О зимних цветах и весенней стуже

      Мэттью — её должник. Она видела таких — обжегшихся о ледяную пустошь. Некоторым становилось легче, они могли взять себя в руки и выйти наружу снова, но были и те, кто уходил в исследовательский отдел, проигрывая снежному демону. Демон травил их существование, без воздуха и солнца искатели ссыхались и блёкли, даже если мысль о выходе наружу пугала их так, что ноги услужливо вмерзали в пол, стоило только подумать о распахнутом зеве шлюза. «Насилие», примененное Мартой, не насилие вовсе, а акт помощи: Мэттью не знает, чего теряет, и шоковая терапия будет лучше баюканья старых ран и ночных кошмаров, Марта была в этом уверена.       Только пока этого никто не понял. Вчера они разругались с Аддамсом, в ход пошли слова, которые говорить не стоило, и Марта сожалеет об этом. Вчера, осипшая от крика – у неё вечно болит горло – она посчитала сказанное меньшим злом, уверенная, что сможет объясниться потом, когда они оба успокоятся.       Теперь приходилось собираться молча. Правота горчит где-то в желчном, старые привычки нашептывают: «нельзя уезжать, рассорившись с кем-то близким», но Марта упрямо молчит, потому что боится не услышать ответа. Это будет поражением, принятием их ссоры и необходимости что-то с ней делать.       Рене мечется между ними, бросает на Марту скорбные взгляды и шепчется о чём-то с Марком, но судя по тому, как он упрямо поджимает губы, миротворец тут не поможет. Теперь Рене больше мешает своим невысказанным: «нельзя ехать вот так, когда с кем-то в ссоре, быть беде», чем помогает. Марта не суеверная, но ледяная пустыня учит закономерностям, которые соблюдаешь невольно, мимикрируя под чужой болезненный опыт.       До официального времени отправления еще полчаса, её спутники задерживаются, у Рене скоро плановый выезд с техниками, она не прощается с Мартой — тоже плохая примета, желает удачной дороги, и Марта остается одна в неудобной тишине с Аддамсом. Самое время начать говорить – пояснить свою точку зрения, признать, что вчера было сказано лишнее, но Марта стоит к Марку спиной и не может найти сил повернуться. Панель управления на снегоходе притягивает взгляд, и Марта поддаётся, идёт к скутеру, пусть ноги не слушаются и каждый шаг даётся с трудом.       Ей кажется, что она слышит, как Марк тяжело вздыхает, а потом, на этот раз совершенно точно, слышит его шаркающую походку. Впервые со времени их знакомства, они не попрощались перед её выездом. Без привычного: «постарайся не умереть, у нас ещё много дел», ритуал сборов кажется незаконченным. В животе завязывается тугой узел.       — Марта! – У Тео на плече грязный след от транспортировочного ремня снегохода, он запыхался и раскраснелся. Он вежливо кивает ей, но весёлый прищур выдаёт его нетерпение. Марта подмигивает ему; она не чувствует привычного азарта перед подъёмом, но её ведомым об этом знать не обязательно. Наконец на площадке появляется Мэтт. Мэттью – полная противоположность Тео. Комбинезоны у искателей всегда яркие, чтобы было видно на снегу, и оранжевый цвет делает его ещё бледнее, ноги у него не гнутся, а рука не отпускает перил. Ллойд выглядит жалко в большом ему, бесформенном комбинезоне, запутавшийся в ремнях маски, которые у него никак не получается отрегулировать. Марта оставляет в покое свой скутер. Мэтт напрягается, смотрит на неё исподлобья. Марта испытывает чувство дежавю, когда протягивает руку, чтобы забрать у Мэтта истерзанную маску. У Мэтта от ужаса сейчас наверняка кровь шумит в ушах и восприятие медленнее, чем у древнего терминала, так что она молча показывает ему, где фиксируются ремни креплений. Мэтт забирает у неё маску дрожащими руками и упорно не смотрит на неё. Марта и не просит.       Инструктаж должен проводить Аддамс, Марта хочет привычно обернуться туда, где он стоит и доложить о первой готовности. Теперь она смотрит на пустое место, и тревожный ком начинает пульсировать. Марта сглатывает.       — Наша цель – убедиться, что ошибка, приведшая к потере четвёртой подстанции, не приведёт к потере объектов первостепенной важности. Наша задача – инспекция систем второго и третьего бункеров, а также нескольких подстанций, попадающих под их юрисдикцию.       Тео морщится. Марта понимает его, она тоже куда бы с большим удовольствием отправилась исследовать древние руины, чем разъезжала бы от станции к станции, но это была единственная долгосрочная экспедиция, которую для них смог выбить Аддамс, так что она не жаловалась.       — Когда мы вернёмся? – Мэтт делает заметные паузы между словами, и Марта готова отдать ему должное, его голос не дрожит.       — Когда закончим. Не загадывай дату своего возвращения, ледяная пустыня любит рушить планы.       — Откуда мне знать, что мне можно делать, а что нет! Научиться мне не дали.       Марта вздыхает. Мэтт теперь будет припоминать ей это при любом удобном случае. Ей исключительно везёт на мстительных мужчин, они настоящее проклятье жизни Марты Тельман.       — Приметам не учат. Считай, ты уже усваиваешь продвинутый курс, — шутка не приходится Мэтту по душе, его затравленный взгляд теперь полон злобы и стропа маски трещит у него под пальцами.       Переборщила, думает Марта.       — Для этой вылазки тебе многого знать не нужно. Поедешь в середине колонны, все, что тебе нужно делать – слушать меня и ехать след в след. Это изъезженные маршруты, справится даже Томас.       Тео фыркает, прячет усмешку в разрисованной маске и вопросительно смотрит на Марту. Она кивает, подтверждает командой:       — Иди заводи.       Мэтт делает неуверенный шаг за Тео, но послушно останавливается, когда Марта указывает на свободный снегоход.       — Со временем обзаведёшься личным. Вернёмся и подгоним тебе экипировку. На первый раз сойдёт, но должны же быть у искателей свои привилегии. Садись. Ближе к рулю, вот так.       Руки Мэтта неловко застывают над рулём, они все ещё дрожат, и теперь, когда они вдвоём, Марта думает, что разрядить обстановку – хорошая идея. Она накрывает ладони Мэтта своими и опускает их на руль.       — Газ. Тормоз. Сцепление под левой ногой, чувствуешь?       Она дожидается, пока Мэтт кивнёт, осторожно сжимает его руки, заставляя плотнее обхватить руль.       — Заводится с ключа. Следи за топливным датчиком, у этой машины заедает стрелка, техники всё никак не исправят, но подтекать ничего не должно, так что до бункера он точно доедет. Держи расстояние в две машины от меня, чтобы тебя не закидало снегом и слушай мои команды. Если я говорю остановиться – ты жмешь на тормоза сразу, не через секунду, в тот же момент. А если я говорю «полный вперед»…       — То я жму на газ до отказа?       Марта так и не отпустила его рук. Мэтт оказывается неожиданно близко, они смотрят друг другу в глаза, и она чувствует его дыхание на своей щеке. Марта улыбается. Оттаявший Мэттью ей нравится куда больше его подмороженной версии.       — Точно, — говорит она, и Мэтт нервно усмехается.       Марта делает шаг назад. Мэтту нужно личное пространство, чтобы освоиться в седле снегохода, а ей пора заводить свой. Она оборачивается к кабине операторов открытия шлюзов и даёт отмашку. Пусть готовят к подъёму, им остались последние приготовления. Марта поднимает маску и проверяет крепления, краем глаза она видит, как Мэтт непослушными пальцами возится со своей. Марта одобрительно хмыкает, наблюдательность – хорошее качество для искателя, Мэтту оно пригодится. Она подключает личный коммуникатор, игнорирует десяток непрочитанных сообщений на голосовой почте.       — Проверка связи, анлим-пять, как слышно? Пятиминутная готовность.       — Связь в норме, анлим-один. Принял, пятиминутная готовность.       Мэтт так и замирает с маской в руках. Он смотрит на Марту глазами, полными ужаса, и все положительное впечатление, которое он произвел, улетучивается. Марта снимать маску не намерена, но в её надевании и подключении коммуникатора нет ничего сложного. Мэтт внимательно смотрит и быстро учится – лишнее подтверждение тому, что кровь искателей в его венах – не ошибка.       Площадка под ними вздрагивает, Мэтт тут же вцепляется в руль, ругается так, что слышно даже сквозь гул моторов и механизмов подъемников.       — Как слышно, Мэттью?       — Что это, чёрт возьми! – кричит Мэтт в коммуникатор.       — А ты думал мы снегоходы по лестнице тащить будем? – смеется Тео. Мэтт демонстрирует ему средний палец. Марте бы призвать их к порядку, но сейчас их успокаивать бесполезно – пусть кричат в своё удовольствие, Марта регулирует громкость так, чтобы их перепалка не заглушала канал целиком, боком садится в седло и закрывает глаза.       Становится легче дышать. Замолкает Мэтт, доказывающий Тео, что они самоубийцы и мазохисты. Первый шлюз пройден, здесь тянет сквозняком, а стены шахты выбелены инеем.       — Анлим-шесть? Мэтт? – Марте стоило бы объяснить ему систему позывных.       — Чего тебе? – Даже сквозь рябь помех слышно, как у него дрожит голос.       — Закрой глаза.       — Это еще зачем?       — Сегодня солнечно.       Марта теряется в оглушительном реве моторов и скрежете механизмов. Всё остальное становится неважно перед затаившимся ожиданием солнца. Очки защищают глаза от прямого воздействия, но Марта чувствует, не открывая глаз, как они поднимаются всё ближе к поверхности, как неповоротливый зев шлюза растягивает свои челюсти, воссоединяя искателей с их природой. Сердце начинает биться медленнее. Солнце лижет ей лицо, подсвечивает капилляры век. Липкое ощущение жары и духоты пропадает. Марта делает первый жадный вдох.       Содрогнувшись в последний раз, подъемник замирает. Марта открывает глаза. Она дома. Сегодня безоблачно. От бездонной синевы кружится голова. Марта дает себе мгновение прийти в себя. Пора работать.       Она оставляет снегоход и идет к Мэтту. Он так и не открыл глаз, вцепился в руль мертвой хваткой, его мелко трясет, Марта слышит, как он хватает воздух ртом и бормочет что-то неразборчиво. Марта не знает слов молитв, но их ритм легко узнать среди других мелодик речи. Она кладет Мэтту руку на плечо, и он вздрагивает от неожиданного прикосновения.       — Мы уже снаружи? – Мэтт прикрывает глаза рукой. Им пора ехать, но Марта не торопит его, ждёт, когда любопытство пересилит ужас. Сначала Мэтт перестаёт дрожать под её рукой, потом отнимает ладонь от глаз.       Ледяная пустыня приветствует своего нового сына штилем и солнцем, одинаково равнодушная ко всем своим детям.       — Это… — Мэтт запинается, открывает рот в безуспешной попытке подобрать слова. Марта сжимает его плечо. Ледяные демоны, запустившие когти в Мэтта таят, исходят будущими слезами и потом. Мэтт отводит глаза от солнца и яростно трёт их рукой в перчатке.       — Всё это принадлежит тебе, — Марта помнит это чувство. Мэтт не заметит, но она улыбается, когда Мэтт поднимает на неё голову и смотрит широко распахнутыми глазами.       Здесь, на поверхности всё становится проще. Все тревоги нисходят до инстинктов, поездка становится медитацией. Марта не знает, к какой религии себя причисляет Мэтт, но теперь у его бога появился серьёзный конкурент.       Она хлопает Мэтта по плечу.       — Анлим-пять, анлим-шесть, всем приготовиться. Мы выдвигаемся. Наша первая цель – первая подстанция.       Дорога до первой подстанции – легкая прогулка, как раз для новичка. Она возвращается к своему снегоходу, рядом играет оборотами нетерпеливый Тео, она грозит ему кулаком, но несерьезно, и Тео, паршивец, знает об этом, раз отвечает очередным рыком мотора. Марта выжимает газ, не оборачивается, но прислушивается к происходящему позади себя. Мэтт выезжает за ней, но так медленно, что она почти теряет его из виду.       — Анлим-шесть…       — Иди к чёрту, я не знаю, как управлять этой штукой.       — Анлим-один, можно я поеду вперед?       — Держать строй, анлим-пять.       За шумом двигателей и помех плохо слышно, но она почти уверена, что сдержанный Тео позволяет себе нецензурную брань. Томас отвратительно на него влияет.       Терпение – не её сильная сторона, и лёгкая прогулка становится пыткой; Мэтт будет должен ей. И пусть радость возращения на поверхность омрачена раздражением, ей становится легче дышать – у них всё под контролем, она была права.