Она знала, что я притворяюсь, и притворялась тоже, и потом мы забыли, как быть настоящими наедине друг с другом.
© Лиана Мориарти «Что забыла Алиса»
Иноуэ Орихиме
«Вся наша жизнь — последовательная череда событий. Детство, юношество, молодость, взрослая жизнь, старость. Мне повезло: благодаря дружбе с шинигами я знаю, что жизнь не заканчивается после смерти, и душа не прекращает существовать. Я помню все! Как ко мне пришел брат в форме Пустого, как Рукия училась с нами в одном классе, как я поняла, что Исида (привет, Урью-сенсей) и Садо — не обыкновенные люди, как я встретила ту Пустую и пробудились Шун Шун Рикка… Помню наше вторжение в Сейретей, мое почти добровольное заключение в Уэко Мундо, Улькиорру и его протянутую руку, Ичиго и его «я защищу тебя», когда я в отчаянии позвала его мертвого… Помню, как Улькиорра рассыпался на частицы рейши. Тогда проиграл не только он, тогда проиграла и я тоже — проиграла смерти. Я хотела вылечить его, неважно, что он наш враг, он мог быть не врагом… Он не был злодеем. Он выполнял приказы злодея. Он хотел узнать, что такое душа… И, когда он исчезал, я видела не только его, но и Сору, будто их образы наложились друг на друга. А потом… Ичиго потерял силы. Мы с Урью и Садо тренировались вместе, чтобы не быть обузой ему… и не были. Я развила свою способность, насколько могла хорошо — может, не идеально, но я и не хотела бы доводить до идеала атаку. Защиту и лечение — да… Айзен Соуске был побежден и заключен в Мукен на двадцать тысяч лет, но когда атаковали квинси, его немножко ненадолго освобождали. Не полностью; понятия не имею, как это получилось. Квинси… Их я тоже помню. И помню, как Исида стал предателем — точнее, мы так думали. Все так думали. Не хотели верить, но видели то, что видели. Принц квинси. Наследник Яхве. Я знала, что Урью ненавидит шинигами, но думала, что он изменил мнение после знакомства с Ичиго, Рукией и остальными… на самом деле изменил, я знаю, но тогда понятия не имела, что происходит, а пишу о воспоминаниях. Я была разочарована и напугана, я не хотела, чтобы мои друзья сражались между собой, я не хотела новых смертей — а смерти были, так много… Погибли даже самые сильные. Укитаке-сан, Унохана-сан… Ямамото-сан. И я стояла рядом с Ичиго, ожидая, когда он атакует, чтобы потом исцелять его раны. Мне не было страшно — ни капельки, я чувствовала лишь решимость… А потом мы все вернулись домой и жизнь потихоньку вошла в привычное русло: мы закончили школу, Ренджи и Рукия поженились… и все. Здесь мои воспоминания обрываются. Последнее в памяти — я пошла за молоком. Открыла глаза уже в больнице спустя пять лет.» Орихиме закрыла тетрадь и отложила в сторону, настолько далеко, насколько могла, будто тетрадь была живым и опасным существом, способным укусить. Воспоминания крутились в голове бешеной каруселью, перескакивая с одного на другое: оскал Соры-чудовища, пощечина, которую она дала Улькиорре (как только осмелилась?), хруст шейных позвонков Ичиго… и булочки с корицей, медом и карри. При чем здесь булочки, Химе не знала, но они упрямо вклинивались в картину кровавых и жутких образов. Ну почему она не помнит ничего после победы над квинси и окончания школы? Если ей стерли память искусственно, Исида бы понял, да и кому это нужно?Куросаки Ичиго
В последнее время у них с Химе все рушилось, как карточный домик на ветру, и Ичиго с растерянностью ощущал свое бессилие; он спасал три измерения, но не мог спасти собственный брак. Даже появление ребенка мало что изменило — Орихиме стала уделять мужу еще меньше внимания, сосредоточившись на Казуи и работе. Она быстро оправилась после родов, вернула организму первоначальное состояние — ни растяжек на животе, ни лишнего веса, ни прочих последствий. Благодаря способности Шун Шун Рикка Казуи тоже не страдал детскими болезнями и не плакал по ночам — если хныкал, Химе, не вставая и не открывая глаз, вела рукой по направлению к кроватке, бормотала «я отрицаю», и колыбель окутывало рыжее целебное сияние, воцаряя тишину, или же толкала Ичиго под бок и тот героически шел менять подгузники. Утром Химе часто убегала на работу раньше Ичиго; за Казуи присматривала Юзу, которая самостоятельно вызвалась быть добровольной бесплатной няней, чтобы брат и невестка могли реализовать себя в профессии. Самореализация Юзу при этом не страдала — она мечтала работать с маленькими детьми, и называла Казуи своей практикой. На работе Ичиго с Химе тоже не виделся, и уже около трех месяцев подозревал, что она его избегает; Орихиме говорила, будто ужасно стесняется работать в клинике мужа, все коллеги уверены, что она получила должность через постель, и ее мастерство не доказывает обратного, из-за чего Ичиго злился на себя вдвойне — он однажды вместе с Ишшином убедил Химе работать у них, а теперь не мог предложить ей уволиться и перейти хотя бы к Исиде, чья больница была такой же престижной и популярной, если не больше, ибо квинси вели дела гораздо хитрее. Злился на себя, а сорваться мог на нее — не ударить, скорее отрубил бы себе руку, но накричать или стукнуть кулаком по столу или в стену хотелось все чаще. Обиды и непонимание между ними копились грозовой тучей, и наконец пролились дождем — случившееся с Химе было словно расплата для Ичиго за его ошибки, только расплачиваться почему-то пришлось и ей. Если бы она попала в его клинику, а не к Исиде! По поводу Урью у Ичиго тоже копились подозрения: Химе часто встречалась с ним, созванивалась, списывалась, и кто знает, не из-за него ли она охладела? Кто знает, что между ними с Исидой? Отключив телефон, Ичиго застонал, уронив голову на руки. Нельзя… конечно, к ней нельзя. Ее психика сейчас — тот же карточный домик, а его появление — порыв урагана. Но как же Ичиго хотел увидеть ее, поговорить с ней, извиниться за все, обнять — их отчуждение сказывалось на всем, уже полгода они спали спинами друг к другу, целовались разве что при встрече и на прощание самым невинным и почти дружеским касанием губ, не сидели в обнимку, как в первый год совместной жизни. Ичиго боялся секса во время беременности — понимал, что не навредит, но все равно боялся, а Химе не настаивала и не проявляла инициативы. В прежнее русло их сексуальная жизнь так и не вернулась. Радионяня захныкала голосом Казуи. Вскочив с дивана, Ичиго помчался в детскую — он до сих пор не научился спокойно реагировать на плач сына, громкий или тихий, главное — Казуи плакал, значит, с ним что-то было не так. Облегченно вздохнув, Ичиго поднял с пола выброшенную малышом погремушку, что и стало причиной плача. Вернул игрушку в крохотную ручку, и, облокотившись о перильца кроватки, с любовью всмотрелся в лицо сына. Поначалу все заявляли, что Казуи — копия Ичиго, но на отца тот походил лишь цветом волос. Глаза, лицо, все в нем было от Орихиме, будто она родила свою мужскую версию. — Ма-а-ма, — протянул Казуи, засовывая погремушку в рот. — Мама уехала, — зачем объяснять это ребенку, Ичиго не знал, но не мог не объяснить. Поныне в памяти была жива потеря собственной матери, и если бы Ишшин тогда рассказал всю правду, Ичиго было бы легче… проведенная мысленно параллель его ужаснула — Химе вернется, с ней все в порядке, она не погибла, как Масаки. Чтобы избавиться от дурных мыслей, Ичиго взял на руки ребенка, вдыхая сладкий запах его пушка на затылке. Казуи заагукал, ощупывая лицо отца. — Какая идиллия! — весело проговорила Юзу — она приехала из супермаркета с покупками. — Ичи-нии, ты такой милый папа! Смущенно покраснев, Ичиго вернул Казуи в колыбельку и поцеловал сестренку в подставленную щеку — с Юзу его отношения были куда теплее, чем с Карин. Куросаки-старший обожал обеих сестер и за каждую бы умер и убил, но с Карин он общался, как мог бы общаться с братом, с возрастом та не стала более женственной, отдалилась от семьи, приезжая по праздникам, а с Юзу Ичиго нянчился и баловал ее даже взрослую. — Я купила твои любимые чипсы, — сообщила Юзу. — Хотя это ужасно вредно, но иногда можно. Чтобы возместить ущерб, приготовлю мисо и якисоба. Ну как? — вопрос относился к Химе и ее состоянию. Ичиго развел руками: — Черепно-мозговая травма. Ничего серьезного, как говорит Исида, но память не вернулась, и мне пока запрещено ее навещать. Юзу нахмурилась. — Ужасно, бедная Химе, она же не помнит даже Казуи! Мне тоже нельзя к ней зайти? — Нет. Никому из нас. — Тогда я здесь переночую, — решила Юзу. — Все равно Такеши уехал в командировку, вернется только через неделю… — она испуганно замолчала. — Такеши? — нахмурился Ичиго. — Что за Такеши? Юзу густо покраснела, нервно дернув рукав кофты и закусывая губу. — Мой однокурсник. — Однокурсник, — повторил Куросаки-старший. — Мы встречаемся, — прошептала Юзу. — Ичи-нии, Такеши очень хороший. Я с ним счастлива, правда. — Вот как, — Ичиго потер переносицу и покачал головой. — Прости. Я просто за тебя волнуюсь, но раз ты счастлива, то хорошо. Пригласи как-нибудь своего Такеши на обед, познакомимся. — Потом обязательно приглашу, — пообещала Юзу.Исида Урью
У входа в палату Орихиме Исида перевел дыхание, как перед прыжком в холодную воду. Потянул ручку двери, шагнул внутрь, намеренно медленно, боясь чего-то, чему сам не мог найти определение. Химе встретила его нежной улыбкой. Она сидела в кровати, опираясь на подушки, листала книгу и выглядела намного лучше — щеки порозовели, глазам вернулся живой блеск, тени под веками исчезли. Рыжие волосы были тщательно расчесаны и уложены, но Химе не сделала хвост, который стал ее постоянной прической, а заколола пряди своими заколками, как в старшей школе. Если не всматриваться пристально, можно было принять Химе за пятнадцатилетнюю. — Доброе утро, — сказал Урью, присаживаясь у ее постели. — Как ты себя чувствуешь? — Хорошо, — в голосе Орихиме не прозвучало ни единой нотки сомнения. — Но я все равно ничего не помню. Так странно, что ты уже взрослый. И я взрослая. Более того… — она повертела обручальное кольцо на пальце. — …замужем. И стала матерью. Я ужасная мать, да? Не требую как можно скорее отпустить меня к сыну. Может, это дурная наследственность, но мне почти безразлично… — Ты же знаешь, что Казуи в безопасности, — мягко возразил Урью. — Что за ним есть кому присмотреть. Поэтому тебе не обязательно мчаться к нему. Ты хорошая мать, просто замечательная, я видел, как ты ведешь себя с Казуи и это… с тебя можно было писать Мадонну с младенцем. Орихиме смущенно надула губы. — Так уж и Мадонну… — Каждая беременная женщина и молодая мать — немного Мадонна, — произнес Исида. — Не думала, что тебя привлечет христианство, — усмехнулась Химе. — Но тебе подошел бы образ католического священника, — она продемонстрировала обложку книги Сьюзен Коллинз «Поющие в терновнике». — Нашла в своей сумочке, но не помню, когда купила эту книгу. Не помню, читала ли. Если и читала, то давно… Урью, расскажи мне обо… мне, — засмеялась она. — Ты наконец зовешь меня Урью, — заметил он, просмотрев ее дневник. — Сначала в твоих записях я «Исида-сенсей», потом «Исида»… — Ты и выглядишь, как Исида-сенсей, — заулыбалась Химе. — Такой взрослый. Настоящий врач. — Это ты настоящий врач. Про это тоже ничего не помнишь? — с замиранием сердца спросил Исида. Он мог представить, как Химе забывает об Ичиго, о нем, о своем сыне, о прошлом, о чем угодно — но не о работе медика. Она была прирожденным врачом, искренне любила свое занятие, не делала для пациентов различий, одинаково помогая всем, и если бы Гиппократ встретил ее — был бы чрезвычайно горд такой последовательницей. Химе и медицина были неотделимы друг от друга. Наморщив носик, она задумалась. — Я помню, что очень хотела стать врачом, училась, как проклятая… закончила школу с отличными баллами, выше были только у тебя… и больше ничего не могу вспомнить. Но я же поступила? — Химе уставилась на Урью умоляющими глазами: скажи, что я добилась успеха! — Я никуда не поеду, — Химе обхватила себя за плечи, как от холода. Исида подавил желание набросить на нее свой пиджак — в его кабинете было тепло. Но Орихиме мерзла. — Ты не можешь упустить такой шанс, — сказал Урью. — Токийский университет — это уникальная возможность получить образование. Все двери будут открыты перед тобой. — Но мне нужны не все двери, а только одна, — возразила Орихиме. — И я могу лечить даже без высшего образования. Достаточно каких-то сестринских курсов. Кроме Исиды, ей не с кем было поговорить; Тацуки и Садо оба уехали каждый на свои очередные соревнования, Чизуру вышла замуж и теперь жила в Америке, шинигами редко появлялись в мире живых, а Ичиго не пожалуешься на то, что связано с ним же. — Поговори с Куросаки, — все же предложил Урью. — Он скажет, чтобы я ехала! — засмеялась Химе. — Чтобы не выдумывала глупости и училась, а когда оба получим дипломы — поженимся… — она покраснела. — То есть, я так думаю. Может, он не хочет жениться. Но все равно скажет, что я должна поехать. — И будет прав! — выпалил Исида. — Такие, как ты, не должны размениваться на провинциальные колледжи! Ты не просто врач, ты потрясающе талантливый специалист, ты не имеешь права запирать свой талант в Каракуре! — Но я люблю Ичиго! — Химе сердито сверкала глазами. Хорошо, подумал Урью, главное, чтобы она не плакала. — Вы сможете переписываться и созваниваться. Если ты ему доверяешь, конечно, — хмыкнул он. Химе вспыхнула. — Естественно, доверяю! — Тогда беги хвастаться поступлением ему, а не мне, — отрезал Исида. Когда Орихиме ушла, он с тоской вынул собственное письмо из Токийского университета и разорвал на мелкие клочки. Нельзя. Если они долгое время проведут вместе, вдали от Куросаки… нельзя. — Поступила и закончила университет с отличием. Уже год ты хирург-травматолог, и твои пациенты тебя боготворят, — улыбнулся Исида. — Неудивительно; уверен, иногда ты прибегаешь к Шун Шун Рикка. — Уже год, — восхищенно протянула Орихиме. — Я действительно врач… Факт собственного замужества и материнства ее даже вполовину так не обрадовал, заметил Исида. — Именно так, Куросаки-сенсей. — Куросаки… — Химе погрустнела. — Куросаки Орихиме. Когда-то я писала это имя в своем дневнике и рисовала вокруг сердечки. Так глупо. — Глупо? Исида насторожился — может, у него получится осторожно выяснить причину страха Химе и ее нежелания видеть Ичиго и всех его родственников? — Глупая любовь, — медленно проговорила Орихиме. — Я вбила себе в голову… — и побледнела, испуганно замолчав. — Ничего. Просто мне странно осознавать себя Куросаки. Расспрашивать ее и давить было нельзя, только делать выводы из имеющихся скудных фактов: Химе считает свою любовь к Ичиго глупой, и думает, что что-то вбила себе в голову — что? Что они могут быть счастливы, а на самом деле все получилось иначе? Та Орихиме, которую он знал, очнувшись, сразу бы попросила позвать Ичиго. Она любила его всем сердцем, и он ее тоже… или нет? — Не пытайся вспомнить сразу все, — протянув руку, Урью сжал ладошку Химе. — Постепенно, понемножку, и ты обязательно вернешь воспоминания. — Надеюсь, — криво улыбнулась она. — Неприятно, когда из жизни бесследно выпадает семь лет. Но ты обещал рассказать. Когда мы с Ичиго поженились? Лето в том году было жаркое, редко выпадали прохладные дни, гроза висела в воздухе мрачной тучей, но никак не разражалась дождем. — Ты правда сошьешь мне платье? Правда-правда? — Орихиме захлопала в ладоши, повисая на шее Урью. Он приобнял ее, украдкой гладя по спине и заранее жалея о своем предложении — потому что и так было больно. Особый вид мазохизма — вызываться шить свадебное платье девушке, которая пойдет под венец с другим. Чего бы только ни отдал Исида, чтобы оказаться на месте Куросаки… но Куросаки любил Химе, поэтому встревать в их отношения Урью ни за что бы не стал. Он пришел к выводу, что важнее счастье любимой девушки, а Химе была счастлива так, что это ощущалось на расстоянии. Она излучала радость и любовь к своему жениху. — Правда. Только, — Исида сглотнул. — Надо будет снять мерки. — Раздеться? — хлопнула глазами Орихиме. — Не переживай. Портной — существо бесполое. Врач — существо бесполое, портной — существо бесполое, друг — существо бесполое… Исида Урью — существо бесполое. Сняв топик и мини-шорты, Химе в одном нижнем белье предстала перед ним, и он думал, что упадет в обморок от переизбытка эмоций — не упал. Снял мерки, а когда Химе ушла, позволил себе напиться практически до потери памяти. Сшитое им платье было из тончайшего шелка, с изысканным узором, пышной юбкой, обтягивающим корсажем, и казалось сотканным из серебра и лунного света, как восхищенно сказала Химе, но не платье украшало ее, а она — его. Куросаки выбрали европейскую свадьбу, никаких традиционных нарядов, буддистских священников и синтоистских храмов — вообще никакой церкви, только официальная регистрация брака и вечеринка в ресторане. — Могу я пригласить вас? — Исида склонился в галантном поклоне перед Химе. Она подала ему руку, глянув на Ичиго, который кружил в танце Юзу. — Ты самая красивая невеста, — сказал Урью. — Это все твое платье, — покраснела Орихиме. — Нет, это ты… Ичиго несказанно повезло. — И мне тоже, — заулыбалась она. Ее талия ощущалась огнем под его ладонью. Химе пылала, и как было горько понимать, что пылает она не для него… как горько. — Вы поженились, как только закончили учиться. Специально сняли целый ресторан, но без официантов — Урахара как-то договорился, чтобы это не вызвало подозрений. Пригласили весь командный состав Готей-13, — Урью улыбнулся воспоминаниям. — Вашими свидетелями были Ренджи и Рукия, они как раз недавно тоже поженились. — Правда? — ахнула Химе. — Ренджи с Рукией? Ой, как же я за них рада! — она захлопала в ладоши, роняя книгу, которую поднял Исида. Когда он возвращал Орихиме томик Коллинз, их пальцы соприкоснулись, и Химе поспешила убрать руку. — Поженились, более того, у них родилась дочь, — сказал Урью. — Ичика. В честь Ичиго, они оба уверены, что только благодаря ему смогли сойтись. Она копия Ренджи. Рукия говорит, что девочке не повезло. Химе засмеялась в кулачок, но вдруг задумалась. Спросила: — А на кого похож Казуи? Такое странное имя… Ка-зу-и. Никогда не думала, что назову так своего ребенка. Я бы скорее назвала его Сора… или ее. Сора может быть и девочкой. — Казуи похож на вас обоих, — уклончиво ответил Исида. — Он рыжий, у него карие глаза, хотя цвет глаз у детей иногда меняется. Как и цвет волос, но вряд ли это тот случай. — Больше никто не поженился? Я имею в виду, в Сейретее? — с любопытством спросила Химе. — Хицугая и Хинамори, — принялся рассказывать Исида. — Урахара и Йоруичи — спустя сто лет решили зарегистрировать отношения. Вроде бы больше никто, но насколько мне известно, Хисаги встречается с Рангику-сан, а Омаэда собирается сделать предложение Сой Фонг и надеется после этого выжить. — Ничего себе! — восхитилась Орихиме. — Даже Сой Фонг! Поразительно! А… а ты? — Что я? — Ты не женился? У тебя нет девушки? О боже, я чувствую себя так, словно надолго уезжала и только теперь вернулась. Неужели все это время я была здесь? — Химе провела ладонью по лицу. Можно было перевести тему и не отвечать, но Исида с дотошностью отличника сообщил: — Я женат только на работе, девушки у меня нет, — немного подумав, добавил, — и не предвидится. Уголки губ Химе опустились. — Почему даже не предвидится? «Потому что ты замужем», — тоскливо подумал Урью. — Потому что я не считаю это важным. Любовь переоценивают. Мои родители любили друг друга, и чем это закончилось? Отец выпотрошил мать, как дохлую рыбу, — жестко произнес Исида. — И по сей день потрошит собственную душу. Мне такого счастья не нужно, лучше никак. — Лучше и правда никак, — кивнула Химе. — Но разве ты не хочешь, чтобы тебя кто-то любил? Мне кажется, это приятно. Это окрыляет, вдохновляет и радует, и когда ты любишь в ответ, окрыляет вдвойне. — Предпочту ходить по земле, а не летать, — отрезал Урью. — Речь не обо мне, а о тебе и твоей памяти. Психолог здесь я. — Извини, — потупилась Орихиме. — Продолжим?Куросаки Ичиго
Когда появляется какая-то проблема, крайне высока вероятность, что появится еще одна. Или еще две. Или три. Ичиго помнил, что скоро должен будет ехать на курсы повышения квалификации, но из-за случившегося с Химе это напрочь вылетело у него из головы, и вспомнилось только, когда Юзу поставила перед ним блюдо с мисо, воркуя: — Я решила попробовать приготовить по рецепту своей однокурсницы, она приехала с Окинава, там все так готовят… — Черт! — Ичиго хлопнул себя по лбу. — Окинава! — Не любишь бульон из акульих плавников? — печально спросила Юзу, помешивая палочками в своей тарелке. — Нет, не в том дело. Завтра я должен буду уехать. У меня курсы на Окинава, и если бы ты не сказала, я бы забыл, — признался Ичиго. — Это займет около месяца, а не поехать я не могу… — Конечно, тебе необходимо ехать, — сказала Юзу. — Не переживай, Ичи-нии, я присмотрю за Казуи и за домом. С Химе сможешь созвониться… Надеюсь, она правда в порядке. До сих пор в голове не укладывается, что с ней могло такое случиться. Наверное, когда я осознаю, буду реветь… может, она к тому времени все вспомнит, а я все равно буду. Ичиго мрачно смотрел в тарелку супа. Будь его воля, он никуда бы не поехал, но иначе ему не продлят лицензию и он не сможет работать. Хозяину клиники не обязательно быть еще и врачом, но… но дополнительный источник дохода никогда не помешает. Как и дополнительный повод удрать из дома, где находиться стало невыносимо. Он врал Юзу и самому себе — он был рад курсам. Он был рад сбежать. Раньше Ичиго никогда не допускал мысли, что он трус, он никогда не сдавался, он упрямо шел к своей цели, падая и поднимаясь снова и снова, но сейчас трусливо убегал от не устраивающей его реальности, потому что никакая Гецуга Теншо не могла помочь: нет врагов, не с кем сражаться, а все равно плохо. Мир, где Химе его не помнит, не заслуживал никакого спасения — жалкая пародия, а не жизнь. Его мир давно перестал быть прежним.