Воришка

      Жюль поднял глаза от книги и посмотрел в открытое настежь окно. За встречами с Инес, долгими уроками и прогулками в новую школу он не заметил, как миндальный сад отцвел, сменив розовые нежные цветки на зеленые завязи орехов. Словно одно мгновение пролетел целый месяц, и наступило жаркое испанское лето. — Что вас так печалит, сын мой? — спросил сидящий за своим столом Рене. Последние несколько дней он позволял мальчику читать и учить уроки в своей келье, ибо заметил, что чем ближе приближается воскресенье, тем грустнее и печальнее становится Жюль, и не хотел оставлять его одного. Он догадывался, что печаль юноши связанна с Инес, но что именно удручало сына, он не совсем понимал. — Не знаю, отец. — Жюль отвернулся от окна и заглянул в голубые глаза настоятеля. — Что-то тревожит меня, но что, не могу понять. Тяжесть на сердце, в душе, но ей нет объяснения. Будто что-то страшное должно случиться… — С вашей подругой? — уточнил Рене. — Вы правы, мои мысли заняты Инес, — согласился Жюль. — Я не видел ее уже несколько дней, не знаю, как она, но уверен, что она чувствует вину и корит себя. Вы велели ей убраться с территории аббатства и никогда сюда не возвращаться, — в его голосе послышался упрек, но Рене сделал вид, что ничего не заметил, — возможно, она больше не придет в сад. — Сад находится за стеной аббатства, ваш друг придет, я уверен, хотя бы потому, как вы сказали, она чувствует вину, а значит, ждет не дождется встречи с вами, дабы принести извинения.       Жюль тяжело вздохнул. — Наверное, вы правы, отец. Но у меня все равно плохое предчувствие. — Продолжайте чтение, мой мальчик, и не накручивайте себя раньше времени, — епископ вернулся к своим бумагам, — ваш завтрашний урок никто не отменял, совершите ошибку и будете ждать следующего воскресения, чтобы принять извинения от подруги.       Епископ Ваннский был прав, как и всегда. Едва в воскресное утро закончилась молитва, как среди деревьев Жюль увидел своего верного друга. — Инес! — радостно воскликнул он. — Друг мой нежный. — Он заключил девушку в объятия, крепко прижимая к груди. — Я так рад, что вы здесь. О, как же я рад! — Господин, д’Эрбле. — Инес слегка отстранилась, удивленная такой бурной встречей. Еще ни разу шевалье не позволял себе обнять ее. Только целовал руку и иногда приобнимал за плечи, когда они гуляли по саду. — Простите меня, господин, мне очень жаль, что я стала причиной вашего недуга. Если бы я только знала… — Тс-с, — прошептал Жюль. — Не нужно извинений, милая Инес. Я не держу на вас зла, я знаю, что вы не хотели. Прошу вас, не извиняйтесь, и… Смерть Христова! Что с вашим лицом?! — Он только сейчас заметил, что смуглую скулу под левым глазом девушки украшает большой лиловый синяк, а припухшие губы — кровоподтек. — Что с вами случилось, Инес? Кто посмел вас ударить?! — Жюль в ярости стиснул кулаки, с трудом подавляя желание вытащить шпагу и немедля покарать обидчика его друга. — Не стоит об этом волноваться, господин д’Эрбле. — Инес опустила голову. — Мой отец был прав, наказав меня, я чуть не убила сына Его преосвященства. — Ваш отец? Вы сказали ему? — нахмурился Жюль. — Зачем?! — Я не говорила, — покачала головой девушка. — С моим отцом разговаривал епископ Ваннский, он посетил наш дом в начале недели. Я его не видела, ибо была в городе по поручению матушки, но когда я вернулась домой, отец был очень разгневан. — Епископ Ваннский, — протянул Жюль, почувствовав злобу и обиду на отца, ведь тот обещал, что не станет ничего делать. — Не сердитесь на своего отца, господин д’Эрбле, — поспешно заговорила Инес. — Его можно понять, ведь он чуть не потерял своего сына из-за простой безродной девки. — Не говорите так, Инес. — Послушайте, господин д’Эрбле. Возможно, это наша последняя встреча. — В зеленых глазах испанки появились слезы. — Почему вы так говорите? — Прошу вас, не перебивайте. — Инес сделала глубокий вдох, старясь унять дрожь и слезы, и продолжила: — В пятницу утром к нам в дом принесли письмо, в котором говорилось, что я должна явиться на допрос к служителям инквизиции. Дело в том, что вино, которое вы мне дали, я разбавила водой, чтобы увеличить объем. Я принесла часть вам, но дома оставалось еще полбутылки настойки, и она исчезла… Я не знаю, кто ее взял и в какие руки она попала, к каким последствиям привела, возможно, сама того не ведая, я причинила вред кому-то еще. Может, письмо от инквизиции и есть последствие моей неосторожности и глупости. Ваш отец прав. Я должна лучше изучать записи старых лекарей, если хочу сама им быть, но, наверное, моя история подходит к концу, и мне никогда не стать настоящим врачом… — По ее щекам покатились слезы, и она спрятала лицо на груди юноши. — Мне так страшно, господин, так страшно… Однажды я сказала вам, что ничего не боюсь, но сейчас я понимаю, как заблуждалась… В мой дом постучалась смерть, и от нее нет спасения… — Не говорите так, Инес, молю вас, вы разрываете мне сердце. — Мальчику хотелось взвыть от безнадежности, прозвучавшей в голосе испанки. — Все будет хорошо, мы что-нибудь обязательно придумаем. Вы не попадете в руки инквизиторов. — Ах, господин, разве вы не понимаете, что я уже попала на их ладонь, им осталось только сжать кулак и раздавить меня, — всхлипнула Инес. — Прихлопнуть, как надоедливую мошку… — Я поговорю с отцом, Инес, он поможет, — уверенно произнес юноша, хотя в душе не чувствовал такой уверенности. — Вы сделали так много добра людям, неужели вам не простят всего лишь одну ошибку… — Спасибо, господин д’Эрбле, — сквозь слезы улыбнулась Инес, понимая, что, скорее всего, в последний раз смотрит в дорогие глаза друга, которые, как и в первую их встречу, придавали спокойствие и дарили уверенность… Она будет помнить этот взгляд… Взгляд человека, который принял ее такой, какая она есть… Не осудил за желание помогать людям, не издевался, хвастаясь своим благородством и властью. Она будет помнить глаза цвета морской волны до самого последнего вздоха. В их глубинах она найдет утешение от боли и отыщет спасение от огня… — Зачем вы посетили дом Инес, отец?! — Жюль не постучав влетел в келью епископа и прямиком направился к его столу. — Отец избил ее, вы знаете?! Вы обещали, что ничего не станете делать, но в душе все же желали наказать ее. И Инес наказали! Хотя нет, это не наказание. Это насилие! — Немедленно замолчите, шевалье! — Рене резко поднялся из-за стола. — Как вы смеете врываться ко мне и бросать ложные обвинения?! Что за неслыханная дерзость?! Розг захотели?! Да, я был в доме вашей подруги, но отнюдь не для того, чтобы наказать ее, напротив, я пытался убедить ее отца каким-то образом положить конец ее увлечениям и тем самым спасти ребенка от незавидной участи. Вы не можете не согласиться, что хоть девушка и умна, но поступает очень опрометчиво, пытаясь выступать против принятых устоев нашего времени, все глубже и глубже роя себе яму в лапы инквизиции. — Отец избил Инес! — Жюль и не думал успокаиваться. — Это и есть способ положить конец ее увлечением? Вот так? Бить ее?! — Прекратите кричать, господин д’Эрбле, — строго произнес Рене. — Если вы не можете контролировать свои эмоции и вести разговор как дворянин, то ступайте к себе и успокойтесь. Я не намерен терпеть ваш сумасшедший гасконский нрав.       Жюль побуравил отца сердитым взглядом, тяжело выдохнул и заходил по келье. — Простите, отец, — через минуту сказал он. — Мне было больно видеть синяки на лице Инес, я не хотел кричать на вас, просто поддался эмоциям и… — Жюль остановился и закрыл лицо рукой. — Простите… Она получила письмо от служителей инквизиции, мои переживания были не напрасны. Мне кажется, я больше никогда ее не увижу… Никогда… — Мне понятны ваши чувства, Жюль. — Рене подошел к сыну и, положив руку мальчику на плечо, развернул его к себе лицом. — Но это не дает вам права повышать на меня голос. Я принимаю ваши извинения, но впредь этого не должно повториться. В следующий раз вы будете наказаны. — Да, отец. — Мне жаль, что отец так жестоко поступил с дочерью, поверьте, сын мой, я этого не желал. Ее отец сказал мне, что его сын Алехандро унес остатки злосчастной настойки из дома и кому-то продал новое изобретение сестры. Молодому человеку нужны были деньги, он не думал о последствиях, полагая, что настойка может помочь всем, как помогла ему от головной боли. — Инес не знала, куда пропало вино. — Очевидно, отец не хотел ее расстраивать, надеясь, что все обойдется, но, судя по тому, что вашей подруге пришло письмо, я предположу, что тот, кто заполучил настойку, не познал ее чудотворного эффекта, а напротив, столкнулся с плохими последствиями и донес на девушку. — И что же теперь будет? — чуть не плача, спросил Жюль. — Отец, сделайте что-нибудь, молю вас, пожалуйста… — Я не могу повлиять на допрос инквизиции, мой мальчик, пока остается только ждать следующего воскресенья. Возможно, ваша подруга придет… — Но они оба слышали, насколько безнадежно прозвучали эти слова.       В следующее воскресенье Жюль прождал Инес в саду целое утро, но девушка так и не пришла… В беспомощной ярости сорвав горсть неспелых орехов, юноша бросил их в двух птиц, сидящих на ветках, развернулся и побежал в монастырь. Рене уже ждал его. Раскинув руки в стороны, он принял на своей груди рыдающего навзрыд юношу, ласково поглаживая по белокурым волосам, без слов пытаясь разделить его боль, прекрасно понимая, что к словам утешения мальчик останется глух. — Отец, — прорыдал Жюль, поднимая покрасневшее лицо от груди епископа. — Сделайте что-нибудь. Умоляю, хотя бы узнайте, что с ней… — Я сделаю все, что в моих силах, сын мой. Обещаю…