Моя Офелия / My Ophelia

      После долгих раздумий Северус окончательно решил, что Грейнджер его заинтриговала - было что-то, что он не мог определить, что завладело его чувством и заставило его рисовать ее. Как бы ему не хотелось думать об этом в таком ключе, Гермиона появилась и нарушила его сосредоточенность и концентрацию, потому что какая-то часть его разума нашла в ней музу.       Это было чисто эстетически, беспристрастно, на уровне искусства, говорил он себе. И именно в это он должен был верить, ради своего здравомыслия.

***

      Грейнджер часто бывала в Святом Уолтере во второй половине дня до его приезда. Хотя он и не стремился общаться с ней, он признавал ее присутствие и обменивался самыми простыми любезностями. Северус никогда не был любителем светских бесед, и то, что он испытывал к этой женщине художественный интерес, не меняло этого.       Она, казалось, знала об этом, никогда не задерживалась дольше положенного и не спрашивала о погоде. Часто она просто спрашивала, как прошел его день, отвечала, что ее собственный день прошел прекрасно, и затем они расставались.       Когда общение заканчивалось, Северус замирал и пытался по памяти воспроизвести некоторые выражения ее лица. Это было не так хорошо, как возможность сосредоточиться на ней как на объекте, но сойдет. Позже, если ему представится возможность увидеть ее где-нибудь в Святом Уолтере, он зарисует ее, но всегда будет осторожен, чтобы не быть замеченным.       Внимательно изучая ее черты лица и выражения, Северус начал приходить к выводу, что она, возможно, более привлекательна, чем он думал на первый взгляд. Гермиона Грейнджер превратилась в красивую молодую женщину. Конечно, чисто с художественной точки зрения.       Однако однажды, когда он вошел в Святой Уолтер, его привычное внимательное наблюдение за ней подсказало ему, что что-то не так.       Ее волосы были убраны назад и собраны в пучок, что придавало ей строгий вид. Казалось, она всегда одевалась нарядно, за исключением выходных, но сегодня она была одета слишком нарядно - каблуки, черная юбка, черный пиджак, а привычный кожаный портфель отсутствовал.       Все эти вещи сами по себе не были бы чем-то настораживающим, если бы они не сопровождали выражение ее лица. Ее губы были тонкими, а глаза казались опухшими, как будто она была расстроена и совсем недавно плакала. Такого выражения он никогда не видел на ее лице, когда она смотрела на свое любимое произведение искусства.       Вопреки здравому смыслу Северус пересек комнату и молча встал рядом с ней.       Гермиона подняла на него глаза и кивнула, подтверждая его присутствие, но не произнося ни слова.       В его сером веществе поднялся еще один красный флажок осторожности.       Однако он никак не мог сообразить, что ей сказать. Часть его души хотела спросить, все ли с ней в порядке, но другая часть твердо сказала ему, что это не его дело. Как бы ни привлекала его женщина, стоящая рядом с ним, не ему полагать, что он имеет право знать что-либо о ее жизни. Во рту у него пересохло, ладони снова вспотели, а сердце, казалось, участило биение.       Наполнив легкие, он поднял взгляд на работу и вспомнил их первый разговор. Северус обдумал ее слова и пришел к выводу, что она, возможно, была права в том, что Офелия вряд ли умерла так, как было описано. Использовать это в качестве темы для разговора было самым подходящим вариантом, который он мог придумать.       Он наклонил голову в сторону: - Как вы думаете, кто это сделал?       Она слегка наклонилась вперед, и он увидел, как она прищурилась: - Сэр Милле.       — Нет, ее убийца? - спросил Северус, жестом указывая на Офелию.       Удивление промелькнуло на лице Грейнджер, когда она взглянула на него и выпрямилась: - О! Гертруда. Несомненно.       — Почему именно она?       — Так много причин. - Гермиона вздохнула, подняв палец. - Если смотреть с литературной точки зрения, то это увязывается с темой. Все они были семьей убийц. А Гертруда и Офелия были рапирой для других. Вспомните, как Гертруда обращалась с Офелией. Женщина использовала ее как козла отпущения. Королева считала, что безумие Гамлета и возможное падение Дании лежит у ног Офелии. Она ставила под сомнение ее добродетель и характер, говоря, что если бы она была лучше, то все было бы по-другому. По мысли Гертруды, убийство Офелии восстанавливает порядок и добродетель Офелии, тем самым спасая Данию и освобождая себя от преступлений, в которых она была замешана. Именно поэтому она увенчала Офелию цветами, ведь она должна была стать будущей королевой Дании, и утверждала, что она пела, когда тонула. - Гермиона на мгновение замолчала, а затем на ее лице появилось мрачное выражение. - Ни одна женщина, даже в самой крайней степени горя, не будет петь, когда тонет. Смерть и горе не красивы.       Северус отошел от неё на шаг в сторону, скрестив руки на груди, рассматривая женщину рядом с собой. Его не удивило, что она так хорошо знает и может подкрепить свои слова, но как страстно она это говорила. Гермиона говорила так, словно знала эту женщину, этот характер, лично.       — Похоже, вы часто об этом задумывались, - наполовину спросил, наполовину констатировал Северус.       Она торжественно кивнула, переводя взгляд с него на бюст. - Я отношусь к ней. Офелия была пешкой в войне, которая заставила ее страдать, почти до безумия. Ее всегда рисовали такой одномерной, хотя она была умной, послушной, верной, надежной и доброй. Даже несмотря на все это, она была инструментом для всех, ее использовали даже те, кто должен был ее любить. - Еще одна тяжелая пауза, во время которой он мог почти почувствовать эмоции на ее лице. - Я чувствую то же самое о своей собственной жизни.       Конечно, самая яркая ведьма своего возраста не думала, что ее жизнь настолько трагична. Они победили; Темный Лорд был повержен. Эта женщина была одной из главных составляющих этой победы, и все же она чувствовала такую страстную связь с этим трагическим персонажем. Это вызвало множество других вопросов, но он не стал их озвучивать. Но все же он должен был что-то сказать, пока разговор между ними затихал.       — Разве Гамлет не считается трагедией? - спросил Северус, прочищая горло.       — Да, это так, не так ли? - Гермиона закрыла глаза, сделав глубокий вдох.       Северус посмотрел на нее, пытаясь расшифровать, что заставило ее чувствовать себя так. В такой близости, даже с уходящей краснотой вокруг ее глаз, он не мог не прийти к выводу, что выглядит она прекрасно.       Гермиона глубоко вздохнула и посмотрела на него. На ее губах красовалась улыбка, свет которой достигал ее глаз: - Спасибо, Северус.       Его охватило смятение. Он ничего не сделал, чтобы заслужить благодарность, и, конечно же, эта доброжелательная беседа не решила того, что ее расстроило: - За что?       — За то, что напомнил мне кое о чем, - объяснила она, ничего толком не объяснив. - Я лучше пойду. У меня встреча с Гарри и Роном. - Гермиона сделала шаг к нему, протягивая руку и дотрагиваясь до его предплечья. - Я была очень рада видеть вас сегодня, Северус.       Он посмотрела на ее руку, затем на нее, и растерянно моргнул. Она застала его врасплох, и он едва смог пробормотать ответ, когда она отпустила его: - И я тоже, Гермиона.       Давление ее прикосновения все еще было там, он едва чувствовал его через рукав пиджака. Северус смотрел, как она вышла, и несколько мгновений стоял на том же месте, пытаясь полностью осознать только что произошедшее. От ее присутствия остался лишь слабый аромат петрикора, кофе и нарциссов. Его сердцебиение замедлилось, и он присел на одну из скамеек, взглянув на барельеф с новой точки зрения.       Северус прокрутил в голове некоторые из ее слов, и одно из их первого разговора бросилось ему в глаза.       Вы никогда не задумывались, как закончилась бы пьеса, если бы Офелия не умерла?       Действительно ли она спрашивала об этом, или же она спрашивала его, задавался ли он вопросом, как бы сложилась война, если бы она умерла?       Что было бы, если бы Гермиона Грейнджер, самая яркая ведьма своего возраста, умерла. Это было не то будущее, о котором он хотел бы думать, зная, какую роль она сыграла в войне. Северус не знал, сколько времени он просидел так, размышляя. В его голове было слишком много вопросов и мыслей, и он не был уверен в том, что чувствует.       Кто использовал ее?       Довела ли война ее до безумия?       Насколько она действительно ассоциирует себя с этим персонажем?       Собирался ли кто-то убить ее?       Когда он наконец вернулся домой, он поднялся наверх и сел за свой стол. Отгородившись от шума, смятения и разочарования, которые не имели источника, он представил ее такой, какой она была в тот день в музее. Зажатая и почти защищающаяся. Выдохнув, он провел карандашом по странице и воссоздал ее по памяти.       На это ушла почти вся ночь, он много стирал и снова начинал, но все же закончил. Глядя на свою работу, он почувствовал странную связь с ней. Он понял печаль в ее глазах, сжал челюсти. Он понял это тогда, и, наверное, именно это побудило его заговорить с ней.       Измотанный умственно, физически и даже эмоционально, Северус лег спать, отложив все, что возникло после их разговора, на потом.