Smalltown Boy

У Эндрю трясутся поджилки, и даже теплая рука Нила, большой палец которой нежно поглаживает костяшки, нихрена не помогает. Это его первый полет на самолете, и все его нутро приходит в ужас от осознания, что огромная железная посудина поднимет его бренное тельце на тысячи футов вверх без стопроцентной гарантии, что на землю его доставят в том же виде, а не, скажем, по частям или в закрытом мешке. Конечно, по сравнению со статистикой автомобильных аварий статистика авиакатастроф выглядит куда более обнадеживающе, но Эндрю все равно трясет, и он почти отчаянно цепляется за руку абсолютно спокойного Нила, умудряющегося параллельно отвечать кому-то на сообщение, пока они стоят в очереди на паспортном контроле. Где-то позади должны топтаться Аарон и Кевин, которым приспичило сгонять в туалет, поэтому их мини-группа разделилась на две пары. — Почему мы не поехали на машине? — в который раз обреченно интересуется Эндрю, прижимаясь боком ближе к Нилу. — Тот, кто придумал эти блядские летучие хуевины, обязан вариться в самом горячем котле в компании Гитлера и Сатаны. — Потому что на самолете быстрее, комфортнее и безопаснее, — Нил убирает телефон в карман пальто и, убедившись, что людям вокруг до них нет совершенно никакого дела, мимолетно чмокает в губы. — Ты справишься. Я буду рядом. Эндрю глубоко вздыхает — очередь постепенно двигается. В самом полете его больше всего пугает именно высота, немыслимо огромная, опасная, готовая обрушиться разряженным воздухом и целой пропастью свободного падения. В родном Пасифик Гроув Эндрю просто негде было столкнуться с хоть сколько-нибудь пугающей высотой, ему привычны дома в два-три этажа, невысокая крыша кинотеатра, на которую тот лазил и думал, что находится на вершине мира, и бесконечная плоская гладь бескрайних вод Тихого океана. Высота всегда сопряжена с падением. А Эндрю очень не хочется падать. В самолете Нил усаживается у иллюминатора, а Эндрю оказывается зажат по центру между своим парнем и седовласым дедулей довольно бодрого вида в ярко-красном поло. Нил кладет на колено Эндрю руку призывно раскрытой ладонью вверх, и Миньярд вцепляется в его руку, стараясь не стискивать ее слишком сильно от переполняющего его ужаса. Седовласый дедок с такой же белой бородой как-то странно косится на их переплетенные руки, и Эндрю почти готовится послать его на хуй, но тот неожиданно улыбается маленькой и мечтательной улыбкой, а серо-голубые глаза за толстыми стеклами очков будто бы покрываются пеленой какого-то приятного воспоминания. Во время взлета Эндрю готов молиться любому богу, лишь бы эта пытка кончилась быстрее. Лететь не так долго — около двух часов, но Миньярд уже не может дождаться, когда эта гребаная посудина коснется земли. В иллюминатор он не смотрит вовсе, стараясь концентрироваться на переплетенных замком пальцах и немного успокаивающем присутствии Нила. Когда самолет набирает необходимую высоту и значки «пристегнуть ремни» больше не светятся, сосед дедок вдруг решает поболтать. — В первый раз на самолете? — спрашивает он с сильным французским акцентом и поправляет очки. Эндрю ужасно не хочется в такой угнетающей обстановке хоть с кем-то общаться, но он все равно отвечает, надеясь, что его это хоть немного отвлечет. — Да, — сквозь зубы выдает он, чувствуя себя зверем, которого насильно запихнули в стальную клетку. Нил отвлекается от созерцания облаков за стеклом и прислушивается к их негромкому разговору. — Простите за беспокойство, меня зовут Марсель, — представляется дед — его морщинистое лицо выглядит расслабленным и вполне дружелюбным. — Вам, наверное, тяжело дается полет, а я вас отвлекаю. Просто хотел сказать, что вы очень смелые молодые люди, — он кивает на их переплетенные руки. — В мое время проявление таких м-м-м… привязанностей очень негативно воспринималось обществом. Я же правильно понимаю, что вы пара? Эндрю собирается сказать что-нибудь колкое, но Нил его опережает, отвечая «да», и протягивает седовласому дедку руку, представляясь. Эндрю тоже приходится буркнуть свое имя. — Ох, как изменился этот мир, — вздыхает Марсель — его пустой взгляд путешествует по спинкам кресел. — Конечно, и сейчас в нем много боли и неправильных вещей, но меня радует, что есть люди, которые не боятся показывать своего счастья. Дальше он пускается в пространное размышление о людях, вечных ценностях и прочем, так что Эндрю его слушает вполуха, пока Марсель с еще одним вздохом не начинает рассказывать собственную историю. — Вы знаете, раньше же все было по-другому. В моей молодости мне случилось влюбиться, но совсем не в того человека, как считало тогда общество. Его звали Тео. Мы учились вместе в университете, и сначала мне казалось, что я болен. Тогда это еще считалось заболеванием, и мне было безумно страшно открыть эту тайну хоть кому-нибудь, но со своей влюбленностью я ничего не мог поделать. Я думал, что это наказание свыше, порочная содомия, а мной овладел какой-то злой дух. Мы встречались тайно, под покровом ночи, прятались по углам и скрывали наши истинные чувства на публике. Мой Тео… он принимал мои чувства и, в отличие от меня, ничего не боялся. Однажды наши отношения раскрылись — это был крайне неприятный инцидент, после которого Тео выгнали из университета. У моих родителей имелись связи, поэтому мне удалось сохранить свое место, но, увы, они тоже были во мне разочарованы. Мы потерялись. Тео забрали в армию, а меня заставили жениться на девушке из богатой семьи, которую за всю прожитую жизнь я так и не смог полюбить. Я пытался искать Тео, но безуспешно. Вероятно, он погиб на войне. А я так и не успел сказать ему, что люблю его. Люблю всю жизнь, даже сейчас. Несмотря на двух замечательных детей и жену, с которой развелся десяток лет назад. Поэтому, когда я вижу нынешнюю молодежь, мне становится одновременно отрадно и грустно. Что я не смог тогда отстоять свою любовь. Берегите себя и свои чувства, молодые люди. В этом несправедливом мире они — то, что дает надежду на счастье. Нил еще какое-то время беседует с Марселем, узнавая подробности его долгой жизни, но Эндрю полностью отключается от разговора, прикрывая глаза. Он вслушивается в спокойный голос Нила, не разбирая толком слов, пока его разум дрейфует в неспокойных водах мечущегося сознания. Когда самолет наконец касается земли с ощутимым толчком, получается совсем немного расслабиться и выдохнуть. По крайней мере, они долетели целыми. Зимний Нью-Йорк встречает ледяным ветром в лицо — Эндрю приходится закутаться в черный шарф и уткнуться в него носом. В аэропорту их встречают радостная Уокер, поочередно обнимающая каждого из их компании, и Элисон, которая сдержанно здоровается, представляясь тем, с кем она не знакома. Затем они загружаются в отвратительно розовый БМВ Рейнольдс, и их с комфортом подвозят до забронированного отеля. Эндрю все еще находится в каком-то коматозе после перелета, но по крайней мере получается дышать полной грудью. В гостинице заселяются в два номера, расположенных друг напротив друга, и, только упав спиной на двуспальную кровать за закрывшейся дверью, наконец получается расслабиться. Время подходит к обеду, и Миньярду совершенно не хочется снова тащиться на улицу, но Нил вместе с Рене запланировали нихуевую развлекательную программу, поэтому долго полежать в мягкой кроватке не выходит. Сначала всей честной мужской компанией тащатся в ближайшую пиццерию, где с размахом обедают, а затем отправляются бродить по улицам. Девушки пока задерживаются по каким-то делам, поэтому в свободный час они все вместе шатаются по окрестностям. Эндрю недоверчиво таращится на высоченные коробки небоскребов, упирающиеся плоскими крышами и шпилями в уныло пасмурное небо, и от этого вида невольно захватывает дух. Аарон фотографируется почти на каждом гребаном углу, заебывая своим «давай еще одну» Кевина, у которого на лице красуется гримаса обреченности. Нил идет с Эндрю под руку и тоже рассматривает непривычную для глаза обстановку, периодически делая кое-какие кадры на телефон. Вообще эта поездка сложилась крайне случайно. Они ничего не планировали на новогодние дни, пока в последний момент Рене не предложила приехать к ней в Нью-Йорк. Все-таки они не виделись полгода. Парни немного подумали и, пораскинув мозгами, решили, что идея не самая плохая, потому что никто из них тут не был, плюс это хороший повод развеяться от учебы, а некоторым и от бесконечных тренировок. Ники тоже очень хотел приехать, но у него не получилось, отчего он развел слезную сопливую мелодраму в общем чате сообщений на пятьдесят. Эндрю делает несколько шагов по инерции и только потом замечает, что Нил где-то потерялся. Обернувшись, он замечает разноцветную шапку с помпоном, из-под которой выбивается всполох непослушных рыжих кудрей, и подходит ближе. Джостен застревает напротив большого окна витрины, за которой на белоснежных подушечках и полупрозрачных подставках красуются ювелирные украшения. Эндрю прячет заледеневшие от пронзающего ветра руки в карманы и подходит ближе, тоже бросая взгляд на сверкающие безделушки, которые, судя по ценникам, стоят внушительных бабок. — Не думал, что ты фанат побрякушек, — бросает Эндрю лениво. Нил и правда не носит никаких украшений за исключением колечка в ухе, быть сияющей брутальным серебром феей — прерогатива Эндрю. Но сейчас Джостен явно что-то задумал, потому что в его взгляде появляется хитрый задорный огонек. Эндрю подозрительно щурится в ответ и произносит сухое: — Нет. — Ты даже не знаешь, что я собирался предложить! — Парные подвески, кольца, серьги, браслеты и любая другая хуетень, которая может быть парной. Я не собираюсь опускаться до уровня этих двоих, — он кивает в сторону о чем-то спорящих Кевина и Аарона, у которых на запястьях красуются до отвращения миленькие браслетики с начальными буквами их имен. Просто мерзость. — Давай просто зайдем и посмотрим? Может, что-то понравится, — говорит Нил и делает такое умилительно жалостливое выражение лица, которому Эндрю совершенно не может противостоять. Вот и как с этим жить вообще? Внутри магазина всего несколько покупателей, бойко обследующих витрины с украшениями. Едва они входят, к ним подлетает девушка консультант, но Эндрю одним острым взглядом дает понять, что помощь им не нужна. Им вообще здесь быть не нужно. Нил шагает вдоль витрин, разглядывая сверкающие безделушки под стеклом, пока не останавливается у одной и кивком головы подзывает к себе Эндрю. Джостен указывает на простое эмалевое кольцо черного цвета, выглядывающее из складок подставки. — Как тебе это? По-моему, в твоем стиле. — Это хуевая идея, — Эндрю опасливо косит взгляд на кольцо. — Почему? Мне кажется, это здорово иметь что-то материальное, что будет напоминать о любимом человеке. Эндрю невольно задерживает дыхание при слове на букву «л». Проговаривать его вслух все еще кажется чем-то странным, как и слышать от кого-то, но он правда старается. Он старается ради себя и Нила. Но обвешивать себя этими глупыми парными штуками… — Хочешь окончательно меня приручить и посадить на поводок? — Ты не собака, чтобы сажать тебя на поводок, Эндрю. Это просто кольцо. Которое будет напоминать о тебе, когда мы не видимся. Но раз ты не хочешь… — на лицо Нила заползает выражение разочарования, и вот это уж точно совсем запрещенный прием. Эндрю не нравится, когда Нил расстраивается. Особенно из-за него. Но парные кольца — действительно слишком пошлая и тупая хрень. Разве недостаточно того, что они вместе? Хотя, когда Нил уезжает на соревнования, Эндрю правда его не хватает. Поэтому он носит его вещи, изменяя своей привычной мрачной цветовой палитре и выслушивая тысячу и один подъеб от Аарона по этому поводу. Как говорится, чья бы корова мычала. Эндрю переводит взгляд с кольца на хорошо знакомое лицо с тенью грусти и тяжело вздыхает. Из магазина выходят с маленькой коробочкой, спрятанной в карман куртки Нила. Спустя полчаса к ним наконец присоединяются девушки, и первым делом конечно же едут к самой главной и известной даме всей Америки — Статуе свободы. Приходится простоять в очереди сначала за билетами, а потом еще в одной, чтобы сесть на паром. С воды открывается прекрасный вид на весь город, утыканный высоченными башнями из стекла и металла. Эндрю наблюдает за видом, облокотившись о перила и пытается как можно глубже закутаться в шарф. Он совершенно не привык к такому холоду, сопровождаемому леденящим саму душу ветром. Не спасает даже грудь Нила, прижимающаяся к спине и близость его теплого дыхания у лица. Статуя свободы вблизи в целом разочаровывает. Статуя как статуя. И явно не заслуживает тех мучений, через которые нужно пройти, чтобы до нее добраться. Тем не менее они всем составом делают групповое фото на память на фоне этой голубовато-зеленоватой женщины с факелом и книгой в руках. Следующим пунктом в программе идет музей современного искусства, который тоже не приводит Эндрю в восторг, но там хотя бы тепло и можно погреться. А вот Таймс-Сквер агрессивно бросается на них пестротой и мерцанием рекламы на впечатляюще огромных и совсем маленьких экранах, большой толпой людей, решивших прогуляться в предновогодние дни и совершенно невозможным гвалтом голосов на разных языках и шумом застрявших в ужасной пробке машин. Они также заглядывают в здание Центрального вокзала, от которого Аарон и Нил остаются в полнейшем восторге, наперебой вспоминая сцены из «Мадагаскара». Восторги продолжаются и у отеля Плаза, в котором снимали «Один дома» — здесь уже главным фанатом оказывается Кевин, который просит обязательно его сфотографировать, а потом они еще какое-то время гуляют по Центральному парку, после которого Эндрю не чувствует уже, кажется, ничего, но особенно ног. Когда после ужина заваливаются в номер, Эндрю первым делом лезет под огненный душ, чтобы наконец согреться, а потом обрушивается на кровать, укутываясь в одеяло почти по самый нос и едва не засыпает, дожидаясь Нила, который тоже уходит помыться. Когда матрас прогибается под чужим весом, Эндрю вздрагивает, резко выныривая из накатившей дремоты и наблюдает из-за своих одеяльных баррикад, как Нил тоже залезает в кровать. Порой происходящее с ним все еще кажется чем-то нереальным, потому что Эндрю правда не понимает, как в его жалкой жизни ему могло так повезти, что в ней рыжим вихрем появился Нил Джостен, который пробудил в нем не только отрицаемые чувства, но и окрасил его невыносимо серую скучную жизнь во столько разных красок. Учитывая все то дерьмо, которое Эндрю успел пережить (каким-то чудом, не иначе) за свое детство, этот подарок судьбы, бога или какой-то другой неведомой силы стало еще одним невероятным чудом. И это чудо каждый день лежит с ним в одной постели. Эндрю подползает к Нилу ближе, то и дело путаясь в одеяле, и по-хозяйски облепляет его тело своими конечностями, переплетая ноги и устраиваясь в районе плеча. Руки обнимают Джостена за туловище, однозначно не желая куда-либо отпускать. А Нил и не уходит. Он запускает руку в светлые волосы, мягко массируя голову и оставляя невесомые поцелуи на виске и лбу. Эндрю определенно слаб до этих всегда осторожных и трепетных прикосновений, он льнет ближе, ластится, точно кот, и, наверное, в какой-то степени Нил все-таки умудрился посадить его на поводок. Но только потому, что Эндрю сам это позволил. Получено достижение — вы приручили монстра. — Как прошла твоя последняя сессия с Би? — спрашивает Нил, продолжая гладить его по голове. Нашел время… — Нормально, — бурчит Эндрю в изгиб шеи. Он встречается с Би стабильно каждую неделю, и, наверное, у них есть какой-то прогресс, по крайней мере, в отношении определенных моментов его жизни. Но вот что касается его кровных родственников, которых он теперь сознательно не желает называть семьей, о них Эндрю говорить не хочет, однако последние сессии как раз неуклонно втягивают его именно в эту совершенно неудавшуюся сферу его жизни. — Хочешь об этом поговорить? — Нил как всегда — сама тактичность, и Эндрю серьезно обожает его за эту осторожность к его чувствам. Как бы он не кичился своей холодностью и грубостью, каким бы сильным и отстраненным себя не выставлял в люди, только Нилу удалось докопаться до сути и понять, что внутри него за этой маской агрессии прячется напуганный всем миром и самой жизнью мальчик, которого никто никогда не любил. Наверное, все дело в том, что Нил — такой же травмированный мальчик, которому немного больше повезло с матерью и который постепенно учится быть сильнее, подставляя свое крепкое плечо еще и Эндрю. Чтобы они могли идти вперед по жизни вместе, опираясь друг на друга. Эндрю копошится под одеялом, подтягиваясь немного выше, чтобы их лица оказались на одном уровне, и вместо ответа утягивает Нила в медленный тягучий поцелуй, неспешно сталкивая губы и языки в спокойном, почти умиротворенном танце. Большой палец Эндрю проходится по гладкой щеке Нила, и он шепчет в губы тихое: — Просто будь рядом. На следующий день тридцать первого декабря все спят, как убитые, до самого обеда. Даже Нил просыпается позже обычного, и они еще долго валяются с Эндрю в уютном ворохе восхитительно теплого одеяла. Но голод не тетка, поэтому из кроватного плена все равно приходится выбираться за едой на вынос. На саму новогоднюю ночь они ничего особо не планируют — Рене и Элисон обещали позвать к себе в гости, отметить с алкоголем и повеселиться, на что все и настраиваются, но Рене, когда они собираются всей компанией на очередную прогулку, предлагает встретить новый год под главной елкой Нью-Йорка на Рокфеллеровской площади. Все зачем-то поддерживают эту «восхитительную» идею, а для разогрева решают подняться на смотровую площадку самого Рокфеллер-центра. Эндрю угрюмо ворчит, что его точно пытаются убить второй день подряд, потому что он определенно не готов снова смотреть на город с высоты птичьего полета. Птицам нормально — вот пусть себе и летают, а его уже оставьте в покое. Но никто точно не собирается оставлять Эндрю ни в покое, ни без него. Пока его затаскивают сначала в лифт, а потом и на семидесятый этаж Рокфеллер-плаза, Аарон как лучший брат на Земле не перестает над ним прикалываться, несмотря на кипу угроз, которые Эндрю шипит в перерывах между витиеватыми матерными ругательствами. Рене и Нил, стоящие на страже его хрупкого ментального здоровья, тащат его едва ли не под руки к самому краю, который, к счастью, отделан высокой стеклянной стеной. Вид моментально перехватывает дыхание, как и 259-метровая высота, которая бьет почти под дых. В самолете хотя бы удавалось отвлечься и представить, что ты находишься на земле, но здесь с оборотом в триста шестьдесят градусов — открытый на ладони город и пугающая до дрожи бездна, заканчивающаяся грязным асфальтом, о который очень не хотелось бы быть размазанным подобно мясному паштету. Негромкий голос Нила вклинивается в царящий в голове бедлам резким шепотом на ухо: — Закрой глаза. — Зачем? — Эндрю настойчиво отползает от края площадки, изо всех сил пытаясь удержать себя от паники, которая постепенно охватывает и тело, и сознание. Руки начинает всерьез потряхивать, а сердце пускается галопом, намереваясь раскрошить грудную клетку в хлам. — Ты мне доверяешь? — теплая грудь Нила, прижимающаяся к спине, помогает немного заземлиться, но у Эндрю все равно начинает плыть перед глазами. Ебучие небоскребы, и чего людям у земли не сидится?! — Да, — выдыхает Эндрю дрожащим голосом. — Тогда закрой глаза, — Нил кладет ладони Миньярду на плечи, и Эндрю все-таки выполняет просьбу, слегка откидывая голову назад. — Помнишь наш секс по телефону? Так, стоп. Эндрю мгновенно замирает, прислушиваясь. — Представь, что мы одни на этой крыше, — Нил тем временем продолжает шептать ему в ухо. — Вокруг ни души, только мы с тобой и панорама города. Отсюда машины и люди выглядят крошечными и незначительными, а все проблемы кажутся пустяком. Мы стоим одни, и я, как и сейчас, шепчу тебе в ухо, а по твоему телу идут мурашки. Я разворачиваю тебя к себе и целую в нос, в щеку, медленно перехожу к твоим открытым губам, слегка прикусываю их зубами, а ты низко стонешь. Я спускаюсь поцелуями к подбородку и шее, твоей самой чувствительной зоне и покрываю ее поцелуями, пока ты крепко обнимаешь меня руками и спускаешься к… — О чем болтаете? — на периферии слышится самый противный в данную секунду голос, и Эндрю правда хочется выкинуть брата на хуй с этой ебаной смотровой площадки. У него сложнейшая задача тысячелетия: как не свалиться в обморок и сдержать свой член в узде. — Оставь их, — с той же стороны слышится обеспокоенный голос Рене и, судя по звукам, она оттаскивает Аарона в сторону. — На чем мы остановились? — мурлычет Нил в покрасневшее от холода ухо, и Эндрю понимает, что охватившая сознание паника постепенно отпускает. Он в безопасности. Он в порядке. Нил не даст ему упасть. Они успевают заскочить на квартиру к Рене и Элисон, где все отделано в бежево-розовых тонах, от которых немного хочется блевать, но состояние улучшает пара шотов крепкого алкоголя и несколько полупьяных поцелуев с Нилом. К тому времени, как они возвращаются к Рокфеллер-центру, там собирается целая толпа народу, ожидающая наступления нового года и отсчета на больших экранах. Им удается немного продвинуться к главной елке страны, но из-за роста Эндрю получается разглядеть только ее светящуюся макушку. Толпа раздражает, но из-за кучного столпотворения и выпитого алкоголя становится чуточку теплее — подмерзают только уши и нос, и то больше из-за ледяных металлических сережек. На и без того заледеневший нос Эндрю приземляется что-то холодное, и он не сразу понимает, что с неба крупными хлопьями начинает сыпаться снег. Первый снег в его жизни. В новогоднюю ночь в Нью-Йорке. Где он со своей семьей и любимым человеком. Телефон вибрирует в кармане, и Эндрю нехотя лезет за ним, вытаскивая руку на холод. — Всем привет из будущего! — кричит довольный Хэммик с экрана. До нового года остается около десяти минут, а Ники уже успел встретить его шестью часами ранее. К телефону тут же подтягиваются остальные, и гаджет плавно перетекает к Кевину в руки как к самому высокому и рукастому. Пока все здороваются и болтают, Эндрю вновь отвлекается на начавшийся снегопад и наблюдает за тем, как падающие снежинки стремительно растворяются на коже и теряются в волосах и чужих меховых капюшонах. Остается всего пара минут, и на установленных на площади экранах появляются цифры, отсчитывающие время до нового года. Где-то рядом зажигают бенгальские огни, устремляя искрящиеся палочки в небо, и вся толпа будто бы замирает в предвкушении. Эндрю чувствует, как Нил берет его за руку и поднимает ее на уровень глаз, другой рукой что-то доставая из кармана пальто. Точно, они же вчера купили те дурацкие кольца… Экран показывает тридцать секунд, когда Нил с величайшей нежностью во взгляде, от которой у Эндрю все переворачивается внутри, надевает ему на средний палец черное кольцо и дает ему в руку второе, чтобы повторить то же самое и окольцевать самого Джостена. — Надеюсь, ты не делаешь мне предложение, — говорит Эндрю севшим голосом. Потому что он определенно к этому не готов. Нил улыбается и отрицательно машет головой. Образовавшийся в груди комок дергается и замирает. Толпа хором отсчитывает последние секунды уходящего года. Рядом с елкой вспыхивают фонтаны искр, на всю площадь разносится внезапно включившаяся типично новогодняя песня, повсюду разносятся радостные крики поздравлений, но Эндрю будто оказывается в вакууме, завороженно глядя на Нила, который наклоняется к уху и шепчет: — Это обещание. Быть с тобой и любить тебя до тех пор, пока мы будем вместе. С годовщиной, кстати. — Ты идиот, — бурчит Эндрю скорее для проформы и несколько раз целует Нила в губы. Первый снег продолжает падать с хмурых серых небес, а в сердце мальчика из маленького городка продолжает разгораться огонь, бережно охраняемый парнем-на-девять-с-половиной.