был даже без языка. Во всяком случае никаких особенных эмоций он у Мирона не вызвал. А вот когда он сам крутил бутылку произошла жуткая катастрофа: горлышко указало на Ваню. – Ну че, пацаны, – хохотнул кто-то из парней, – вы с языками или как? – Мы че, на пидоров похожи? – огрызнулся Ваня и хмуро велел Мирону: – Заново крути. Нормально только. Мирон крутанул бутылку и его опять царапнуло то же неприятное чувство, что и на дискотеке. Понятное дело, они не пидоры, но Ваня мог бы это как-то повежливее сказать. А то получается, будто ему противна даже мысль о поцелуях с парнем. Мирон видел голубых в Европе. Точнее, геев, так было политкорректнее. Люди да люди, ничего особенного. Он, конечно, не такой, но и выражаться так, будто это люди второго сорта, тоже как-то не стал бы. А вот Ваня своей неприязни не скрывал, как и большинство. Бутылка указала на Диляру, и Мирон облегченно выдохнул. – Иди сюда, – подмигнула девушка и вышла из круга. Они отошли в сторону, к двери. Мирон обнял ее за плечи, но, вспомнив дискотеку, тут же опустил руки сильно ниже. Она прижалась к нему губами, потом попробовала протолкнуть язык. Мирон сопротивляться не стал: все-таки не первый поцелуй с ней. Он целовался и снова надеялся, что у него не встанет на глазах у всей компании. От поцелуя было мокро и жарко, хотелось побыстрее закончить, чтобы не спалиться, если вдруг заглянут вожатые. Почему визит вожатых не волновал его раньше, когда они пили, Мирон предпочитал не думать. Главное, чтобы поцелуй быстрее закончился. Он услышал, как кто-то начал считать и поскорее оторвался. Девушка глядела на него слегка разочарованно. – Я думала, хотя бы до десяти досчитают, – вздохнула она и надула губы.***
Часа в три ночи Мирон с Ваней вернулись в комнату. – Ну че, нормальная телка, да? – Ваня вытянулся на кровати и испытующе посмотрел на Мирона. – Будешь мутить с ней? – Наверное. Она симпатичная, – кивнул Мирон, разделся и нырнул в постель: глаза слипались от слишком насыщенного событиями дня, сил не было даже на то, чтобы сказать «спокойной ночи», да, может, и глупо такое говорить человеку, которого он утром еще не знал.***
С утра все в отряде уже знали, что Мирон «мутит» с Дилярой, а Ваня после завтрака утащил его покурить и доверительно сообщил, что готов после дискотеки освободить комнату, если Мирону сильно будет надо. Мирон принял к сведению, но особенно решил на такой исход событий не рассчитывать. Отдых в лагере становился день ото дня все лучше и лучше. У Мирона появилась первая в его жизни девушка. Она была красивой, позволяла трогать себя за разные места и не возражала против поцелуев на публике. У Вани девушки до сих пор не было, чему Мирон втайне радовался: иногда и таким неприметным парням, как он, должно везти чуть больше, чем красавчикам наподобие Вани. Но тот, казалось, не огорчался. Все равно каждую дискотеку находил себе новую подружку, а то и не одну. Приближался Новый год и особенная дискотека. В честь праздника ее разрешили проводить до трех ночи. Это было настоящим подарком. Вечером тридцать первого девочки в отряде особенно долго красились и наряжались. Парни тоже от них не отставали: всем хотелось провести эту ночь по-особенному. Около десяти вечера вожатые собрали отряд в холле, усадили в круг, раздали пластиковые стаканчики, открыли несколько бутылок шампанского и коробку конфет. Таким импровизированным фуршетом отряд проводил старый год и отправился на дискотеку. Спустя час Диляра подошла к Мирону и предложила пойти в корпус и отдохнуть. Намек был более, чем ясен, и Мирон радостно согласился. В корпусе было темно и тихо. Подойдя к двери комнаты, Мирон увидел носок на дверной ручке, а потом услышал изнутри ритмичный скрип кровати. Значит, Ване тоже повезло! – Пойдем к нам в комнату, девчонки еще на дискотеке. – Диляра потянула его обратно по коридору. Свет они зажигать не стали. Мирон наклонился и поцеловал девушку. Теперь ему надо было молиться об одном – чтобы встал. Но пока желание не исполнялось. – Ты трахался уже? – оторвавшись, немного грубовато спросила его Диляра. Мирон кивнул и спохватился. – Резинки в комнате! – У меня есть одна. Мама сунула, – Диляра хихикнула, – чтобы в подоле не принесла. Мирон облегченно выдохнул. – А ты? Девственница? – Нет, – хитро улыбнулась девушка. – Так что не бойся. Она немного подумала и добавила уже серьезно: – Только я в рот не беру. Я не шлюха какая-нибудь. Мирон так и не думал. Он даже предложить подобное побоялся бы. Диляра потянула края топика и сняла его, открывая маленькую упругую грудь в черном лифчике. Мирон сглотнул от предвкушения. Кажется, она что-то уловила в его глазах, потому что по-кошачьи потянулась, расстегнула юбку и красивым движением, будто стриптизерша, сбросила ее вниз. Мирон зачарованно глядел на черные кружевные стринги и черные же чулки. Как будто в порнофильме. К такой девушке страшно было прикасаться. Можно было только смотреть и любоваться изящными линиями, сочетанием белой кожи и черного белья. – Раздевайся, – и Диляра сама начала расстегивать на нем рубашку. Мирон слегка испугался: у девушки явно было больше опыта, и облажаться ему очень не хотелось. К счастью, вселенная к тому времени услышала его молитвы, и член стоял, как положено. Когда она расстегнула ему ширинку, он рискнул и скованно попросил: – Потрогай… там Диляра чуть сморщилась и обхватила его член двумя пальцами, будто боялась обжечься или брезговала. Подвигала немного рукой. Мирону стало приятнее, но совсем не так, как тогда, в Берлине. Даже та немецкая девушка была увереннее и обходилась с ним уважительнее. А тут ему казалось, что Диляре просто противно. – Пойдем? – она кивнула на кровать, отпустила его и легла на спину, раздвинув ноги. – А презик? Диляра неохотно поднялась, покопалась в сумке и вытащила серебристый квадратик. – Разденешь меня? – с этими словами она снова легла на кровать и приняла красивую картинную позу. Мирон исполнил ее просьбу, но с каким-то странным чувством: он надеялся на ее опыт, на то, что они все будут делать вдвоем, а получалось, что он будто паж при королеве и нужен для ее удовольствия. Он разделся сам и вскрыл упаковку. Руки слегка дрожали. Он и раньше пробовал надевать презик, но то было исключительно в рамках тренировок (как учебная эвакуация в школе), и в те разы он чувствовал себя гораздо увереннее. А теперь перед ним лежала настоящая девушка, почти голая, в красивых черных чулках и лифчике, немного раскинув ноги, прикрывая ладошкой то, что Мирон очень хотел увидеть вживую, и томно смотрела, как он раскатывает презерватив по члену. Главное – не облажаться, иначе утром придется позорно бежать из лагеря, а первого января это будет сделать крайне сложно. Он наклонился над Дилярой, опираясь на обе руки и поцеловал ее. Та с готовностью ответила и расставила ноги шире, прижимаясь к нему, приглашая. Мирон выдохнул и двинул бедрами. Похоже было, что Диляра соврала насчет девственности, потому что она ойкнула, а потом зашипела, как кошка. – Больно же, медленнее давай. Мирон постарался медленнее. Ему было мягко, влажно, тепло. Опираясь на одну руку, другой он чуть стянул лифчик и прижался губами к соску. Наверное, он должен был что-то почувствовать, но по ощущениям было ровно так же, как если бы он лизнул, скажем, запястье или коленку. Никакого дополнительного возбуждения он не получил. Но продолжал двигаться, потому что внутри было тесно и жарко, а ему было почти шестнадцать, и организму нужна была разрядка. Диляра под ним лежала тихо, едва помогая бедрами, и Мирону показалось, что ей все это не очень нравится. – Тебе хорошо? – немного задыхаясь, спросил он. – Да, солнышко, – промурлыкала она ему в губы, – не останавливайся. В ее словах слышалась откровенная фальшь, но Мирон и правда уже не мог бы остановиться. Неожиданно в голову пришла мысль, что через несколько комнат от них Ваня тоже кувыркается с девчонкой. Мирон вспомнил скрип кровати и попытался представить, как какой позе Ваня трахает свою подружку. Такая же она, как Диля? Брала ли она у Ваньки в рот? Вообще, нравится ли ему такое? Когда сосут? Должно нравится, как и любому мужику, если верить порнухе. Мирон начал двигаться быстрее, резче и наконец почувствовал то самое, и в этот момент ему почему-то подумалось о Ваньке: какой он, когда кончает. Мысль была идиотской донельзя, но почему-то именно она довела Мирона до пика. Конвульсивно дернувшись несколько раз, он устало навалился на Диляру и, как ему казалось, страстно прошептал ей куда-то в шею дежурную фразу: – Тебе было хорошо? И почувствовал, как она кивнула. Секунд через десять она завозилась под ним: – Я в клуб пойду, дискотека же. Ты со мной? – Ага. Минут через десять подойду, – Мирон вышел из нее, стянул резинку, завязал и кинул на пол. Они быстро оделись. – Я выброшу, покурю и приду, – Мирон наклонился и чмокнул ее в губы. Диляра пожала плечами, не глядя на него, выпорхнула в коридор, быстро зашла в гардероб. Мирон развернулся и пошел в туалет выбрасывать презерватив. Открыв дверь, он наткнулся на Ваню, который без зазрения совести курил в форточку. Ваня быстро окинул его взглядом и довольно ухмыльнулся: – Не мне одному повезло. Поздравляю! Диля? Мирон кивнул и выкинул резинку в мусорное ведро. – Ну, и как оно? – Нормально. – Ему вдруг стало неприятно: вот он как ни в чем не бывало говорит с Ваней, а всего пять минут назад, когда кончал, сдуру представил его. Извращенец. Главное, чтобы Ванька никак об этом не догадался, а то по зубам прилетит моментом. – Чет ты слишком грустный для парня, только что лишившегося девственности, – Ваня усмехнулся, затянулся в последний раз, потом выкинул бычок. – У меня вот телка – огонь. Вожатая у мелких, прикинь! Она даже минет делать умеет. Охуеть! До конца сезона она моя, отвечаю. На словах про минет Мирон покраснел. Ваня посмотрел на часы. – Прикинь, через десять минут новый год. Пойдем в клуб? Или на улицу? Там салют будет, говорят. Мирону не хотелось никуда идти, и он помотал головой. Слишком все странно было. Надо радоваться: первый секс как-никак, а у него все, как обычно, через жопу пошло. Когда кончал, подумал про парня. Делала ли ему его девушка минет. Оказалось – да. И как теперь с этим знанием жить? Не станет ли он пидором, в смысле, геем от такого? – Я тоже не пойду. Давай здесь бухнем? У меня есть, – предложил Ваня. Мирон кивнул, хотя и Ваню ему сейчас видеть тоже не хотелось. Никого вообще. Хотелось спать, а лучше отмотать все назад и во время секса с Дилей думать о ней, а не о Ваньке. Подстава какая-то от собственной башки! Они вернулись в комнату. Оказалось, у Вани была припрятана крохотная бутылка коньяка, грамм на двести. Потом принесли из холла чистые пластиковые стаканчики и поделили выпивку по-честному. На улице зашумел народ: приближался новогодний салют. Ваня сверил часы и объявил, что осталось всего три минуты. Тогда они открыли форточку в комнате и, прислушиваясь к гомону толпы, тоже стали ждать. Под стройный обратный отсчет Мирону как-то даже стало легче сидеть наедине с Ваней, все его грязные мысли ушли на второй план и подернулись дымкой. Новый год заслонил их. На улицу кто-то вынес колонки, из них раздался бой курантов. – Чтоб хуй стоял и деньги были, – совершенно серьезно выдал Ваня и слегка стукнул своим стаканчиком о Миронов. Было смешно. Стояк у них быть просто обязан из-за возраста, а денег больших из-за того же возраста быть не могло. Но Мирон все равно выпил одним глотком, поморщился. Закусывать было нечем, и он постоял, часто дыша в форточку. Голова закружилась, и было неясно: то ли от коньяка, то ли от «собачьего» дыхания. Он снял рубашку и начал расстегивать джинсы, поймал на себе странный Ванькин взгляд, будто удивленный. – Не пойдешь в клуб? Там сейчас самое прикольное начнется. – Ваня почему-то отвернулся к двери, как будто смутился. – Спать хочу, – соврал Мирон и нырнул под одеяло. Ваня подошел и наклонился к нему. – Спать в Новый год? Не пизди. Я уйду, а ты тут будешь в одиночку страдать из-за потерянной невинности, – усмехнулся он. – Хочешь, лягу под бочок и утешу? Скажу, что тебе еще понравится, когда-нибудь девчонка не бросит тебя после койки, а попросит остаться. Бедный Мирон! Не переживай, это просто первый раз. Ты же кончил, значит, все путем. Мирон мрачно зыркнул на него и отвернулся к стене. Ваня присел на край кровати и тронул его за плечо. – В натуре, хочешь останусь? Вдвоем посидим. Ну или спать завалимся? Не грузись только, а? Мирон обернулся и ответил с неожиданной для себя злобой: – Мы же не пидоры, да? Иди в клуб. Там столько девчонок еще непробованных! Ваня хмыкнул, но поднялся. Мирон снова повернулся к стене и для надежности накрылся одеялом с головой. Дверь хлопнула. В тишине можно было обдумать всю эту жопу, в которую он нечаянно попал.***
Утром на завтраке Диля смотрела на него с обидой. Мирон счел это справедливым: она-то ведь не кончила, чтобы там ни говорила. У девчонок же все как-то сложнее. Он понимал, что должен поговорить с ней, но страшно трусил. А если она рассказала подружкам о том, какой он неуклюжий? Попыхтел на ней пару минут и ушел к себе. Кому ж такое понравится. Или еще хуже: Диля не соврала насчет своего опыта и вчера сравнила Мирона и своего прежнего парня. Ну и, разумеется, не в его пользу. Или у него член слишком маленький оказался для такой опытной девушки, как Диля. Вот это уже казалось кошмаром и несмываемым позором! И все же, как узнать, почему она дуется? И самое главное – нормальный ли у него член. Не станешь же у девчонок спрашивать. Особенно про второе. Оставался Ваня. Вот кто, по мнению Мирона, знал все на свете. Или делал вид, что знал, но так уверенно, что и окружающих убеждал в этом. После завтрака они с Ванькой традиционно завернули в свой тайный угол – курилку, где их за почти неделю еще ни разу не спалили. – Дилька тебя взглядом почти убивает. Ты зря вчера в клуб не пошел. Она там вся извелась, даже ко мне раза три подошла, – сообщил ему Ваня. – У меня проблемы. – Еще какие! – согласился Ваня. – Ты лучше поговори с ней, извинись, туда-сюда, ну там в кровать уложи. Или это, песню ей попроси у диджея сегодня. Девчонки такую тему любят. Она тебя сразу простит. – Я думаю, она из-за кровати и злится. Из-за секса. Ну, что она ушла, а я остался. И она не кончила, кажется, – поделился тревогой Мирон. – Кажется? Ну она, типа, должна, там, стонать, не знаю, прижиматься к тебе. Смотрел порнуху? Вот так примерно, как там, – ответил всезнающий Ваня. – Она не стонала, лежала просто, – вдохнул Мирон. – Хуево, чувак. Она из-за этого и злится. Надо было пальцами потом ее, ну… Мирон промолчал. – Да ладно, не грузись ты так. Ну че, пообижается да отойдет. Поймет, поди. – Что поймет? Что я девственник? И что она у меня первая? Что я налажал? – разозлился Мирон. Хорошо Ваньке, у него первая девчонка старше него была, все ему рассказала-показала, даже два раза. Теперь он и ходит весь из себя герой-любовник, знаток, блять, женской психологии. – А ты думаешь, у нее опыта сильно больше? – заржал Ванька. – Да она так же боится, что ты киданешь ее. Погулял до первого раза, и хватит типа. – А вдруг ей мой член не понравился? Вдруг он маленький? Или какой-то… ну, кривой? Ванька заржал еще громче, даже сигарету от смеха на снег выронил. – Маленький? Она его рассматривала пристально и под микроскопом? Мирон обиделся и показал ему средний палец. – Нет, серьезно, – успокоился Ваня, – вы свет включали? Ну так, чтобы она прямо все-все рассмотрела? Или это твои догадки? – Мои, – буркнул Мирон. – Тогда не парься, – Ванька махнул рукой. – Кстати, она лифчик снимала? Если нет, то спорю на косарь, что она сама стесняется, что у нее сиськи, например, маленькие. – А какой он вообще должен быть? Ну в сантиметрах? – на всякий случай решил уточнить Мирон. Зря он это сделал, потому что Ванька снова едва не заржал. – Блять, хуй знает, – сквозь смех выдавил он. – Жаль, что нет какого-нибудь эталона, как в Палате мер и весов. Хуй да хуй, ну не пять же он у тебя сантиметров, да? – Не измерял, – вдруг прыснул Мирон. То ли Ванькино идиотское веселье ему передалось, то ли ситуация и правда была смешной, но тревога по поводу Диляры улетучилась. – Не, если бы он у тебя был бы маленький, ты был бы в курсе. Знаешь, это заметно как бы. Прям сильно заметно. Мирон кивнул. – Я тогда к ней схожу, а? Может, простит? – По-любому. Ты, главное, напизди побольше, типа, прости, хуе-мое. Ну, сам знаешь, короче, – подмигнул ему Ваня и достал новую сигарету взамен размокшей от снега и безжалостно растоптанной.***
Диля встретила его на пороге своей комнаты весьма холодно. Из-за ее спины Мирон разглядел любопытные лица подружек, предвкушающих любовную драму и разборки. – Пойдем побазарим, – как можно развязнее предложил Мирон. Он прежде никогда и никому так не говорил: считал слишком грубым, но с Дилярой решил поиграть в плохого парня, потому что слышал, что такие девчонкам нравятся больше. Да и, кстати сказать, именно такие ребята в их школе имели у девушек куда больший успех, чем ботаники вроде Мирона. Диля закатила глаза, фыркнула так громко, что слышал, наверное, весь этаж, но вышла. – Куда пойдем? Мирон за руку привел ее в их комнату, на всякий случай повесив снаружи на дверную ручку носок. – Прости, – начал он, рассматривая носки своих кроссовок. – Как мудак повел себя. Ты просто такая клевая, я че-то затупил вчера. – Ну, – хмыкнула Диля. – Можем повторить сейчас, если хочешь. Не зайдет никто. А вечером сюрприз тебе сделаю на дискотеке, а? – Сейчас утро, вожатые могут зайти, просто поцелуй и все, – судя по тону, Диляра сменила гнев на милость. Мирон прижался к ее губам, но она снова перехватила инициативу, и сама все сделала. – А что за сюрприз? – после поцелуя Диля стала заметно добрее, а заодно и любопытнее. Мирон загадочно завел глаза и помотал головой. Тогда Диля, чуть взвизгнув, еще раз поцеловала его, только в этот раз коротко, и ушла к себе. Перемирие было восстановлено, а вечером на дискотеке, когда диджей в микрофон объявил, что следующая песня играет для нее лично в качестве подарка от ее парня, Мирон почувствовал себя победителем окончательно и бесповоротно. Еще с неделю все шло просто прекрасно, и у них даже пару раз был секс. Правда, какого-то особенного прогресса Мирон не заметил. Поза была одна и та же, он кончал, но почему-то никакого неземного кайфа не испытывал. Диля честно постанывала, а когда он ласкал ее пальцами, то и насаживалась на них, но Мирону это как-то не особо нравилось – слишком мокро было, сразу же хотелось вытереть руку, а лучше вымыть со спиртом. Да и его член она вниманием не баловала и, как не упрашивал Мирон ее подрочить хотя бы чуть-чуть, не соглашалась на это. Зато о Ваньке он больше не думал, и то хорошо. Не думал, правда, во время самого процесса. А вот как только стягивал резинку, сразу вспоминал о Ване, думал, что тот сказал бы, увидев его таким или, когда у них с Дилей случился третий раз, что теперь они с Ваней вроде как сравнялись в счете, хотя точно не знал, был ли у Вани секс с кем-то еще после новогодней ночи или нет. Все равно Ванька незримо был с ним. Это раздражало и пугало. Раздражал не Ваня, а Мирон сам себя. Он никак не мог понять, почему вспоминает о каком-то, по сути, постороннем парне, но вспоминал и вспоминал с противным постоянством. А вот за пару дней до отъезда произошла маленькая катастрофа. На дискотеке Диляра впервые танцевала с другим. С вожатым. Он был высоким и красивым, почти как Ваня. Неудивительно, что она предпочла такого парня Мирону. Этого следовало ожидать. Да и секс с ним был, наверное, весьма унылым занятием, так что все легко объяснялось. После дискотеки он подошел к ней поговорить, но услышал в ответ только недовольное «че, не понятно, что мы расстались» и недовольное цыканье. Диляра ушла под руку с новым парнем, а Мирон остался стоять на морозе в расстегнутой куртке и растерянно смотреть ей вслед. Все было совершенно непонятно. Еще вчера вечером они мило поболтали перед отбоем, он поцеловал ее и назвал «кисой», а сегодня они расстались. Кто поймет девчонок? Он запахнул куртку и побрел в корпус, надеясь хотя бы от Вани услышать внятное объяснение случившемуся. Не получилось: на дверной ручке висел носок, и Мирон уныло уселся в холле перед телеком. Шло какое-то позапрошлогоднее рождественское шоу с устаревшими артистами, совсем несмешное, но сегодня оно совпадало с настроением Мирона, и потому он смотрел. По коридору простучали каблучки. Мирон обернулся и увидел незнакомую девушку – наверняка, она уходила от Ваньки. Значит, можно идти. Они столкнулись в дверях. По его унылому виду Ваня сразу все понял и со словами «ща, погоди», вернулся уже через минуту, не задержавшись даже ради перекура. – Она меня бросила, – расстроено сообщил Мирон. Ваня сел рядом и положил ему руку на плечо. – Бля, братан, это хуево. Мирон вздрогнул от неожиданности. Его и обращение «братан» напугало, потому что прозвучало в его адрес впервые в жизни, и то, как близко сидел Ванька, и его рука на плече. Он повернулся и чуть не столкнулся с Ваней носами. Посмотрел ему в глаза и внезапно понял, что они красивые. Не как у Дили или у любой другой девушки. У девчонок глаза всегда были чем-то накрашены. У Ваньки глаза были просто красивые, какие-то очень глубокие, почти черные из-за плохого освещения. И еще ресницы. Это открытие Мирона еще больше напугало, даже разозлило, он дернул плечом, смахивая Ванькину руку, и отсел подальше. – Да ладно, не психуй так, – к счастью, Ваня неверно истолковал его раздражение, – завтра тебе новую девчонку найдем. Хочешь, из вожатых? Я свою попрошу, она подружку приведет. На последнюю дискотеку, а? Твоя Диля помрет от зависти. – Не моя она, – раздраженно ответил Мирон. Ваня начинал бесить: доебался со своей благотворительностью. Видит же, что хуево человеку, ну и отвалил бы по-хорошему. Нет, сидит тут, изображает из себя доброго друга. Этого, как его, самаритянина, вот. – Как хочешь. Но я бы на твоем месте… – начал Ванька, но Мирон зло перебил его: – Че ты на моем месте? Иди, Вань, к своей телке, не беси, а? У тебя все хорошо, заебись просто, ты только что потрахался, поздравляю. А меня девушка киданула через хуй, блядь! Уйди хоть на минуту, а? Ты-то поди ебешься по сто раз на дню, от тебя к вожатым не уходят. А Диля ушла и ни хуя мне не сказала. А если бы я не подошел к ней, так бы и ходил, как долбоеб, думал бы, чего это она с другими парнем танцует. Он и трахает ее, поди, получше, конечно, он-то студент уже. Мирон не понимал, почему он все это высказывает Ване, почти кричит. Ванька же не виноват в его нынешней трагедии, наоборот, старался поддержать, как мог. Мирон злился на себя за свою странную реакцию на Ваню, на парня, на почти друга. Он надеялся, что Ванька тоже психанет в ответ и они поругаются, что хотя бы так он сможет сбросить пар, перестать думать о Ванькиных глазах как о красивых и глубоких. Не получалось. И о ресницах тоже. Ваня, вопреки его ожиданиям, не обиделся. Он поднялся, пошарил в своей сумке и достал еще одну маленькую бутылочку коньяка, как ту, что они пили в Новый год, и протянул Мирону. – Держи. Я думал, завтра перед дискотекой ебанем, но сегодня тебе нужнее. Пей всю. Мирон вопросительно взглянул на него и помотал головой, отказываясь. – Да пей, пей. Легче будет, отвечаю. – Ваня сам открутил крышку и снова протянул бутылку Мирону. Мирон отхлебнул чуть-чуть: коньяк обжег горло. Он закашлялся, тяжело задышал, попробовал вернуть бутылку Ваньке, но тот твердо возразил: – Всю пей, чтоб наверняка. А потом спать. Завтра ты про эту Дилю даже не вспомнишь! – Конечно, потому что завтра похмелье будет, – мрачно усмехнулся Мирон. – Вот видишь, шутишь, значит, уже помогает, – обрадовался Ваня. – Пей еще!***
Последний день перед отъездом Мирон провел, как в тумане, спасибо Ванькиному коньяку. На Дилю он старался внимания не обращать, но пару раз к нему подошла одна из ее подружек и поинтересовалась, не хочет ли Мирон чего-нибудь Диляре передать. Мирон не хотел. На прощальной дискотеке к нему подошла какая-то девушка из младшего отряда и пригласила потанцевать. Милая и красивая, с курносым носом, Женя. Она оказалась младше всего на год и очень смешливая. Она не стремилась поцеловать Мирона, а просто улыбалась ему и забавно морщила нос. И Мирон улыбался в ответ. Когда поставили последний медляк, Женя снова пригласила его и вложила в ладонь записку. – Это мой номер, буду рада, если позвонишь. – Обязательно. – Мирон не соврал, он на самом деле хотел позвонить этой милой девушке. Не для того, чтобы заменить Диляру, просто Женя ему и правда понравилась. Наверное, с ней было бы классно дружить. Как с Ванькой, например. Ну, если отбросить тот факт, что у Вани красивые глаза. А в корпусе к нему подошла Диляра. По размазанной туши и покрасневшим глазам Мирон понял, что она только недавно вытерла слезы. – Доволен?! – истерично крикнула она так, что почти весь отряд высыпал в коридор. – Бросил и теперь с другой обжимаешься! Я-то думала, ты меня любишь, что у нас серьезно! Мирон остолбенел. Такого поворота он точно не ожидал. – Ты чего, Диль? Пойдем в комнату, – он потянул ее за руку к себе, но Диляра вырвалась. – Предатель! Видеть тебя не хочу, иди к этой малолетке! Мирон ощущал себя по-дурацки. Народ толпился и глазел на него, как на клоуна, вожатые хмурились, а Ваньки даже на горизонте не наблюдалось – в общем, никакой поддержки. Вожатые велели ребятам разойтись, а самого Мирона вызвали к себе и там вдвоем прочитали ему нудную лекцию о взаимоотношениях полов, о безопасном сексе и бережном отношении к девушкам. Мирон кивал и никак не мог взять в толк, где же он накосячил и за что ему все эти «санта-барбары». Наконец его отпустили, и он отправился в номер, собирать вещи. Немного погодя явился Ваня, немного поддатый и явно после секса, потому что он не кинулся сразу собирать сумку, а развалился на кровати и принялся рассуждать о том, какое блестящее будущее его ждет после каникул: ему обещали регулярные свидания до самого лета. Мирон не хотел портить ему настроение рассказом о своих злоключениях, а потому просто молча складывал вещи и кивал, изредка вставляя одобрительные комментарии.***
В Питер они вернулись после обеда. Мирон разглядел в окно автобуса родителей и смутился. – Родаки приперлись. Думают, я маленький, сам не доеду, – проворчал он, чтобы Ваня, не дай бог, не подумал, что он маменькин сынок. – За мной тоже отец должен приехать, – вздохнул тот в ответ. – Мои боятся, что я каких-нибудь приключений на свою задницу найду, если сам до Пушкина поеду. Мирон усмехнулся: наверное, Ванькины родаки справедливо опасались: уж что-что, а приключений тот мог найти за пять минут да еще самых разных. – Ты звони, если что. – Мирон достал из кармана маленький блокнот, ручку, вырвал лист и записал свой номер. – И ты, – Ваня забрал у него блокнот и записал свой номер. – И приезжай, если не веришь, что Пушкин – самый охуенный город. Я тебе такие места покажу! Упадешь! – У меня днюха через три недели. Приглашаю. – Мирон протянул руку, и Ваня пожал ее со словами «Забились! Готовь поляну».