heather

      Мышцы тела привычно гудели, грязи на теле было так много, что парень едва бы нашел чистый участок кожи, кроме, разве что, лица, а одежда пропахлась потом и запахом гари, пыли и пепла, ведь он только вернулся с задания, на котором провел несколько дней. Он был утомлен, особенно из-за того, что возвращаться им пришлось на поезде, на котором его как всегда жутко тошнило, еще и несколько часов, причем, перед которыми они шли по горной местности, то возвышаясь, то опускаясь. Все это его утомило до умопомрачения, и он бы с удовольствием отправился домой и заснул на часов так двенадцать-пятнадцать, и, несмотря на то, что Эрза предложила ребятам пойти отдыхать, ведь она решила, что может сама предупредить гильдию об успешно выполнении задания, Драгнил всё равно устало шагает в сторону гильдии.       Каково бы ни было его физическое истощение, оно не идет ни в какое сравнение с моральным. Потому что он чувствовал, как слабеет, и дело было не в тяжелой битве и бездумно выпущенной магии на каждого встречного врага. Нет, совсем нет, он чувствовал, как апатия накрывает его с головой, а безволие медленно пробирается в душу, и каждый день, когда он не видел светловолосую девушку из гильдии, заставляющую его сердце отбивать доныне ему неведомый ритм, эти ощущения усиливались с пугающей скоростью.       Нацу, конечно, понимал, что шансов у него мало, если совсем нет, но он был не из тех, кто легко сдается, да и, возможно, дело было в его нужде видеть ее как можно чаще. И ему так повезло, что она не ходит на задания, и когда бы он ни пришел, она будет там. Улыбнется, поприветствует, предложит поесть. Спросит, как прошла миссия, будет слушать, смеяться и поддерживать разговор так, что Нацу почувствует себя особенным, а затем с горечью в сотый раз осознает, что это ее обыденное поведение, и она будет так лучезарно улыбаться каждому в гильдии, над многими шутками она сможет так застенчиво посмеяться, как всегда прикрывая ладошкой свой рот. Она запомнит любимый напиток каждого, любезно угостит каждого волшебника, пришедшего с задания, потому что это было ее делом, ее жизнью и любимой работой.       Но Нацу хочет быть особенным для нее. Чтобы улыбка на ее лице появлялась не из-за вежливости и доброжелательности, к которой она приучила себя много лет назад. Чтобы ее скулы сводили от того, как Драгнил ее смешит. Чтобы она никогда не грустила из-за проблем, связанных с Эльфманом и Лисанной. Если ее сердце будет болеть за них, если груз на ее плечах когда-то окажется для нее хоть чуть-чуть ощутимым, если ответственность за свою семью будет заставлять ее беспокойно хмуриться и сжимать свои розовые губы, то Нацу лично проследит, чтобы с ее младшей сестренки и даже сурового, способного постоять за себя брата не слетело и пылинки.       Нацу был готов стеречь ее покой и днем, и ночью, но Мире едва это было нужно. Она была сильной и самостоятельной волшебницей, а количество заданий за плечами было не так значительно. Она принадлежала самой себе и все, что ее волновало, была ее семья, и Нацу было так жаль, что, даже будучи в ее семье, называемой гильдией, он не был в этом кругу близких и горячо любимых. Она была радостной в гильдии, улыбалась и смеялась ему и другим, заставляя чувствовать Нацу счастливым и растерянным одновременно, а затем приходила домой к своим близким, улыбаясь им уже искренне, и это вызывало в душе Драгнила настоящую бурю обиды на весь мир. Он не был недостаточно хорош, он просто был… не тем. А ведь он хотел бы разделять ее семейный стол на новый год. Он хотел бы загадывать желания, бросая горящие бумажки в шампанское.       Он хотел бы быть рядом, когда ей было хуже всего, когда образ вечно улыбающейся, жизнерадостной официантки слетал с нее, и переживания накрывали с головой. Когда силы быть старшей сестрой ее покидали, и все, чего ей хотелось, это поплакаться в чужую жилетку. И Нацу бы поддержал ее, он бы сказал, что ей больше не стоит беспокоиться — обо всем позаботиться он сам, и она может передохнуть хотя бы чуть-чуть. Она может, и должна быть самой сильной волшебницей, магом S класса, главной в гильдии в отсутствие мастера, ответственной за своего брата и сестру, но в его объятиях она может быть просто Мирой. Никому не обязанной, никому не должной, на ее лице даже может не быть ее привычной доброй улыбки. Потому что Нацу готов принять ее такой, какая она на самом деле является, какой она не предстает за разговором об очередной миссии, попойке или городском празднике.       И как бы он ни хотел закалывать ее челку с утра, как бы ни хотел помочь ей с застежкой платья или туфель, ей это было не нужно, и всё, что он мог сделать, это просто придти в гильдию и, привычно улыбнувшись, самому рассказать о том, как прошло задание, возможно, подметив, как он соскучился по её еде для него, опасаясь с недавнего времени, что она воспримет это как-то иначе. Потому что дело было не только в еде, и девушка, которая чувствовала всем нутром, что Альзак и Биска сойдутся, еще до того, как половина гильдии отправилась на остров Тенрю, знала толк в любви и отношениях. И он держал язык за зубами, чтобы не выдать себя. Несмотря на противоречивое желание внутри перестать это делать.       Драгнил разрывался на две части, потому что его естество жаждало в признании своих чувств, но одновременно с тем он не хотел, чтобы взгляд этих голубых глаз переменился и смотрел на него с беспокойством или толикой подозрения. Или не смотрели вовсе из-за стеснения и неудобства — этого он точно не переживет. Каждую секунду, когда она смотрит на него, случайно или намеренно, он чувствует, что живет, и только тогда он может дышать полной грудью, зная, что она и не подозревает, как ему нужен ее вечно лукавый взгляд.       Поэтому ему стоило сдерживать себя — им обоим, как просто волшебникам гильдии, ни к чему неловкость и смущение из-за невзаимных чувств. И даже если, съев очередное блюдо, которое Мира с любовью приготовила для него, он будет хотеть отблагодарить ее, поцеловав каждый палец ее нежных, заботливых рук, он лишь подожмет свои губы до бледности, смущенно отводя взгляд от ее привычной и заразной улыбки.