Он выкидывает рецепт куда подальше.
«У Вас затяжная депрессия, господин Чон, разве Вы не ощутили, что что-то не так, как раньше? Проблемы со сном?»
О да, у него проблемы со сном. Потому что по ночам он выбивает дерьмо из разных отморозков.
«Потеря аппетита?»
Он питается, кажется, кофеином и злостью к этому городу в последнее время. Так себе рацион.
«Будущее кажется Вам безрадостным? Вы не чувствуете себя так уверенно, как раньше?»
Будущее?
Сраные мозгоправы. Он бы никогда не пошел, но Намджун настоял. Единственный человек, которого он слушает. А если быть честным, единственный человек, кому он может доверять.
Он занимается этим уже пятнадцать лет. Сколько раз он выходил под покровом ночи в своей форме, сколько раз ловил негодяев, внушая страх и трепет? Бесчисленное. Он перестал считать уже давно. Но в последние пару лет это кажется бессмысленным. Как будто он крыса, которую посадили в лабиринт. И он вечно преодолевает препятствия. Одно за другим. А лучше не становится. И выхода нет.
— Вы к себе слишком безжалостны в последнее время, — сказал ему Намджун после его очередного рейда по улицам Готэма.
Он всегда безжалостен к себе. Это не было новостью. Сломанные ребра. Синяки. Гематомы. Ранения. Это то, чем ему приходится расплачиваться, чтобы этот город не погряз в крови окончательно.
— Вы не всесильны, — любит повторять Намджун.
А жаль. Ему жаль, что это не так.
Бэтмену удалось поймать Загадочника неделю назад. Того упекли в Аркхем, но легче от этого Чонгуку не становилось.
Отдыхать не получалось. Он это разучился делать. А потом Намджун пристал со своим психотерапевтом. И Чонгук сходил только лишь потому, что не мог не послушаться. Да, чаще он слушал и делал всё, как считал нужным, но ради успокоения души любимого дворецкого решился на этот шаг.
Но явился на прием как Чон Чонгук. Бизнесмен, миллионер, хозяин «Чон Энтерпрайзис», а не как супергерой в маске летучей мыши.
Можно подумать, он сам не знал свой диагноз до похода к этому мозгоправу. Знал. Диагноз назывался — жизнь в шкуре Бэтмена.
Спустя неделю спокойствия Намджун сообщает:
— Джокер сбежал из Аркхема, — невозмутимый, как всегда, ставит на рабочий стол чашку любимого черного кофе.
Чонгук ничего не говорит.
Его личная головная боль. Бэтмен устал. Да. Сейчас он явственно это ощущает. Чонгук устал от ублюдков, которые решили, будто закон им не писан. Будто он не размажет по стенке любого, кто посмеет творить беззаконие на улицах ненавистного города.
— Господин, мне подготовить…
— Нет, — коротко говорит Чонгук, — не нужно ничего готовить. Я не буду его останавливать. Всё.
— Что значит «всё»? — у Намджуна брови ползут вверх.
— Ты говорил, что я устал. И ты прав, — он смотрит с вызовом, ожидая, что его верный дворецкий начнет перечить или говорить, что это безрассудство.
— Я Вас понял, господин. Тогда пусть им займется полиция, Вы достаточно сделали для этого города, — тот учтиво кивает и уходит.
Намджун больше всех хотел, чтобы он зажил обычной жизнью, говорил об этом крайне редко, но всё же. Чтобы жена под боком, дети, вот это всё. Он мог бы давным давно убраться из Готэма. Но держало. Держал долг, который он сам себе навязал.
Джокер. Какой смысл ловить ублюдка, если того все равно посадят в Аркхем, из которого тот сбежит? Какой это побег? Пятнадцатый? Боже, они слишком давно знают друг друга. Это что-то ненормальное. При имени «Джокер» у Чонгука всегда непреодолимое желание скривиться, будто съел дольку лимона. То, что между ними — ненормально. И хорошо, что знают это только они.
«Я любимый мужчина Бэтмена, осторожнее со мной» — звучит в ушах низкий голос, адресованный не ему, а полицейским.
Прошлый раз Джокер пытался отравить весь город при помощи системы канализации, но схватить того было проще обычного. И тот вновь скалился, заливисто смеялся. Чонгук вообще не помнит, чтобы кто-то ему так радовался когда-нибудь, как Джокер. И радость эта была безумной. Абсолютно ненормальной.
Мешать антидепрессанты и алкоголь — удел идиотов. Чонгук не идиот. Породистый напиток обжигает заднюю стенку горла. Он намеренно не смотрит новости, не листает ленту, ничего. Ноль.
Камин трещит, и спокойная музыка заполняет гостиную. Кажется, его повело достаточно быстро. Быстрее, чем обычно, потому что из еды в нем была долька лимона, которой он закусывал.
Он сидит на диване и ощущает, как голова чуть кружится. Комната плывет. А чертовы мысли не уходят. Чонгук думал, что хотя бы на время опьянения совесть заткнется. Но она безжалостна к своему хозяину. Чонгук откидывается на спинку и прикрывает глаза. Ему просто нужно, чтобы всё это ушло.
— Бэтси, что за жалкое зрелище? — этот голос, кажется, будет преследовать его и после смерти.
— Мне можно хотя бы дома побыть без тебя? — он лениво открывает глаза и переводит взгляд туда, откуда послышался звук.
Чего он ожидал от мастера побегов? Чего он ожидал от гениального криминального ума Готэма?
— Я весь день сегодня хулиганил, а ты всё не приходишь и не приходишь. Я взорвал несколько полицейских машин, — наиграно-печально говорит Джокер из тени.
Его не видно, но Чонгук готов поклясться, тот смотрит хищно и гримасничает.
— И имя мое трупами выложил? — он склоняет голову набок.
— Я не люблю повторяться, ты же знаешь, — тот выходит из тени. — Это было в прошлом году, — тот машет изящной рукой, скрытой белой перчаткой, на которой Чонгук, даже будучи в нетрезвом состоянии, замечает следы крови.
— Чего тебе надо? Убить меня? — и, честное слово, он не будет сопротивляться, не сегодня.
Он сидит пьяный в своей гостиной в одних домашних штанах. Легкая мишень. Хотя, если бы у него было желание выжить, Джокер бы все равно получил хороший отпор. Но… Не тот день.
— Не неси чепухи, в чем веселье мне тебя убивать? — Тэхён становится напротив него, возвышается, глядя сверху вниз.
Краска у того на лице подсмылась, и Чонгук видит настоящие черты. Черты Ким Тэхёна прорываются через насмешливую гримасу Джокера.
— Тогда какого хуя ты здесь? — злится Чонгук.
— Ты не вышел погулять, Бэтси, — гадко улыбается тот.
— Какой смысл мне тебя ловить, ты сбежишь, — пьяно хмыкает Чонгук.
— Ну, такие у нас в Готэме правила. Я убиваю, навожу беспорядки, а ты даешь мне отпор, и все счастливы. Бэтмен опять спас город, — тот картинно прижимает руки к груди, убирает несуществующие слезинки с глаз. — Просто признай, что наши с тобой отношения — самая стабильная часть твоей жизни, Бэтси.
— Мне всё равно, что ты будешь делать. Если ты не пришел меня убить — проваливай, — Чонгук делает еще глоток виски.
— Это, вообще-то, обидно. Ехал в твою глухомань через весь город, — фыркает тот. — Слышал, очередная мисс блондинка ушла от тебя, — тот опасно приближается, загораживая своим оранжевым костюмом вид на камин.
Чонгук злобно смотрит снизу вверх. Зачем тот пришел? Зачем опять?
— Не знал, что ты следишь за светской хроникой, — говорит Чонгук.
— Конечно, мне в Аркхеме каждое утро приносят свежую газетку к кофе, — усмехается тот. — Как только узнал, что место подле тебя вновь свободно…
Чонгук, вопреки своим желаниям, не прекращает анализировать. Ни оружия, ни попытки напасть. О нет. Он слишком хорошо знает этот тон.
— Ты свои побеги планируешь в зависимости от того, встречаюсь я с кем-то или нет, Тэхён? — он обращается к тому по имени.
Потому что это личное. Это касается их двоих.
Джокер присаживается на корточки и смотрит в глаза, подпирает щеку рукой. Как же Чонгук хочет смыть этот грим. Да и смехотворный оранжевый костюм тоже хочет содрать. Оранжевый вообще не подходящий цвет…
— Я соскучился, а ты закрылся в башне и занимаешься самоуничижением, — хмыкает тот.
— Найди кого-нибудь другого для игр.
— Да брось. Ты ведь тот, кто ты есть. Тёмный рыцарь Готэма. Размажь меня по стенке, одержи победу. Город вновь будет аплодировать, как положено, — подначивает тот.
— Я не клоун, я не делаю это ради оваций…
— А что бы тебя порадовало? Может, построишь для меня у себя в подземелье клетку, запрешь? Будешь кормить, поить, задвигать про то, что город прогнил, а я буду тебя ебать. А ты будешь каждый раз делать вид, что тебе не нравится. Ну как, Бэтси? — тот становится на колени и подползает близко, а наглые руки в белых перчатках впиваются в его ляжки, скрытые лишь тонкой тканью пижамных штанов.
Он дышит ровно только лишь за счет своей сноровки. Но мозг паникует. Рядом с Джокером он теряет себя. В большинстве случаев старается держаться, но иногда, как сегодня, не очень выходит.
— Нет, — сквозь зубы говорит он.
— Конечно нет. Тебе не интересно, когда я заперт. Правда? Ты лучше меня знаешь, что Богу нужен свой Дьявол. Один умрет — игра закончится, — тот смотрит пристально в глаза, и Чонгук с ним согласен. — И ты не убьешь меня. Потому что ты добр, Чонгук.
Чонгук. По имени тот называет его крайне редко.
— Уйди, — говорит Чонгук, но, видимо, недостаточно твердо, потому, что тот только скалится, неминуемо приближая свое лицо, вымазанное краской.
— А то что, Бэтси? Что ты мне сделаешь? — его губы растягиваются в ухмылке прямо перед ним, а руки нагло сжимают бедра, тот тянется.
Его ведет. Это неотвратимость. Чонгук дышит глубоко, и хочется вжаться в диван, чтобы не дать себе наделать глупостей.
Он устал. Бесконечно устал.
— Ну же, Бэтси, что? Ты ведь всегда оставляешь для меня брешь в системе безопасности, не думай, что я не знаю, — дикая безумная ухмылка.
Одна из сотен, за которой, Чонгук точно знает, скрывается боль. И его это злит.
Он пьян, но удар держит отлично. Поэтому ему не составляет труда одним хуком заставить Джокера упасть. Он бы, по привычке, выдал ему джеб, но жалеет. Жалеет нос Ким Тэхёна. Тот валится на спину и начинает заливисто хохотать.
— Ты просто не можешь удержаться, да? — Чонгук встает и чувствует, что ему нужно здорово стараться, чтобы держать равновесие, тот продолжает хохотать, но, черт побери, он не видит, что смешного в том, что его разозлили.
Никогда не видел. Ему недоступно это.
— Ты тоже не можешь. И я не могу, с тобой — никогда, — тот прекращает хохотать. — Давай, здоровяк, иди ко мне, — тот приподнимается на локтях.
Бэтмен кидается на Джокера. Ему будто в мозг впустили дозу концентрированной ярости. Или же Чонгук кидается на Тэхёна. Он не понимает. Так сильно его накрывает желание причинить боль, сделать что-то. Стереть улыбку. Показать другую боль.
Он хватает того за лацканы мерзко-оранжевого пиджака, тянет на себя, усаживаясь сверху.
— Ты… — Чонгук смотрит в карие глаза, где затаилось безумство, с которым сравниться может лишь его собственное, — хочешь, чтобы я тебя уничтожил? Хочешь, чтобы я…
— О, Бэтси… У тебя чердак протек, я это ясно вижу, — гадко улыбается тот, вовсе не сопротивляясь. — Мы так похожи…
— Ты несешь хуйню, — выплевывает Чонгук.
— Я своих вижу сразу. А ты мой, — тот подается вперед, и они сталкиваются носами.
— Ненавижу, — шипит Чонгук.
Ненавидит. Но вовсе не Джокера, которого притягивает ближе, захватывая губы со вкусом театрального грима своими губами. Ненавидит. Но не Ким Тэхёна, который распахивает рот шире, пропуская его язык, который напористо проникает внутрь. Ненавидит. Он чертовски ненавидит то, что должен быть сильным. И ненавидит то, что именно тот пришел об этом напомнить. Его личный демон. Его совесть. Его палач. И его же спаситель.
В конце концов, Джокер всего лишь продукт общества, которое взрастило того на благодатной почве беззакония, ненависти, равнодушия… Ким Тэхёну просто не повезло.
Бэтмен спасает людей. А кто спасет Бэтмена?
Он с отчаянием вгрызается в пухлые губы, прикусывает, сминает. Краска на языке ощущается не инородно. Привычно. Он знает этот вкус. У него будто легкие сжимаются от того, что Тэхён подкидывает бедра. Через тонкую ткань он ощущает чужой стояк. А меж тем руки Тэхёна бесстыдно шарят по его телу. Мерзкое прикосновение ткани перчаток.
Чонгук сейчас на нем. Он хозяин положения. А посему он отрывается от поцелуя, смотрит в глаза напротив — там всё для него. Он хватает Тэхёна за правую руку, подносит кисть к лицу и зубами стаскивает дурацкую перчатку.
— Бэтси, ты такой чувствительный, — усмехается тот.
О да, это стыдная правда. Чонгук любит, чтобы кожа к коже. Чтобы губы к губам. Чтобы ощущать на вкус. Ощущать запах. Слышать дыхание и загнанно бьющееся в груди сердце.
Джокер на то и Джокер, что дает тебе поверить, что ты победил. Что ты главный. Приятная иллюзия. Но это всегда полуправда.
Тот сильный. Чонгук иногда обманывается внешним видом Тэхёна. Джокер высокий и поджарый. Не гора мышц. Но уж с пьяным Бэтменом в домашних штанах великому преступнику справиться — раз плюнуть. Тот ухмыляется коротко, и он понимает — попал.
Тэхён меняет их местами, так, что Чонгук здорово прикладывается спиной, но не чувствует этого из-за алкоголя.
Разукрашенное лицо гротескно нависает над ним, и Чонгук только и может, что открыть рот, впуская язык Джокера. Губительно, словно яд по венам. И сладко.
Правой рукой, той, что без перчатки, тот мнет его грудь и сжимает бок, подцепляет резинку пижамных штанов, не прекращая при этом терзать его рот. И есть в этом мрачная радость. Он сам от себя отказывается. А Джокер нет. Тот пожирает, вылизывает, и Чонгук вцепляется в темно-зеленые волосы рукой, оттягивая пряди, целует более напористо, двигает губами остервенело, мощно, получая в ответ то же. Когда Тэхён пробирается к его стояку и крепко сжимает у основания горячую возбужденную плоть, Чонгук мычит тому в рот. Беззастенчиво. Греховно. Что ему уже терять? Джокер — не тот, перед кем ему пристало стесняться.
— Скучал по твоему члену, — отрываясь от губ Чонгука, произносит тот.
И едва он что-то успевает сообразить, как Тэхён торопливо сползает вниз. Чонгук только и может наблюдать, как Джокер стягивает его пижамные штаны до колен, проводит рукой вверх-вниз по члену, смотрит короткий миг в глаза, улыбается плотоядно, прежде чем обхватить губами головку. Чонгук мычит, непроизвольно подкидывая бедра, толкаясь во влажный теплый рот. Да. Джокер не только мастер заниматься словоблудием. Тот еще отлично управляется языком, как всегда, делает минет со вкусом. Тэхён медленно опускается вниз и поднимается, Чонгук видит, как член блестит от слюны и смазки, когда тот выпускает его изо рта. Помогает себе рукой. А когда ускоряется, до ушей Чонгука доносятся влажные хлюпающие звуки. Его заводит Тэхён. Его заводит этот рот. И на короткие мгновения совесть замолкает. Всё будто становится несущественным, когда он наблюдает, как голова с зеленой шевелюрой опускается вверх-вниз, а внизу живота зарождается жар, который расходится по всему телу. Тэхён специально тормозит — он точно знает — чтобы обвести языком головку, провести по уздечке кончиком языка еще и еще, вызывая у него неконтролируемое мычание. А потом опускается очень низко, настолько, что когда Чонгук толкается и хватает Джокера за волосы наконец, то упирается тому в заднюю стенку горла. Тэхён давится, но он держит. Потому что знает, что тот любит давиться. Джокер закашливается, и Чонгук отпускает через пару мгновений, понимая, что тот всё равно наслаждается этим моментом. Тэхён отстраняется и поднимается, стоит на коленях перед ним. Рукой в перчатке вытирает с лица слюну и смазку вместе с остатками грима, размазывает белый и красный. Снимает ту и отбрасывает в сторону.
Чонгук спихивает штаны. От его глаз не укрылось, что Тэхён уже прилично возбужден. Но всё же есть своя извращенная прелесть в том, что он полностью обнажен, а Джокер перед ним в своем истинном обличье.
— Давай, бедняжка Бэтси, Джей знает, что с тобой делать, — тот позволяет себе нести чушь, потому что понимает прекрасно — у Чонгука в голове туман из похоти и алкоголя.
И его вообще не задевает и это глупое обращение, и этот тон.
— Сними этот ублюдский пиджак, — требует Чонгук.
— Я, между прочим, выбирал так тщательно, в чем к тебе прийти… — отбрасывая предмет одежды в сторону, произносит тот.
— Верни фиолетовый, — он тянет Тэхёна за галстук к себе, потому что ему мало горячих, словно лава, поцелуев.
Между скольжением языков тает вкус его собственного предъэякулята, и он торопливо стискивает чужое возбуждение через брюки, потирает, сжимает, а после быстро справляется с ширинкой. Он чувствует, как Тэхён вцепляется в его талию и толкает чуть, чтобы он перевернулся. Ну, конечно.
Когда Чонгук отрывается от поцелуя, становится в коленно-локтевую, то чувствует, как Тэхён склоняется к его уху, трется носом о висок.
— Как в старые добрые времена, Бэтси? Когда ты берёг девственность своей задницы, — тот прикусывает его ухо, и по спине пробегают мурашки.
В ноздри забивается запах железа, крови, краски. Запах Джокера.
И он бы с радостью послал того нахуй, но его уже давно это всё не злит, а заводит. Он не знает, какой это по счету раз. Перестал считать после того дня, когда сам себя трахнул Тэхёном.
Костюмная ткань трется неприятно о кожу, когда Джокер держит за талию одной рукой и пристраивается к стиснутым бедрам, Чонгук чувствует влагу и тепло. Да. Этот сценарий он прекрасно знает. Горячий член толкается между сведенных ног.
— Жаль, что я не могу оказаться сейчас внутри тебя, — шепчет тот на ухо, когда толкается в тесное пространство.
Чонгуку тоже жаль. Но вслух он не говорит. Не скажет. Нет.
Да, он знает, как правильно свести ноги, к своему собственному стыду. Он уже выучил, что нужно делать. Толстый член скользит вперед-назад, и с каждым разом Тэхён движется резче, ударяясь бедрами почти до боли.
Тот дышит Чонгуку на ухо тяжело, прикусывает раковину, а после обхватывает крепко его член, начиная водить в такт рукой.
— Расскажи мне, Бэтси, никто не занимал место Джея, пока его не было дома? — тот облизывает его ушную раковину и стискивает член у основания, оттягивая момент оргазма.
— Что ты несешь… — Чонгук подается бедрами назад, подмахивая.
— Не пытайся меня отвлечь. Ответь мне, я хочу знать, — шипит тот.
А это что-то новое. Хранит ли он верность Джокеру? В этом состоит вопрос?
— К чему этот вопрос?
— Ты пахнешь чем-то новым. Мужским. Блондинки пахнут не так, — тот замедляется, а рука на его члене будто окаменела, не двигается.
И это болезненно.
— Это новый лосьон после бритья… — еле как говорит Чонгук, и ему плевать, как жалко это выглядит.
— Если я узнаю, что ты играешь с кем-то, пока я не дома… Я не побрезгую освежевать этого смельчака, — тот ослабляет хватку и проводит рукой вверх, а после снова вниз, выбивая из Чонгука болезненное мычание. — Потому что ты мой, — он принимается двигаться между его бедер быстрее и надрачивает ему, подгадывая так, чтобы они кончили друг за другом: тот, пачкая бедра Чонгука теплыми брызгами спермы, а он, изливаясь в руку Тэхёна.
Как только оргазм накрывает, Чонгук чувствует болезненное облегчение, будто внутри совсем пусто. Тяжесть ушла. Он заваливается на пол, и Тэхён валится рядом. Когда он поворачивается и смотрит на того, то видит, что Джокер слизывает его сперму с пальцев.
— Я не твой, — говорит он хрипло. — Как и ты не мой, хватит нести каждый раз эту чушь.
— Представь, Бэтси, где-то есть вселенная, в которой между нами всё хорошо… — говорит Тэхён отстраненно, будто не слышит, что тому говорят.
— Нет, — пытается перебить Чонгук.
— Вселенная, в которой Ким Тэхён и Чон Чонгук друзья. Представляешь? — тот поворачивает голову и смотрит прямо в глаза. — Вместе. И принадлежат друг другу.
— Не существует такой вселенной, — устало говорит Чонгук.
Он протрезвел. Окончательно с приходом оргазма.
— Кто-то из нас должен быть романтиком. Пусть это буду я, — тот старается звучать весело, но Чонгук знает оттенки-интонации в голосе Джокера слишком хорошо.
Это не веселье.
***
На утро у него ожидаемо трещит голова. Но мерзкое чувство пустоты исчезло. До того, как открыть глаза, Чонгук прокручивает в голове вечер. Всё было торопливо, и, кажется, он еще пил. А потом отрубился. А до этого слушал очередной бред. Но бред ли? Тэхён был ненормальным, но не глупым. Они друг друга стоят. Он тоже не подходит под категорию «нормальный». И он здесь вовсе не рыцарь в сияющих доспехах. Его заляпало кровью и дерьмом. Хорошие поступки иногда бывают неправильными. Накладывают свой отпечаток.
«Разница между нами только лишь в том, что ты всё еще, почему-то, веришь в людей. Я не запрещаю, Бэтси. Развлекайся. А я буду развлекаться с тобой» — последнее, что он помнит со вчерашнего вечера.
И еще, как терзал насмешливый рот, как чужие руки продолжали его ласкать. С Джокером всегда так — похоже на бредовый сон. И он давно перестал себя оправдывать. В конце концов, Бэтмен тоже не герой. Бэтмен всегда вне закона.
Когда он поворачивается и смотрит на вторую половину кровати, то Джокера рядом, ожидаемо, нет. Естественно. Они встречаются только ночью. И именно в те моменты, когда Бэтмен находится в затруднительном положении. Когда он — Чонгук — не может справиться.
— Спаситель сраный, — ругается Чонгук, хватаясь за голову.
Но после этих встреч в голове сразу все встает на свои места. Бэтмен вспоминает, кем является. И зачем делает то, что делает.
Телефон звонит в час дня, когда Чонгук уже в офисе. И номер не определяется.
— Чон Чонгук слушает, — говорит он, хотя во рту сразу пересыхает, будто он уже понимает, что это за звонок.
— Привет, Бэтси, прости, что не накормил тебя утром панкейками…
— Где ты? — он спрашивает, желая просто потянуть время, чтобы что-то потом можно было услышать на фоне в записи.
Его телефонные звонки давно записываются. Это полезная привычка.
— Уже очень далеко, любимый мой мужчина, — насмешливо произносит тот.
— Я поймаю тебя. И ты отправишься обратно…
— Не в этот раз, — хмыкает тот, — у меня дела. Не могу остаться поиграть. Но я рад, что к тебе вернулось настроение. Au revoir.
Короткие гудки звонко раздаются в ушах. Ожидаемо, когда он перезванивает, телефон уже недоступен.
Верить Джокеру нельзя. Если тот попрощался на французском, значит, тот точно не во Франции.
Игра продолжается.
***
Заголовки пестрят им уже второй месяц. Имени Джокера там нет, но Чонгук видит почерк. Ограбление. Поджог. Разбой… А вот и загадочное отравление членов итальянской мафии. Вся верхушка мертва. Экстраординарные преступления то в одной стране, то в другой. Дерзкие, наглые. Такие, на которые не решился бы никто из мелкой рыбешки. Да и мозгов бы не хватило. Тэхён знал главное правило: хочешь что-то скрыть — прячь на виду. Как всегда: никакой ДНК, никаких следов и отпечатков.
Джокер сеет хаос в рядах преступников. Очевидно, чтобы стать главным криминальным умом. Когда ты безумен, любой самый амбициозный план кажется вполне реальным.
— И как идет расследование? — интересуется Намджун утром воскресенья.
— А никак, — вздыхает Чонгук.
Все два месяца Джокер ускользал. Значит, сильно не хотел с ним сталкиваться. Куда бы Бэтмен ни совался, тот был на шаг впереди. А может, Чонгук просто слишком лениво того преследовал. Потому что в Готэме было чем заняться. Новый мэр оказался коррумпированным ублюдком, и проблем с мафией добавилось. Но, вопреки всему, Чонгуку лучше.
Единственное, что не так — это мерзкое чувство сожаления. Хотя жалеть ему не о чем. Спокойнее бы стало, будь Джокер заперт в Аркхеме? Бэтмен бы ответил — да, несомненно. Но Чон Чонгук, который пялится в экран ноутбука у себя в кабинете, крутит в голове их разговоры и ночи еще и еще, в этом не так железно уверен. Спокойствие есть, вопреки всему, когда покоя нет. Когда есть азарт.
«Мне с тобой безумно весело» — стоит в ушах.
Джокер — это токсин, который просочился ему в кровь, и сделать он с этим уже не в силах ничего.
— Айрин, принеси мне кофе, — просит он секретаршу по телефону.
— Да, сей момент, — мягко отвечает та.
Проходит несколько минут, прежде чем он слышит, как дверь в его кабинет открывается, он, по привычке, не смотрит на того, кто входит. Работа Чон Чонгука тоже требует внимания.
— Ваш кофе, господин Чон, — раздается низкий бархатный голос, отнюдь не женский.
Он этот голос знает. Тот ему снится, звучит в голове, он им одержим.
Ким Тэхён стоит перед ним без грима, и Чонгук впивается взглядом в красивое изящное лицо. Он так давно того не видел. Можно сказать, при свете дня, вот так — впервые.
Джокер ставит перед ним чашку кофе. И на лице у того ни тени улыбки. Волосы, теперь темные, красиво зачесаны назад, и одна прядь свисает на лоб. А костюм… Костюм всё же фиолетовый.
— Что с моей секретаршей? — хрипло говорит Чонгук, не представляя, каким выглядит сейчас его лицо.
— Милашка пошла на перерыв. Не переживай, — цокает тот. — Скучал, Бэтси? — тот наклоняется и упирается руками в стол, смотрит в упор.
— Нет, — врёт он.
— А я вот скучал. Как насчет того, чтобы я подавился хорошенько твоим членом? Можно прямо сейчас…
— Ты поэтому вернулся в Готэм? Потому что хотел… — вскидывается Чонгук.
— А это что, уже не уважительная причина, получается? — тот ухмыляется, и карие глаза сужаются.
У Джокера гротескное лицо. А у Ким Тэхёна лицо, будто слепленное ангелами. Сложно представить, что этот человек способен на то, что творит. И Чонгук почти ненавидит себя, потому что жадно обсматривает.
— Что мне стоит сейчас же скрутить тебя и отправить в Аркхем? — Чонгук смотрит с интересом.
— Ничего. Кроме твоих собственных желаний, — хмыкает тот, — или, Бэтси, я поторопился? Может, ты хочешь романтики? Примем ванну вместе, — тот изящными пальцами тянет его за черный галстук на себя, так, что Чонгуку приходится наклониться, — посчитаем все свои шрамы, сравним, у кого больше пулевых…
Чашка переворачивается, заливая документы, все слетает, потому что он кидается на Джокера, хватается пальцами за подбородок и проталкивает напористо язык тому в рот. Тэхён улыбается в поцелуй. Он чувствует это и прикусывает Джокера за нижнюю губу. Тот зарывается одной рукой в его волосы, а другой все тянет за галстук. Чертов стол мешает им, и Джокер перелезает его, сметая всё, оказывается прямо перед ним, чтобы возобновить мокрый поцелуй. Чтобы жадно шарить руками, стараясь забраться под рубашку, чтобы двигать губами навстречу, оглаживая языком теплый язык, чтобы припечатать спиной к стеллажам позади до боли. И это равноценно. Равносильно.
— Я засажу тебя, — отрываясь от губ Тэхёна, шепчет Чонгук влажно.
— Обязательно, — соглашается тот, — но это будет потом. После того, как я
засажу тебе. Где у тебя припаркован бэтмобиль? — поглаживая большим пальцем его щеку, спрашивает тот с усмешкой.
— Тут только Ламборгини, я не идиот пускать тебя в бэтмобиль, — фыркает Чонгук, но всё его возмущение вновь тает между губ и языков.
Рядом с Тэхёном он теряется, задыхается и абсолютно себя не контролирует. Просто так случается, что вы по определению не можете быть вместе. Но это происходит. Неотвратимо.
Чонгук явственно понимает: это никогда не закончится. Игра должна продолжаться.
