***
Тебе, наверное, не следовало засиживаться слишком поздно прошлой ночью. Конечно, это уже само собой разумеющееся; в конце концов, утром у тебя экзамены, и ты знаешь, что нужен весь возможный отдых, особенно если хочется бодрствовать достаточно долго, чтобы увидеть все это до конца. Тем не менее, трудно устоять перед искушением в последнюю минуту заняться зубрежкой со своим лучшим другом, или, может быть, он просто слишком хорошо умеет заставлять тебя делать все, что он хочет. На данный момент ты бы не стала отмахиваться от него. Ты не уверена, что много выучила, даже не уверена, удалось ли выучить все, что было нужно для сдачи. Насколько ты помнишь, вы двое только и делали, что дурачились; трудно сосредоточиться, когда он продолжает пытаться отвлечь тебя, пытается заставить тебя смеяться над самыми глупыми шутками, даже спровоцировал драку по щекотке в какой-то момент без всякой причины, кроме как оторвать тебя от твоей работы. Ты долго думала, не потому ли это, что он почувствовал твою нервозность. Это был бы не первый раз, когда он пытался подбодрить тебя неортодоксальными способами, и хотя ты ему очень благодарна за попытку, но не можешь выкинуть из головы мысли о том, не сделал ли он каким-то образом все хуже. Ты качаешь головой, прогоняя эту мысль, как злого духа. Это не значит, что у тебя все еще есть время что-то изменить. Или для сожалений. Кроме того, он просто ведет себя как хороший друг. И на данный момент, что сделано, то сделано, а еще прямо сейчас тебе нужно сосредоточиться на более важных вещах. Например, не опаздывать. К тому времени, как ты проснулась, солнце уже высоко, яркое и слепящее, проникает сквозь щели в окнах, вырывая тебя из дремоты. Ты медленно садишься на кровати, протирая глаза тыльной стороной ладоней, все еще чувствуя легкую усталость. Тебе требуется мгновение, чтобы осознать, где ты находилась; как только на тебя обрушивается осознание, ты быстро вскакиваешь с кровати, случайно сбросив с нее несколько книг. Они с глухим стуком падают на пол, маленькие заметки, которые ты складывала между страницами, разлетаются вокруг, как пыль. Черт, думаешь ты, опускаясь на колени, чтобы поднять бумаги, и небрежно засовывая их обратно на страницы. Ты опоздаешь на экзамены, а ты еще даже не готова. Ты бросаешь короткий взгляд на часы, глаза расширяются при виде мигающих цифр. У тебя осталось всего несколько минут, чтобы собраться, и ты стараешься не паниковать, когда бросаешь взгляд на себя, понимая, что все еще стоите в своей ночнушке. Хорошо. Легко. Глубокие вдохи. Не нужно паниковать. Для тебя еще не слишком поздно, особенно с помощью магии. Ты быстро хватаешь первую попавшуюся вещь и натягиваешь ее через голову. Мантия похожа на ту, что ты всегда носила: мягкая, удобная, если не сказать, немного свободная на тебе. На самом деле, сейчас это не имеет значения. Нищим не приходится выбирать, и на данный момент у тебя недостаточно времени, чтобы искать что-то, что действительно подходит. Что угодно. Все, что теперь осталось, это забрать свои туфли с порога, а затем немного поправить прическу, убедившись, что все на своих местах. Самое меньшее, что ты можешь сделать, — это выглядеть хотя бы наполовину прилично. Если ты начнешь двигаться сейчас, то все еще сможешь сделать это, не опоздав. Раздается стук в дверь: три тихих стука, как будто человек по ту сторону не хочет тебя беспокоить. Ты все еще пытаешься сформулировать ответ, когда дверь внезапно открывается, и знакомое лицо заглядывает внутрь, чтобы взглянуть. Он улыбается, когда видит тебя, его глаза прищуриваются так, что твое сердце начинает биться чуть быстрее. Ты отводишь взгляд, притворяешься, что изучаешь себя в зеркале, все это время наблюдая за ним краешком глаза. — О, хорошо, — говорит он с облегчением. Он не ждет ответа; медленно заходит внутрь, аккуратно закрывает за собой дверь, прислоняясь к дверному косяку. — Ты проснулась. — Себастьян, — говоришь ты вместо приветствия. Ты качаешь головой и вздыхаешь, потому что, как бы ты ни была рада видеть его прямо сейчас, все равно это не лучшее время для визита. — Что ты здесь делаешь? — Просто проверяю, — отвечает он, пожимая плечами. Ты закатываешь глаза в ответ на его ответ, и его улыбка становится чуть шире, в глазах загорается что-то похожее на веселье. — Знаешь, я собирался разбудить тебя, но ты выглядела такой уставшей, что я решил дать тебе поспать еще немного. — На самом деле я все еще уставшая, — отвечаешь ты. В любом случае, это правда; ты все еще чувствуешь себя немного вялой, как будто не помешало бы поспать еще несколько часов, возможно, больше. Медленно ты поворачиваешься, чтобы посмотреть на него полностью. Он одет так же, как и ты, хотя, в отличие от тебя, он выглядит более собранным. Преимущества того, что ты не просыпаешься поздно, предполагаешь ты, и какая-то часть тебя хочет разозлиться на него прямо сейчас за то, что он тычет тебе этим фактом в лицо. — Я чувствую, что готова потерять сознание в любой момент. Он напевает, уголки его губ подергиваются от удовольствия: — Я вижу. Ты скрещиваешь руки на груди и раздраженно смотришь на него: — Тебе не следовало приглашать меня на вечернюю зубрежку. — Ну, ты выглядела взволнованной, — говорит он, как будто это достаточная причина. Это, конечно, так, хотя ты не доставляла ему удовольствия признать это вслух. — Можешь ли ты винить меня? Когда единственным ответом, который ты ему даешь, является еще один свирепый взгляд, он поднимает руки, как бы сдаваясь. Успокоившись, ты немного сдуваешься, и он продолжает, немного нервничая, чем раньше. Хорошо. — Но посмотри на себя сейчас! Оделась и готова к выходу; все хорошо, что хорошо кончается, не так ли? — Здесь он делает паузу, бросает на тебя быстрый взгляд. — Хотя… Он замолкает на секунду, все еще пристально глядя на тебя. Сейчас ты внимательно наблюдаешь за ним, замечая каждое незначительное изменение в выражении его лица. Он хмурится, и его брови нахмурены, и ты не можешь избавиться от ощущения, что что-то не так. — Что-то случилось? — Твоя мантия. Ты хмуришься, глядя на себя сверху вниз. Ты выглядишь достаточно нормально, как и твоя мантия. Насколько ты знаешь, это то, что ты всегда носишь. — Что с ней не так? Он снова замолкает на мгновение, размышляя. Ты все еще наблюдаешь за ним, хмурясь в ожидании ответа, которого не последовало. Сейчас он ведет себя странно, ты уверена в этом, и ты задаешься вопросом, не допустила ли ты ошибку, не случилось ли с твоей мантией чего-то такого, что мог видеть только он. — Эм? Себастьян? — ты снова зовешь его, чувствуя себя более нервной, чем раньше. Он по-прежнему не смотрит на тебя, но ты издалека чувствуешь его нерешительность. В нем внезапно появляется неловкость, которой раньше не было; на его щеках появляется легкий румянец, но он исчезает в тот момент, когда вы моргаете, как будто его никогда раньше не было, и ты задаешься вопросом, не почудилось ли тебе это вообще. — Ты, э-э, — начинает он, затем останавливается, изо всех сил пытаясь подобрать правильные слова. Он действительно изо всех сил старается не смотреть на тебя, притворяясь, что не может тебя видеть, и ты не можешь не чувствовать себя немного обеспокоенной. Почему он просто не скажет тебе, что не так? — Тебе идет моя одежда. О. О. О. Ты моргаешь несколько раз, не совсем ожидая этого. Ты бросаешь взгляд на свою мантию, словно желая убедиться и чувствуя, как твои щеки пылают от смущения. Раньше тебе никогда не приходило в голову, что на тебе может быть чужая одежда — особенно его; честно говоря, раньше ты об этом особо не задумывалась; ты спешила, ты все еще спешишь, и в то время ты действовала только инстинктивно, имея на себе только одну вещь — разум. Кроме того, в этом не было бы ничего странного; вы оба живете в одном доме, относитесь к одному и тому же году обучения. И учитывая, как много вы двое проводите времени вместе: импровизированные тусовки за школой, прокрадывание в комнаты друг друга поздно ночью, это было бы неудивительно. Тем не менее, это не делает ситуацию менее неловкой, смущающей. — Я… извиняюсь? — ты говоришь неуверенно, потому что это первое, что тебе приходит в голову сказать, возможно, единственное. Извиняться легко, это ты знаешь. Признавая тот факт, что он считает, что ты выглядишь хорошо в его одежде, тем более, и ты не уверена, готовы ли вы к этому разговору прямо сейчас. Нервно ты возишься со своей (его?) мантией, накручивая свободную нить на палец. Что бы он сделал, если бы узнал, что ты в него влюблена? Ты старалась не быть слишком очевидной, пыталась замаскировать свои чувства так хорошо, как только могла. Ты не хочешь разрушать вашу дружбу, но сколько пройдет времени, прежде чем ты оступишься и твой секрет раскроется? Ты закрываешь глаза, делаешь глубокий вдох. Ты не хочешь думать о том, что произошло бы тогда или когда-либо еще. В конце концов, он твой единственный друг, и тебе бы не хотелось его терять. — Я могу, э-э, все еще вернуть это сейчас, если хочешь. Некоторое время он ничего не говорит, поэтому ты продолжаешь, торопливо объясняя свою точку зрения. — Я просто схватила первое, что смогла найти. Я не знала, что это твое. Тишина. Ты наблюдаешь за ним краешком глаза, нервничая. Он выглядит более смущенным, чем раньше, его щеки раскраснелись, достаточно ярко, чтобы в этом нельзя было ошибиться даже на расстоянии. Ты открываешь рот, чувствуя необходимость снова извиниться, задаваясь вопросом, а следовало ли тебе вообще ничего говорить, но затем он прерывает тебя, прочищая горло и заговаривая. — Все в порядке. — Теперь он бормочет, его голос тих, как шепот. Он на секунду замолкает, размышляя. Он переминается с ноги на ногу, все еще стараясь не смотреть в твою сторону, продолжая, — Ты можешь оставить это себе. У меня в шкафу их еще много. — Я в этом не сомневаюсь, — говоришь ты, просто чтобы привнести в комнату немного легкомыслия, какое-то подобие нормальности. Он смеется, затем поворачивает голову, чтобы посмотреть на тебя. Теперь он улыбается, немного благодарно, и просто так неловкость рассеялась, и все так, как и должно быть. — Мне жаль, — говорит он, хотя в его голосе совсем нет сожаления. Веселье пляшет в его глазах, мерцая, как языки пламени. — Это глупо говорить. Ты прочищаешь горло, облизываешь губы, игнорируя бешеный стук своего сердца, трепет внизу живота. — Извинения приняты. Снова тишина, хотя и менее неловкая, чем раньше. — Нам пора в класс, — говоришь ты через мгновение, поворачиваясь, чтобы еще раз свирепо взглянуть на него. — Ты ведь знаешь, что мы почти опаздываем, верно? Его губы подергиваются. — Ты имеешь в виду, что опаздываешь ты. Ты закатываешь глаза от его ответа, прикусывая внутреннюю сторону щеки, чтобы удержаться от смеха. Ты подходишь к тому месту, где он находится, протягиваешь руку, чтобы игриво ткнуть его в ребро. Как будто он мог каким-то образом прочитать ваши мысли, он отходит в сторону, эффективно уклоняясь от ваших надвигающихся атак. — Очень смешно, Себастьян. — Все для тебя, — отвечает он, ухмыляясь. Он предлагает тебе свою руку, которую ты быстро берешь, не обращая внимания на бабочек, порхающих у тебя в животе, и вы вдвоем выходите за дверь.***