Подарок недовольным

По мне, кто хочет читать книги, пусть сам их и пишет! Сан-Иэр Это было очень неприятное пробуждение. Я находился в «режиме берсерка» считаные секунды, но они показались вечностью. Вечностью, на протяжении которой я был самым могучим демоном во вселенной — и мне это безумно нравилось. А теперь я вновь стал тем, кто я есть, — обычным яцхеном. Ужасно усталым и обессиленным яцхеном. Обдумать это я уже не успевал. Проклятые колдуны не оставляли меня в покое. Шамшуддин с напряженным лицом взметнул меня в воздух — у меня больше не получалось ему сопротивляться. Тивилдорм вскинул руки со скрюченными пальцами, и с них полились слепящие молнии — они впивались в меня, ужасно жалили, заставляли корчиться от боли. А Креол загнусавил монотонное заклинание на шумерском — и с каждым его словом я будто умирал. Умирал раз за разом, не в силах пошевелиться и агонизируя в электрических разрядах.  — Рабан — чуть слышно прохрипел я.  — Ллиасса аллиасса алла и сссаа алла асссалла! — донеслось откуда-то издали. Креол уже заканчивал заклинание. Он поднял посох и мерным шагом двинулся ко мне. Я его почти и не видел — в глазах потемнело, все конечности повисли мертвыми плетями.  — Алиии! Эсе! Энке илиалссаа… Креол подошел вплотную и замахнулся посохом. Шамшуддин крутанул ладонями, заставляя меня раскинуть руки, словно на распятии. Тивилдорм прекратил поливать меня молниями — вместо этого он вытянул палец, вонзая мне в голову что-то невидимое, буравя мозг призрачным сверлом. —…оссса асса эллеасса оссо иииииии! В следующий миг Креол всадил посох мне в грудь. Адамантовый наконечник пробил хитин, как гнилую тряпку. Перед глазами на миг прояснилось, и я увидел смуглое лицо мага — лицо, искаженное жадностью и торжеством.  — НЕТ! Краткое слово обрушило на мир звенящую тишину. Рабан споткнулся и замолк, как певец, схлопотавший в лицо помидор из зала. Креол, не вынимая посоха из меня, медленно повернулся на звук.  — Тивилдорм, это что, бунт? — очень тихо процедил он. С уст шумерского засранца повеяло неиллюзорным холодом.  — Владыка Креол, умоляю, выслушайте! — с жаром заклокотал призрачный колдун. — Вы не понимаете, что только что пришло к вам в руки! Вы не осознаёте, что может выйти из этого существа! Я слабо шевельнулся и попытался отползти. Пусть адамантовый наконечник пропорет хитин — до свадьбы заживёт, а я хоть на секунду окажусь подальше от этих психопатов…  — Да из него уже… вышло, — Креол лениво шевельнул рукой, втыкая посох в пол. Я оказался насажен на хренову палку, точно жук на булавку. Интересно, если оставить так на подольше, она в меня врастёт? Опять думаю всякую чепуху на краю могилы… Тивилдорм отчаянно зажестикулировал, указывая куда-то сквозь пол. Креол метнул в ту сторону злющий взгляд…, а потом его губы растянулись в довольной усмешке. Помните диснеевский мультик про Геракла? Там Аид вот так улыбался.  — Об этом я и не подумал… — признал он и пнул меня в коленку. — Иппанашу. Перед глазами сгустилась темнота.

***

 — Рабан… Сознание пробуждалось лениво, точно с дальнего бодуна. Перед глазами сплошная непорочная белизна, уши заложены. Руки-ноги-крылья шевелятся с ленцой, изредка отзываясь вспышками боли. Дырки в грудине как не бывало. Может, так выглядит посох Креола изнутри? Но даже если и нет — это не делает архимага сильно благороднее. Этот грёбаный шумер меня чуть не порешил! И вряд ли альтернативой будет свежий пончик с малиновым джемом. Мля. Теперь ещё и есть охота.  — Это не тебе, патрон, — проохал мозговой полип. Хоть этот никуда не делся, слава Тебе, Господи. — Это мужик проходил… метрах в двухстах. Он подумал о пончике, а Направление считало…  — Метрах в двухстах вперёд или назад? — зачем-то спросил я.  — Вверх. Так, а вот это не Рабан. Я повернулся на копчике и с трудом сфокусировал взор на лице говорившего. Лице… да уж, моей харе это гордое имя и то больше подходит. Что-то среднее между жуком, волком и человеком, на лоб низко сползает шипастая хитиновая пластина, правый глаз отсутствует — вместо него зияет дыра.  — Бать, ты, что ли? — неуверенно прорычал он, наклоняя голову. — И тебя эти [цензура] заломали…  — Ошибаешься… — начал было открещваться я. И осёкся. Потому что во всей Метавселенной перепутать меня можно с одним-единственным созданием. И когда это происходит, я жутко бешусь.  — Лалартыч, значит? — недобро скосился я на монстра.  — Капитан Юмашёв, Рыцарь Кадафа, — отрекомендовался он и голодно облизнулся. — Чё, значит, не батя?  — Не дождёшься.  — Ну тогда [цензура] тебе. В следующий миг мне в грудь врезалась шипастая лапа. По хитину царапнули когти — длиннее и толще моих, да к тому же растущие из запястья, точно кинжалы у инопланетянина из фильма «Хищник». А вот остротой моим царапкам они явно уступают. Хитин затрещал, но выдержал удар. Я кувыркнулся на спину и выпрямил ногу, как каратист, стремясь вцепиться когтями в харю противника. Когти впились в панцирь, и я забросил себя на спину Юмашёва. Рыцарь Кадафа певуче взрыкнул, поднимаясь на ноги — ростом он оказался добрых пару метров. Он не особо беспокоится, только настороже — пока я на спине, ему до меня не дотянуться, но и в броне своей он уверен. Этот природный щит толщиной добрых сантиметров сорок — Юмашёву явно не попадался противник, способный пробиться сквозь него. Теперь попался. Когда когти пробуравили хитин и добрались до плоти, Юмашёв даже покатился по полу, надеясь припечатать меня панцирем и задавить весом. Однако я живо переместился на живот этого ежа-самоучки, удерживая каждую его руку двумя своими и угрожающе целясь жалом в оставшийся глаз.  — Ну всё, [цензура], сдаюсь… — прохрипел Юмашёв. — Камрадов пожалей, они без меня [цензура] накроются. Действительно, камрадов кругом хватает. Непорочно-белый цвет принадлежит мрамору, которым отделана огромная белая чаша, где сидим мы и ещё тысячи полторы таких же уродов. Таких же, как Юмашёв, в смысле — я-то в своей безобразности уникален. Есть и другие — жирные и рыхлые, как поднявшееся тесто, похожие на огромных жаб. Мой противник (а теперь уже собеседник), скорее, инсектоид — только конечностей таки четыре. Мне вспомнилась реклама, в которой гель убивал бактерий под ободком унитаза. Эти чудища сейчас на них очень смахивают, только унитаз размером со стадион. Небольшой такой, провинциальный. Это ж какая жопа нависла над всеми нами… Я неторопливо, по одной, разжал руки и протянул одну из них Юмашёву, чтобы помочь подняться. Тот демонстративно её проигнорировал и принялся приводить себя в порядок.  — А ты вообще что за [цензура] с пальцем? — полюбопытствовал он, безуспешно пытаясь нащупать дырку в панцире.  — Тоже Лалартыч, — неохотно признал я, царапнув когтями пол. — Олег. Пол царапнутым быть отказался. На белом мраморе не осталось даже следа моих грозных мономолекуляров. То ли от досады, то ли от любопытства, я сплюнул — бледно-зелёная едкая лужица потекла по плитам, словно я вылил стакан воды.  — Не старайся, не катит, — Юмашёв размял руки, отчего его плечевые пластины громко щёлкнули. — Я тут с сутки жопу рвал, пытался выкарабкаться, ну и результат сам видишь. Тут очень сильное колдунство.  — Да поняли уже… Для интереса я поднялся на крыло. Выше верхней кромки чаши меня предсказуемо не пустило. Причём не пустило очень деликатно — словно мимолётная мысль в голове о том, что лететь выше скучно, лень, некогда…, а в следующий миг обнаруживаешь себя уже мирно стоящим на полу, словно и не собирался никуда лететь. Не ожидал от демонологов такой нежности.  — Слушай смотрящего, пахан, он тебе дело говорит, — ехидно хмыкнул Рыцарь Кадафа вместо «с возвращением». — Жрать хочешь?  — Спрашиваешь!  — Пойдём, у меня есть. Шагая вслед за Юмашёвым куда-то к краю чаши, я понял, что в оценке количества монстров прогадал раз этак в десять. Их было всего штук сто пятьдесят или около того, но стоило отойти шагов на двадцать, как каждый начинал двоиться и троиться в глазах. Направление, опять же, сбоило — временами выхватывало какие-то случайные обрывки, но стоит только нацелить его на что-то конкретное — отказывало. Юмашёв пару раз останавливался и ковырял пальцем в носу — видимо, сам забыл, где оставил свою заначку, и шёл на нюх. Заначка его оказалась мясом странного пурпурного цвета с рыжими прожилками. Горка внушительная — с пару взрослых человек, но для таких, как мы с Юмашёвым, это явно на один зубок. Я выпустил когти и принялся полосовать угощение. Рыцарь Кадафа уселся по-узбекски и стал рвать мясо прямо руками, умудряясь при том болтать с набитым ртом. По-моему, ему хотелось выговориться. От миледи Инанны, а потом от архидемонов я слышал кое-какие обмолвки насчёт того, что полудемонов вроде меня было не так уж и мало. Но вот этим «камрадам» — испронгша и винджен — не посчастливилось вовремя привлечь внимание прекрасной богини, и в результате что выросло, то выросло. Как рассказал Юмашёв, их забрали в Лэнг и надолго предоставили самим себе, изредка выгоняя потренироваться на плацу. Когда серую армию в Ларии взяли в клещи, полудемонов шустро отправили туда — пособить смертным союзничкам, а может, и приглядеть за исполнением ими обязательств. Шестьдесят веков непрерывного облома научили демонов перестраховываться где нужно и не нужно. Но ларийская кампания накрылась медным тазом. Юмашёв, потерявший именно там глаз, увёл своих бойцов на юг, прихватизировал пару судов и собирался сделать ноги обратно в Бездну. Но портал раскатали по кирпичику паладины, а противостоять оккупировавшим Иххарий эйстам и дэвкаци полторы сотни полудемонов не могли. Так что Юмашёв почёл за лучшее сложить оружие — из плена можно бежать или, на худой конец, прикинуться покорным. Однако относиться к полудемонам, как к простым военнопленным, не захотели.  — Вот и чалимся в этом Блохенвальде, — подвёл итог бригадир полудемонов. — Сидим, [цензура], на привязи, как бобики, а эти [цензура] ещё на нас сверху смотрят, и глумятся, суки…  — Что-то не вижу на тебе никакой привязи, — с сомнением сказал я, облизывая пальцы. Мясо чем-то напомнило на вкус приснопамятного Рроулина.  — Это потому что я её порвал, — самодовольно оскалился Юмашёв. — Ты что, пахан, думаешь, командовать какого-нибудь запёрдыша поставили бы? Хотел и других освободить, так, [цензура], не получается.  — Очень сильное колдунство.  — Ага.