Лисьи сказки

Хлопья снега, тонущие в заоконных сумерках, гипнотизируют своим бесконечным танцем, и кажется, ты готов безотрывно на них смотреть, отпустив все мысли. Главное, не забывать помешивать кипящий на плите шулэн – самое то, чтобы в промозглую декабрьскую стужу. Кукушка из часов торжественно объявляет шесть вечера. – Ну чтооо, как дела на третьем курсе? – Яся сладко потягивается, прежде чем отхлебнуть из чашки чай с ромашкой и чабрецом. – Ой, твоя Лескова опять меня домогалась, – ворчливо отзывается старший брат, отвлекаясь от злостного протирания тарелок, – Говорит, что темы не объяснял, и вообще, я не благонадежный гражданин и всё такое. – Ненене, Кирюн, это _твоя_ Лескова, – радостно парирует сестра, – Тебе её в видениях Хангай показывал. Ты с этим что-то делать собираешься? – Шутишь, что ли? Она мне и так в универе мозг выносит. Если она ещё и за его пределами надо мной измываться начнёт, я не выдержу, – заклинатель вздыхает протяжно, глядя в окно, и говорит, уже как будто только себе, едва слышно. – Вот блин… вообще не до неё сейчас. – Справедливости ради, ты бы и впрямь почаще появлялся на занятиях, братец, – мурлыкает в ответ Яся, и взгляд у неё становится хитреньким. Ему приходится с этим согласиться, устало пожать плечами. – Ну, надо, наверное, добрести до диспетчерской, поставить куда-то пропавшие пары, порадовать эту фюрершу. – Фюрершу? – со смешком уточняет сестра. – Фюрерша та ещё, – напыщенно подтверждает Будаев, падая на соседний стул. – Ты вообще видела её сапоги, которые на шнуровке ещё? Так плотно голень обхватывают, что… Так, спокойно! Что-то меня не туды понесло, – он даже головой встряхивает для верности, будто пытаясь все лишние мысли оттуда выкинуть. Ясса в ответ только снисходительно улыбается, поднимаясь из-за стола. – Проверяй работы, – говорит она, прежде чем уйти. – Ты завтра обещал раздать. «Резонно», – думает старший преподаватель, зажимая в зубах колпачок от красной ручки, и садится за стол, поближе придвигая увесистую кипу мелко исписанных листов бумаги. Из небытия незаметно подкрадывается ночь, обнимает город кружевом, сотканным из стали и серебра. Пушистые снежинки всё роятся и роятся за стеклом, подсвеченные тусклым отблеском электрической гирлянды. Кирилл Будаев засыпает прямо над студенческими контрольными. *** «Так, в моей жизни это, как правило, одно из двух. Либо я вообще не сплю, либо проклятие подсовывает мне кошмар. Судя по звуковому сопровождению этого мероприятия, я определённо сплю. А значит, это кошмар. Кайф,» – весело рассуждает шаман, стоя лицом к закрытой пока двери, из-за которой доносятся явственные и недвусмысленные звуки секса. Он знает, что в сны надо играть по правилам, и дверь рано или поздно придётся открыть. Лучше рано, потому что так недолго и всю ночь промаяться, прежде чем с позором всё-таки заделаться в вуайеристы. Кошмар всё равно тебя не отпустит. Поэтому заклинатель уверенно нажимает на дверную ручку, смотрит на открывшуюся картину секунды две, после чего круто поворачивается на каблуках, прикрывая глаза ладонью. «Твою-то мать». «Клянусь рогами Эрлен-хана, я не подписывался на эротические сны со своими студентками». Кирилл почти делает шаг с твёрдым намерением всё же уйти, потому что даже у кошмаров должны быть какие-то границы разумного, но что-то в последний момент его останавливает. Заставляет замереть на пороге. В этой спальне, наполненной удушливым и влажным воздухом, подсвеченной красноватым отблеском торшера, в месте, где его студентка уединилась со своим возлюбленным, в этом всём что-то совершенно точно – не так. То, как её партнёр бесцеремонно наматывает длинные пушистые волосы на кулак. То как он двигается, отрывисто и жёстко. То, как она сдавленно всхлипывает в подушку. На тумбочке у кровати сидит лисий дух. Он ничего не говорит, но само его присутствие к весьма красноречиво. «Хватит дурака валять, Кирилл. Возьмись за ум уже наконец». «Я не могу вмешаться, да?» – спрашивает заклинатель кивком и тут же отвечает сам себе: «Нет, я ведь всего лишь сон, меня здесь даже нет, выражаясь в научном смысле». Хотя про научные смыслы смешно. Да и даже если б мог. Будаев встряхивает головой, снова обращаясь к самому себе: «Да ты чего, Кирилл. Подумай, как бы это выглядело». И всё равно изнутри поднимается жгучая волна негодования, направленная на такого себе кавалера. Да как он вообще посмел творить такое с девушкой. Да руки б поотрывать. Смотреть на это не хочется, слушать тоже, внутри мечется запертый в клетку гнев и Кирилл, сам того не заметив, до белых костяшек стискивает кулак. Ему, которого учили, что женское тело нужно боготворить, что оно совсем для других ласк создано, наблюдать такое особенно дико. И в момент, когда уже казалось, что черная бездна бессильной ярости всё-таки выплеснется наружу, заняв внутри каждый уголок, заклинателя выкидывает в реальность. *** Кирилл сонно щурится на смартфон, тот показывает половину третьего ночи. Темнота за окном будто достигает своего апогея, и заклинатель с угрюмым фырканьем отмечает, что внутри у него такая же. Он встаёт, направляясь неверным шагом в кухню. Лисий дух спрыгивает с письменного стола и следует за ним неотступно. Заученным механическим движением Будаев ставит на плиту чайник и, обернувшись к окну, говорит со зловещим спокойствием, будто бы самому себе: – В чужую личную жизнь вмешиваться не хотелось бы. Но клянусь, если я увижу его, я сломаю ему ебальник. – Просто попроси, Кирилл. Мы тебе эту услугу окажем, – сладким голосом поёт лис Банхар, помахивая хвостом. – Нет, я хочу сам. Собственными руками его отмудохать. Так, чтобы мама родная не узнала. – отзывается заклинатель, закидывая в рот рафинированный сахар. – А тебя я попрошу её чула* доставить ко мне. Будем пытаться вытащить её на контакт. Прежде чем выполнить поручение, Янхар и Банхар многозначительно переглядываются. *** *Чула В шаманизме у человека сразу несколько душ, и вот одна из них, чула, согласно поверьям, ночью может легко выходить из тела и путешествовать. Человек в это время видит сны.