Не расскажу

      Мир погибает.       Они смотрят на закат цивилизации человечества с умеренным равнодушием, ведь их это не касается. Ведь их мир живёт.       Они приходят в этот мир, как на прогулку, проходятся по руинам человеческих поселений, осматривают остатки, которые люди спешно бросили, убегая из этого места… Они ловят и так немногочисленных животных, употребляют их в пищу, относят как запасы пропитания в свой мир.       Они забирают у людей последние возможности к выживанию, забирают остатки их еды и наблюдают за агонией всего народа.       И их сердце это не трогает.       Совсем.       Для них страдания этих жалких, ничтожных людей — не более, чем небольшое развлечение на миг долгой жизни.       Люди однажды умрут.       Они останутся.       И в этот гибнущий в агонии мир они приходят на свидание.       Вернее, это Монспиет считает, что они пришли на свидание.       О чём думает Дерриер, он с точностью сказать не может. Она ему об этом не говорит, даже пары слов на это она не тратит. О своих чувствах она молчит с тех пор, как её старшая сестра сгорела в ковчеге.       Монспиет сказать за неё это не может.       Он вообще сказать о чувствах.       Сердце начинало ускоряться при одном взгляде на Дерриер, но слова нежности и привязанности не выходили наружу, оставаясь навечно запечатанными, невысказанным, темными лентами глубок внутри.       Они сдавливали горло, забивали лёгкие, но их него не вырывался даже кашель. Лишь абсолютная тишина была ответом на ту бурю чувств и эмоций, что была глубоко внутри него.       Тяжело.       Невыносимо.       Но надо.       Надо терпеть, жить дальше и нести это бремя невысказанных чувств дальше, потому что сердце Дерриер одно. Потому что он не готов оставить выжженную пустошь в её душе, бросив совершенно одну.       Он не был уверен, что она справится без него.       Свой жизнь он положил на то, чтобы позаботиться о Дерриер, даже если никогда не сможет сказать о тех чувствах, которые сжирают его изнутри, становясь больше пыткой, чем счастьем.       Они словно гниют в нём, наносят урон организму.       И всё же никак не мог найти выход, лишь бьются о стенки, в попытках найти выход, падают, разбиваются и гниют-гниют-гниют… Разлагаются.       Монспиет молчит.       А Дерриер не догадается.       Несмотря на то, что забота его навязчива, несмотря на то, что заботится о её благосостоянии он намного больше, чем о своём. Несмотря на то, что он жертвует своими благами ради неё.       Дерриер не догадается.       Она не глупая, нет.       Она травмированная.       Всё что могла сделать Дерриер — закрыться в себе, отстраниться от всех чувств, насколько это возможно, лишь изредка выпуская всю ярость и боль на тех, кто виновен в смерти её сестры.       Лишь иногда, редко. Даже сам Монспиет не может смотреть на эти проявления эмоций часто. Сколько бы времени они вместе не проводили, даже если это было двадцать четыре часа семь дней в неделю, он не мог часто видеть её эмоции.       Ей легче было от них отказаться.       Почти отказаться.       Когда он касается её, то чувствует, что её единственное сердце всё ещё бьётся, всё ещё замирает от страха или ускоряет свой темп.       Монспиет знает, что отказалась от чувств она лишь на том уровне, чтобы обмануть саму себя. И редких окружающих, конечно, тоже.       Но Монспиет куда внимательнее остальных, куда внимательнее самой Дерриер… И его больше всех остальных волнует её состояние. Он попросту не мог не заметить таких тонких изменений её состояния.       Всё, что связано с Дерриер, он отслеживает с огромным вниманием, стараясь не упустить ни единую деталь. Всё это казалось ему куда важнее, чем гибель целого мира или же рождение нового мира.       Всё это было ему безразлично, ведь и Дерриер до этого не было никакого дела.       В этот гибнущий мир они пришли на свидание… Монспиет надеется.       Но Дерриер совершенно ничего не говорит, темным, равнодушным взглядом окидывая выжженную пустошь.       Тут когда-то было процветающее поселение, а рядом — красочные луга, куда выводили пастись стада одомашненной скотины. Теперь же здесь рядом пустошь и руины, да завывание стылого ветра.       Где-то в этих руинах и пустоши всё ещё можно услышать плач и болезненный вой умирающих, убегающих… Но они остались лишь фантомами, осколками душ, их агонией, что навсегда застыли в ужасе.       Вечный памятник смерти.       … хотя нет, не вечный.       Когда этот мир погибнет окончательно, сюда придут демоны и выстроят на руинах прошлого новый, прекрасный мир, полный чёрной магии. Мир, где не будет ни намёка на ничтожных, жалких людей.       Эта полная магии земля будет принадлежать им.       Дерриер жмурится почти мечтательно.       От неё пахнет жаренным мясом, вулканическим пеплом и кислотой, но Монспиету эта смесь запахов кажется самой прекрасной из всех, которые есть. Просто потому что этот запах принадлежал ей.       Сердце внутри болезненно бьётся, сходит с ума, а слова все пытаются найти выход, но заповедь стягивается удавкой на шее и они всё так же разбиваются, оставаясь разлагаться подобно мёртвой плоти.       Как больно…       От невысказанных слов любви буквально тошнит, перед глазами пляшут чёрные мушки и он шумно втягивает носом воздух, пытаясь отдышаться. Но срывается он лишь на кашель.       Дерриер поворачивает к нему голову и долго, пристально смотрит.       По её отстранённому лицу невозможно было понять, что именно она об этом думать, только губами она что-то бормочет себе под нос. Тьма скрывает любые эмоции в глазах, не оставляя ему ни шанса узнать.       За воем ветра он не услышал её бормотание.       Дерриер поджимает губы и тянет его в сторону.       Он послушно идёт.       Тьма так же скрывает любые эмоции в его глазах, поэтому, он уверен, Дерриер никогда и ни за что не узнает об этих сводящих с ума, разлагающихся чувствах, о которых он не мог сказать. Ни слова. Ни звука.       Лишь вечно смотреть, проявлять навязчивую заботу и терпеть.       Для Дерриер он единственное близкое существо. Единственный, кто может о ней позаботиться и проследить, чтобы боль потери не разъела её тело. Чтобы она не решила свести счёты с жизнью       Какой грех…       Их жизни принадлежат Королю Демонов.       В тот миг, когда они дали клятву в мраке черного солнца, из жизни стали принадлежать божеству — существу, за гранью их понимания. Обмен на их жизнь — влияние, власть и сила.       Частичка божественной силы, которая сковала их, лишила важных возможностей.       Они должны сжать зубы и терпеть.       Для их народа они герои.       А для них самих они являются не более чем жалкими, искалеченными существами, принесшими когда-то клятву, которая теперь лишь доламывает их. Но отступиться они уже не могут.       До тех пор, пока клятва действует…       Он будет молчать.       И никогда не расскажет ей о своих чувствах.       Никогда.