О зимних цветах и весенней стуже

      Они оккупировали радиорубку. Приватность — заслуга Марты, Мэтт видел, как она торговалась со связистами, и её улыбка была свидетельством того, что цена устроила обе стороны. Мэтт по крупицам собирает портрет Марты, уже выучив её натуру дельца и командирши, но никак не может понять — какая она, эта Марта Тельман, на самом деле. Её улыбки всегда искренние, она говорит, что думает, от отчего-то всегда оказывает права. Со временем это перестаёт вызывать отторжение, уже вчера, прислушиваясь к её беседам с командой, Мэтт начинал догадываться, за что её уважают.       Таинственность Марты, так привлекающая и отпугивающая Мэтта одновременно, на практике оказывается не чем иным, как хорошо выстроенным авторитетом. Мэтт им проникаться не хочет принципиально, решая: раз он теперь один из них, он начнет постигать искательские истины самостоятельно с минимальными физическими и моральными затратами. А значит будет задавать много вопросов и заставит ситуацию работать на себя. Если Марта хочет казаться мудрым руководителем, пусть докажет это на практике.       Мэтт лениво ведет цепочку рассуждений, прикрыв глаза и то и дело забываясь в дрёме. Сосредоточиться на чём-то одном не выходит, кресло в радиорубке преступно удобное, и даже Тео, сидящий рядом и ёрзающий без конца, не мешает. Тео встаёт и садится, вздыхает, бормочет что-то себе под нос и пытается из-за плеча Марты объяснить что-то Риверу, чем раздражает Марту, за пультом штатного коммуникатора докладывающую о их вчерашних открытиях. Наконец-то она выглядит как живой человек, а не восковой пример для подражания — после трёх часов сна Марта помята, нечёсана и всё не может перестать зевать, пока говорит.       Каждый, сидящий в рубке сегодня, не выспался. На побудке Тео, цветом лица сливающийся с бетонной стеной, сообщил, что не спал вовсе, а Марта ушла к себе немногим раньше него. Мэтту повезло быть неучем, он вчера больше мешал, чем помогал, и был милосердно отпущен спать. Ему было не суждено дойти до своей кровати. Донна будто нарочно высматривала его среди его возвращавшихся со смены рабочих.       На Мэтте оранжевый комбинезон искателей, и слиться с серо-черной толпой в спецодежде — невозможно. Только сейчас Мэтт понимает, что, возможно, в этом и есть смысл ношения комбинезона. Это не только знак отличия, но и предупреждение для других, потому что даже сейчас, в узком коридоре, толпа будто обходит его стороной. В чём причина такой показательной отстранённости Мэтт пока не понял. Спросит у Марты, думает он, пришло время ответов, и его старшей искательнице от них не отвертеться.       Донна не собирается идти против течения толпы, она машет ему рукой, заставляя его маневрировать по направлению к ней, наступая на ноги и задавая других плечами. Мэтт чувствует, как начинает улыбаться в ответ на её веселый прищур. Она успела понравиться ему за короткое время их общения, так что он не против провести время в компании такой же бесполезной сейчас Донны. Он машет ей рукой в ответ.       — Хей, Донна, — он собирается похвастаться ей своей незанятостью, редкой драгоценностью среди искателей, но её цепкие пальцы сжимаются на рукаве его комбинезона, она улыбается ему, притираясь ближе в окружении толпы, и Мэтт решает: почему бы и нет?       — Я хотел спросить, не знаешь, где моя комната?       — Тогда ко мне, — усмехается Донна за него и тянет за собой.       Это не лучший секс в его жизни.       Донны слишком много: ногти, зубы, безумные взгляды и чересчур шумные вздохи. На вкус Мэтта она слишком торопилась, но в этом не было виновата неловкость, Мэтт может отличить смущение от отвращения. Донна то тянулась за прикосновением, то избегала его, отталкивала, когда Мэтт, не разобравшись, настаивал. Но все происходящее её несомненно устраивало. Впервые с того момента, как Мэтт очнулся, что-то казалось ему простым и понятным; что может быть проще секса без привязанности? Поэтому он считал, что они поняли друг друга. Понимание делало секс ещё лучше.       Когда Мэтт, взмокший и вымотанный, опускается на кровать, Донна отстраняется от него и тянется сытый улыбкой на лице и блаженным стоном.       — Это было хорошо, — говорит она.       Мэтт согласно мычит. Донна нащупывает его комбинезон и перетаскивает его на половину Мэтта.       — Прости, красавчик, мне рано вставать.       На самом деле все гораздо проще, думает Мэтт, одеваясь. Нервная и дерганная Донна не выносит тактильного контакта, который она не инициировала сама, ей чужда интимность, а остаться с кем-то на ночь, куда интимнее, чем секс без обязательств. Он не против, даже чувствует облегчение — спать в своей кровати кажется роскошью после слишком долгого дня.       Чувствуя себя благодарным Донне, которая наверняка не случайно весь день оказывалась там, где она нужна была больше всего, тронутый вниманием, Мэтт думает, что ещё больше почувствовал кредо: «Искатели всегда помогают друг другу». Он не знает, как выразить эти эмоции словами, поэтому протягивает ей руку. Нейтральный жест, шанс Донне самой решить, хочет ли она принять его благодарность.       Мгновение Донна выглядит удивленной, но потом уверенно жмёт ему руку.       — Я тоже рада знакомству. Слушай, Мэтт, окажи мне услугу, а?       Они переспали всего раз, а она уже что-то требует. Мэтту жаль, он чувствует себя разочарованным. Таких женщин он знал и на подстанции и старался избегать их внимания. Удовольствие, от времени, проведённой в их компании, всегда было искусственным.       Донна смотрит на него с несвойственной серьёзность.       — Береги Марту, красавчик. Ты умный малый, разберешься во всех тонкостях со временем, а нам в команду такой нужен. Марте особенно. Она может быть гениальным руководителем, но с командой ей не повезло. Серьёзно! Анлим — это сборище уголовников и неудачников.       Мэтт ожидал чего угодно: просьбы достать что-нибудь на их следующей остановке, передать сообщение или посылку, но это…       — Что ты имеешь в виду?       — Ты просто мало нас знаешь. Первым в Анлиме был Томас — её приёмный сынок, который всё детство пытался загубить Марте карьеру, а теперь рассказывает любому, кому не лень слушать, о том, как Марта обманула его ожидания и не стала для него настоящей матерью. Второй — искатель, однажды вбивший себе в голову, что никакой терпимости к холоду у него нет, и проторчавший с исследователями добрые пять лет. Он, кстати, обвинялся в том, что попытался сбежать с исследовательской станции с одним из образцов эксперимента. Марте удалось замять дело, а у нас появился Харви со своим карманным волкодавом. Тео, пятый в нашей команде, взломал почтовую систему, чтобы подать прошение на перевод от лица Марты. Представь её удивление, когда у неё на пороге появляется незнакомый искатель, а Аддамс козыряет полностью заполненным пакетом документов. Томас может выгораживать своего друга сколько угодно, но у него яиц нет, чтобы провернуть такое.       Мэтт дураком не был, он представлял себе, что идеализированный образ искателя далёк от действительности, но не мог допустить, что Марта, всегда оборачивающая ситуацию в свою пользу, могла собрать такую непрактичную команду.       — А ты?       — А я обвинялась в убийстве собственного сожителя. Обвинения сняли только потому, что улик было недостаточно. В прочем те, что были, были исключительно против меня. Ты, красавчик, со своим поздним созреванием — самый нормальный из нас. Поэтому береги Марту.       Она застёгивает пуговицы неформальной рубашки.       Мэтт думает о том, что она не сказала ничего в свою защиту. Фразы «обвинение было снято» и «я не виновата» несут разный смысл.       — Я не могу тебе ничего обещать. Я не знаю её. Может быть она совсем не знает, что делает, раз собрала вас в одну команду. Иногда мне кажется, что она совсем безумна.       Донна пытается сохранить торжественное лицо, но её губы дрожат от смеха.       — Жаль, что на станциях нет окон. Я бы подышать свежим воздухом, здесь стало совсем душно. Расслабься, красавчик, я же не прошу тебя бросаться грудью против её проблем. Она не ребёнок и не идиотка. Просто иногда она так боится подвести кого-то, что прикладывать слишком много усилий. Когда-нибудь это сведёт её в могилу. А ты выглядишь совсем наоборот, приятно, что не все заразились этим продуктивным сумасшествием.       — Так что мне делать? — Мэтт думает, что не только Марта похожа на сумасшедшую.       — Ничего. Просто присмотри за ней.       Им пора закругляться. Происходящее всё больше начинает напоминать фарс, добродушие, всегда накрывающее его после хорошего секса, отпускает, оставляя после себя пустую усталость и жалость к себе.       Мэтт начинает искать пути к отступлению, и Донна позволяет ему улизнуть.       — Как почувствуешь себя увереннее снаружи — дай мне знать, возьму тебя на длинную прогулку. Во всем этом бардаке все забыли о том, что является нашей реальной целью. Мы должны искать, чёрт возьми, а не решать проблемы устаревших человечков.       — Они мало отличаются от нас, знаешь ли. Ты бы не хотела такой же участи искателям, — говорит Мэтт уже в дверях.       Донна разочарована, цокает языком отворачивается, показывая, что разговор окончен, но Мэтт отчетливо слышит, как она говорит: «Дурак, пожил среди людей и теперь считает себя таким же».       Оставшуюся часть ночи, он ворочается на горячих липких простынях, то засыпая, то просыпаясь. Ему снится четвёртая подстанция, мёртвый исследователь на его кровати и белозубый снежный демон, оборачивающий белый пушистый хвост вокруг горла Мэтта.       — …этт? Мэттью!       Мэтт вздрагивает, ловит равновесие на пошатнувшемся кресле, нелепо раскинув руки; Тео, успевший перебраться за пульт управления, бессовестно смеётся. В рубке их осталось двое. Мэтт трёт покрасневшие глаза, игнорируя добродушные насмешки Тео, наверняка просто завидующего его возможности поспать.       Хриплым со сна голосом Мэтт спрашивает:       — А где Марта?       — Пошла передавать распоряжения совета местному главе исследовательского отдела. А мы с Томасом занимаем сеть пустой болтовнёй. Хочешь присоединиться? Он передаёт привет.       Покидать пригретое кресло не хочется, но проигнорировать приглашение пообщаться с Томасом кажется Мэтту невежливым. Приходится вставать и тащиться через всю комнату, к пультам управлений. Губы Тео кривятся в ехидной усмешке, когда он протягивает ему вторые наушники. Мэтт беззлобно демонстрирует ему средний палец.       — Томас?       — Слышу чётко и ясно. Ну, как, живой? Прости, что не смог проводить, были неотложные дела. Как там погодка наверху? Какие новости?       Мэтт всегда считал, что привязывался к месту, а не к людям, он редко выделял любимчиков из толпы приятелей. Мэтт был человеком мира, и его мир был крошечной подстанцией, а теперь он улыбается, услышав знакомый голос за много километров от сюда, и понимает, что ни за что бы не променял время их связи на общение с незнакомцами.       Новостей было достаточно: первая поездка Мэтта, знакомство с Донной и ситуация на подстанции.       Мэтт пересказывает хронику своего путешествия по поверхности и чувствует невероятное облегчение от того, что Томас понимает, почему он запинается и никак не может подобрать слов. Солнце и снег, рокот скутеров и бескрайнее небо, Мэтт… скучает по этому. Он замирает, пораженный собственным признанием. То, что еще вчера приводило его в ужас теперь становится частью его жизни, и от этих перемен голова идёт кругом. Тео видит его замешательство и даёт время подумать, перехватывает микрофон.       — Внутри тоже весело, я вчера славно поохотился. Убедись, что тебя никто не подслушивает. Теперь мы можем точно сказать, что имеем дело с искусственно созданным вирусом. Томас, это не просто ряд ошибок, приведших к трагедии, это умная, самообучающаяся программа, которая научилась подчищать за собой следы. Это невероятно!       — Тео, эта штука уже выморозила целую подстанцию. Я бы понял твоё восхищение, будь этот вирус безобидной моделью, но…       — Я назвал его Шахат. Марте понравилось.       Мэтт, до этого прислушивающийся к рассказу Тео, подаётся вперед, чтобы заглянуть товарищу в глаза.       — Ты назвал вирус ангелом смерти?       — Не просто так. Шахат буквально препарирует систему. Строчки его кода можно найти даже в протоколах электронных замков, со временем его влияние распространяется так, что от оригинального кода ни остаётся ни символа. Это…       — Жутко.       Тео приходит в себя. Он хмурится, поджимает под себя ноги, сворачиваясь в кресле неудобным калачиком.       — Да, точно. Я гонялся за ним всю ночь, смог загнать в ловушку, но не удалить из системы. Мы помогли станции, но я не знаю, надолго ли. Пока я просто отрезал одну из подсистем, в который нашел большую часть его данных. Сейчас совет решает, что делать, а Марта проверяет аварийные генераторы. Как только мы уедем, шлюзы переведут на автономную работу. На всякий случай.       — И какой первоначальный план?       — Мы едем в третий бункер. Местные исследователи уже готовят тестовые машины и проверяют собственные системы, — Тео звучит совсем уныло. Томас не упускает возможности напомнить, как он относится к третьему бункеру.       Теперь каждый из них погружен в свои мысли, и Мэтт, уже привычно получающий только часть информации, может только догадываться, что же не так с главным буровым и научным комплексом системы. Сидеть в тишине невозможно — рубка звукоизолированная, и кроме тихого гула вытяжки и треска радиопомех ничего не слышно. Мэтт решительно встаёт, отбирает микрофон у несопротивляющегося Тео.       — Что ты..?       — Хочу разрядить обстановку.       Тео, вперивший невидящий взгляд в стену, кивает, продолжая барабанить пальцами по столу.       — Томас, я вчера познакомился с Донной.       Он не может видеть лица Томаса, но может понять облегчение, которое слышит в его голосе.       — Она всё ещё носит ту цепочку в носу? Как вы вообще встретились? Вы переспали?       — Томас! — Тео краснеет до кончиков ушей, сползает на стуле, прячась от ошарашенного взгляда Мэтта.       — Я поставил деньги на это, Тео! Я имею право знать.       Ситуация кажется совершенно невозможной; то, что нужно для того, чтобы отвлечь павших духом товарищей. Мэтту старается придать своему лицу наиболее суровое выражение.       — Кто и сколько тебе должен?       Томас издаёт восторженный крик, Тео стонет от смеха и всё пытается спросить что-то, пока возится в кресле. Мэтт весело щурится. Есть что-то в том, чтобы наслаждаться процессом, не понимая происходящего целиком, он давно это понял. Теперь, когда делать это проще простого, Мэтт всё больше убеждается, что быть искателем — не так уж и плохо.       Они отправляются незадолго до обеда. Провожают их только техники, малоразговорчивые и торопливые. Мэтт не может избавиться от ощущения, что от них хотят избавиться как можно скорее.       Мандраж перед выходом на поверхность не отпускает его. Нервная дрожь делает пальцы неловкими, а язык неповоротливым, к счастью, никто не заставляет его представлять прощальную речь, наоборот, теперь с ним никто не возится. Марта, вернувшаяся от главы исследовательского отдела подстанции, собирается механически и выглядит о чём-то глубоко задумывавшейся. Тео дремлет на сидении своего снегохода, и Мэтт не решается будить его, справедливо полагая, что на переезд ему потребуются силы, а бессонная ночь их ему не добавит. Так что Мэтт предоставлен сам себе и слоняется по предбаннику подстанции, полуодетый и совершенно растерянный.       Техник, уже успевший покинуть неотапливаемую зону, передаёт пятиминутную готовность. Это заставляет всех начать двигаться. Мэтту попадает от Марты, ожидавшей, что к этому времени он уже должен был справиться со своей экипировкой, Тео влетает за то, что он не помог неопытному товарищу, технику — за то, что дал обратный отсчёт, не удостоверившись, что все готово. У Марты скверное настроение, но Мэтт не может игнорировать тот факт, что сейчас Марта даже ругается рассеяно, будто новости о вирусе и визите в третий бункер занимают её куда больше, чем безалаберность подчиненных и халатность работников станции.       Сегодняшняя поездка — это худшее время для того, чтобы засыпать Марту вопросами, но Мэтт решает, что снаружи, когда её основная задача — вести их, она точно не сможет от него убежать.       Стоит их маленькой группе покинуть территорию, на которой их разговор ещё может быть услышан на подстанции, Мэтт набирается смелости начать.       — Марта, можно спросить?       Марта не отвечает. На всякий случай Мэтт проверяет коммуникатор, подозрения отказываются ложными, коммуникатор включён. Мэтт делает ещё пару попыток дозваться до старшей искательницы, но результат остаётся прежним. Мэтт начинает злиться.       Они едут медленно, как в прошлый раз, и Мэтт, чувствующий себя в седле снегохода уверенее, не задумываясь нажимает на газ.       Снегоход ревет, поднимая за собой столп снега и оставляя Тео позади. Не ожидавший такой мощи Мэтт едва не наезжает на снегоход Марты.       Марта оборачивается через плечо, мгновение смотрит на Мэтта, и Мэтт, не видящей её лица, готов поклясться, что она усмехается.       В следующую секунду его обдает снежной волной, вырвавшейся из-под снегохода Марты, Марта отвечает ему тем же: прибавляет скорости, не жалея ресурса мотора.       Мэтт принимает вызов. Всё, что от него требуется — это крепко держать руль и смотреть вперед. Ничего сложного, уверяет себя Мэтт, и выжимает газ снова. Теперь догнать Марту — дело принципа.       Мэтт прижимается грудью к рулю, слыша шум пульса в ушах, азарт и восторг заставляют его позабыть о страхе, он чувствует себя свободным, и ни на что не готов эту свободу променять. Игнорируя включённый коммуникатор, Мэтт издаёт восторженный крик; он уже позабыл о том, что цель его гонки — Марта, сейчас ничего не важно, кроме искрящегося снега и кружащего голову воздуха, солнца и бесконечного неба.       — Наконец-то мы вышли на приличную скорость, — голос Марты в коммуникаторе заставляет Мэтта прийти в себя.       — А можно быстрее? — ошарашенно спрашивает Мэтт, сглатывая от нетерпения.       — Привыкни сначала так, сорвиголова, — насмешливо отзывается Марта.       — Почему ты не отвечала, когда я звал тебя?       — А ты звал? — и не поймешь, звучит Марта рассеяно или продолжает иронизировать. Неважно, решает Мэтт. Он убеждается, что устанавливает с Мартой личную связь, потому что то, что он собирается спрашивать может быть нетактичным по отношению к Тео, и так порядком намучившемуся за последние дни.       — Я вчера говорил с Донной. Она рассказала мне немного о каждом из твоего отряда, и…       — Я же говорила тебе, не открывать дверь кому попало ночью. Теперь ты наслушался от этой сплетницы всякого, а мне разгребать. Что конкретно тебя интересует?       — Я не понимаю. Зачем тебе это всё?       Марта молчит какое-то время. Мэтт отчётливо слышит её вздох сквозь помехи коммуникатора.       — Если ты о том, почему я стала старшей искательницей, то у меня нет ответа на твой вопрос. Более того, я сама частенько задаюсь им. Меня рекомендовали, отказываться было неправильно. Если ты о том, почему в моей команде, как наверняка сказала Донна, «уголовники и неудачники», то тут всё просто. Один уважаемый человек, искатель, сказал мне, что чтобы выжить снаружи нужен всего один навык. Научишься грамотно распределять ресурсы и станешь королём снежной пустыни. Люди, с их навыками — тот же ресурс, только человеческий. Донна может дольше нас всех находиться снаружи, Тео — гениальный программист, а Харви смог дослужиться до исследователя за то время, что провёл внутри. Он отлично разбирается в работе станций, исследовательских программ и химии. К тому же у него есть врачебная лицензия. Каждый из них вносит свой вклад в систему, и она работает без сбоев. Просто у начальства есть дурацкая привычка списывать в утиль те детали, которые ещё можно починить.       — Ты ничего не рассказала о Томасе.       — За ним нужно присматривать. К тому же Томас водит знакомство с… — Марта прищёлкивает языком, пытаясь подобрать слово, — элементами системы, к которым нет доверия. Он сливает информацию о происходящем в бункере им, а со мной делится информацией о них.       — Томас водится с мятежниками?!       — Бесполезные элементы общества, тревожат народ, но ничего путного никогда не предпримут. Они не хотят общаться со старшими по званию, по понятным причинам, но с удовольствием общаются с Томасом, так что с ними можно договориться.       Мэтту нужно время, чтобы отдумать сказанное. Он знал, что есть люди, недовольные системой, но никогда не видел их открытых выступлений. Это было понятно — контрпродуктивно подрывать действующую систему, не имея никаких планов на будущее. В лучшем исходе, захваченный мятежниками бункер или подстанцию просто отрезали бы от системы общего снабжения, обрекая их на мучительную смерть.       — А что на счёт меня? Почему ты взяла меня в отряд? Я ничего не умею.       — Я знаю, — легкость, с которой Марта подтверждает его слова задевает Мэтта, — но вчера ты неплохо показал себя на станции. Можно было бы и не доводить до мордобоя, но ты получил ценную информацию. К тому же… ты очень быстро учишься. Это ценный навык для искателя. Видишь ли, нас с детства готовят к тому, кем мы станем: опорой человечества, бесценными спасителями, обязанными любить помогать по зову крови, а не по ситуации. Когда твоя жизнь предопределена с рождения сложно научиться быть гибким. Не думаю, что я смогла бы так быстро адаптироваться к всему происходящему, будь я на твоём месте. Из тебя ещё может выйти толк.       Марта сейчас… похвалила его? Мэтт чувствует, как у него нагреваются щёки, он пытается подобрать слова и совершенно теряется.       — Спасибо, наверное?       — Ты всё еще можешь умереть в любой момент, так что не за что. А теперь, ты же хотел попробовать быстрее? Надо успеть в бункер до темна, а то останемся ночевать снаружи. Догоняй, Мэттью.       Снегоход Марты на мгновение замедляет ход, чтобы стремительно вырваться вперед, оставляя ошарашенного Мэтта позади.       Что это вообще сейчас было?