В другую сторону

Время еще было, что называется, “детское”, а Петунья уже стояла у раковины, бодро начищая зубы. *Шорх-шорх-шорх-шорх* – шуршала по эмали щеточка с жесткой щетиной. Скунсиха слышала, что такими пользоваться неполезно, но как раз такие наверняка лучше всего вычищали всякого рода заразу из полости рта. Иначе, зачем они существуют? Сплюнув и без того уже стерильнейшую слюну в раковину, она сделала хороший глоток листерина, прополоскала пасть… а затем выдавила на щётку еще одного червячка зубной пасты и снова пустила его в атаку на резцы. У Петуньи это была уже четвертая чистка подряд. После того, как они оставили того неприятного типа по имени Бивис, она подвезла Гигглс на работу в больнице, а затем вернулась домой, где пару раз приняла ванну и, как уже говорилось, теперь четвертый раз подряд чистила зубы, в попытках задушить даже мелкие призраки привкуса рвоты. Приятный и мощный запах ментоловой зубной пасты быстро растворялся, поглощаемый царящим в воздухе амбре сосновой отдушки. Продолжая чистить зубы, Петунья пощупала полностью опустевший тюбик пасты, поболтала не менее пустой бутылочкой жидкости для полоскания рта, пожала плечами и открыла напольный шкафчик, где среди уймы бытовой химии стояло небольшое ведерко для отходов. И без того одуряющий запах сосны усилился до опасной концентрации. Под потолком шкафчика висела целая охапка ёлочек – те уже не справлялись с задачей маскировать запах хозяйки, но для поддержания приятного аромата в отдельных уголках дома еще как годились. Выбросив пластиковую тару, Петунья бросила мимолётный взгляд на использованные ароматизаторы. Ни для кого не секрет, что каждый скунс, в большей или меньшей степени, но с начала осознанного возраста и до последнего вздоха переживает из-за своего естественного защитного механизма, не располагающего к применению в цивилизованном лесном сообществе и теперь играющего незавидные роли как рудимента, так и источника неудобств для их подвида. Прежде всего, это запах, который чутко чувствующее окружающее зверье либо будет откровенно стоически терпеть какое-то время, либо сразу попросит душистую особь удалиться, освободив место кислороду. Чтобы не давать себе поводу краснеть и стыдиться, почти каждый скунс носил с собой что-то маскирующее запах, либо выливал на себя галлоны парфюмерии. Прожить жизнь с баллончиком дезодоранта наготове, или ярмом вроде автомобильной пахучки на шее – как вам такое? Боевое применение отличительной черты среди скунсов было жестко табуировано – если хочешь защититься от кого-то, то воспользуйся палкой, камнем, ножом, или вообще чем хочешь, но только не своей железой, иначе сородичи потом долго будут обсуждать твоё плохое воспитание. Да и в целом окружающие этого не оценят, и долго будут шептаться, исподтишка тыча пальцем в твою сторону со словами типа “вот та особь вчера такого-то обрызгала”. При всём этом, избавиться от рудимента путём хирургического вмешательства тоже было совсем не комильфо (хотя и вполне осуществимо). Рискнувший пойти на подобное скунс будет обречен на непонимание со стороны остальных зверей (избавляясь от своей видовой фишки, ты становишься каким-то “не таким” в глазах окружающих), а остальные скунсы и вовсе бы стали сторониться такого сородича и клеймить его изменником своей видовой принадлежности. В общем, скунсы так и жили, находясь в сложном и идиотичном положении – пользоваться естественной способностью не положено, а удалить чревато. Такая вот жизненная несправедливость – кому-то чуткие длинные ушки, кому-то мощный хвост или колючки. А ты… ну, а ты воняешь! Гордись этим, и маскируй запах, по мере сил. Впрочем, нас как-то не туда занесло. Суть ведь совсем не в желёзах и гордости, а в том, что к какому скунсу в дом не зайди, у того воздух в помещении на удивление обязательно будет пронизан каким-нибудь приятным запашком. Тут одно истекало из другого – помимо заботы о своём запахе, представители гордого вида семейства скунсовых были готовы из шкурки вон вылезти, чтобы гостям, наведавшихся в их скромные (или не очень) жилища не приходилось каждые пять минут удаляться на воздух, дабы взять передышку. В основном, для этих целей использовалась старая добрая бытовая химия, в не очень разумных концентрациях. Вкупе с непомерным использованием средств личной гигиены, местные врачи неустанно били тревогу, отдельно и особо предупреждая скунсов о повышенной вероятности у них развития болезней как верхних, так и нижних дыхательных путей – начиная с ринита и аносмии, заканчивая пневмонией, хроническими заболеваниями легких и даже онкологией. Так вот нелегко давалась скунсам забота об окружающих - они, как могли, делали всё, чтобы друзьям и знакомым было комфортно, а те качали головами и говорили что-то вроде "Друг - тебя эта дрянь однажды убьет, ты в курсе?". Петунья не была исключением – пахучки она покупала в оптовых масштабах каждые полгода, и раскладывала по укромным местам своего домика-дерева. Даже сквозь плотный слой индивидуальных упаковок, в которую была заключена каждая из них, просачивался запах, давно и надежно пропитавший внутреннее убранство ее жилища… да что уж там – вблизи от ее дома, если тщательно напрячь обоняние, можно было выцепить синтетический, но приятный аромат сосновой отдушки. Вся эта выдуманная мной неканоничная ахинея не имела бы особого смысла, если бы тема запахов не была связана с текущими переживаниями Петуньи, которую никак не оставляли в покое слова человека. Точнее, его рассказ про какой-то там фильм ужасов. А если еще точнее – тема нестандартного применения автомобильных ароматизаторов. “Неужели эти ёлочки в самом деле могут загасить даже трупный запах?” –Мучительно думала стоявшая на полусогнутых скунсиха, бодро полируя резцы жесткой щёточкой и продолжая разглядывать отработавшие своё пахучки. От мыслей пришлось отвлечься, когда в горле неприятно засаднило. Поморщившись, Петунья стиснула лапкой горло, вернулась к раковине, где, старательно откашлявшись, выплюнула в раковину кусочек частично переваренной брюквы, съеденной на обед – сильно запоздалое напоминание о том, как она под вечер харч метала. На душе у скунсихи сразу стало как-то мерзко, а сквозь кажущийся непрошибаемым после четырех чисток привкус ментола во рту снова просочились кисло-горькие нотки желчи. Посмотрев на свою перепачканную пеной зубной пасты моську, отражающуюся в зеркале, скунсиха вернулась мыслями к теме гашения запахов, примерив ее на себя. Если она когда-нибудь (не дай Боже, конечно) окончательно преставится, и это случится дома, то ведь об этом тоже далеко не сразу кто-то узнает. Друзья ее долго не побеспокоят, не решаясь вторгаться в чужое жилище. Холостые телефонные звонки ей домой тоже вряд ли наведут кого-то на мысль, что здесь что-то не так. А она будет просто лежать где-нибудь на полу, или на кровати, постепенно разлагаясь или истлевая. И всё это будет надежнейше прикрывать аромат пахучек… Или представить совершенно иную ситуацию – вдруг кто-то другой умрёт у нее дома? Допустим, застрянет в ее отсутствие где-то среди стен или под полом – и привет! Она ведь и сама очень долго не узнает об этом, всё из-за того же запаха ёлочек. Та еще будет картина, если она когда-нибудь затеет ремонт, разберет стену и ей в объятья выпадет чей-нибудь скелет. Или когда-нибудь пол случайно обломится, и она сама упадёт в объятья все того же скелета. А ведь она даже точно не уверена – вдруг что-то такое уже произошло, и она уже какое-то время живет по соседству с чьим-то хладным трупом? Внимательно посмотрев на кафель стены, и переведя взгляд на такой же кафельный пол, Петунья очень быстро накрутила себя до критического испуга и попятилась, не выпуская щётку из зубов. Отступление от надуманного ужаса привело только к тому, что скунсиха наткнулась спиной на противоположную стену ванной. Это и так было очень неожиданно, так еще и кафельные плиты практически ожгли ее холодом. Сразу же вообразив, что на нее сзади набросилась сама Смерть, Петунья задрала голову и панически завопила, при этом случайно заглотив зубную щетку. Выпучив глаза, она стала беспорядочно мотаться по маленькой ванной комнате, отчаянно хрипя, кашляя, и изо всех сил лупя себя кулаком в грудь, надеясь вышибить попавший куда не надо предмет. “Как же плохо жить в одиночестве!” –Внезапно подумала о насущном активно загибающаяся от асфиксии скунсиха. “Так бы Геймлиха мне сделали…” Через пару минут дышать стало совсем нечем. Лапы у Петуньи подкосились. В последний раз лихорадочно вздохнув, она плашмя завалилась в ванну, попутно содрав занавеску, накрывшую ее сверху этаким полиэтиленовым саваном с принтом цветочков… Впрочем, ладно – не буду нагнетать, да и по сюжету Петунья нам еще очень нужна. Как раз падение и спасло ей жизнь – сильно приложившись грудью о дно ванны, она таки выкашляла чуть не убившую ее зубную щетку. Вылетевший из глотки предметик, разбрызгивая плотный слой образовавшейся вокруг нее слюны, попрыгал по дну ванны, издавая дробный перестук, а скунсиха еще минут пять приходила в себя, уткнувшись мордочкой в эмалированную гладь ванной. Капли воды впитывались в шерсть, создавая прохладу, особенно приятную после этих метаний с посторонним предметом в глотке. Наконец отдышавшись, скунсиха содрала с себя занавеску, поморщилась от тяжелой боли в горле (видимо, щетка успела ткнуть ее куда-то в трахею), затем посмотрела на потихоньку падающие на дно ванной капли крови, и провела пальцами по морде. Нащупав рассеченную при ударе переносицу, он снова поморщилась. Вечер выдался просто ужасный, и все началось с появления человека в их и без того тяжелой лесной жизни. Выбравшись из ванной, Петунья забрала из нее щетку, и, брезгливо держа двумя пальцами, донесла ее до ведерка. Утилизировав безнадежно загаженный микробами предмет, она глянула в зеркальце над раковиной. Переносица действительно была разбита. Вздохнув, скунсиха открыла прячущуюся за стеклом аптечку. Оценивающе посмотрев на полупустую упаковку с ампулами демерола, она отодвинула ее в сторону, забрала пластырь и бутылочку нитрофурала, а затем принялась приводить себя в порядок. Минут через десять, с пластырем на носу и невыносимо горьким послевкусием от конской дозы антисептика во рту, она двинула в спальню – надо было как можно скорее завалиться в кровать, пока еще какая-нибудь бытовая мелочь не решила ее прикончить. Времени на тот момент было полдесятого вечера… …а теперь перейдем к моменту, когда Петунья, сидя растрепанной кровати, и обхватив обеими лапками свой хвост, раскачивалась взад-вперед, не замечая, что делает это в идеальном ритме с маятником висящих над дверью бидермайеровских ходиков. Антиквариатные часы неспешно и убаюкивающе тикали, старый механизм шумел чуть слышнее обычного, но это только придавало дополнительного уюта комнате. Эти ходики переходили в семье Петуньи из лап в лапы бог весть с каких времен, и были печально известны тем, что в свое время послужили причиной одной из смертей для каждого из ее предков. Кстати говоря, не минула чаша сия и саму Петунью – однажды, пару лет назад, когда она во вполне обыденном порядке взобралась на табуретку и дернула за шишечку механизма, собираясь завести часы, тяжелая конструкция свалилась со стены и раскроила ей череп. Об этом жутком событии теперь напоминали безнадежно въевшиеся в корпус ходиков бурые пятна крови, перекрывшие слой брызгов крови кого-то, кто владел часами до нее. Когда Петунья поднялась после того инцидента, было уже слишком поздно пытаться счистить их. Сами часики не пострадали, кстати говоря. Несмотря на явную проклятость предмета, даже после жуткого происшествия она не смогла заставить себя выбросить этот архаичный и жуткий, но все же по-своему привлекательный (и к тому же фамильный) предмет интерьера. Да и мерное баюкающее тиканье, вкупе с работой видавшего виды часового механизма уже стали одним из ключевых элементов для ее душевного спокойствия, отгоняя перед грядущим сном всякие посторонние мысли и переживания. Но именно в эту ночь даже столь родные часики с этим их “тик-так” не могли на что-то повлиять. Дело даже не в том, что скунсиху накрыла бессонница – проблемы были не со сном, но со сновидениями. Качнувшись еще пару раз, Петунья сбилась с ритма и снова бросила уставший взгляд на стрелки часов. Коротенькая стрелка уже подбиралась к началу третьего ночи. Вздохнув, скунсиха залезла под одеялко, как-то непроизвольно улыбнулась, ощутив моментально передавшееся тельцу тепло пухового материала, и прикрыла глаза. Может, хотя бы на этот раз ее не будет мучить кошмар? Может, просто стоит свернуться поудобнее, почти калачиком и накрыться с головой, оставив наружу только носик, чтобы ужасному сну было не подобраться к ней? Решив так и поступить, Петунья попробовала перелечь набок, но не смогла пошевелиться. Чуть приоткрыв глаза, она в следующий момент широко распахнула их, поняв, что привязана за все четыре лапы к собственной кровати. Но даже это было не так ужасно, как развешанные кем-то по ее спальне елочки-пахучки – не меньше пятидесяти картонных зеленых деревец свисали с потолка, по полу валялись россыпи таких же. Деревянная перекладина над головой Петуньи была украшена гирляндой тех же пахучек. Даже на юбке абажура прикроватной лампы были развешаны эти треклятые ароматизаторы. Расположение ёлочек на квадратный метр носило столь сумбурный характер, что внутренний перфекционист скунсихи с плачем взялся за петлю и мыло. На секунду она даже отвлеклась на мысль о том, что всю эту автохимию стоит грамотно упорядочить, и даже сделала попытку приподняться в кровати, чтобы так и поступить, но боль в запястьях вернула ей осознание ужаса собственного положения. Запаниковав, она стала панически биться в путах. Грубая бельевая веревка нещадно впивалась в лапы и терла кожу, почему-то заставляя Петунью делать еще более резвые и бесплодные попытки вырваться. Наконец, выбившись из сил, она откинулась на подушку, тяжело задышала, а затем тихо заскулила, почему-то заранее железно осознавая, что на помощь к ней никто не придет. Да что уж там, никто даже ничего не заподозрит на протяжении очень долгого времени – запашок ароматизаторов надежно перебьет тошнотворно сладковатое амбре от ее разлагающегося трупа, как она того и боялась. Хотя ситуация и не располагала к реакции на мелочи, но ощутив какой-то дискомфорт, Петунья приподняла голову и застонала – даже на пальце задней лапы у нее была навешана елочка, как бирка трупу в морге. На ассоциации с этим также жирно намекало ее имя, неровно выведенное маркером на этом отдельно взятом образчике. Приятный запах сосновой отдушки в исчисляющейся десятками концентрации был настолько тяжелым и резким, что в нем явственно стали проступать нотки химических концентратов, забивающие нос, вызывающие дурноту и отдающиеся покалыванием в голове у скунсихи. Из-за обилия пахучек реально становилось нечем дышать, пронзительный запах перебивал дыхание, в легких постепенно, но уверенно нарастала тупая боль. Чувствуя, что воздуха уже просто не осталось, Петунья отчаянно завопила… и проснулась. Открыв глаза, первое, что она увидела перед собой – свою нашейную ёлочку, в которую уткнулась носом во сне. Взвизгнув еще более пронзительно, она вскочила в кровати, содрала пахучку с шеи, швырнула ее в угол комнаты, а затем нащупала под кроватью бумажный пакет и стала жадно вдыхать-выдыхать в него. Уладив свою гипервентиляцию, она устало откинулась, планируя завалить голову на подушку, но вместо этого гулко хлопнулась затылком о перекладину. Потерев голову, она улеглась уже чуть более аккуратно, и повернулась набок. На глазах застыли слезы – все происходящее было очень обидно. Чем она заслужила эту череду мелких неприятностей? Со второй половины дня нервные клетки и так только и делали, что угасали, а тут еще и лечь спать не выходит. И похоже, что так и не выйдет. По крайней мере, видеть кошмар шестой раз подряд в ее планы не входило. Между тем, часы пробили третий час ночи. Под крышей ходиков раскрылись створки, из которых показалась сильно потрёпанная жизнью и покрытая засохшей кровью кукушка. Беззвучно поклевав воздух три раза, игрушка скрылась обратно в чрево часов. Тяжко вздохнув, Петунья спустила лапы с кровати, вышла из комнаты и, спотыкаясь, поплелась на первый этаж. Обычно стоящий торчком хвост вяло волочился следом за ней, тихо шурша по ступенькам в такт топоту хозяйки. Дойдя до стоявшего на кухне телефона, скунсиха набрала 911, запросила скорую, дождалась ответа на линии. Когда в трубке дежурно доложилась Гигглс, она вымученно улыбнулась и сказала: -Привет, Гиг! Я тут улечься не могу… -Если ты хочешь выклянчить у меня немного фенциклидина, то ничем не могу помочь, милая. –Раздалось в трубке. Чуть хихикнув, бурундучиха предложила: -Почитать тебе колыбельную? -Нет необходимости ни в том ни в другом. –Отозвалась Петунья, нетерпеливо накручивая на мизинец спиральку телефонного провода. –Лучше скажи, найдется ли дело для третьего на работе? -Всегда. –Заверила ее подруга. –Ну и ночка, я тебе скажу! Народу пока еще по пальцам посчитать, но все такие заковыристые! Ах, совсем из головы выпало – мы только что откачали Натти, еле управились. Представляешь, у него в желудке были… -Я скоро буду. –Кратко перебила ее скунсиха, и положила трубку. Может, со стороны это и выглядело несколько грубовато, но Гигглс не обиделась бы – она и сама прекрасно знает, что иначе деловой разговор грозил перетечь в пустопорожнюю болтовню, а там и не заметишь, как пролетят полчаса, час, и так далее. Как-то раз Петунья уже позвонила что-то выяснить по поводу работы. Ответила, как и сейчас, Гигглс. Теперь уже не вспомнить, кто первым заговорил про новую розовую кофточку Лэмми, но из-за этой темы единственный на всю больницу телефон на добрую пару часов выпал из сети. Итогом затянувшемуся разговору были несколько часов настораживающего благоденствия для медперсонала, а также тринадцать зафиксированных в тот день смертей, связанных с тем, что не было возможности дозвониться до больницы. Стоит ли говорить, что обалдевшие с таких последствий подружки предпочли не проливать свет на причины произошедшего? Задержавшись у раковины, чтобы выпить стаканчик воды, Петунья засобиралась на работу. Вернувшись в спальню, она заправила кровать, затем сходила в душ, привела себя в порядок и навела лоск на шёрстку. Уже собираясь выходить, скунсиха занервничала, сама не зная почему, и в итоге решила повторно принять душ. Естественно, вновь пришлось наводить и марафет. На все эти движения ушло около полутора часов. Уже собираясь уходить, Петунья провела пальцами по шее, и поняла, что забыла про самое важное, но ощутила, что ей совсем не хочется этого делать. Все же переборов себя, она сгоняла до комода, со вздохом распаковала свежую ёлочку и надела ее на шею. Вот теперь точно можно было отправляться. Выйдя на свежий холодный воздух идущей на убыль ночи, Петунья задержалась у растущего возле ее домика кустика петуний (вот нет – это нифига не тавтология), срезала прихваченным с собой секатором приглянувшийся сорняковый цвет, вплела его в шерстку на голове, и двинулась к своему AMC Pacer, припаркованному позади дерева. Было немного зазорно водить этот рыдван, на фоне их совместной с Гигглс (и еще кучей неустановленных активистов) заботой об экологии. Компактная машинка скрывала под капотом V8 на пять литров, с его двухста десятью лошадиными силами. Может на Большой Земле это и было нормой, но в лесу тачка с мотором, больше подходящим для джипа, должна была вызывать неудобные вопросы и порицание подружки, но та деликатно (или лицемерно) обходила тему вредности такой машины для окружающей среды, что, впрочем, не мешало скунсихе чувствовать себя не в своей тарелке. Завалившись в пластиковый интерьер компакт-кара, Петунья завела мотор и стала нащупывать рычаг трансмиссии. Не найдя его, она озадаченно нахмурилась и только пару минут спустя вспомнила, что коробка располагалась на рулевой колонке. Вот так и бывает - свою первую машину она уже давно сменила, а к нынешней привыкнуть до сих пор не может. Хихикнув этому факту, скунсиха направила транспорт в сторону больницы... *      *      * Натти пришел в себя на кровати. Весь чистенький, умытый и непорезанный, с ощущением естественной после хорошего сна бодрости и без жутких болей, мучавших его весь вечер. “Я же говорил – стоит немного поспать, и всё будет нормально” –Почесавшись, подумал он. Улыбнувшись собственной мысли, он спустил лапы на пол, поднялся с койки и только теперь понял, что находится вовсе и не в своём маленьком уютном домике-деревце, а в одиночной больничной палате. “Значит, всё таки я загремел в госпиталь...” –С досадой подумал он, оглядываясь в полумраке. Это было маленькое помещение с деревянными лакированными стенами, таким же полом и окошком. Мебелью палата не изобиловала – койка, с которой он только что поднялся, да стульчик для сиделки или посетителей. Нечем интересоваться. Переведя взгляд на окно, Натти увидел розоватое рассветное зарево за гладью стекла, и направился к нему, чтобы полюбоваться на начало нового дня. Заниматься то все равно нечем было. Однако то, что он принял за рассвет, было сплошным малиново-золотистым градиентом, в свою очередь, скрываемым за безнадежно заполоняющим весь вид туманом. То ли сквозь клубы дыма отчаянно пыталось пробиться солнце, то ли он находился в месте где-то выше облаков. Но это же бредятина? От наблюдений Натти отвлекла скрипнувшая за его спиной дверь. Вздрогнув от неожиданности, белк повернулся к непроглядной тьме за проёмом, и в тот же момент палату залило всполохом света, на миг ослепившего его. Торопливо прикрыв глаза лапками, он проморгался, чуть раздвинул пальцы, и через щелочку посмотрел на источник света, а затем убрал лапки, поняв, что из-за двери на него светит самый обычный люминесцентный светильник. Четыре ртутных лампочки преграждали ему выход из комнаты и нещадно били по глазам яркостью своего белого холодного света. Натти с недоумением направился к двери, чтобы посмотреть на столь непрактичное дизайнерское решение, но чем ближе он подбирался к светильнику, тем сильнее у него нарастало ощущение, будто его оттягивает назад какая-то неведомая сила. Уже у самой двери белк почувствовал, что сейчас его точно отбросит обратно к окну. Пискнув, он сделал рывок и схватился лапами за хрупкие лампочки. Через пару секунд все как будто перестроилось, и Натти понял, что дверной проём ВНЕЗАПНО решил стать потолком, и теперь он свисает прямо над строгим прямоугольником окна, с этим его туманом за ним. Белк даже не успел задуматься над создавшимся положением, когда лампочки угрожающе хрустнули под его хваткой и мигнули. Едва он поднял глаза на светильник, как лампочки окончательно лопнули. Бешено размахивая лапками, Натти с криком и эскортом в виде керамических осколков от ламп полетел навстречу окну. В стеклянной глади окна отображалась стремительно приближающаяся завешанная леденцами чокнутая белка, с гримасой ужаса на морде. “Ой, как это будет больно!..” –Успел подумать Натти, и крепко зажмурился, дабы не видеть собственной кончины. Однако, без шума и боли пробив своей тушкой тонкую пластину оконного стекла, он как в воду погрузился в светлую дымку заоконного пространства и мягко упал на спину. Как только короткий шок отпустил белку, тот нерешительно приоткрыл сначала один, а затем и второй глаз. Розоватый туман, окутывающий его, постепенно рассеялся, и он... вновь увидел себя на больничной койке, в тех же декорациях палаты-одиночки, только теперь помещение было заполнено дневным светом типично осеннего хмурого утра. Вновь поднявшись с кровати, Натти вновь же направился к окну, гадая, что еще интересного за ним увидит. На сей раз, однако, абстракщиной и не пахло – за ним открывался типичный вид западной стороны больничного городка, в которой как раз и располагались палаты. Распахнув створки, Натти подпер подбородок лапкой и залип на открывающийся со своей точки вид на бескрайнее поле с проселочной дорогой, ведущей к лесу, где находилась ближайшая деревня. Где-то среди поля стоял видавший виды джип, неподалеку от которого лениво похаживал какой-то бобр деревенского вида, выгуливающий свою собаку. Неопределенной породы животное весело носилось по мокрой траве и штурмовало лужи, старательно вымазываясь в грязи. По бездорожью неспешно двигался непомерно груженый мебелью доджевский пикап, а навстречу ему летел хетчбэк той же марки. Не разъехавшись на узкой дороге, с обеих сторон огороженной глубокими канавами, автомобили соприкоснулись боками с таким скрежетом, что даже находящийся на своей отдаленной позиции Натти поморщился от противного звука. Выпихнув свое тельце с пассажирской стороны, из пикапа показался серый пожилой белк, и, почесывая затылок, подошел на встречу такого же цвета хомяку в белой рубашке, также покинувшему машину через пассажирскую сторону. Оба критически поглядели на создавшуюся ситуацию, затем белк принялся яростно жестикулировать, а хомяк то пожимал плечами, то кивал головой. Вскоре оба водителя, как видно, мирно договорились. Хомяк потрепал белку по плечу... а затем резко вздрогнул, и завалился набок. Белк-фермер спешно склонился над тем, обхватил его за плечо, пытаясь помочь ему подняться, а затем, на минуту зависнув, откинулся на спину и повалился, упершись затылком в бампер своего пикапа. Выгуливающий свою собаку бобр спешно направился к ним, но не дойдя десятка ярдов вдруг застыл, как вкопанный, а затем упал ничком. Собака рысцой побежала к хозяину, но неподалеку как будто споткнулась, сделала кувырок через себя и осталась лежать на боку. Обеспокоенный случившейся сценкой Натти, подумал, что неплохо бы позвать на помощь, и ринулся к двери. Удовлетворенно отметив, что его не заперли (и еще более обрадовавшись, что теперь никаких светильников в проходе не стояло), он выскочил за дверь и едва не споткнулся об разлегшегося на полу кролика, перебинтованного сверх всякой меры. Проблемы нарастали с неприятной стремительностью – теперь и у его покоев решил кто-то откинуться. Схватившись, было, за лежачего, Натти передумал и оставил его – все равно за помощью бежит. Покачав головой, он торопливо спустился на первый этаж и ворвался в холл больницы, где ему пришлось сбавить шаг, а затем и вовсе остановиться в полном недоумении. Было с чего – по всему холлу валялось не менее десятка зверей. “Что вообще происходит?” –Подумал белк, усиленно наморщив лоб. Впрочем, ненадолго задержавшись возле пары тел, все прояснилось само собой. Валяющиеся по больнице звери... просто спали, мирно сопя, и лежа кто где. Дойдя до ресепшна, Натти увидел за стойкой ондатру во врачебном халатике, вовсю откинувшегося на стульчике и посапывающего с широко открытым ртом. Махнув через стойку, белк схватил зверя за грудки и встряхнул: -Подъём, док! Посмотрите, что вокруг происходит! Врач, однако, совсем не торопился приходить в себя. -Ау, алло? –Все с нарастающей силой хлопал его по морде белк. –На работе не спят, блин! Так ничего и не добившись, Натти бросил этого соню, вышел с регистратуры и принялся тормошить какого-то мишку с загипсованной задней лапой, до того мирно сопящего в обнимку с костылем. Не сумев растолкать и его, белк отобрал у него костыль, глубоко вздохнул, понимая, какую нехорошую штуку задумал, и с размаху ударил медведя по больной лапе. Удар был настолько хорош, что даже послышался какой-то хруст – то ли гипса, то ли кости, но это все равно не вызвало никакой реакции у спящего. Отбросив костыль, с глухим стуком упавший на кафельный пол, Натти заморочено уставился в потолок. То, что творилось с окружающими, было похоже на состояние после подъема от очередной смерти, когда тело уже сформировано, но зверь при этом спит так крепко, что даже взрыв бомбы над ухом его не разбудит. Задумчиво побродив среди спящих, Натти глянул на одну из медсестер, уснувшую в процессе перевозки тележки с медицинскими инструментами. Переведя взгляд на заполняющие тележку лотки со скальпелями, стерилизаторами и многоразовыми шприцами, белк с небольшим усилием опрокинул тележку набок. Грохот от всей этой скобяной фабрики поднялся такой, что у него даже уши ненадолго заложило. Чуть придя в себя, Натти огляделся по сторонам, и не увидев хоть каких-то признаков оживления, махнул лапой и двинулся вглубь больницы. Не могло же быть так, чтобы все враз отрубились, где сон застал? Проходя мимо каких-то двойных дверей, белк услышал исходящие из-за нее звуки работы какого-то аппарата, и моментально ворвался внутрь, оказавшись в обширном темном помещении операционной. Единственным источником света были только операционные лампы, отбрасывающие свой яркий свет на столик, к которому прислонился какой-то зверь. -Помогите… –Взволнованно забормотал Натти, указывая пальцем в сторону закрывшейся двери. –Там это… со всеми что-то не так! Ответа не последовало. Чуть присмотревшись, белк признал в звере возле операционного стола своего друга Сниффлса – тот тоже спал, уткнувшись в накрытое простыней тело. Направляясь к другу, Натти наступил на что-то мягкое, испуганно отдернул лапу, и глянул на пол. Как выяснилось, чем-то мягким оказалась никто иная, как Гигглс, тихо сопящая на холодном кафеле. Обхватив подругу, белк силком подтащил ее поближе к столу, перешел к Сниффлсу и тряхнул его за плечо. Ясен пень, тот не отреагировал. Задумчиво переводя взгляд то на одного друга, то на другого, Натти в какой-то момент переключил внимание на тело, надежно прикрытое простыней. Безжизненно свисающий со стола лаймовый беличий хвост показался ему подозрительно знакомым. Кем же это его друзья тут занимались? Даже ситуация с всеобщим сном перестала донимать белку, на некоторое время. Стянув друга со стола и аккуратно уложив его на пол, он отдернул покрывало, намереваясь узнать, кто под ним лежит, и увидел... самого себя, вот так вот! Натти смотрел на Натти, проще говоря. Лежащий на столе белк выглядел сильно потрепанным, посеревшим и явно тяжело больным. Да к тому же, еще и вскрытым – мерно работали его розовые, не загаженные вредными привычками лёгкие, слышался отчетливый стук не спрятанного за плотью сердца. Тело было опутано проводами с липучками, истыкано катетерами, из приоткрытого рта выглядывала пластиковая трубка, и всё это дело тянулось к попискивающей хитроумной машине рядом со столом. Только теперь Натти наконец-то осознал все причины происходящего в этой больнице. -Ну, класс. –Вздохнул он. –Опять пошло-поехало. Наркоз на меня всегда по-дурацки действовал... Глядя на самого себя, безжизненного раскинувшего на столе, белк задумался – кто из них двоих настоящий он? Он, который он сейчас, или его проигрышно выглядящий двойник? По идее, нынешний он и был самым настоящим Натти – раз уж он мыслит, действует и рассуждает. Но с другой – он сам и его нынешнее состояние наверняка были всего лишь плодом спутанного наркотиками сознания лежащего на столе полутрупа. “Вот бы Сниффлс не спал – он бы точно смог дать точные объяснения” –С тоской подумал Натти, мельком глянув на лежащего без движения друга. Чуть поколебавшись, белк неуверенно взял лежащего на столе самого себя за лапку, крепко сжал ее. -Ты знаешь... –хрипло произнес он, –…я должен извиниться за то, что довел тебя… или себя… до вот этого. Мне… или тебе… следовало лучше заботиться о своем здоровье… Чувствуя, что запутался, Натти умолк, продолжаясь держаться за лапку своей потасканной за вечер копии. ВНЕЗАПНО, размеренное попискивание стоящего рядом со столом прибора стало более учащенным и отрывистым. Оглянувшись на него, белк озадаченно уставился на монитор, показывающий ряд ничего не говорящих ему строчек с какими-то разноцветными кривыми полосками и цифрами. Какие-то из строчек стремительно поползли вверх, какие-то стали столь же стремительно падать. То же происходило и с цифрами. Особенно Натти обеспокоили две большие зеленые цифры, постепенно теряющие в значении, как будто это был обратный отсчёт, ведущий к чему-то непоправимому. Не зная, что конкретно происходит, но чувствуя недоброе, белк мотнул головой, сбрасывая с себя оцепенение, и ринулся делать что мог – поправил провода, тянущиеся от машины к распластанному на столе телу, переткнул липучки и с надеждой глянул на табло, но не увидел никаких изменений. С досады он даже хлопнул лапой по корпусу, но и это не дало особого результата. Поняв, что сам ничего не добьётся, он упал на колени возле Сниффлса, и начал тормошить его: -Сниффлс, Снифф – проснись немедленно! –Бормотал Натти, обеспокоенно оглядываясь на прибор. –Я, похоже, сейчас помру! Только ты можешь помочь. Так и не сумев привести в себя друга, Натти перемахнул через стол, и схватил распластавшуюся на полу Гигглс. -Давай же, Гиг! –Визгливо крикнул он, неистово тряся бурундучиху за плечи. –Ты ведь тоже в этом разбираешься! Неужели никто не хочет мне помочь?! Не добившись ничего и от подруги, белк раздраженно крякнул, оставил ее и подбежал к стене с медицинскими шкафчиками. Небрежно распахнув стеклянные дверцы, он принялся с отчаянием вываливать из него содержимое в виде всякого рода препаратов, инструментов и тому подобного, с грохотом, звоном и шорохом рассыпающегося по полу. Может быть, где-то была хоть какая-то литература, в которой он мог бы прочитать, что ему делать? Опустошив полки, и ничего такого не найдя, он с яростью наотмашь лупанул по дверце шкафа, отбив от него уголок, разлетевшийся по полу операционной сверкающими, бритвенно-острыми осколками. Посмотрев на оцарапанные до крови костяшки пальцев, белк присосался к ним, стараясь унять жгучую боль, и опьяненной походкой направился куда-то к стене, сам не зная, что еще ему делать, но на полпути получил ошеломительной силы удар по хребту. Впечатавшись мордой в стену, Натти медленно сполз на пол, оставляя на кафеле тоненький протяжный кровавый след от разбитой губы. Чуть придя в себя, он, тяжело кашляя и судорожно дыша, перелег на спину, пытаясь высмотреть, кто его так и ужаснулся – над ним нависла рослая фигура, едва различимая в полутьме, но одним лишь контуром очень знакомая ему. Именно этот тип мучил его, когда они были на крыше. И теперь тот, стоя против света, он нависал над безвольно лежащим Натти. В темном силуэте выделялись только светлая высокая причёска, белок прищуренных глаз, грань кожи и отблеск света на зубах приоткрытого в ухмылке рта. Натти и не заметил, как операционная, да и всё вокруг скрылось в непроглядном мраке. Он и человек находились среди пустоты, но контур фигуры последнего почему-то очень хорошо выделялся во тьме. Секундой позже до Натти дошло, что это от того, что неизвестный скрывает за собой прямоугольник открытой двери, из-за которой проглядывался ослепляющий белый свет. Сам не зная почему, белк чётко осознавал, что если он сейчас как-то минует врага, и выскочит в эту дверь, то всё окончательно станет хорошо – не будет ни боли, ни земных мучений, больше для него не будет ни-че-го. Только сделать рывок к свету… С трудом встав на четвереньки в попытках подняться, Натти отхватил чувствительный удар с ноги в живот и опять распластался на пустоте. -Ну, чё ты туда рвешься, задница? –Будто прочитав его мысли, произнес человек резким хрипловатым голосом. –Я вот там уже был. Музыка у них отстой, и всё равно внутрь не пустят. -Меня пустят! –Процедил Натти, а затем, резко вскочив, боднул его в живот. Пронзительно вскрикнув, человек согнулся, а белк ринулся к свету, путь к которому почему-то оказался куда более далеким, чем казалось – совсем не на один рывок дистанция. Он уже успел запыхаться, когда тьма наконец-то стала рассеиваться перед ним. Поднажав, Натти уже был готов ворваться в больно бьющую по глазам белизну света, когда прямо из ниоткуда ему навстречу вышел все тот же человек, держа наготове кулак, на который белк благополучно налетел. Получивший неожиданный и крепкий удар, он в очередной раз повалился на спину, и схватился за разбитую морду. Из глаз предательски потекли обильные слёзы. За что эта белобрысая каланча так плохо с ним обходится? Наплакавшись, Натти размазал кровавые сопли по морде, открыл глаза, и уставился на сидящего рядом с ним на корточках мучителя, теперь уже полностью различимого при свете. Глазки-бусинки, с направленным куда-то в сторону взглядом, идиотски-издевательская ухмылка на лице и довольно старомодная прича. Разве что одежда на нем была уже другой. На секундочку задержавшись взглядом на его синей футболке с надписью “Metallica”, Натти и не заметил, как человек сцепил обе руки и занес их над ним, возбужденно посмеиваясь. -Хе-хе-хе-хе, это будет круто! -Не надо! –Просипел белк и уже собирался отгородиться от человека, когда тот с криком "РАЗРЯД!!!" обрушил удар на него. Грудную клетку Натти будто взрывом разворотило. Свет моментально померк, глаза накрыло пеленой тьмы. Одновременно, он почувствовал, что пустота под ним более не осязаема, и он стремительно летит куда-то вниз… *      *      * Между тем, наяву, Сниффлс при содействии Гигглс ковыряли кишки круто пострадавшего Натти, когда последний стремительно и бестактно начал умирать, вынудив друзей перейти на реанимационные действия, однако, не дающие особого результата. -Ритм сердца участился. –Обеспокоенно сообщила Гигглс. Было, из-за чего беспокоиться. Переведя взгляд на чуть ожившую полоску на следящей аппаратуре, муравьед мрачно подумал: “Агония!” -Сердце останавливается?! Как же так, ведь всё нормально шло?! –Воскликнул он вслух. Схватив скальпель, он расширил надрез до грудной клетки друга, схватился за его сердце, и, массируя его, крикнул подруге: -Гигглс, дефибриллятор! -Его забрал один из экипажей, несколько дней назад! У них штатный накрылся. Бросив всё, Сниффлс схватился за уши окровавленными лапками, нервно дернул за них, как будто это могло как-то помочь, а затем резко крикнул: -Давай адреналин! -Ты сможешь его ввести? –Округлила глаза бурундучиха. -Я попытаюсь. –Выдохнув, отозвался Сниффлс. -А у нас все равно шприца нет. –Развела лапками Гигглс. -А интубацию мы ему на что делали? –Раздраженно спросил муравьед, постучав пальцем по пластиковой трубке, торчащей из пасти Натти. –Введем препарат через трахею. Скорее, неси адреналин! -Его тоже нет… –Трагически прошептала бурундучиха. -Гигглс, что же ты молчала?!! Оставив пациента, Сниффлс уже собирался обрушить на подругу шквал ругани, когда аппаратура сменила резкие короткие попискивания на непрерывный монотонный писк. И без того не очень положительная динамика на мониторе окончательно заглохла. Вновь схватившись за сердце Натти, муравьед возобновил прямой массаж и с надеждой уставился на монитор, показавший жалкое подобие динамики, но вскоре стало понятно, что бесполезно и это. Вынув лапы из распоротой грудной клетки, Сниффлс поник и покачал головой. -Господи... –Поняв всё, вздохнула Гигглс и схватилась за мордочку. Пусть смерть в этом лесу и была обыденным явлением, да и носила сугубо временный характер, но потеря кого-то из друзей неизменно производила глубокое впечатление на эту бурундучиху. -Сердце остановилось. –Мрачно констатировал Сниффлс. –На сегодня мы его потеряли. Не хочу тебя винить, но будь всё на своих местах, эта история закончилась бы куда благополучнее… Переведя усталый взгляд на монитор, он пробубнил: -Время смерти… сколько там на часах? -Нет!–Вдруг вскрикнула бурундучиха, сжав кулачки. –Это не может так закончиться! Не сегодня! Подскочив к столу, она стиснула зубы, сжала лапки замочком, зажмурилась и долбанула Натти по груди, вложив в удар такую силу, что белку даже встряхнуло. Пусть действие Гигглс было попсовым и нереалистичным, но оно просто сработало – датчик ЭКГ прерывисто запищал, на полоске появились заветные кривые биоэлектрической активности сердца. -Так держать, Гиг! –Хлопнул подругу по плечу моментально забывший обиду муравьед, и уже в третий раз запустил лапки в грудную клетку Натти. Поддерживая сердечный ритм белки, он поднял голову на подругу и скомандовал: –Скорее! Принеси шоковый чемоданчик из какой-нибудь машины! Гигглс послушно выбежала из операционной и вскоре вернулась, сильно кренясь набок под весом висящего на наплечном ремне дефибриллятора. Включив приборчик, звери вновь перешли к реанимационным мероприятиям, и блистательно вытащили друга из состояния клинической смерти. Не сегодня, костлявая! Покончив с этим, и убедившись, что гибель Натти откладывается до первой его глупости, друзья принялись за санацию желудочной полости пациента. -Отсос у нас в порядке? –Подозрительно скосившись на подругу, спросил Сниффлс. -Как знать… –Протянула Гигглс, и криво ухмыльнулась: -На крайний случай, у тебя хобот есть… -Какая мерзость! –Содрогнулся муравьед, и погладил хобот, старательно запрятанный под медицинскую маску. –Он у меня совсем не для этого… Хихикнув, бурундучиха стала подготавливать электроотсос к работе. Дренировав и промыв полость от патологического содержимого, Сниффлс обнаружил очередную проблему: -Стенки желудка чем-то распороты. Не иначе, Натти опять что-то не то съел. Придется и в это дело вмешаться. Гиг, достань щипцы... -А это что? –Пятью минутами позже удивленно пробормотал он, прихватив жвалами щипцов некий полупереваренный серебристый квадратик, из которого провокационно свисало что-то вроде прозрачного соска. –Очень странный безоар… -Сниффлс, это не безоар… –Залившись румянцем, пояснила Гигглс, легко узнавшая предмет. –Это... это... гм... средство контрацепции. -У Натти в желудке? -Главное, что не в прямой кишке. -Насчёт прямой кишки – это пока еще неизвестно… -Ну, тогда мы еще кое-что узнаем о нем. Избавив желудок белки от еще нескольких презервативов, и одноразовой зажигалки в качестве бонуса, Сниффлс ушил это дело, и принялся за остатки разорванного ударом Бивиса аппендикса. Удалив отросток, попутно у муравьеда возникла шальная мысль поставить Натти еще и колостому, в надежде на то, что так тот постесняется сбежать раньше выписки, но все же решил не изгаляться над другом. Зашив разрезанное брюхо белки, друзья наконец перевели дух, после чего привели место в порядок, перегрузили Натти на каталку и вывезли его в коридор. Там, подловив пару санитаров, имевших несчастье крутиться у них на виду, Сниффлс поручил им отвезти пациента. -Положите его в одиночку, что на четвертом этаже. –Попросил он, вручая ключи им. –И заприте его. Обязательно! -Ребята… –внезапно подал голос ненадолго пришедший в себя Натти, –…я жив, или еще нет? -Живее всех живых. –Заверил его муравьед и потрепал его по голове. –За несколько дней полностью восстановишься. Утомленно выдохнув, белк снова провалился в забытье. Хмурые санитары покатили тележку по направлению к лифту. Пока Гигглс стаскивала с себя запачканный халатик, Сниффлс пустился подводить итоги: -Гиг, все же ты сегодня особенно восхитительна! –Признался он. –То, что ты не растерялась (и, тем более, не сдалась) в критический момент, уже с лихвой перекрывает твои ошибки за этот вечер, но все же постарайся, чтобы к приёму следующего больного у нас всё было на месте. Мы же не хотим, чтобы подобная ситуация повторилась? -У-ухх… –Выдавила из себя не много чего соображающая от усталости бурундучиха. –…окей, Сниффи. Раз я восхитительна, то я первой в душ иду. -Пожалуйста! –Великодушно отозвался тот. Так, Гигглс отправилась в душ, а Сниффлс вернулся в операционную, залез в ящик для отходов, из которого выудил вытащенные из Натти посторонние предметы и расфасовал их по зиплокам. Его лучшего друга ждет непростой разговор, как только он оклемается… Наскоро вымывшись, и чувствуя себя чуть пободрее, Гигглс направилась к своему месту за ресепшном, где в ее отсутствие просиживал шкуру маренговый ондатра. Подойдя к нему, она шутливо повелела, вычурно вскинув лапку: -Освободи трон, бездельник! Ондатра оторвался от изучаемого им каталога “IKEA: Forest Edition”, улыбнулся и услужливо уступил ей место. Когда бурундучиха привалилась на стульчик, он обхватил ее за плечи, стал разминать их: -Как сегодня наша самая-самая поживает? –Спросил он. -Весело… –Расслабленно откинувшись на месте, отозвалась Гигглс. -Не хочешь снова сходить на свидание? С меня как обычно – ресторанчик, цветы и полное внимание. А потом к тебе на кофе зайдём… -Размечтался. –Хихикнула бурундучиха. –Не для тебя сегодня ягодка росла. -Понятно. –Буркнул ондатра, отпустив ее плечи. –Опять с кем-то из своих психов? -Кого ты имеешь в виду? -Твоих дружков. -А ты заревновал? –Улыбнулась Гигглс. Встав со стульчика, она чмокнула ондатру в щеку. –Так лучше? Уже не так обидно? -Вроде того… -Ну, на том с тебя хватит. –С шутливой строгостью сказала бурундучиха и чуть подпихнула его в спину. –У тебя же есть дела, не так ли? -Угу… –Промычал ондатра, и поплелся куда-то вглубь больницы. Еще не обсохший после душа Сниффлс неспешно догулял до ресепшна, планируя перекинуться еще парой слов с Гигглс, но стоило ему встать у стойки и открыть рот, как снаружи послышался нестерпимый визг тормозных колодок. Нахмурившись, муравьед пошел посмотреть, кого там еще нелегкая принесла. Бурундучиха уже поднялась с места, планируя выйти вслед за ним, когда раздался телефонный звонок, вынудивший ее вновь примоститься на место и взяться за трубку телефона... Выйдя на крыльцо, Сниффлс увидел парамедиков, прибывших с очередным пополнением болезных. Олень с трудом катил к пандусу каталку с двумя телами на ней, а следом за ним ковылял белк, опираясь о костыль, тихо страдая от невозможности как-то помочь коллеге и одновременно утешая себя тем, что тащит миску с огрызком уха пациента. Муравьед поспешно сбежал по ступенькам, собираясь помочь коллеге, но увидев, кто лежит на тележке, пискнул: -Чёрт возьми! Каддлс! Тузи! С вами-то что случилось?! Крикнув оленю “Притормози, приятель!” он взбежал обратно к входу и воровато глянул в круглое окошечко на двери. Гигглс с улыбкой на мордашке все еще разговаривала по телефону. Явно с кем-то из подружек языком сцепилась. В обычной ситуации он бы вмешался и отругал ее, но сейчас... “Пусть лучше так и продолжает” –Подумал он, а затем так же спешно вернувшись к недоумевающей команде, потянул за ручки каталки: -Ребята, давайте их через подвал провезем. -Почему? –Искренне удивился олень. -Так надо... –Спешно отозвался Сниффлс, таща каталку за собой. –Вы наших друзей привезли. Не хотелось бы, чтобы Гигглс их видела в таком состоянии. Понимающе кивнув, олень стал напирать на тележку, помогая муравьеду. Белк поковылял вслед за ними. -Что с ребятами? –Спросил Сниффлс, с усилием таща за собой каталку. -Да ничего особенного. –Пропыхтел олень. –Нажрались твои друзья. Конкретно нажрались. -Отравились едой? -Боже, малый… ну откуда ты такой наивный в этой больнице? Твои друзья круто накачались пивом, а потом заснули в неисправной машине и угорели – их шериф так и нашел. Насилу откачал. Признаки жизни вроде подают, но я тут немного переборщил, и оттяпал твоему ушастому другу часть уха. -Думаю, Каддлс это переживет… –Спокойно отозвался Сниффлс, закатывая тележку в подвал. -Да не, ухо у нас с собой. –Поспешил заверить его олень. –Мы его в лед положили, всё по форме. Думаю, еще можно пришить обратно. -Я постараюсь… Эхо от их голосов разносилось по подвалу, отдаваясь где-то на первом этаже. Уже давно закончившая с телефоном Гигглс заслышала странные звуки из коридора, и пошла проверить, что там происходит. С закатившими в лифт тележку зверями она разминулась практически на долю секунды. Пока она стола в совершенно пустом подвале, и задумчиво почесывала затылок, лифт поднялся на первый этаж. Издалека заметив, что респешн пустует, муравьед облегченно выдохнул и шепнул оленю: -Скорее! Тем временем, озадаченная бурундучиха вернулась на первый этаж, вновь разминувшись на считанные секунды со Сниффлсом и оленем, вкатившими тележку в перевязочную. Белк-парамедик априори не поспевал со своим переломом, так что попался Гигглс на глаза. -Эй, друг. –Окликнула она его. –Это ты на лифте разъезжаешь? Застывший белк нерешительно оглянулся на нее, неловко улыбнулся и кивнул: -Да, верно. Сама понимаешь – со сломанной лапой по лестнице не побегаешь. -Понимаю. Просто старайся не злоупотреблять этим – мало ли кому понадобится. -Думаю, этого не повторится. -А что ты там прячешь за спиной? Прятал белк, как мы помним, не что иное, как миску с оттяпанным ухом Каддлса, потихоньку дрейфующую среди подтаявшего и багрового от крови льда. Вряд ли эта девочка обрадуется, увидев часть тела своего дружка. -Это... мой ужин. –Соврал белк, пытаясь убрать миску еще дальше за спину. Что-то предательски плеснуло на пол. -Это что же ты такое ешь? –Удивилась бурундучиха, глядя на растекающуюся по полу лужицу крови со льдом. -Это… –Покусывая губы, пробормотал белк. –…это. Глянув на лужу, он быстро нашёлся: -Это у меня гаспачо! –Ощерившись, закивал он собственным словам. -Ты бы его хоть разогрел. –Предложила Гигглс. –Он же у тебя ледяной. -Это едят холодным, милая. –Скучающе протянул белк, и стал потихоньку отступать в сторону перевязочной. -Бр-р… –Передернулась бурундучиха. –В такой холод холодное есть… -Ну, с утра было совсем не холодно. Я тебя угощу, при случае. Но в другой раз… -Ловлю на слове! Но лучше чем-нибудь тепленьким. -Замётано. Чао! Обменявшись прощальными жестами, звери разошлись. Облегченно вздохнув и откровенно гордясь тем, что не растерялся в нужный момент, парамедик доковылял до перевязочной. Олень сидел на кушетке и болтал лапами. -Стиффи, тебя только за смертью посылать. –Скучающе проронил он, при появлении белки. Зависающий возле каталки Сниффлс приободрился и быстро спросил у последнего: -Ухо у тебя? Белк молча передал миску ему. Кивнув, тот поставил ее на стол и отошел к шкафчику за нужными вещичками. Пока муравьед натягивал перчатки, белк потрусил его за плечо, и сунул ему комплект бумажек, собранных по итогу инцидента возле Канады: -Друг, тут шериф настойчиво хотел, чтобы ты их оформил как неудавшихся самоубийц. –Пояснил он. –А я не могу так искривлять факты. К тому же Гёлпи и так уже всё как на духу выложил. Просто имей это в виду… Бегло глянув на бумаги, Сниффлс улыбнулся и похлопал его по плечу: -Правильно сделал, что доложился. Бланк я заберу, а вот этот протокол придержи пока у себя. Кивнув ему и оленю в сторону двери, он добавил: -Я с этим разберусь. Идите отдыхать, ребята. -Не дождёмся. –Буркнул олень, спрыгнув на пол. –У нас еще куча работы на носу. Айда, Стиффи - жмурики из апартаментов сами себя не погрузят… С тем, оба парамедика покинули кабинет. Рассеянно посмотрев им вслед, Сниффлс снова заглянул в притащенные белкой бумаги. “Лампи какую-то свою игру затевает?” –Подумал он, изучив их. Впрочем, ботан есть ботан, так что муравьеду не стоило больших усилий догадаться, что лось пытается выбить себе выигрышные позиции сразу по двум своим фронтам. Это можно было понять, но ведь он мог бы и сам заехать, да обсудить, как получше обстряпать это дело. А так форменной воды свинство и подлог получается. Чувствуя досаду за друга, Сниффлс все же решил подыграть ему. Сначала он приведет Каддлса с Тузи в порядок, а потом сделает всё так, как того хотел лось. Днём они все вместе разберутся, что к чему. А пока надо любыми усилиями сплавить Гигглс из больницы, дабы она не слишком убивалась из-за пострадавших друзей… *      *      * Гигглс уже собиралась в очередной раз примоститься на своё место за ресепшном, когда в фойе больницы зашла Петунья, занеся с собой свежесть прохладного воздуха и неизменный аромат своей ёлочки-пахучки. Выскочив из-за ресепшна, бурундучиха обнялась с подругой. Шутка ли – несколько часов не виделись! -Пет, выглядишь ужасно! –Оценив состояние скунсихи, сказала она. –Для морды вредно полуночничать без причины. -Гигглс, у нас есть чай? –Хмуро поинтересовалась та, клюя носом. Тихо охнув из-за собственной бестактности, бурундучиха потащила подругу в курилку, коей по факту был довольно таки уютный пищеблок. Уже через несколько минут пригубив горячий чай, Петунья чуть приободрилась, улыбнулась и откинулась на стуле. -Что новенького? –Сгорая от любопытства, донимала ее Гигглс. –От чего тебе так не спалось? Вспомнив о своих переживаниях, скунсиха скривилась и устало произнесла: -Бивис – мудак! -Пет! –Встрепенулась бурундучиха. –Слова! -Ну извини, –мрачно ответила Петунья, –иначе его просто невозможно назвать. Если все люди такие же скоты, как он, то я остаток жизни готова потратить на то, чтобы от них плотнее отгородиться. Знаешь, высадить лес погуще… -Для этого у нас используют труд заключенных, сама знаешь. –Ответила Гигглс, вертя в лапках чашечку со слишком горячим для нее чаем. -Плохо используют, если тот тип умудрился пролезть. -Да, он уже успел наделать дел. Представляешь, он так Натти напинал, что у того аппендикс лопнул! Мы еле откачали парня. Вот почему наш лес так всяких чудовищ манит? Петунья, кажется, совсем ее не слушала: -Ты знаешь, –пробормотала она, –тогда под вечер, когда ты мусор пошла выносить, он мне рассказал про какой-то фильм, где елочками вроде моей глушили запах от трупа. Гигглс неопределенно повела плечиком, а затем призналась: -Знаешь, цветик… с такой горой пахучек, как у тебя дома, что-то такое действительно можно сделать. -Так и я о том же всю ночь думала! –Устало уперлась лапкой в мордашку Петунья. –Меня его бредни так впечатлили, что кошмары замучили. Только закрою глаза, и вижу себя в безвылазной западне, в окружении автомобильных ароматизаторов и с пониманием, что никто даже не узнает о моей смерти. Никто не учует запаха разложения. И так из раза в раз. Ни сна, ни покоя. Вот, только ближе к утру догадалась вам позвонить. Ахнув, Гигглс прикрыла рот ладошкой и интимно зашептала подруге (хотя, кроме них в комнате вообще никого не было): -А помнишь, как у тебя тогда вышло с Хенди? Ну, год назад. -Даже не напоминай… –Хихикнула скунсиха. –…то ночка всем ночкам была! … У Петуньи с Хенди действительно как-то вышла весьма неловкая и травматическая ситуация, когда она впервые пригласила его “на кофе”. Если то, что под этим подразумевалось, прошло просто восхитительно, то после того, как наговорив друг другу всяких ласковостей, они легли спать, пошли диаметрально противоположные события. Бобр каждые полчаса вскакивал с выражением ужаса на морде, делал резвые круговые движения культями и дрыгал лапой. Когда это повторилось в третий раз, Петунья дождалась пока друг успокоится, а затем повернув его к себе мордой, подула ему на лоб, пытаясь пригасить его горячечное состояние. -Хенди, –сонно произнесла она, прижимая его к себе, –если ты не угомонишься, я у тебя молоток одолжу и дам тебе по черепу. -Мо-ожно… –Зевнул тот. –…я все равно в каске… Прижавшись к ней потеснее, он уткнулся мордой ей в грудь и оба сделали очередную попытку уснуть, но через те же полчаса Петунья нежданно получила от Хенди серию последовательных ударов – вскинув голову, бобр заехал ей по челюсти, затем ударил ее с колена в живот, после чего вмазал ей по голени резким движением лапы и одновременно прописал ей в глаз культёй. Дико обалдевшая, и лишившаяся остатков сна скунсиха резво отринула от своего развоевавшегося дружка и крайне неудачно упала с кровати, сломав несколько ребер. Увидев, что отоваренная подруга не может сделать нормального вдоха и спазматически таращит глаза, Хенди перепугался, слез с кровати и побежал звонить в скорую. Спустя несколько попыток набрать номер носом, пытаясь удержать норовящую выскользнуть телефонную трубку, он сдался и с мрачной миной на морде принес аппарат подруге, дабы та сама себе вызвала помощь. Пока ехал вызванный экипаж, бобр помог взгромоздиться Петунье обратно на кровать и завис рядом, совершенно не зная, как помочь хрипло и учащенно дышащей подружке. Решив хотя бы в чём-то облегчить ее страдания, он сходил к холодильнику и вернулся в обнимку с лоточком льда и выражением того еще превозмогания на морде. С явным облегчением выложив лоток на прикроватный столик, он прицепил один кубик и приложил к офингаленому глазу Петуньи. Одной лапкой взявшись за лед, скунсиха нервно поёрзала второй по прохладной глади измятого покрывала, наугад ухватилась за мех на брюшке Хенди, затем нащупала и схватила его за култышку. -Пет… ты умираешь? –Дрогнувшим голосом спросил бобр. Помотав головой, Петунья повернула голову к нему. -Хенди… у меня… тоже вопрос. –Делая паузы из-за одышек, просипела она. Когда бобр склонился поближе к ней, она спросила: -Ты и дома так… *х-х-х*… спишь? -Нет… –начал бобр, скосившись на пол. –…только тут. В твоём доме очень сильно пахнет… -Все равно… пахнет?! Но я же… *кх-кх*… мою несколько раз… в день! –Глухо, но с явно читаемым отчаянием выдавила Петунья, а затем всхлипнула и расстроено прикрыла неподбитый глаз. -Нет, не тобой! –Торопливо заговорил Хенди. –Очень сильно пахнет этими ёлочками для машины! Стоит мне прикрыть глаза, и мне снится, что я заснул за рулём! Когда до меня это доходило, я пытался притормозить и сдать на обочину, а потом оказывалось, что ничего такого не происходит, и я просто лежу с тобой в кровати. Зря мы, похоже, обнялись – я тебя здорово отмутузил этими своими движениями… Замолкнув, он аккуратно стряхнул лапку подружки и пошел встречать экипаж скорой. Что тут еще сказать? Будь тогда на дежурстве Сниффлс, можно было бы объясниться на месте, но вместо него в ту ночь дежурили совершенно незнакомые звери. Заценив синяки, полученные скунсихой от бобра, бригада обменялась многозначительными кивками, и один из них незаметно отлучился стучать в полицию. Будь в ту злополучную ночь Лампи или Диско-Мишка в участке, можно было бы хотя бы с ними объясниться, но на вызов приехал такой же наряд сторонних зверей-полисменов. Посмотрев на ошарашенного их появлением Хенди, копы обменялись такими же многозначительными кивками, как до этого парамедики, и приняли бобра, перед этим ненадолго озадачившись отсутствием передних лап у арестованного. Проблему решили деликатно, нацепив браслеты ему на задние конечности (надо же было хоть что-то заковать?) и потащили в участок. Петунию транспортировали в больницу. Поутру в ее палате уже крутилась Гигглс, всячески обхаживая лучшую подружку. -Смотри, -довольная собой, протянула она зеркальце скунсихе, -я твой синячок подкрасила – никто и не увидит! -Спасибо, Гиг. –Приобняла ее Петунья. -Божечки… –Прошептала Гигглс, наклонившись к ней. –…ну расскажи же мне – неужели Хенди любит по грубому? -По-собачьи он любит… –Буркнула Петунья, и слабо улыбнулась: -Я тебе сейчас расскажу, что к чему. Ты будешь смеяться, но только не плачь… … -Да-а, та еще история вышла. –Хихикнула Гигглс, аккуратно отхлебнув приостывший чаёк. -Ну хорош вспоминать, Гиг. –Обиженно выпятила губки Петунья. –Хенди потом целый день просидеть в камере пришлось, пока я полицию уверяла в том, что никакого избиения не было. И все равно – мои соседи до сих пор на парня косятся из-за этой ерунды. -Ну, не расстраивайся. –Положила свою ладошку поверх ее лапки подруга. –Это целый год назад произошло, все почти забыли. Петунья улыбнулась и уже собралась что-то ответить, когда в помещение вошел Сниффлс. -Ох, Пет – ты уже здесь? –Округлил он глаза. –Ты как раз нужна. -А я уже не котируюсь? –Шутливо обиделась Гигглс. -Вовсе нет, Гиг, но я хотел тебя отпустить домой. Ты здорово помогла мне этой ночью, но мне совсем не улыбается, чтобы ты опять скончалась от переутомления. -Да когда такое было? –Передернула плечами бурундучиха. -Было. –Убежденно кивнул Сниффлс. –Так что пока собирайся. Водитель-иностранец, кажется, где-то здесь должен быть – попросим его тебя подвезти. Я за ним схожу… *      *      * В комнате отдыха царил по-своему приятный, наводящий сновидения мрак, слегка разгоняемый использующейся в качестве ночника настольной лампочкой. На темноте, однако, приятности заканчивались – в комнате было душно и настолько сильно пахло пивом и мокрым животным, что повело бы любого заглянувшего в комнату постороннего. От запашка даже окна вспотели. Спящий в такой атмосфере выхухоль беспокойно ворочался на диване, делая попытки проснуться, но, сильно сморенный после работы, опять погружался в кошмар, точно в темный омут. Открыв глаза, он опять увидел себя в темном салоне самолёта, вцепившимся в ободранное до каркаса сиденье переднего ряда и дрожащим от нестерпимого декабрьского мороза. Сквозь дырявую крышу кабины был заметен контур гор, с которых сходил ледяной ветер, пронзительно завывая и занося снег в бесчисленные дыры вынужденного укрытия. Разожженный среди кабины костерок навеки погас еще полчаса назад – поддерживать в нем жизнь уже было просто нечем. За несколько дней выхухоль спустил на подпитку всю обивку с сидений самолёта, ободрал, как мог, напольное покрытие и даже чуть не скормил костру свою штормовку, но вовремя рассудил, что поверх его шкурки она будет гораздо более в тему. Но теперь уже всё – нельзя и дальше сидеть на месте. Надо выбираться. Стоило сделать это еще вчера, когда он доел остатки провианта, и имел чуть больше сил на какие-то переходы, но тогда еще теплился как костёр, так и его глупые надежды на какое-то там чудо. Кончились и спички, лишив его возможности выстроить времянку и согреться где-то по пути. Если он не найдет хоть какие-то намёки на жизнь поблизости, то замёрзнет окончательно (если слабость от истощения не добьет его раньше). Собрав волю в кулак, выхухоль поднялся с места, и, крючась от холода, глянул на ряд устрашающе выглядящих округлых пастей битых иллюминаторов с пеной мокрого снега на их покрытых изморосью стеклянных клыках. Сосредоточившись взглядом на занесенном снегом полу, он добрался до проёма аварийного выхода, спрыгнул вниз. Прикрытая шапкой сугроба выбитая дверь казалось обманчиво надежным местом для приземления, однако выхухоль сразу же поскользнулся на металле и крепко приложился затылком. Чертыхнувшись, он поднялся на ноги и с тоской в глазах уставился на постепенно заносимый снегом кусок фюзеляжа, воткнутый в изголовье небольшого холмика, с огромным трудом вырытого им в момент небольшого погодного затишья. Он мог бы раскопать холм и заготовить немного мяса, но даже в истощенном состоянии такая мысль вызывала у него отвращение. Наглядевшись на холмик, выхухоль накинул капюшон штормовки, обхватил себя за плечи и поплелся куда глаза глядят. Надо было найти местных зверей… или людей. Всё зависит от того, куда именно его забросило. Даже если он выйдет к последним, то ради Бога – пусть делают с ним что хотят, только бы не умирать от истощения и холода где-то среди гор. Должен же быть хоть кто-то поблизости? Успешно спустившись с крутого холма, выхухоль побрел сквозь чащу заснеженного леса, по колено утопая в сугробах. Потихоньку замерзая, слабея и уже не слишком хорошо соображая, он все же упрямо брел вперед, помня, что в реальности успешно добрался до какой-то деревни, где его приютило на зиму беличье семейство. Но здесь, во сне, он почему-то упрямо не видит никаких признаков цивилизации – только он сам, бескрайняя холодная белизна заснеженных полей, да темные фигуры голых деревьев. А может, это и есть реальность? Все что было до того – его самоспасение из снежной пустыни, какое-никакое привыкание к американскому образу жизни, работа в скорой и некоторые знакомые... что, если это всё просто пшик и уютный сон, призванный хоть немного оттянуть его угасание? Жизнь, как всегда, гораздо суровее. Как там говорил один поэт? “Зритель – это умирающее животное”. Так оно и есть. По пути у выхухоля появляется очередной повод обругать себя за то, что отправился в дорогу впроголодь. Он угасает быстрее, чем ожидал – прямым подтверждением тому было не что-то там, а сам лик Смерти, преследующий его по пятам и заигрывающий с ним, то прикидываясь кочкой среди сугробов, то мелькая среди деревьев, то маяча вдали фантомной фигурой, рассыпающейся на хлопья снега при его приближении. “Я тебя не боюсь. У меня есть с собой кое-что – только сунься!” –Корча жуткую гримасу, думает выхухоль, но это блеф. Умереть сейчас будет страшнее всего – здесь, на чужбине не может идти и речи о том, чтобы после этого подняться. Для этого должен быть свой кров, своя постель. А у него ничего этого нет, и дома в своей стране он не проснется – слишком уж далеко он находится. А значит, остается только надеяться на собственное спасение. Вот уже и деревья закончились, теперь перед выхухолем расстилается одна сплошная снежная гладь, с темным куполом ночи над ней и часто падающим крупным снегом. Как-то слишком долго он ищет живых. Где-то свернул не туда? Или может просто надо пересечь это поле, а там уж точно объявятся признаки обитаемости этого леса? Укутавшись в штормовку поплотнее, он бредет вперед, с надеждой на то, что так и будет. “Это точно должно быть последним рывком – дальше все будет только лучше” –Утешает он сам себя, спотыкаясь на снегу, и поскальзываясь на наледи. Пройдя за полчаса поле, которое можно было миновать минут за пятнадцать при сопутствующих условиях, выхухоль смотрит в низину, и… видит на ее дне еще один лес, даже более глухой и мрачный, чем тот, который недавно оставил. Эти заросли точно станут его могилой, вздумай он продираться через них. Сил и без того нет, а пройти еще один лес он не потянет. Зверя накрывает волной отчаяния. Упав на колени, он ничком укладывается на снегу и начинает топить гладь наста своими глухими рыданиями, но, достаточно скоро совладав с собой, поднимается на ноги. Можно попытаться вернуться к самолету и попробовать свернуть в противоположном направлении... Бросив полный оставшихся слез взгляд на оставленную им позади чащу, выхухоль вдруг замечает, как из ее глубины неторопливо, но уверенно выползает сугроб. Неужели лавина? Но с чего бы ей быть на ровном месте? Да и полоса вздыбленного снега, остающаяся за движущейся снежной кочкой явно намекала на то, что кто-то просто полз под настом, постепенно набирая скорость. Выхухоль даже знать не хочет, что это за явление. Даже забыв об усталости на миг, он садится на круп и скатывается с горки, попутно забив куртку снегом, после чего, отряхиваясь, бежит к лесу. Спрятавшись за ближайшим стволом дуба, он выглядывает из него и шерсть на его загривке встаёт дыбом от осознания, что странный сугроб скатывается следом за ним, и явно держит направление в его сторону. С трудом оторвавшись от дерева, выхухоль срывается в глубину леска. Двигаться трудно – ощущения от набившегося за шиворот штормовки снега чисто “айс”, как в рекламе. Задубевшие лапы уже не чувствуются частью тела и откровенно плохо слушаются, а пронзительный зимний воздух перехватывает дыхание, и не дает перевести дух даже на ходу. Еще и лес откровенно поганым оказался – на каждом шагу он то спотыкается об корни, то наступает на бог весть как не ставшие перегноем колючки, то проваливается в бесчисленные канавы и ямки. Споткнувшись об очередную корягу и растянувшись на снегу, он позволяет себе чуть отдышаться, а затем вскакивает на ноги и оглядывается. Его и сугроб разделяют метров двадцать, не больше. Ну, он предупреждал, хоть и мысленно. Скрипнув зубами, выхухоль выхватывает из кармана штормовки ИЖ и палит по сугробу с все нарастающей скоростью приближающемуся к нему. Вроде бы он целится, но лапки сильно дрожат, и выстрелы неточны. Пули летят куда угодно, но только не туда куда надо, слегка взрывая снежный покров, впиваясь в стволы деревьев и просто исчезая где-то в глубине чащи. Увидел бы это дело его армейский старшина – дюжий человек откуда-то с Закарпатья, тут бы и Смерть спасовала перед нагоняем, который выхухоль бы от него получил за такую кривую пальбу. На очередном нажатии спусковой крючок предательски клацает вхолостую, а затвор встаёт на задержку, чётко давая выхухолю понять, что тот отстрелялся. Совсем отстрелялся. С отчаянием метнув бесполезный уже пистолет в опасно приблизившийся сугроб, зверь разворачивается, делает рывок… и круто вмазывается головой в клён, после чего падает на спину. Он еще и прийти в себя не успел, как сугроб полностью накрывает его. Отчаянно взвизгнув, он отбрыкивается от снега, выпрастывает из него лапку и хватается за корешок дерева. Прячущаяся, как он и думал, под сугробом Смерть обхватывает его чуть повыше колена своими костяными пальцами, и пытается утянуть куда-то, куда он совсем не хочет. До боли стискивая корень клёна, выхухоль пытается отбрыкнуться и вытянуть вторую лапку, но косая не отпускает его из своих холодных объятий, и уверенно тянет за собой. С отчаяния, выхухоль поднимает крик, но даже сам себя не слышит за свистом удобно разыгравшейся в этот момент вьюги. Наконец, его лапа соскальзывает с ветки, и он полностью погружается в снежный тоннель, оставшись один на один с костлявой. Неужели он действительно умрёт где-то на чужбине, даже не зная, где именно? -Ni za chto! –Скрипнув зубами хрипит он, и из последних сил начинает отмахиваться от Смерти, отчаянно орудуя всеми четырьмя лапами, но та накидывается на него и перекрывает обзор своим темным саваном. Выхухоля обдает спертым воздухом, сильным жаром... и пивом?! Открыв глаза, он видит перед собой всё ту же тьму, почему-то нестерпимо воняющую хмелем. Бог весть откуда взявшееся резкое потепление придаёт ему сил, и он вновь начинает брыкаться и лягаться с темнотой, как может. Раздается какой-то хруст – не иначе, кости врага. Как тебе такое, Смертушка? Не по зубам существо из семейства кротовых? Обрадованный выхухоль начинает махаться с еще большей яростью, и внезапно куда-то проваливается. Не успел он еще испугаться, как приложился головой обо что-то твердое – аж в глазах побелело. Хотя нет – это по ним бьёт небольшая полоска света. Чем бы оно там ни было, но стоит только сделать рывок к этой полоске, и всё будет в порядке. Схватившись за саван Смерти, выхухоль отпихивает его от себя, делает запланированный рывок… и обнаруживает себя лежащим на ковре в комнате отдыха. Только тут его осеняет, что не было у него никакой битвы со Смертью – он просто запутался в невесть как оказавшемся на нем покрывале, сыгравшем определенную роль в его кошмарах. Кто бы так о нем не позаботился, услугу неведомый деятель оказал медвежью. Прикрыв морду лапкой, выхухоль несколько минут так и провалялся на полу, пытаясь прийти в себя после сна. Хоть тот его и оставил, но нестерпимый запах дешевого пойла все же упорно никуда не делся. От Гёлпи что ли разит? Вроде, олень рядом выпивал, когда он спать укладывался. Они еще перед сном поболтали... Сев на полу, выхухоль повернул голову к дивану. Олень успел куда-то запропаститься, но пивом в комнате почему-то все равно разит. Хорошенько принюхавшись, и что-то заподозрив, зверек схватился за полу своей рубашки и припал носом к ней. Так и есть – разит алкоголем почему-то именно от него (точнее, от рубашки). Да и на ощупь она какая-то вся влажная и липкая. Гёлпи что ли плеснул на него? Подошел, обрызгал и сказал что-то вроде "Ты в пиве!". Хотя нет – здесь явно нечто другое. Об этом говорила хотя бы целая пивная лужа, капающая с подушек дивана. Зацепившись за ручку дивана, выхухоль поднялся на ноги... и застыл. Вся поверхность предмета мебели была заполнена битыми бутылками из под пива. Литров шесть дешевого пойла загадили и диван, и его самого, и пол в комнате. Еще и душку такого навели, что больницу со спиртзаводом можно спутать. Не дай Боже, еще и в коридор запах этой дряни пробивается. "Похоже, Гёлпи мне под одеяло свои запасы приткнул" –Догадался выхухоль. –"Сделал из меня тайник. И как ему не противно, что я его пиво тут лапами топчу?" Впрочем, размышлять об этом сейчас несподручно. Надо срочнейше убрать весь этот бардак. -Гёлпи, ты skotina... –Пробормотал выхухоль вслух, аккуратно собирая осколки тары. Повезло, что не порезался, пока пинал припасы оленя. Пробил бы себе вену осколками – и привет до завтра. Выбросив стекло в ведерко, он открыл окна, чтобы поскорее выветрился душок закупоренного помещения и накрыл диван одеялом. Пока ткань впитывала влагу, он покопался по шкафчикам, и нашел искомый им пузырёк нашатыря, после чего вернулся к дивану, скатал одеяло, и с ним в обнимку рванул в душевую. Еще не хватало, чтобы кто-то из коллег накрыл его, насквозь провонявшего пивом. Никто и слушать не станет, пил он или нет – сразу настучат куда надо, и он вылетит с работы. Добежав до санузла, выхухоль спешно заперся внутри, встал под почти кипяточный душ и вылил на себя полную бутылку стоявшего на полу шампуня. Кажется, это принадлежало той розовой бурундучихе, что здесь работает. Шампунь пахнет фиалками и еще чем-то таким неуловимо девчачьим, что даже не поддается описанию. Намываясь, выхухоль не сразу заметил, что в противоположном углу стояла еще одна бутылочка, с уже явно более подходящим для самцов ароматом. Нахмурившись и досадуя на себя за поспешность, он пожал плечами и принялся намываться дальше. Какая уже теперь разница? После помывки, замешав плотно засевшие на дне остатки шампуня с прихваченным из комнаты отдыха нашатырём и выстирав этой смесью разложенные на полу душа покрывало и рубашку, выхухоль повесил их сушиться на рейке. В целом, он уже успокоился – от него теперь пахнет только цветочками, покрывало тоже ничем посторонним не разит, а диван… диван проветрится за остаток ночи. Жаль только, что на нем теперь не поспишь, но не беда – можно и на стульчике докемарить. Но сначала придется вымыть комнату, чтобы наверняка закрыть тему с посторонним для этого места запахом. Навестив помещение уборщика, выхухоль выкатил из него уборочную тележку и потолкал ее в сторону комнаты отдыха. Тележка настолько хорошо и приятно управлялась, что иностранца посетила кое-какая шальная мысль... Вскоре выхухоль, отталкиваясь от пола шваброй, мчал по коридору верхом на тележке, выжимая из нее миль пять в час. Его морда сияла той еще лыбой, чуть болтался высунутый от драйва язык. Тихо брякала и дребезжала бытовая химия на полках тележки, заполненное ведерко понемногу расплескивало мыльный раствор по полу. Когда из-за угла, как всегда неожиданно, вышел Сниффлс, выхухоль испугался и попытался затормозить, но на таком разгоне подобный маневр грозил закончиться печальным исходом, так что, чуть отклонив тележку, он выбрал момент и спрыгнул со своего уборочного болида на муравьеда, чтобы убрать его с линии. Перекатившись, звери распластались по полу, а тележка с мощным, разнесшимся по коридору звуком, въехала в стену и разлетелась, обдав обоих экзотов несильным градом пластиковой шрапнели. Сниффлс пришел в себя гораздо быстрее, нацепил свалившиеся с него очки, посмотрел на выхухоля а затем вскочил на ноги, и совершенно невозмутимо произнес: -Аа, вот и ты, наконец! Кажется, его совсем не смутило то, как иностранец на него напрыгнул. -Ага. –Отозвался последний, продолжая плашмя валяться на полу. –Что надо? -Да ничего сложного. Мне надо, чтобы ты подвёз нашу коллегу домой. Ты же не откажешь в помощи? -Подвезти? Я думаю, у меня другая работа… -Я понимаю, но ей далековато будет идти до дома. -Ей? –Сел на полу выхухоль. –Тогда согласен! Не могу отказать в помощи девочке. -Да-а, они – наше всё. –Улыбнувшись, кивнул муравьед. Подав лапу выхухолю, он помог ему подняться и добавил: -Иди заводи машину, а я пока скажу ей, что всё на мази. Послушно кивнув, экзот вернулся в душ за рубашкой, надел ее и, содрогаясь от влажности даже в перспективе не собирающейся просохнуть материи, направился к выходу. Пока он прогревал мотор форда, за окном стал маячить коллега-олень. -Эй, Loskutok – куда ты уже намылился? –Чуть подпрыгивая, взволнованно спросил он. Спустив стекло, выхухоль оперся о форточку и важно ответил: -Надо девочку подвезти. -Какую девочку?! –Воскликнул парнокопытный. –Ты нас сейчас в апартаменты повезешь! Там девочек куча, и их даже подвозить никуда не надо – можешь выбрать по вкусу и прямо на месте разложить... Осекшись, олень поправился: -...точнее, их все-таки придется подвезти. До морга, ты в теме. Но это же не сразу будет... -Гёлпи, я не понял половину, но ты все равно мудак. –Спокойно отозвался экзот. В это время, к борту Эконолайна подошел Сниффлс. -Водитель на месте? –Спросил он у оленя. -Он. Нужен. Нам! –Указав на себя пальцем, отозвался тот. –Работы целая куча, нет времени на развоз всяких... э-э-э... то есть, просто нет времени на развоз. -Это действительно что-то неотложное? -Ну, не совсем. Тут скорее этический момент… -Тогда пусть он отвезет Гигглс. Все-таки путь совсем неблизкий. -Да ладно, ребят – я сама дойду. –Раздалось за спиной оленя. Повернувшись, он увидел бурундучиху и приветственно взмахнул лапкой: -Привет, Гигглс! -Привет… –начала та и, зардевшись, закончила: -…никак не запомню, как тебя зовут. Редко на глаза попадаешься. -Это неважно. –Мотнул головой олень. –Это тебя надо домой подкинуть? -Да я лучше действительно сама дойду. Больничная машина – это всё-таки не такси… -Пусть они тебя хотя бы до пригорода подкинут! –Решительно встрял Сниффлс. –Вам всё одно – по пути! -Конечно, мы сделаем. –Подтвердил выхухоль, высунув голову из окна. Посмотрев на выхухоля, а затем переведя взгляд на бурундучиху, олень чуть не до ушей расплылся в улыбке, только вот было в ней какое-то озорство. -У меня есть идея получше. –Заявил он, и достал ключи из кармана рубашки. –Наш водитель отвезет ее на моей машине. -Ну не, это точно излишество… –Скромно попыталась отказаться Гигглс, но Сниффлс решительно обрубил все пререкания: -Если он сам предложил помощь, то никакого излишества в этом нет. Так даже практичнее получится – не придется злоупотреблять использованием служебного транспорта. -Точно! –Кивнул олень. –Давай, Loskutok – вытряхивайся. Выгрузившись из машины, выхухоль забрал у него ключи, повернулся к Гигглс: -Вы позволите? –Предложил он, галантно протянув ей лапку. Хихикнув, бурундучиха небрежно схватилась за нее, сжала посильнее, как бы давая понять, что все эти откланивания ни к чему и потащила своего временного персонального водителя к машине. -Эй, Losk! –Крикнул олень вслед выхухолю. Тот остановился, повернул голову к коллеге. -Покоцаешь тачку – и… –Начал олень, но вспомнив, что и сам ее подразбил этой ночью, осунулся и махнул лапой: -…впрочем, нет – ничего. Пожав плечами, выхухоль деликатно усадил бурундучиху на пассажирское сиденье, упал за руль, и, лихо вырулив задом машины на подъездную дорожку, направился к выезду на повышенной скорости. -Спасибо, друг. –Чувственно сказал Сниффлс оленю. –С меня причитается. -А-ай... –Досадливо махнул лапкой тот. –...ничего с тебя не причитается. Мне уже ни к чему. В самом деле – какой ему толк с коллеги-муравьеда, если он практически последние часы на свободе гуляет? Стоило вспомнить об этом, как в груди поднялась какая-то тяжесть, сдавливающая дыхание. На глаза сами собой навернулись слезы. Очень обидно, что его решили запаковать именно в тот момент, когда он настроился серьезно поменять свою жизнь. Это было почти, как в рассказике одного писателя из людей. Как же его звали? О. Генри, кажется... Тяжко, со всхлипом вздохнув, олень откинулся к стенке борта форда. Изучающе, с прищуром посмотрев на него, муравьед произнес: -Коллега, а ты себя хорошо чувствуешь?.. То есть, я хотел по-другому выразиться – может быть, у тебя есть какие-то проблемы, о которых мы могли бы поговорить? -Ты у нас еще и за пастора? –Сдавленно спросил экс-рогатый, с неприязнью посмотрев на него. –Или за Альфреда Адлера? Не надо меня лечить, хобот. Мои проблемы – это мои проблемы. -Гёлпи, я и не пытаюсь. Просто тебе же наверняка знакомо то чувство облегчения, когда ты поделишься своей бедой с кем-то? Когда ты позволяешь своим переживания себя подъедать, то из этого ничего хорошего не выходит. Ты столько работал в психбригаде, что наверняка навидался всякого. А ты когда-нибудь думал, что у некоторых неприятности с головой начались именно с того, что они просто побоялись с кем-то разделить свои переживания? -Проблемы с головой у окружающих тогда были от того, что они по инерции от шестидесятых дурь пачками хавали. –Пробубнил олень. –А мои проблемы совсем не в голове кроются. Я бы с тобой поделился, но боюсь, что мне так только хуже станет. -Даже если и так, то нет ничего плохого в том, чтобы кому-то посетовать на свои трудности. –Уговаривал Сниффлс. –Понимаю, неприятности могут идти и извне, но пережевывая их в одиночку, ты все больше и больше загоняешься – а там и заветные проблемы с головой начнутся. Я просто хотел бы проявить сочувствие… -Плевал я на твоё сочувствие... –Раздраженно ответил олень, и, сразу смягчившись, закончил: -...уж извини. Оставь меня в покое. Немного посопев, Сниффлс все же понял, что лучше не донимать коллегу, и, еще раз поблагодарив того за помощь, увалил в корпус. Олень растравливал свои переживания еще минут пять, пока до него наконец не доковылял белк-парамедик. -Гёлпи... ты плачешь? –Удивленно спросил он. -Да... –Протер глаза ладонью олень, и ухмыльнулся. –...оплакиваю свой прежний образ жизни. Давай, Стиффи – поехали. Надеюсь, мама-Плантэйн никого из нас не пырнет ножницами в задницу за то, что мы задерживаемся. -Гёлпи, не напоминай об этом, пожалуйста… –Содрогнувшись, попросил белк. -Какой ты нежный... –Усмехнулся олень, помогая ему залезть в кабину. Вскоре скорая направилась в сторону пригорода. Уже на подъезде к торговому ряду, она нагнала Шеветт. -Что-то Loskut подозрительно аккуратно ведет. –Заметил олень, приветственно бибикнув легковушке на обгоне. -Ну конечно – не на работе же, тут можно и подумать о безопасности окружающих. –Проворчал белк. -Все еще дуешься на него за то, что он тебя чуть-чуть по асфальту прокатил? -Это было больно. -Он не больше десяти ярдов тебя протащил. -А ощутилось, как десять миль! И вообще – кто-то из вас, блин, замерял, сколько меня машиной протащило? -Так было в той главе написано. -Какой еще главе, Гёлпи??? -Что? -О какой главе ты говоришь? Олень недоуменно скосился на коллегу, а потом встряхнул головой: -Наверно, я где-то оговорился. Суть то в том, что тебя всего ничего об асфальт потёрло... -НО ЭТО БЫЛО БОЛЬНО! –Взвизгнул белк. -Блин, вот не люблю за это белок! –Простонал олень, кривясь, как от зубной боли. –Чуть что – и вы начинаете верещать, как будто нельзя нормально говорить. -А как иначе до кого-то достучаться, если не обрявкать его? -Ладно, ладно, не плачь только. Было больно. Верю, согласен. Ты доволен? Но мне хотелось бы знать, что с того, что выхухоль тебя обидел? -Что с того?... –Озадаченно переспросил белк и как-то стушевался: -...я... я не знаю. -Тогда проглоти это, и скажи спасибо, что вообще жив остался. Вообще – привыкай к тому, что здесь подобные неприятности происходят гораздо чаще, чем где-либо еще. Старайся быть поаккуратнее. Это тоже совсем не панацея, но иногда помогает протянуть день на чуть подольше... Переключившись на болтовню о вопросах безопасности, парамедики повернули на окраину пригорода, за своей семейной коллегой. На полпути, в нагрудном кармашке оленя залился своей резкой трелью пейджер нутрии, который тот прихватил с собой перед выходом. Достав девайс, он мельком глянул на дисплей, по которому неторопливо плыли следующие строчки: ОПЕРАТОР ЗА СОДЕРЖАНИЕ СООБЩЕНИЯ НЕ ОТВЕЧАЕТ: "ДЬЯВОЛ ВАС ДЕРИ - ГДЕ ВАС НОСИТ???!!!" PLNTN 5:15AM 98/9/16 -Похоже, она нас всё-таки пырнет. –Хмыкнул олень, передав пейджер коллеге. Прочитав сообщение, белк охнул и растекся по пассажирскому сиденью. Олень хохотнул, покачал головой и втопил тапку в пол... *      *      * В то время, как кто-то культурно отдыхал неподалеку от границы Канады, кто-то лавировал между жизнью и смертью, кто-то за кем-то гнался, и кто-то мучился кошмарами, обитатели апартаментов все еще были мертвы и раскиданы, где смерть застала. Конечности убитых постепенно сковывало трупным окоченением, шерсть понемногу выпадала, пролитые капли их бесценной крови уверенно припекались к ковровым покрытиям, а ошметки звериного мясца понемногу разлагались среди теплых помещений здания-дерева. Среди всех этих приятных явлений куковал Диско-Мишка, в своё время сбежавший на шестой этаж от матримониально настроенной нутрии. Прошвырнувшись по этажу, и не слишком удивившись тому факту, что и здесь нашлось несколько трупов, он несмело спустился обратно в номер 303, и обнаружил, что команда парамедиков, как и единственная выжившая в резне, куда-то дружно запропастились. Сообразив, что те повезли раненую в больницу, медведь забрал свою папку, мужественно поднялся на пятый этаж и вскрыл ранее собственноручно запечатанную комнату Лифти и Шифти. Включив верхний свет, он задумчиво побродил среди ворованного барахла, даже не зная с чего начать, но, вздохнув, все же взялся за опись, осматривая все, что только попадалось ему на вид, и дотошно внося это "всё" в список. Неважно, если что-то из этой груды честно принадлежит енотам – такого рода барахло уйдет в качестве компенсаций пострадавшим от их действий, да и пусть парочка наконец-то ощутит себя в шкуре тех, кого обносит. И все же, Диско старался не слишком-то лютовать, "не замечая", например, мелкие денежные заначки, распиханные то тут, то там – все же, этим двоим надо будет как-то выживать, пока будут сидеть на нуле, да и опись этой мелочи даже в сумме результатам обыска особой погоды не сделает. К тому же, с Лифти и Шифти медведя связывало некое подобие дружеских отношений. Если остальные при контакте с этими двумя в любой момент смело могли рассчитывать на удар в спину, то у него таких проблем с ними не было. В те дни, когда он не носил лычки помощника шерифа, он мог пересечься с близнецами на часик-другой и убить время разговорами. Оба были готовы до осиплости порассуждать о сложностях поиска деталей на иностранные машины, или с определенным интересом на мордах послушать размышления Диско о люксовом барахле. Конечно, в их встречах прослеживался и взаимный расчет – через енотов можно было немало интересных вещей достать, а те были рады что-нибудь сбагрить какое-нибудь старьё томящемуся ностальгией медведю. Последний, кстати, заодно мог быть уверен, что пока проводит с ними время, можно не беспокоиться насчёт новых эпизодов с ограблениями и налётами, так что чувствовал себя в большем выигрыше. Несколько раз сверившись с дошедшей до нескольких страниц описью, и убедившись, что ничего не упустил, Диско завернул в ванную, предполагая и там найти что-то подлежащее конфискации, но на полпути чуть не поскользнулся на чем-то, разметав бумаги из папки по всей комнате. Глянув себе под ноги, он увидел валяющийся на полу глянцевый журнал, поднял его за корешок. Ему навстречу сразу расстелился вкладыш с загорающей в чем мать родила Лорен Хейс. Присвистнув, медведь привалился на диван, разглядывая страстное изображение, затем еще немного полистал журнал, на каждой странице находя не менее сальные фотки, и не менее сальные статейки. Он бы и не подумал, что Лифти и Шифти увлекаются человечьей эротикой. Этим фактом можно будет долго тыкать им в глаза. Даже интересно, как они отреагируют – будут бесноваться и яростно всё отрицать, или краснеть и вяло возражать? А журнальчик он всё же возьмет себе. Сунув журнал за пазуху, Диско хохотнул, поднялся с дивана и собрал разлетевшиеся по номеру бумаги с описями. Только после этого добравшись до ванной, он все же недалеко продвинулся, плотно застряв у зеркала, при виде себя родимого. -Ну и ну… –Пробормотал он, глядя на собственное отражение, а затем, отложив папку, включил закрепленный на зеркале светильник и принялся всячески крутиться перед стеклянной гладью. Прежде всего, он неприятно удивился, увидев, что вся его форма перепачкана в крови. И где он только умудрился так изгваздаться? Хотя бог с ней, с формой – по большему счёту, его больше беспокоило собственное состояние. Неудивительно, что он не понравился нутрии – морда у него почти потеряла в цвете, взгляд усталый, движения заторможенные, под глазами по неплохому такому мешку. С тех пор, как они на пару с Лампи бросили все прочие дела, и нонстопом бросились на охрану правопорядка, он здорово сдал в сексапильности. Охая и огорченно цокая, Диско "любовался" на себя родимого, пока его не оторвали от этого занятия наручные часы, пропищавшие о прошедшем часе. Поглядев на кварцевый дисплей с настукавшими на нем тремя часами ночи, медведь подумал что веселая команда парамедиков просто-напросто его насадила, и разбежалась, укрывшись благовидным предлогом перевозки выжившей бобрихи-наркоманки. Скрипнув зубами, Диско с взбешенным видом спустился в фойе, откуда позвонил в 911. -А-а-а… э-э-э… –Раздалось по ту сторону трубки, когда он спросил за высланную к нему бригаду. -Хватит сыпать междометиями, недоумок! –Резко оборвал он мычание регистратора. –Ты что, не можешь нормально сказать, что там у вас произошло? -Да всё нормально, офицер… –Задумчиво отозвались из телефона. –Просто наша команда уже дважды успела вернуться и снова разъехаться. -Куда?! -Ну-у… прямо сейчас – к Канаде, там что-то приключилось… -Когда они вернутся? -Да я как-то и не знаю, офицер. Думаю, что уже к утру… Диско с досадой положил трубку. Его точно прокинули. А ведь он сам убраться отсюда не сможет – машина забуксовала на трупе барана, а идти ножками религия не позволяла не было ни сил, ни желания. Вообще, он планировал напрячь иностранца-водителя на небольшую помощь в снятии тачки с мели, но теперь и с этим вышел облом. По всей видимости, придется звонить Лампи и просить, чтобы приехал с фаркопом, и помог с машиной, но уязвленная в полицейском участке гордость и обидка на друга здорово препятствовали такому начинанию. Впрочем, был вариант не хуже. Достав из кармана записную книжку, Диско полистал ее, кивнул, найдя нужный номер, и набрал Хенди, но последний не торопился подойти к телефону. "Досыпает" –С досадой подумал медведь, слушая протяжные гудки. –"Хотя, зная невезучесть этого бобра..." Продолжая держать уже замолчавшую трубку, Диско устало откинулся к стенке и сполз на пол. Немного посидев на ковре, он посмотрел в сторону наполовину закатанного в мешок хомяка-консьержа, перевел взгляд на кипу таких же мешков, брошенных возле стойки, о чем-то подумал, а затем со вздохом поднялся на ноги. Достав из папки пару нитриловых перчаток, он надел их, снова вздохнул и взялся за мешок с трупом хомяка… Не то что бы он должен был этим заниматься, но чисто из соображений морали и этики он все же взялся за упаковку погибших в ходе резни, перетаскивая закатанные в мешки тела на пустующий четвертый этаж. -Симпатичные тут девчули жили. –Судорожно вздохнул он, сгибаясь под тяжестью двух мешков с трупами кошечек, живших по соседству Лифти и Шифти. –И как у того ублюдка, что это сделал, вообще на них лапы поднялись? Добравшись со своей уборкой до пятого этажа, он обратил внимание на бурундука, пригвозженного к стене пожарным топором и с небольшим усилием разъединил эти несовместимости. Ничем более не поддерживаемый труп сполз на пол, и распластался на полу, отклячив круп. -Вот этого нам здесь не надо. –Буркнул Диско, пинком опрокинув тело набок. –Лежи в неприличной позе где-нибудь в другом месте. Все еще держа в лапах топор, медведь только спустя несколько мгновений понял, что держит не что-то там, а вполне себе оружие убийцы. -А пальчики мы на всякий случай сни-и-имем... –Удовлетворенно протянул он, любуясь на запачканную кровью и шерстью рукоятку топора. Упаковав бурундука, он пожертвовал еще один мешок на то, чтобы завернуть в него улику, положил ее у стенки и направился работать дальше. К пяти утра работа была закончена – обитателям апартаментов более не грозила шокирующая встреча с собственными трупами. “Всё нормально, фунтов восемь я на этом точно сбросил” –С каким-то мрачным удовольствием подумал Диско, скидывая последний мешок на пол. Лежавшее в нем тело с хрустом приложилось об паркет, подняв тучу пыли. Закашлявшись, медведь поспешил выйти с этажа, спустился на первый, прихватил из оставленной на стойке консьержа папки преграждающую ленту, после чего поднялся обратно и наспех оклеил ей дверной проём (сама дверь была в щепки размолота ударами чего-то тяжелого). Похоже, что торчать здесь и дальше было не к чему, так что он сметнулся напоследок за оставленным на пятом этаже топором, и направился на негнущихся ногах к выходу. Топор, который он волочил за собой, звонко брякал по ступенькам и оставлял царапины на бетоне. Наконец выбравшись на улицу, мишка глубоко вдохнул упоительный холодный воздух раннего утра, доковылял до копкара, и заглянул под дно машины. -Доброе утро, красавчик! Всё такой же мёртвый? –Пошутил он, посмотрев на труп барана, а затем со вздохом перешел к задней части машины. Бросив во чрево багажника улику, он взамен достал небольшую лопату, после чего залез обратно под машину, и стал подкапывать землю под трупом барана. Работал мишка продуктивно, несмотря на крайне неудобные условия, и вскоре баран уже полулежал в сырой почве, а дно машины давило на круп медведю, давая понять, что препятствие больше не препятствие, и можно попытаться отогнать ее. Удовлетворившись результатом, Диско попытался выползти... но не тут то было – его тушу плотно прижало днищем копкара, ни туда ни сюда рыпнуться. Почертыхавшись, и сделав еще пару бесполезных попыток выбраться из под служебной машины, медведь подумал, уже который раз за ночь вздохнул и принялся рыть уже под собой. Еще полчаса напряженной работы, и он выкопал подобие траншеи, по которой выбрался из-под бока форда. Отряхнувшись, он глянулся в зеркало заднего вида и покачал головой: -Ох блин, детка… В результате этих раскопок, к его запачканной кровью форме примешались еще и трава с почвой. В совокупности это делало одежду похожей на камуфляж покруче, чем на куртке Флиппи. О выпачканных в глине лапах и морде даже говорить не приходилось. Медведь еще не успел насокрушаться всласть, когда его внимание отвлек гул дизельного мотора. Оглянувшись, он чуть прищурился, ослепленный фарами въехавшего на полянку автомобиля, и, проморгавшись увидел форд скорой помощи. -Да они издеваются… –Пробасил Диско, покачав головой, а затем, стиснув кулаки, направился к притормозившей машине. Сейчас он устроит этой тусовке веселую жизнь. Всех за решетку! Олень сам по себе зверь конченый – его упрятать будет несложно. Экзота-выхухоля он просто попросит предъявить удостоверение личности, а затем, насмотревшись на его ступор, отправит к оленю на зарешеченный задний ряд копкара. Да и белк-парамедик отправится туда же, до выяснения личности. Вряд ли на него что-то найдется, но пусть немного понервничает на нарах. А нутрия... ну, девочек он все же очень любит, так что просто позволит ей уехать и растрепать всем о том, чем чревато несоблюдение приказов полиции. -Здравствуйте, звери. –Не предвещающим ничего хорошего тоном поприветствовал Диско выгрузившуюся команду, и пригляделся к троице. Олень при виде его заметно занервничал, нутрия подозрительно прищурилась, и только белк излучал полную невозмутимость. Ухватившись за пояс, медведь подзавис в раздумьях, с чего начать разнос, когда белк подал голос: -Ну и видок у вас, офицер! Вспомнив о своём нереспектабельном виде, Диско нахмурил брови, и уже подумал накрыть наглеца, но все же решил не торопить события. -Отставить болтовню. -Хмуро бросил он. -Где ваш водитель? -Отсыпается. –Отрапортовала нутрия. –Больше дня за баранкой провёл. “Так, первый выпал” –С досадой подумал медведь, а вслух сказал: -Ладненько. Хотел бы я знать, где вы пропадали всё это время? -У нас нарисовалось еще пара важных дел. -Отозвался белк. -Нельзя было их игнорировать. -А приказы от полиции, значит, можно? –Грозно полюбопытствовал Диско. -А мы и выехали по приказу от полиции. –С максимально невинным видом отозвался белк и предъявил медведю какую-то бумажку. –Это протокол с места происшествия, за подписью шерифа. Он вызвал нас практически на границу Канады - вот мы и зависли до утра. Моментально заскучавший Диско взял листочек своими перепачканными в глине лапами, быстренько пробежался глазами по предъявленному документами, с каракулями Лампи. Тот и в самом деле успел в какой-то момент перехватить этих ребят, под оказание помощи каким-то придуркам. И не придерешься, и против вышестоящего не попрешь. Похоже, накрылась идея команду разогнать. Неожиданно медведь почувствовал себя настолько уставшим, что у него начисто пропало желание с кем-либо ругаться. Как будто эта жалкая бумажонка остатки сил от него впитала. -Ла-адно. –Неохотно протянул он, возвращая уже не столь чисто выглядящий листок обратно белке. –Значит так, здесь еще пара трупов по местности раскидана. Всех остальных я упаковал и складировал на четвертом ярусе. Уж надеюсь, вы хотя бы теперь делом займетесь. -Офицер, я же говорю - мы не бездельничали... –Попытался возразить белк, но Диско раздраженно отмахнулся: -Я не договорил, молодняк. Так вот - как вернетесь в больницу, не забудьте выпороть друг друга за халатный подход к работе. Считайте это официальным постановлением от представителя власти. А теперь - за дело, топ-топ! Подтянув поясок, он многозначительно кивнул парамедикам и грузно зашагал к копкару. Команда еще тупила на месте, когда форд с пробуксовкой стартовал с места, и рванул к просеке. Незакрытый багажник словно размахивал зверям на прощание, подмигивали габариты тачки. На месте, где только что стояла машина, осталось только окоченевшее тело полузакопанного барана. -Ну и придурок же этот офицер. -Подвел итоги беседы белк. -Скажи же, Гёлпи? Олень, и без того в край зашуганный за ночь представителями власти, только пожал плечами. О таких материях ему уже совсем не думалось. -Плантэйн? -Повернулся белк к нутрии. -Я немного в шоке, если честно. -Призналась та. -С одной стороны - он, конечно, тот еще придурок и охальник. Но если он реально в одиночку всех перебитых запаковал... всё как-то неоднозначно получается... -Я не отрицаю, что это хорошо. -Бормотал белк. -Но он правда ведет себя, как мудак! -Ладно, мальчики - за работу. -Устало произнесла нутрия, всем видом показывая, что тему стоит закрыть. Команда направилась ко входу в апартаменты. Ночь шла на исход, светало. Синева разрастающейся зари придавала окружению внятные очертания, сам рассвет должен был подняться через считанные минуты. Погода, похоже, решила угомониться, и не гадить настроение окружающим хотя бы под утро – даже ветер перестал завывать и долбиться в окна апартаментов. Первые признаки света стали сочиться в меблированные комнаты, чуть выделяя контуры мирно спящих на арендованных койках зверей-постояльцев, целых и невредимых, словно накануне вечером никто их не вырезал подчистую. На втором этаже, заглянув в один из номеров с выломанной дверью, нутрия подошла к койке, на которой лежал какой-то крысюк серого цвета. Немного послушав его мерное дыхание, она вышла обратно в коридор и прошептала: -На всякий случай, ведем себя потише. -Ай, глупости! -Раздраженно махнул лапкой олень. -Ты и сама прекрасно знаешь, что никакой шум их не поднимет, пока они сами не проснутся. Даже если Стиффи поверещит, как он умеет... -Гёлпи, давай не будем... -Обиженно начал белк, но нутрия тут же шикнула на обоих: -А ну заткнулись! Шуруем на четвертый этаж, быстренько выносим тела. За три выезда всех перевезем, я думаю. Обменявшись утвердительными кивками, команда пошла делать своё непростое дело... *      *      * Выхухоль неспешно и аккуратно вел машину по пустым сырым улицам пригорода, украдкой поглядывая на бурундучиху. Та тихо сопела, сложив лапки на торпеде и уткнувшись в них мордочкой. Славная всё-таки самочка – точеная фигурка, старательно прилизанная шёрстка и вообще по всему видно, что девочка себя любит, хотя чувствуется, что все эти старания адресованы кому-то другому. Жаль, что не для него. Впрочем, если подумать, то куда ему за молодняком приударять? Ей - девятнадцать лет потолок, а он два года назад разменял четвертый десяток. Чего она будет делать рядом с таким дядькой? Да и собственный менталитет уже не подавить. Дома на подобную связь бы глянули откровенно осуждающе – такое дело попахивает чуждым для идеологии развратом, да и нечего разным поколениям меж собой путаться (разве только если кто-то из парочки не числится в дипломатах, партроргах или госбезопасности – тут посторонние просто побоялись бы что-то вякнуть). Впрочем, то было раньше. Сейчас наверно уже никто ни на кого не смотрит – только в пол, или в пустую тарелку, или на ценники с пятизначными суммами на них (галопирующая инфляция наверняка до сих пор дает о себе знать). Казалось бы, в меру нескольких лет его отсутствия на родине подобные рассуждения носили неактуальный и несостоятельный характер, но произошедший летом в их стране "дефолт", чем бы он ни был, явно давал понять, что бардак продолжается... -Ты не кругами ездишь? –Вдруг раздался голос подвозимой. Мотнув головой, и с досадой отметив, что от приятных мыслей о сидящей рядом девочке он опять ушел в проклятую политику, выхухоль молча пожал плечами. -Кажется, я уже кучу времени проспала... –Предположила Гигглс, потягиваясь. –...и еще хочу... -Давай лучше в кровати. Где ехать? -А где мы сейчас? Ага, вижу... как доедешь до конца улицы, что там вдали, то сверни на левую дорожку. А дальше... Устало вздохнув, она пробормотала: -...дальше сложно так на словах объяснить, а я вот-вот просто отключусь. Давай поболтаем о чём-нибудь, чтобы я опять не уснула? -Да, поболтаем... –Склонив голову набок, согласился выхухоль. -Значит, ты Ло... Лоскьютьок? -Угу. –Кивнул удивленный водила. –Почти правильно. А где ты услышала это? -Твоё имя? От оленя услышала - он же назвал тебя, пока мы собирались выезжать. "Твою ближайшую родственницу в грубой форме, Гёлпи!" –С досадой подумал кротовый. "Сарафанное радио уже в деле – скоро вся больница будет языки ломать, пытаясь назвать меня по имени". -А что оно значит? –Спросила между тем бурундучиха. Опомнившись, выхухоль ответил: -Моё имя? Это часть от одежды, или типа того. -То есть на нашем тебя бы звали "Скрэппи"... вариант на вашем языке красивее звучит. -Да, мы не так поздно говорили про это с Гёлпи. -А как я буду зваться на вашем языке? Напомню, что меня зовут Гигглс. -Ну-у... "Smeshinka", например. –Чуть напрягнув извилины, выдал выхухоль. -Какое-то слишком шипящее. –Чуть расстроилась бурундучиха. –Ладно, а как будет... Тут Гигглс заставила экзота здорово попотеть, всю дорогу выдавая ему какие-то имена (явно, ее друзей), которые тот должен был перевести и озвучить на своём родном языке. С некоторыми он легко справился, значение некоторых из них ей приходилось объяснять, а на какие-то он так и не осилил найти перевода. Бурундучиха выслушивала и сосредоточенно проговаривала переведенные имена, сравнивая их благозвучность. -Эй, а ты все же что-то понимаешь в английском! –Заметила она, когда с этой маленькой игрой было покончено. –Конечно, тебе еще учиться и учиться языку, но почему-то именно в его узких направленностях ты совсем неплохо ориентируешься. -Спасибо. –Кратко отозвался выхухоль, следя за дорогой. Теперь уже Гигглс стала с интересом поглядывать на него. Вообще, она терпеливо дожидалась, пока уже он спросит хоть о чем-нибудь, но то ли выхухолю все было предельно понятно в этой жизни, то ли наоборот, был слишком узколобым зверьком, чтобы хотя бы чем-то интересоваться. Видя, что водитель не торопится брать разговорную инициативу в свои занятые рулём лапки, она спросила у него: -Я не слишком следила за политикой последние годы – как там ваша "perestroika"? -М-мх... –Проворчал тот в нос. –Perestroiku делали люди. Мы в лесу просто смотреть на это, а затем всё потеряли – социальную поддержку, все наши деньги, и всё такое. Я не знаю, что теперь в дома происходит – я застрял здесь у вас в начале этих десяти лет. Думаю, там все уже съели каждый другого или просто стали дикими. -А как тебе здесь? -Пятьдесят на пятьдесят. В одном ваш и наш лес очень похожи – у вас трудно достать что-нибудь нужное, и у нас тоже, только у нас такое было даже на Большой Земле, до распада. Вот знаешь, что у вас тут много лучше? Дело даже не в том, что это “страна больших возможностей”, а в том, что вы не нуждаетесь от человека. У нас всё контролировали люди, когда обнаружили нас, в середине этого века. Это не было плохо - они нам дома сделали и жизнь улучшили, но мы так привыкли, что с тех пор, как они перестали помогать нам... ну, это просто atas стал. -А чем вам помогали люди? -Ну, я же говорю - строили дома, дороги, развили hozyaistvo, много чего. Но не бесплатно - для этого мы работали. Например, приходили delegaty и говорили что-то вроде "вот, tovarishchi – в эту pyatiletka нам надо тонны угля из шахты близко к вам. Мы вам даём все для работы – теперь derzayte!". Мы им уголь, а они нам sotsobespetchenie. Иногда не уголь с нас брали, а нанимали нас на предприятия, чтобы нам работать и получать polutchku. Ну, я имею в виду зарплату – это просто у нас "polutchka" называлось. Иногда вывозили на уборки урожая. Потом тоже давали деньги, или еды. Ты знаешь, тут еще много чего рассказывать, но я пока не знаю всех ваших слов для этого, извини. -Я охотно послушаю тебя, как только ты сочтешь нужным! А сейчас скажи мне – вам не зазорно было так зависеть от человека? -М-м-м… не понял. -Люди помогали вам, так? Это было не стыдно? -Нет, там все так жили - от Сибирского леса до Южных гор. Что не так? -Ну-у... ладно - ничего. Каждому своё. Я просто не могу представить, чтобы они здесь крутились, во всё лезли и нас контролировали. Того гляди, сделают из нас домашних животных... -Извини, я не понимаю так быстро. -Да неважно. А что потом случилось? -А-а, ну-у... потом с начала этих десяти лет вот что: "Извините, звери, но старое правительство не существует больше, мы не поможем – мы имеем другие дела. Если найдете немного денег, то дайте их нам, и мы поможем". И всё. А какие, chyort voz’my, деньги в лесу? Где? Мы пытались делать бизнес, но с кем торговать, когда и у людей поблизости было только nikhrena? А для реально серьезного бизнеса мы нуждались в ресурсах, которых нет. Потом главный с Большой Земли сказал: "Berite suvereniteta stol’ko, skol’ko smozhete prloglotit’!". Ну, конечно, после этого мы сделали республику, получили "свободу" - и что? Эта "свобода" стала тем, что все голодали и жили aby kak, но это никому не интересно - мы samostoyatel'nie, и независимые, но люди по договору забирали всё самое ценное, и почти ничего нам не оставляли. У нас попытались сделать пошлины на всякое, чтобы хоть что-то заработать, но наш лес - тупик, и обычные люди туда не ездили, ничего не возили, и ничего от нас было не нужно. Зато у нас был лесной "suverenitet", chtob emu provalitsya! А потом совсем nevmogotu стало, и тогда полный ад начался - те звери, кто наглые и очередь из автомата могут дать, не улетев в кусты, просто всё и всех под себя стали мять... На этом моменте выхухоль махнул лапкой и угрюмо произнес: -Знаешь, я больше ничего не хочу говорить про это. Дома сейчас одна политика, анархия и насилие. -Извини, я не знала, что у вас все настолько плохо. –Всерьез огорчилась Гигглс. –Если бы знала, то не стала бы тебя расстраивать, заставляя вспоминать, как оно там было. Я просто надеюсь, что ты потом вспомнишь что-то хорошее, без политики, и расскажешь мне. -Может быть, может быть... -Отозвался зверь, не слишком много чего поняв из ее слов. Поняв, что разговор исчерпан, бурундучиха переключилась на указывание дороги к своему домику. Делала она это совершенно рассеянно, думая о чем-то постороннем, что вылилось сначала в то, что выхухоль выгнал машину в чистое поле, без намёков на цивилизацию поблизости, а кончилось тем, что он загнал ее в неожиданно объявившуюся за очередным пригорком канаву. Вскочив на природном трамплине, Шеветт по кривой влетел в нее и с хрустом разбившихся фар уперся капотом в залитое стоячей водой дно ямы. Кому-то было угодно, чтобы эта парочка не разбилась, а лишь дружно ухнула под торпеду машины. Пытаясь выкарабкаться из узкого пространства, выхухоль, сохраняя остатки невозмутимости, спросил у пытающейся сделать то же самое Гигглс: -Ты что – не знаешь, где твой дом? Гигглс покраснела. Вообще, ей было не до указания пути и даже не до случившейся аварии. Субчик из семейства кротовых уже успел вызвать в ней узконаправленную заинтересованность, сбивающую ее с нормального хода мыслей. Вроде, этот зверь уже из матёрых, но при этом не корчит из себя усталого и наделенного житейской мудростью сноба, как некоторые тридцатники. Еще и прибыл, сумев как-то вырваться из закрытой страны, что тоже давало ему дополнительных баллов в плане интересности. Выхухоль тем временем открыл дверь со своей стороны, выпрыгнул в студеную, доходящую до щиколоток воду, и, пробравшись под машиной, открыл дверь с пассажирской стороны. -Ты в порядке? –Спросил он у Гигглс, помогая ей выбраться. –Аккуратно, тут вода. Будет лучше, если ты влезешь на меня. "...А еще он такой обходительный!" –Подумала бурундучиха, восторженно улыбаясь и дыша в затылок тащущего ее на своём горбу зверя. Выйдя обратно на поле, выхухоль аккуратно сгрузил свою живую ношу на пенек, и потопал обратно. Пока он выгонял машину из ямы, выстригая дерн резвым ходом заднего привода и разбрасывая по местности размякшую грязь из под колес, Гигглс наблюдала за его работой с безопасной дистанции. Сидя на сыром пеньке, обхватив колени лапками, она все больше и больше ловила себя на мысли, что хочет узнать, что из себя представляет иностранец в делах альковных. Просто смерть, как хочет узнать... Наконец, выгнав легковушку из канавы, выхухоль вылез из машины, шумно выдохнул и смахнул пот со лба, после чего махнул бурундучихе, приглашая вернуться в залепленный грязью автомобиль. Ну что ж, хотя бы на обратном пути Гигглс смогла указать свой домик. –Вот где я живу, притормози! Припарковав Шеветт возле не шибко примечательного дерева, выхухоль вышел, открыл дверь со стороны бурундучихи и подал ей лапку, помогая выгрузиться, после чего прогулялся с ней до порога. Гигглс продолжала тихо млеть с этого зверька, и одновременно переживала, что не найдет достойного повода, чтобы уговорить его заглянуть ненадолго. Впрочем, безотказный (хотя и банальный) вариант у нее был. Отперев дверь, она резко развернулась к выхухолю и уже открыла рот с намерением перейти к делу, но тот громко откашлялся, давая понять, что сам собирается что-то сказать. -Ты знаешь… честно, я был рад поболтать о том, что дома. –Косясь куда-то в сторону и пиная траву, сбивчиво пробормотал он. –Никто этим никогда не интересовался до тебя... -Я бы не отказалась еще немного об этом поболтать... –Улыбнулась Гигглс, кивнув на дверь. -Может, позже, когда я буду немного лучше понимать ваш язык... –Неопределенно пожал плечами экзот. Одарив бурундучиху коротким ласковым взглядом, он запунцовел, торопливо брякнул "Окей, спокойной ночи!", и уже, было, двинул к машине, когда та схватила его за лапку, повернула мордой к себе. -Погоди... –Нежно прикоснулась она свободной лапкой к его мордашке. –...не могу тебя отпустить, не поблагодарив за помощь. Зайдешь кофейком поплеваться? Живя здесь далеко не первый год, выхухоль на личном опыте неоднократно успел узнать, что кроется за таким предложением и на момент обалдел. Очнулся он только, когда Гигглс чуть не через силу затащила его внутрь дома, и робко застыл возле входной двери, не решаясь сдвинуться с места. -Не стесняйся, проходи. –Пригласила бурундучиха, пытаясь нащупать переключатель на стене. –Попьешь горяченького, заодно немного помогу тебе с английским. -Что неправильно с моим английским? –Нахмурился выхухоль, оттаптываясь на лежащем у порога коврике. -Я сейчас расскажу... –Лукаво улыбнулась Гигглс, и поманила его за собой. Направились они почему-то к лестнице, хотя речь вроде как шла про кофеек на кухне, которая располагалась на первом этаже, и была прекрасно видна из гостевой. -Так что неверно с моим английским? –Переспросил выхухоль, послушно топая по ступенькам вслед за хозяйкой. -Да всё в порядке. –Заверила его та, когда они оказались на верхней площадке. –Просто... ты бы не хотел немного попрактиковаться?.. -В чем? Не став отвечать, Гигглс распахнула единственную на этаже дверь и любезно предоставила гостю пройти первым. Зайдя внутрь и оказавшись в уютной спаленке хозяйки, выхухоль занервничал еще больше. Эту девочку с ресепшна он знает примерно от слова "никак" – на протяжении нескольких лет максимумом их общения был его короткий кивок в ответ на ее приветствия со стойки регистратуры. Впервые заговорил он с ней только сегодня, пока вез ее домой, и после этой мелочи она уже тащит его в постель. Что называется – с места в карьер. В сущности, ничего плохого в этом нет – это даже замечательно, разрядка всем нужна, но что будет после? Вдруг она со всей своей молодняковой непосредственностью во всеуслышание объявит об изнасиловании, или настучит своему парню? Последнее не такая уж и проблема – он, Лоскуток, постоит за себя, если придется, но таким образом поднимет крайне нежелательное внимание к своей скромной, нелегально находящейся в этой стране персоне. А может эта бурундучиха вообще из ребят вроде скинхедов (как в родном лесу, где эта погань подняла голову сразу после развала страны)? Вот сейчас они лягут, а тут раз – и к ним в комнату ворвется с пяток вооруженных зверей, радеющих за "превосходство распространенных видов", и она легко сольет его им?.. -Присядь пока на кровать. –Пригласила его Гигглс, расстегивая медсестринскую рубашку. Выхухоль мотнул головой, сгоняя глупые параноидальные мысли, присел на краешек одеяла, сложил лапки замочком и посмотрел, как бурундучиха вешает форму в шкаф. -В чём практиковаться? –Как попугай повторил он, как только она повернулась к нему. Содрав с головы свой бантик и отложив его на прикроватный столик, Гигглс в полном неглиже подсела к нему поближе. -Я думаю, что можно попрактиковаться… -Произнесла она, а затем, поглаживая выхухоля чуть ниже живота, вкрадчиво закончила: -...в дательном падеже. А также изучить кое-какое слово с предлогом “to”. -О, понимаю. –Чуть дрожащим голоском пролепетал раскрасневшийся выхухоль. –Я это уже учил несколько раз... -Так ты согласен? Чуть помявшись, этот представитель семейства кротовых улыбнулся и кивнул. Конечно непонятно, зачем она тащит в постель едва знакомого и более старшего, чем она, зверя, но раз уж сама предлагает, то как тут отказаться? Да и что греха таить, ему ее тоже хотелось, так что старательно накрученные им переживания быстро обратились в ничто, уступив место желанию. Молча поднявшись с кровати, он направился в сторону открытой двери. -Ну постой, не надо уходить! –Сорвалась следом за ним совершенно расстроенная Гигглс. –Неужели я тебе не понравилась? Выхухоль дошел до двери, слегка лягнул ее задней лапой, чтобы она закрылась, одним махом содрал рубашку парамедика, а затем, развернувшись, подхватил радостно пискнувшую бурундучиху на лапки и побрел с ней обратно к постели. -Знаешь... –Нежно произнес он, чуть покачивая ее по пути. –У нас так говорят "Povtoren'e - mat' uchenya". Ну, знаешь - повторять учёбу, это хорошо. Я хорошо знаю про дательный падеж, и про слово с предлогом "to", которое ты хочешь разучить, но никогда не поздно повторить такое... *      *      * Солнце лениво, но уверенно, как и с начала Времен, поднималось из-за пригорка, демонстрируя свой нестерпимо яркий шар, чуть перебиваемый и дробимый на такие же ослепительные куски живой изгородью стоявших на вершинах гор деревьев. Впрочем, красота раннего утра была недосягаема для Бивиса, валяющегося на свалке, накрытой плотной завесью тумана. Наконец отоспавшись за минувшие двое суток без сна, он с трудом поднял голову и огляделся на окружающие его мусорные кучи. -М-м-х… вот отстой. –Пробормотал он, потирая глаза. –Как я здесь улёгся? И почему я вообще здесь? Поднявшись на ноги, он снова огляделся, уже явно ища кого-то, затем крикнул: -Ушастик! Зубастый! Хмх, как вас там... Каддлс! Тузи! Какого хрена вы меня бросили здесь, животные?! Ответа не последовало. Он, впрочем, и так догадывался, что его маленькие друзья просто увалили в какой-то момент, предоставив ему дальше самостоятельно разбираться со своими делами. -Вот отстой... -Пробормотал Бивис, направляясь к насыпи и покачиваясь спросонья. Еще повезло, что голова не болела после попойки. Даже странно... Выбраться на трассу с первого раза у него не вышло - сделав не очень осторожный шаг почти у самого выхода, земля осыпалась, и он, пропахав в ней носом небольшую дорожку, съехал обратно в мусор. Отплевавшись и повторно озвучив отстойность произошедшего, человек снова полез наверх, и со второй попытки успешно выбрался на гравийное покрытие кармана. Над дорогой, как и на дне насыпи, царила муть тумана – непроглядная, и такая плотная, что казалась осязаемой. Еще и ветер поддувал, особенно неприятный после проведенной на холоде ночи. Зябко обхватив себя за плечи, и с недовольством на лице, Бивис пошел сквозь свинцовую завесь. Вскоре, на его пути нарисовался чей-то силуэт. Чуть прибавив шагу, парень настиг неизвестного, в коем признал никого иного, как своего дружка Баттхеда – тот, приосанившись, стоял спиной к нему. Вместо обыденной футболки на нем красовался длиннополый сюртук, а голову украшал длинный цилиндр. Появление друга Бивиса, однако, ничуть не смутило: -Хе-хе-хе. В этом пиджачке ты похож на придурка. –Не удержавшись, ржакнул он, и со смаком повторил: -Придурок! Точно, блин... Повернись ко мне, задница – я, типа, хочу посмотреть на твоё лицо в этих тряпках. У тебя там наверняка еще и хрень типа очков, но только для одного глаза. Друг не отреагировал, все так же стоя спиной к Бивису и поджав одну руку к груди. Парень постепенно начал вскипать - эти игры в молчанку и стояние к нему задницей здорово действовали ему на нервы. -Повернись к их дебильному лесу задом, а ко мне передом, жопожуй! Вроде как это сработало - ему показалось, что Баттхед шевельнулся. Но нет - это просто порыв ветра взметнул фалды надетого на друга сюртука. Видя, что его упрямо игнорируют, у Бивиса дернулось веко, в теле поднялась нервная дрожь. Злобно оскалившись, и сжав кулаки он яростно прорычал, трясясь: -БАТТХЕД, СКОТИНА – НЕ СМЕЙ МЕНЯ ИГНОРИРОВАТЬ! Я ТЕБЕ, ТИПА, ЗАДНИЦУ НАДЕРУ! И вот, наконец, Баттхед соизволил развернуться, но на полуобороте друг вдруг сильно выдал в росте, а когда он полностью повернулся к Бивису, то выяснилось, что это вовсе и не Баттхед – перед ним стоял какой-то высокий худой морщинистый человек, с величественным выражением лица и несколько хмурым взглядом. Из особых примет можно было указать острый нос, бородку и наложенный поверх прически бинт с пробивающимся через него красным пятном (от ранения в голову, видимо). -Во блин... типа, спасибо что хотя бы на этот раз не Баззкат. –Прокомментировал парень эту трансформацию. –Типа... привет, как оно? Ты, как тогда - призрак какого-то там Рождества, или типа того? -Прежде, чем мы продолжим, Бивис... –Предостерегающе подняв ладонь, произнес мужчина. -Откуда ты знаешь, как меня зовут? –Спросил ошарашенный парень. -Я всё знаю. -Чё, правда? То есть ты видел, как мы с Баттхедом на асфальтоукладчике по школе ездили? -Да. -И видел, как мы знак анархии на школьном газоне выстригли? -Да! -Скажи же, круто было? -Я бы так не сказал. Знаешь, Бивис – в мои годы попасть в школу было привилегией, доступной далеко не каждому. В ваше время великая страна даёт возможность выучиться всем и каждому, дабы чего-то достичь в этой жизни, а вы двое самоотверженно рушите свой храм знаний. Хотя ваши шалости и были уморительны, но в целом я их не принимаю, и даже осуждаю. -Хе-хе-хе-хе, ты сказал “даёт”… э-э-э… ну ты и нудный, чувак! И говоришь чудно. Ладно, а ты видел, как мы забили тёлкам в первый раз? -Этого у вас точно не было. -Вот тут ты и прокололся, мужик – это точно было. Просто ты, типа, не туда смотрел, или типа того. -Бивис, я однажды сказал: "Можно всё время дурачить некоторых, можно дурачить всех некоторое время, но нельзя всё время дурачить всех". А ты и меня одного не одурачишь. Тебе до сих пор никто не дал. Пока Бивис стоял, офигевая с выгруженной на него цитаты, человек воспользовался возможностью завести речь о том, что хотел: -Ты вообще знаешь, с кем сейчас говоришь? -Ну... типа, нет. –Ответил парень, запуская палец в нос. –Думаю, ты, типа, бездомный, или типа того. -Ну, теперь вообще-то да. –Согласился мужчина, пригладив бородку. –Думаю, что за сто тридцать три года от моего жилища мало что осталось. Но в целом я довольно известная личность. Попробуй приложить чуть-чуть внимательности, и узнать меня. -Не люблю игры с угадыванием… –Поморщился Бивис, но все же пригляделся к человеку повнимательнее и, как ни странно, допёр: -Ты же чувак с купюры в пять баксов! –Воскликнул он. –У тебя еще фамилия, как у марки крутых тачек. -Хотя бы так. –Вздохнул мужчина, и, приосанившись, представился: –Я 16-й президент США, и имя моё – Авраам Линкольн. -Да-да, точно - Линкольн. –Пробормотал Бивис, продолжая ковыряться в носу. –Классная машина. Так что дальше? Ты будешь задвигать про "Восемьдесят семь лет назад наши отцы, бла-бла-бла…" -И буду! –Упрямо подтвердил человек и принялся декламировать: -Уже далеко не восемь десятков лет и семь лет назад наши отцы образовали на этом континенте новую нацию... -Новую нацию? –Округлил глаза Бивис, и указал рукой в ту сторону, с которой они приехали ночью. –Вы про них? -Не перебивай, янгстер. –Осадил его президент. Заложив руку за пазуху, он продолжил: -...С тех пор, как актёришка Джон, мать его, Бут, вышиб мне мозги, потомки этих отцов родили еще потомков... а потом эти потомки нарожали конкретных козлодоев типа тебя, Бивис! -Я – козлодой? Типа, и вы что ли туда же? –Воскликнул расстроенный Бивис. -Вернее и сказать нельзя! –Тотчас раздался голос позади него. Дав резкий поворот на сто восемьдесят, парень увидел перед собой мужчину в представительском костюме с перебинтованными шеей и лбом. Как ни удивительно, но этого человека он сразу узнал благодаря недавней телепередаче, посвященной 35-летию его убийства. А еще, его фамилия мелькала в названии какой-то панк-рок группы. -О, блин! –Указав на него пальцем, воскликнул Бивис. –Ты тот чувак, которого в тачке убили! Прямо в череп, со снайперки. Круто было! Кен Нэдди, кажется? Хотя не, погоди, что-то не то... Устало улыбнувшись своей, какой-то детской улыбкой, человек обратил взор своих будто чем-то опечаленных глаз на него и хрипловато произнес: -Именно! Я Джон Фицджеральд Кеннеди, 35-й президент нашей великой нации! Придя сюда в 35-ю годовщину своей смерти, я избрал этот момент и это место совсем не случайно! Итак... Прежде всего, Кеннеди подошел к своему предшественнику и пожал ему руку: -Мистер Эйб! Затем, он протянул он руку и Бивису, но тот ее не пожал, поскольку даже не смотрел в его сторону. Откашлявшись, Кеннеди спрятал руку в карман и с заметным трудом выговорил: -Бивис, у меня вопрос к тебе. Ты помнишь, что я говорил о жертвенности? -Э-э-э… нет, сэр. –Отозвался тот, всё так же глядя куда-то в никуда. –Но если вам очень нужна жертва, то я, типа, как раз этим занимаюсь. Натти же подойдет? В принципе, я и кого другого могу взять – эти долбаные животные сами ко мне липнут, и это уже немного меня раздражает. Может, если, типа, одного из них как раз принести в жертву, то... -Нет-нет-нет. –Покачал головой президент, и широко улыбнулся. –Произнося свою инаугурационную речь, я как раз говорил о том, что нам всем стоит зарыть топор войны и искать пути к миру. -К миру? –Скорчился Бивис. –С кем? С Натти? Да нифига! Он козёл! -Не могу не согласиться с тем, что Натти козёл. –Признал Кеннеди. –Тот момент с книгохранилищем… это явный подлый намёк. -Ни хрена себе! Ты это видел? -Я все вижу, Бивис, но сейчас это неважно! Как я сказал однажды, нам стоит искать пути примирения, прежде чем перейти к самоуничтожительным войнам. -Блин, ну почему “самоуничтожительным”? Это только я его уничтожу. Все, типа, в плюсе, и всё такое. -Так ли это необходимо, янгстер? –Поглаживая бороду, поинтересовался Линкольн. –Думаю, тебе стоит послушать еще одну интересную мою цитату. А я как-то однажды сказал вот что: "Не победил ли я своего врага, сделав его своим другом?" -Бешеные белки – это, типа, плохие друзья, ненадежные. –Пробубнил Бивис, почесав место укуса. –Здесь все не так – тут нужна, типа, маленькая жестокая кровавая расправа, чтобы все поняли, что... э-э-э... что-то там поняли. -Мы не можем согласиться с такой точкой зрения. –Возразил Кеннеди. –Тебе стоит пересмотреть своё отношение к… -К кому? К ним?! –Перебил его Бивис, снова указав в сторону леса. –Я не понимаю – какого хрена вы их вообще покрываете? Там одни козлы, и придурки. Выбесят любого одним своим присутствием, и всё такое… -Оставь в покое сраных животных, и выслушай нас! –Резко сказал Линкольн. –Вообще, мы пытаемся донести до тебя мысль о том, что тебе следует заняться собой, ради Америки! -Чё, прям здесь? –Смутился Бивис, посмотрев себе ниже пояса. –Нихрена, тут холодно и у меня ничего не получится. Я лучше позже, дома... -Ты думаешь не о том, о чём следовало бы, Бивис. –Покачал головой Кеннеди. –Эйб подразумевает нечто совершенно иное. Сосредоточься мыслями о самом главном! Будущие поколения должны и дальше должны вести нацию к ее величию! Начать надо с малого. В тебе, как ни странно, есть кое-какие задатки для того, чтобы стать великим человеком. Твоя импульсивность, вкупе с умением не реагировать на провокации могут сослужить хорошую службу стране, но сначала тебе надо взрастить в себе сильную личность… -Ну, пока у меня только что кое-что другое растет… –Хмыкнул парень, потрепав себя по ширинке. -И опять ты думаешь не о том… -Хе-хе-хе-хе… блин, а почему именно я должен стать “сильной личностью”? И вообще – нация, типа, сама не может дойти куда надо? Хреновая тогда у нас нация. Услышав это, оба президента на момент прифигели. Почесав затылок, Бивис спросил: -А можно вообще сюда вместо вас другого чувака, который Николсон, или как его там? Я думаю, мы бы с ним, типа, легко договорились. У него тогда крутая тема с Вьетнамом получилась… надо теперь, типа, в этом лесу повторить… Линкольн в отчаянии сорвал с головы цилиндр, бросил его на землю и обратился к Кеннеди: -Чёрт возьми, Джон! Мы оказались здесь только для того, чтобы достучаться хотя бы до одного олуха с промытыми телевидением мозгами, и, как видно, совсем с этим не справляемся! -Это безнадежно! –Согласился Кеннеди. –Двадцатый век на своём исходе породил монстра равнодушия. Мы слишком погорячились, сложив головы ради нашего правого дела. Нынешнее поколение ничем не обеспокоено, и не желает развиваться ни ради всей нации, ни даже ради себя. Мне кажется, что из зверей с того леса получится воспитать более достойных американцев. Пошли, Эйб – займемся этим! С тем, Джон Кеннеди круто развернулся и двинулся в гущу тумана. Смерив Бивиса сочувственным взглядом, Авраам Линкольн поднял с земли цилиндр, и тоже, было, двинулся вслед за своим далёким приемником, когда Бивиса расперло хоть чем-то поинтересоваться: -Типа, погодите! –Крикнул он. –Один вопрос – почему ко мне пришли чуваки, которым в своё время мозги вышибли? -Ах да! –Хлопнул себя по лбу почти скрывшийся в толще тумана Кеннеди. –Мы чуть было не забыли… -Это очень актуальный вопрос, Бивис… –Задумчиво произнес Линкольн –…а всё потому, что ты следующий! С тем, он выхватил из кармана сюртука револьвер, и наставил его на Бивиса. Джон Кеннеди улыбнулся, достал из-за пазухи кольт и направился к этим двоим. -Ой-ой... –Пробормотал побледневший от страха парень и сделал шаг назад, собираясь дать стрекача, когда ему в плечи вцепились две чьих-то ручищи. Последовательно оглянувшись налево и направо, он увидел, что его придерживают... боксёр Майк Тайсон и рестлер Халк Хоган. -А вы здесь почему? –Изумился Бивис. –Вы же, типа, живые. -Блин, да я почем знаю, белоснежка? –Буркнул Тайсон. –Думаешь, мне интересно на пару с рестлером-расистом придерживать какого-то придурка, пока бывшие президенты ему пулю в голову пустят? Эти парни явились ко мне, и что-то долго затирали про политкорректность и мою “сценарную необходимость”, а потом я просто оказался у тебя за спиной. Чёрт, пацан – всё это дерьмо хуже боя с Джейсом Дугласом! -Слушай, мужик! –Склонился Хоган к Тайсону. –В данный момент, совсем неважно – белый ты или черный. Мы тут объединились для одной цели – надрать задницу Бивису. -Не-не-не, чуваки – погодите! –Воспротивился Бивис. –Мне, типа, кажется, что президенты от меня чего-то другого хотели… -Мы передумали. –Поглаживая бороду, сказал Линкольн. –Ты неисправим, затычка! -Так, погоди-ка – как ты меня назвал?! -Наши проблемы созданы человеком... –Глубокомысленно процитировал себя же Кеннеди, пристав кольт к черепушке Бивиса. –…следовательно, они могут быть решены человеком! -Не надо! –Завопил Бивис, пытаясь вырваться из захвата двух спортсменов. –Типа, идея отстой, и всё такое! И вообще – это, типа, не-кон-стул-ци-ально! -О, дьявол! –Недовольно изрёк Линкольн, поспешно пряча револьвер обратно за пазуху. –Парень осилил использовать секретное оружие, и он, как ни удивительно, прав. На родине свободных подобные вопросы надо решать честно, демократически, как мы за то и боролись веками. Джентльмены, предлагаю голосование – вышибить Бивису мозги, или нет. -Время окончательного суда истории над нашими поступками неуклонно приближается. –Проговорил Кеннеди, поигрывая кольтом. –Голосуем. -Я против своей казни! –Крикнул сабж голосования, делая уморительные по своей сути попытки вырвать своё субтильное тело из железной хватки державших его рестлера и боксёра. -Не учитывается! –Хмыкнул Линькольн, и поднял руку. –А вот я – за! -Мистер Эйб, я так скажу – это второе в вашей жизни голосование, которое вы точно не проиграете. –Поддакнул Кеннеди, поднимая руку. Халк Хоган и Майк Тайсон заметно замялись, не уверенные в своём праве влиять на судьбу какого-то молокососа, но Линкольн поспешил успокоить их: -Электорат не голосует. -Итак... –Наморщив лоб, произнес Кеннеди. –...у нас двое проголосовавших. Двое из них За, а равно – единогласно! Бивис будет казнен через простреливание его тупой башки! -Во блин! –Раздался вскрик Бивиса. Халк Хоган свободной рукой легко обхватил парня за горло, как цыпленка, и чуть согнул его голову, чтобы президентам было сподручнее его пристрелить. -Избирательный бюллетень будет сильнее пули... –В очередной раз процитировал себя Линкольн, и приставил пушку к голове казнимого. –...но дело то не политическое! -Если не мы, то кто? –Произнес Кеннеди, так же приставив ствол к голове нашего героя. –Если не сейчас, то когда? -Давайте, парни – за нацию, за орла, за Америку! –Яростно кивая, рявкнул Халк Хоган. Щёлкнул предохранитель кольта Кеннеди, послышался тихий скрип отходящего курка револьвера Линкольна. Бивис понял, что его сейчас натурально пристрелят. -Блин, мужики, не стреляйте! –Панически крикнул он, и попытался отвести взгляд от двух нацеленных на него стволов. –А-а-а-а-а!!! Синхронно грохнули два выстрела. В голове у Бивиса резким потоком поднялась неимоверная боль, раздался звон в ушах, а затем он почувствовал, как ухнул в пустоту... через некоторое время, несмело открыв глаза, он увидел перед собой какое-то белое марево. “Я убит? Снова? Даже не знаю – отстой это, или нет…” Пока Бивис пялился в это светлое что-то, в голову снова будто выстрелили – так больно это отдалось на подкорке мозга. -Два раза расстреливать нечестно! –Скривившись, пробормотал он, и поднял голову. Прямо перед ним стояла ворона. Черная птица, совсем не боясь человека, чуть склонила голову, моргнула своими глазками-бусинками и нагло тюкнула его клювом в лоб. -А! Типа, пошла прочь! –Замахнулся Бивис на нее. Птица грузно поднялась с места, взлетела на мусорную кучу неподалеку, с какой-то ноткой презрительности каркнула на него, а затем вспорхнула и улетела куда-то вдаль. Вспомнив, что его, на секундочку, только что пристрелили, парень схватился за голову, ощупал ее, но не нашел никаких признаков ранений. Выходит, просто хрень какая-то приснилась, но похмелье он всё-таки схватил. И зверье его на самом деле бросило бог весть где. -Блин, а ведь больно было... –Пробормотал парень, и, с трудом вертя шеей, огляделся по сторонам. Он снова сидел на свалке, но ни о каком тумане теперь речи и не шло – это был обычный для осени пасмурный день. Находящееся в зените солнце пряталось за тучами, напоминая о себе лишь ярким шариком, пробивающимся через их серую завесу. Было холодно, но не так, как ночью. Во всяком случае, стащенная у лося полицейская форма неплохо справлялась с прохладой. Если бы она еще и не отсырела за ночь, то было вообще идеально. Подняв воротник рубашки, и щурясь от головной боли, Бивис перевел взгляд на землю, дабы дать немного отдохнуть глазам, и увидел вчерашние банки от пива, валяющиеся врассыпную. Встряхнув пару из них, и убедившись, что содержимое выпито до капли, он отбросил их подальше и перевел взгляд на плотно втоптанный в землю размякший тетрадный листок, в который, видимо, уткнулся лицом в момент отключки, и при пробуждении принял за пелену перед глазами. На глади листка некогда значилась чья-то переписка, теперь уже надежно зашифрованная размывшим текст дождём – только снизу каким-то чудом уцелело и не расплылось одно-единственное слово: “...happened?” Выдохнув, Бивис снова прилег на землю и уткнулся лицом в гладь тетрадного листка. В голове почему-то снова поднялся шум от двух выстрелов, сделанных президентами… или это был шум мотора, доносящийся откуда-то с трассы? Впрочем, ему это было глубоко до фени – его занимала только крышесносящая головная боль, настоятельно требующая еще немного отдохнуть на этой тихой, замечательной свалке. Между тем, шум издавала все-таки машина, остановившаяся у края насыпи, судя по тому, как Бивиса щедро осыпало мелким дождиком осыпавшегося сверху гравия. Едва слышно щелкнули открывшиеся две двери, сверху послышались чьи-то писклявые переговоры, а затем кто-то аккуратно стал спускаться к нему, испуганно охая на так и норовящем осыпаться пригорке. "Если я буду просто лежать, то они решат, что я мертв и уйдут..." –Подумал Бивис, и решил не подавать никаких признаков жизни до отхода незваных гостей, но засыпался и выдал себя вскриком сразу же после того, как его весьма чувствительно пнули по рёбрам. -Быстро вставай, панк! –Раздался писклявый, возмущенный, и чем-то знакомый ему голос...