Счёт

      Раз-два-три…       Когда Люцифер приглашающее-принудительно протягивает мне ладонь, я начинаю считать. Мысленно отсчитываю секунды до конца нашего танца, считаю каждый шаг, каждый вздох, каждый взмах ресниц. В моей голове слишком много мыслей, страхов и переживаний — счёт сбивается и начинается снова.       Я его ненавижу.       Люцифер ведёт меня и я думаю о том, что он покорился Чуме, о том, что свернул шею моему отцу, о том, что теперь я его питомец. Предположения о будущих издевательствах мешаются с воспоминаниями о проведённых вместе годах, голова начинает гудеть. Я прикусываю щёку изнутри, пытаясь вернуть контроль.       …двенадцать-тринадцать-четырнадцать…       Его рука ощутимо сжимается на моей талии, по коже бегут мурашки — он всё такой же горячий, всё так же источает тепло. Но я его ненавижу. Я глушу собственную дрожь, избавляюсь от волнения, абстрагируюсь от этого абсолютно издевательского бала, который больше напоминает аукцион с единственным правилом — всё будет так, как хочет Чума.       Время, что я провожу рядом с ним, кажется бесконечностью.       Я веду мысленный счёт, слыша стук чужого сердца, чувствуя тёплое дыхание. Снова вспоминаю отца, его сморщенные ладони в своих руках, нежную улыбку, поцелуй в лоб, по которому так сильно скучала. Вспоминаю последний взгляд, слышу хруст шейных позвонков, вижу сразу же потускневшие глаза. Дрожь усиливается — Люцифер гасит её своей непоколебимостью.       …двадцать пять-двадцать шесть-двадцать семь…       Я поднимаю на него взгляд, рассматривая когда-то любимое лицо. Ненавижу его холодность, ненавижу эти алые глаза, ненавижу губы, что шептали слова любви и целовали всё моё тело. Он смотрит на меня — я не моргаю. Думаю о его отце, думаю о фигуре, сгорбленной в зале Цитадели, думаю о том, почему он решил меня забрать. Думаю о нашем прошлом, о разрушенном будущем. Думаю о фляге воды, которая могла мне присниться. И ненавижу. От того, что думаю о нём, ненавижу ещё сильнее.       Поджимаю губы, отворачивая голову. Я чувствую внутри пустоту и, одновременно с этим, ощущаю слишком многое. Оно рвётся наружу слезами, громкими рыданиями и воем. Я хочу, чтобы Люцифер меня утешил: хочу оказаться прижатой к его груди, хочу, чтобы он поглаживал меня по спине и волосам, хочу чувствовать его запах и тепло. Хочу, чтобы он немедленно убрал свои руки и они больше не касались меня так нежно и легко, чтобы он исчез в аду и никогда не попадался мне на глаза. Потому что я его презираю. Всей душой ненавижу.       …шестьдесят три-шестьдесят четыре-шестьдесят пять…       Замечаю, что пары начинают меняться. Несколько секунд я паникую: у меня совсем нет сил и, если кто-то из танцующих бессмертных захочет что-либо со мной сделать, я не смогу защититься. Внутренне чертыхаюсь: Люцифер тоже входит в это число. Я его больше не знаю. Я его презираю. Я его ненавижу.       Собираюсь с силами, в последний раз сжимая чужую ладонь и собираясь тут же отпустить, но хватка демона оказывается стальной. Он немного хмурится, а после осторожно уводит нас из общего потока. Не знаю зачем он это сделал, но чувствую благодарность. «Спасибо» почти слетает с языка, когда я даю себе мысленную пощёчину. Я его ненавижу.       Мы перебрасываемся взаимными колкостями и язвим. Хочу сделать ему больно и он хочет сделать больно мне в ответ. Я его знала, а значит знаю куда бить, знаю что услышать из моих уст будет хуже всего. Я попадаю в цель — Люцифер в ярости, но он быстро усмиряет собственный гнев и делает больно мне. Это напоминает школьные времена и я усмехаюсь. Разговор погружает в воспоминания о первой встрече, первой ссоре, первом поцелуе… О том, что он убил моего отца и сделал меня своей рабыней.       …девяносто-девяносто один-девяносто два…       Люцифер говорит, что не будет у меня ничего просить, что ему ничего от меня не нужно и это не изменится. Чувствую его взгляд, но больше не смотрю в ответ: мне страшно показывать ему собственное смятение. Он не должен ничего знать, не должен ничего заметить — ему это не нужно. Мы были близки и любили в прошлой жизни. Там я была советником Цитадели, а он правил Адом, наши враги и друзья были мертвы, не было никаких Всадников, никаких разделений на классы, был жив Шепфа и процветало Равновесие. Там я знала его, а он знал меня. Сейчас мы не лучше незнакомцев, которые случайно встретились на дороге.       Его пальцы сильнее сжимают мою талию, когда Люцифер легко поднимает меня над полом. Мы пересекаемся взглядами и тут же отводим глаза. Продолжаем кружиться, будто нечто непреодолимое не может позволить нам отпустить друг друга, хотя всем своим видом показываем, что хотим разойтись.       …сто двадцать семь-сто двадцать восемь-сто двадцать девять…       Я слышу бешеный стук своего сердца, чувствую, как краснеют щёки, ощущаю чужое дыхание рядом с ухом и дрожу. Зажмуриваю глаза. Дрожь усиливается, когда его ладонь при поворотах скользит по моему бедру.       Я его ненавижу.       Ненавижу…ненавижу…ненавижу…ненавижу…ненавижу…ненавижу…ненавижу…не…       Музыканты исступлённо играют, подводя мелодию к завершению. Мысленно отсчитываю секунды до конца нашего танца, считаю каждый шаг, каждый вздох, каждый взмах ресниц. В моей голове больше нет мыслей, нет страхов и переживаний — в ней только непрерывный счёт.       Я отсчитываю секунды до момента, когда снова честно смогу сказать, что его ненавижу.       …сто пятьдесят три-сто пятьдесят четыре-сто пятьдесят пять…