***
Завалы книг Кривозуба грезились огненной волшебнице долгими и бесконечными. Устав мыть тряпку, она прекратила бегать по сто раз в туалет, приняв решение налить лужи на чистую часть пола и мочить ткань там. Какое-то время ей это даже помогало, а особенно сильно её удивила реакция самого преподавателя, нагрянувшего внутрь своей комнатушки, какой, оценив ситуацию взглядом, фыркнул, убредя прочь. Сколько часов она потратила на происходящее сказать она точно не могла, но факт, что она возилась куда дольше остальных, стал очевидным, когда она поняла, что подле входа в её комнату её уже ждут вымотавшиеся подруги. Лишь сделав шаг из комнаты, Алёнка по-актёрски запищала и сделала шаг прочь, утыкаясь лбом в плечо ледяной колдуньи. — Я отмывала колбы, датированные двадцатыми годами прошлого века! — прыснула батарейка. — Просто хочется верить, что я не сдохну от какой-нибудь вековой болезни! — Меня принудили чистить скважины между паркетом в спортивном зале, так что, я теперь даже знаю, где тебя можно похоронить! Настрой подруг чуть упрощал вымученные физическим трудом тела, но в Маше ещё бытовало сумасшедшее желание встретить этот вечер в компании своего молодого человека, кто сейчас, увы, занимался абсолютно иными делами, под натаскивая товарища по культуре древней Греции. Ему то требовалось получить больше знаний по этой теме, потому что он не выступал в роли того единственного слушателя, что становился вечным компаньоном сумасшедшей читательницы мыслей. — Пока я убиралась на складах, я нашла заначки яблочного пирога! — радостно оповестила фигуристка. — Предлагаю собраться и всем месте его отведать! — Хорошая идея! — согласилась огненная богиня. — Я позову Сашу! Соскучившаяся донельзя ученица, лишь дойдя до поворота, сразу же разжала ладони, желая поскорее направиться в сторону спальни возлюбленного и с ним поговорить. В её фантазиях она уже предрекала ту же самую беседу, что и неделю до этого, преисполненную печали и душевной истощённости, что заменяла в факире его извечный оптимизм. Настоящую же составляющую беседы она раскусить никак не могла, хотя её патруль, лишь заметив Абрикосова в коридоре с чемоданом, что издавал неприятный стук, почти сразу догадались о причинах такого явления, но они настолько сильно поглотились в неверии, что даже сказать ничего не могли. — Сашенька! — выкрикнула радостно наследница волшебного мира, останавливаясь в двух шагах от своего дорогого человека, улавливая не по состоянию его сбора, а скорее лишь по мимике, что-то неладное. — Почему тебя не было на наказании?! Что-то случилось?! Под искрами медовых очей, фокусник растерялся, изменив своей твёрдой ходьбе, и сильно скукожился, будто бы прячась от осуждения, уже возникшего во властительнице природы. Именно она полностью дошла до мысли первой. — Алёнка, — глотая буквы, просил он, — Нам надо поговорить. Дерганность, изливающаяся наружу, обездвижила и покорила Рыжову, принудив её затеряться и далеко не сразу закивать, соглашаясь на такое предложение. Сердцем она уже чуяла здесь предстоящее будущее. Помахав рукой и выказав подругам какой-то неказистый приказ, она дождалась, когда они, тоже провожающие не мага взглядами, прощаясь и будто теряя к нему уважение, затерялись в коридорах, и лишь тогда она исполнила финальные шаги в его сторону, позволяя том объяснится за своё поведение. — Алёнка, есть очень серьёзное дело… Компоновка мыслей оказалась и того более беспорядочной, чем за все предыдущие дни, и его любимая хотела облегчить ношу, обив ладонь своими пальчиками. В ответ юнец отошёл на шаг. Касание с ней сейчас могло сделать всё только хуже, как и чёткий контакт очей, потому шатен напрягал все силы, чтобы держаться за пол и каждую иную поверхность. — Это как-то связано со вчерашним танцем старообрядцев? — С Марфой. Это связано с Марфой. В немолодой королеве Александр находил эпицентр почти всех проблем Ветровской линии престолонаследия: лишь по её вине Виктор в вечной бесосозннаности, лишь из-за её проделок Преслава потеряла власть так сильно, что не может связаться со своими родными девочками, лишь по её указке Любава стала скрытой наследницей, насквозь пропитанной гнетущей завистью, мешающейся со стремлением власти, и… Только из-за неё она пыталась убить свою же племянницу. — Ты зациклен на помысле, что она — злодей в главе всего, — с отчаянием молвила колдунья. — Будто она — квинтэссенция всего, первое начало каждого ада. — Для меня она его и открыла… — Как ты можешь так думать?! Ты?! По мнению принцессы Царьграда, её молодой человек слишком сильно заболел мнением ядовитой особы, проклинающей и ненавидящей всё и вся, и та убеждалась в этом, помня, как он относится ко всем другим. К каждому. Она же не слышала его мнение по поводу старообрядки все три года нахождения здесь. Так бы она поняла, что мальчишка уже очень давно считает ту женщину гнилым насквозь существом, и даже убийства родной дочери для него неожиданностью не станет. — Любава промыла тебе мозг, Саш! — пыталась убедить в абсолютно противоречащих ему мыслях Алёнка, переходя на истеричный тон. — Марфа строгая, но добрая женщина! Она не та, кого ты в ней видишь! Любава — просто клевещущий монстр… — Нет! Пререкаться, что-то говорить в защиту осуждаемой Сатаны у него уже просто не получалось. Масса однотипных слов ему наскучили, особенно при понимании, что они не помогают, а вызывают больше возражений. Короткое слово вполне справилось с задачей само, потому что заслышав его и полноценно пропустив мимо себя, принцесса мгновенно поняла всю его суть, раскрывая ротик, белея щёками, делая того более видными огромное количество веснушек, и раскрывая широко глаза. От понимания, она испуганно замерла. — Что? Приложив последний остаток сил, факир поднял стыдливо глаза на собеседницу, встречаясь с поражающим эффектом своих слов, какие, в свою очередь, не отобрали его воли. — Я хочу уйти, потому что… — Хочешь вступить на её сторону?! Задавая вопрос она даже кидала молитвы, чтобы он дал отрицательный ответ. Просила всевозможных существ об этом, но они оказались неспособны его склонить пред собой, ибо иных причин, почему ответ стал таким, она не находила. — Прости. Миры падали, уши закладывало от бита сердца и она не верила в реальность происходящего. — То есть… Ты выбираешь её?! Между мной и ней, ты выбираешь её?! — Это — не выбор между тобой и нею! — Именно он! — отрекалась от иных объяснений владыка пожаров. — Ты выбирал между мной, моей стороной, Варей и… Между всем патрулём и ею! — от осознания её затрясло по-сумасшедшему, и она стала верещать того громче. — И ты выбрал её! Лишь сейчас впервые Алёнка посмела хотя бы поискать границы одержимости не мага Психеей и резко увидела, что территории простираются так далеко, что не увидишь, не найдёшь. Для них обоих они оказывались слишком незримыми, будто уходили в бесконечность. Чем дальше она говорила, тем слабее становилась. — Ты правда решил сделать это?! — возмущённо обратилась она, плача и осматривая его мордашку, где явно читалось сожаление, но соседствующее с уничтожающей её уверенностью. — Перейти на сторону врага?! — На её сторону. Поразительно, но фраза её унизила. Он не воспринимал сторону, где добро, где зло — он просто будет на её стороне, и вовсе не важно, какие цели будет она нести. Того хуже стало, когда она поняла, что раньше такое проворачивали с ней. Это она раньше считалась той, ради которой бросят всё, даже если это неверно. Потому её на секунду пропитал помысел, что её бросили и изменили. Не в силах контролировать слишком разогнавшиеся эмоции, властительница огненной стихии взмыла руки вверх, ощущая в себе бешеный импульс, жаждущий одарить факира аж с двух сторон мощной пощёчиной. Сделать это она, увы, не успела, потому что хорошо помнящий о её соединении с духом Дажьбога фокусник мигом сориентировался, схватив её за запястье, видя, как на кончиках пальцев зарождаются маленькие искры пожара. Удара он заслуживал, но, чтобы половина его лица сгорела в агонии, он точно не желал. Ощутив прикосновение, она разозлилась ещё пуще и тряханула рукой со всей силы, спуская с неё зарождающиеся языки пламени. Подумав, что он избежал кары, Абрикосов расслабил захват, тут же получая удар со стороны другой ладони, прилетевший невероятно точно и мощно по его левой щеке, что там мгновенно покраснела кожа. Пальцем он даже не коснулся той территории, ощущая, что абсолютно точно этого заслужил. Удивительно, но смирение окончательно убило взбешённую будущую королеву. — Уходи! — выкинула яростно она. — Уходи сейчас же! Пристальный взгляд на девушку и тишайшее извинение с уст, не кажущееся ей ценным, а скорее мерещившееся бездарным. Вытянув руку, она указательным пальцем ткнула в сторону выхода. — Вон! Вздохнув, Абрикосову не оставалось ничего иного, как согласиться с избранной им позицией изгоя. Вернув себе управление чемоданом, он позволил себе последний раз взглянуть в заполненные пеленой предстоящих рыданий медовых глаз, а после побрёл прочь, оставляя человека, которому некогда клялся быть рядом вечно. Поняв, что её возлюбленный окончательно ушёл, Алёнка предприняла попытку сделать вдох, что у неё вовсе не получилось. Сменив позу, она прижала руку к месту сердца, вся скукожившись, и мгновенно распознала причину своей неспособности дышать. Ладони покрылись искрами огня. Поток пламени заполнял её, истязал каждую мышцу в своём пылком запале, а она, еле дышащая, шла уверенным, но кривым шагам по коридорам, пытаясь его потушить. Какая извилина её мозга сумела сориентироваться, вопрос, стоящий в приоритете всего, но, как-то выловив в воспоминаниях, что подруги направились в столовую, она заставила свою паникующую фигуру помчаться туда. Патруль всё ещё сидел за столом, внимая вкуснейший десерт, оставленный в сторонке, как только на пороге возникла батарейка. — Алёнка… Звать бессмысленно. Боль пожирала её, пламя прожигало, и она, ведомая этим гаревом, пала на колени, сжимаясь комочком ещё сильнее. На лице отображалась мука во всей красе, и лишь внимание к ней позволило подругам сориентироваться, когда огонь вышел из-под контроля, изливаясь. Пол подле наследницы волшебного мира мгновенно подался теплу, готовый распространять его по всей территории, но ледяная магия Снегурочки вовремя остановила его движения, создав защитную кромку. Исполнить такое же с самой волшебницей, она, увы, не могла. Истязая себя произошедшим, богиня огня рыдала, горя, точно, как великое светило, некогда даровавшее ей силы. От такого самосожжения ей заметно становилось легче. Только лишь тогда она узнала, что происходит с её пожарами, если она не выпускает их наружу — они, точно, как и эмоции, сжигают её.***
Проведя весь день в своей комнате, не встречаясь ни с кем из сожителей, парочка веселилась как могла, оттанцовывая множественные любимые пляски, припоминая прошлые фрагменты и порицая друг друга некогда пережитыми мгновениями. Столько часов вальсов в свою очередь не отзывались усталостью и не надоели им, ибо принцессе грезилось, что она способна повторять эти движения в таком дуэте вечно и оставлять его не хотела и на секунду. — «Мы все созданы для чего-то, пытаемся найти стартовую линию!» — «Не оглядывайся за плечо!» — повернув девушку за подбородок к себе, тёмный князь ловко продолжил танец. — «Давай заблудимся в этом диком мире .» Чем темнее становилось небо, тем хуже себе ощущала лидер патруля, к концу этого танца вовсе пропуская движения, цепляясь за грудную клетку партнёра, неспособная отпрянуть. Ладони крепко обвили талию, а лоб крепко вжался в плечо, лишь этим жестом умоляя его не уходить. Звёздное небо голосило о том, что наступает ночь, как уходят сквозь пальцы часы, предназначенные им вместе, и глаза всё больше пылали не искрами любви и безмятежного восторга от плясок, а лишь отражали в себе горечь от расставания. — Колючка… — Да, колючка, — согласилась она, прижимаясь ещё ближе. — Зацеплюсь и не отпущу. Вчерашнее смирение сейчас ей чудилось сумасшедшим — она не сможет без него. Когда аметистовые зеницы приковались не к нему, а к территории комнаты, её трясло, в мгновения, когда она зацикливалась не на его фигуре, а на облачении из шкафа своего отца, её тошнило, а, если она вдруг улавливала аромат, она пыталась лишить себя дыхания. Окружающая среда абсолютно против неё и в этих тяготах жизнь облегчал лишь он. Казалось, что именно сейчас он надобен ей сильнее, чем когда-либо. Большая ладонь Влада легла на её затылок, аккуратно поглаживая темно-каштановые пряди, с упоением влюбляясь в них каждую секунду лишь пуще, но вечно густые волосы сейчас ему казались совсем невесомыми. Точно, как и сама его девочка. — Варь, это не навсегда… — Эти дни станут для меня настолько долгими, что мерещатся подобным словом, — пререкалась принцесса, хлюпая носом. — Как я без твоего сарказма здесь буду? — У тебя останется сарказм Алексея и Петра. — Тупой сарказм слабо помогает. Рассмеявшись от подобных выражений, морок получил со стороны возлюбленной взор в свою сторону. Гигантские фиолетовые очи уничтожили его, внимательно глядя с таким вожделением и сумасшедшей влюблённостью, что они оба в всплеске этих эмоций утонули. Чувства оказывались столь всемогущи, что князь уже сам сомневался, что сможет уйти. Музыка играла, а они не шевелились, всецело пропадая в этом крошечном и сладком мгновении, упиваясь от него счастьем. Верно, провести время, лишь обнимаясь да ласкаясь взорами, они могли много, но, увы, стук из-за двери их прервал, напоминая об уговоре, преподнесённом утром. — Что это? — испуганно шептала Штормградская принцесса, горюя об окончании идиллии. — Я приготовил тебе подарок, — выпалил, объясняя положение, мрачный владыка. Разжав ладони, он направился к двери. — Я согласна! Услышав слова, молодой человек мгновенно замер, настолько сильно поражённый, что даже разворот исполнить не сумел. Шевельнув головой, он еле-еле выдавил из себя вопрос. — Чего? Взволнованная волшебница воздуха глядела на него нервно, с надутыми щёками и перекусанными губами, потрясываясь всем телом, явно намекая, что она не ведала о идеи с украшением, а дошла до мысли сама. — Ты же… Ты многократно делал мне предложение! — заявила она, перебирая пальчики и стесняясь. — А я отказывалась по сторонним причинам, чаще всего, ссылаясь на возраст и… Сейчас то мне 18! — Один день, — припомнил князь. — Да, — согласилась принцесса. — Но ответ то существует давно. Между ними вновь наступил момент молчания. Бывший дух совсем не верил, что она наконец-то это произнесла. — То есть… Ты согласна? — Да. — Ты выйдешь за меня? Подобный процесс введения мысли в его голову казался ему ударом молота по не забиваемому гвоздю, куда наковальня ударялась бесчисленное количество раз. — С превеликим удовольствием! С уст Влада сорвался недоверчивый смешок, из-за которого ветерок перемен улыбнулась, но это никак не остановило стука за дверью, явно намекающего, что наглец обязан участвовать в данном мероприятии. — Сейчас, секундочку! — надев безэмоциональную маску, заявил князь, подходя к входу и встречаясь очами со своим родным семейством. В коридоре расположились оба братца, один из которых держал в ладони маленький бархатный коробок, а второй, видимо, тоже покорённый планом, не маленький букет тюльпанов. — Она сказала «да», — оповестил их на грани восторга молодой человек. Ребята не слабо опешили, оглядывая сундучок в руках Ондока, а потом, покрутив его в своих ладонях, тот сжал презрительно нос, оповещая о своей потерянности. — Там же другой порядок должен быть! Вначале вопрос с кольцом, а потом ответ! — Вопрос с моей стороны поступал многократно, так что, мы пошли по другому пути. — Так, идём по нему до конца! — выкинул Пётр, вытаскивая из кармана фляжку, а сразу после, пиная дверь и минуя старшего братца, тот прошёл в спальню к удивлённой подобному делу подруге. — Поздравляем! Вопль разошёлся по спальне, вместе с сумасшедшим восторженным смехом уже будущей невесты, которая не сумела вовсе скрыть своей ухмылки, завидев огромный букет любимых цветов. Разбушевавшись в эмоциях от нахлынувшего на него счастья сам, мрачный владыка захохотал, любуясь её довольным лицом, оставшимся таким даже после того, как слово полилось пьяным баритоном с уст Богока в третий раз. — Я на колено встану, или ты сам справишься? Протянув коробок, Алексей намекнул, что тираду полноценно пора заканчивать и, отдав его в законные владения, тот последовал за младшим родственником, присоединившись к завываниям мартовского кота, твёрдо верующего, что тот кричит громко и величественно. Ровно секунду подержав ящичек в своих руках, Влад, поправив локоны, залетел внутрь комнаты, где, минуя своих обалдуев, очутился прямо пред владыкой воздуха, слишком быстро заняв позицию на одном колени, заставляя её захлебнуться от радости, когда она поняла, что действительно так чётко прочуяла этот момент. — Последний раз, надеюсь, — буркнул он, поглядывая на возлюбленную снизу вверх. — Согласна ли ты, колючка, вечно слушать мой сарказм, делиться одеялом, готовить кофе… — Отнимать твою одежду и вечно тебе доверять?! От заоблачной неконтролируемой благодати, будто павшей на её плечи за все пережитые невзгоды, Штормградская наследница сама упала на пол, уместившись на своих коленях, очень близко к князю. — Покуда я тебя люблю, я буду согласна! — Значит, это навечно, — смело уведомил её он, открыв тот самый маленький принесённый Алексеем дар. На бархатной украденной подушке уместилось маленькое золотое колечко, безупречного для её ветрейшества размера, не отличающееся потрясающими узорами и множественными завитушками. Отчасти его даже можно назвать простым, если бы его не украшал располагающийся в самой середине знак бесконечности, внутри каждого из ушек которого уместились маленькие драгоценные камушки. Аметист и сапфир. От лицезрения такой красоты, завязанной на символизме, Варя прижала руку ко рту. — Какая прелесть! — Да-да, это я! — не скрывая своего причастия, воскликнул ондок, в свою очередь не сумевший фразой испортить романтичность момента. Крайне сложно сделать это, когда два покорённых человека, находящих смысл жизни лишь в друг друге, сливаются в поцелуе, знаменуя финальный ответ на самый часто задаваемый, пусть и шутливым образом, но вопрос. Нежность уничтожала её наповал, ласки выводили к неконтролируемому приливу эндорфина, от таких эмоций сводило каждую мышцу. Но с этим она жаждала прожить вечность. — Горько! Горько! — кричал книжный дух, кидая на счастливую пару бутоны собранных аметистовых тюльпанов. — Аминь! — Аминь?! Казалось, что наследница и отодвинулась то от прелюбодеяний лишь для того, чтобы обратить внимание на явно лишнюю фразу, но не отодвинулась от Влада и на миллиметр. Руки также лежали на её талии, а нос уткнулся в щёчку. — Что вы от меня хотите?! — возмущённо жаловался модник с рюшами. — Последние триста лет я посещал только одни мероприятия, а там кричали лишь «аминь» и «упокой господь его душу»! Я понятия не имею, что кричат на свадьбах! — А я путешествовал по русской классике. Там тоже подобных мероприятий много не встретишь, а, даже если удастся попасть, то счастьем те мгновения для героев не отличаются… — Но это не тот случай?! Вопрос от смеющийся волшебницы заставил захохотать всех, а её возлюбленного и вовсе привёл к тому, что он чмокнул её ещё и в щеку. — Ты избавляешь нас от этого обормота — это невероятное счастье! — заявил, раскинув руки, Алексей. — Кто от кого ещё избавляется, — наперекор ему сказал младший Равелин. В множественных препираниях братцев, влюблённые явно не находили своего пути, отыскивая вселенные лишь в контакте сапфировых и аметистовых глазах, которые прожигали друг друга пуще, чем когда-либо. — Покуда я тебя люблю? — обратился князь с вопросом к ней вновь. — Значит, навечно, — шепнула девушка в ответ, повторяя его фразу, снова услащая его долгим сладострастным поцелуем. Последний день Влада в этих стенах и впрямь стал для его Колючки самой настоящей исполненной мечтой.***
Когда только духи прибежали к ней, оповестив, что к вратам дворца кто-то подобрался, властительница комнаты не на шутку перепугалась, предполагая огромное количество лиц среди своих гостей. Даже невзирая на удивление, они лишь тихо хмыкнула, отходя от кровати старшего брата, оставляя сборник романтических стихов на тумбе подле, и ушла прочь из опочивальни со своей статной осанкой, высоко приподнятым подбородком и безупречными аккуратными туфельками, так и цокающими по огромным мраморным коридорам. Сохраняя спокойствие пред лицом ветров, она то и дело, цеплялась за явно отражающиеся от стен смешки, издаваемые этими недосуществами, какие с определённой забавой осуждали и обсуждали новоявленного гостя, то и дело употребляя слишком знакомое ей словосочетание. Не маг. Глотать сам подобный факт ей оказывалось крайне сложно, ибо даже в самом страшном бреду сумасшедшая биполярная особа не могла предрекать его визит сюда, да и вряд ли она его, хотя бы, ждала. Собери она коллоквиум в голове, где у каждой из персон имелось своё мнение по поводу факира, она не сомневалась, что никто из них не отдаст голос за то, что он очутился здесь, и потому, понятное дело, она этого вовсе не желала. Другое дело, что за последующие резвящиеся и шутящие ветра она цеплялась уже не как за случайный взмытый воздухом листочек, а как за воздушный змей, которого любыми силами нужно удержать, и чем больше она поедала с них информации, тем меньше лишалась образа. До лестницы ещё два коридора, а её брови уже не приспущены, а сильно возвышены, веки не загораживают зрачки, а лишь пуще подчёркивают широко выпученные синие глаза, осанка на месте, но, опять же, больше не отличается предельной скомпонованностью, а царская модельная проходка на последних шагах вовсе потеряла свой привычный ритм, перейдя на слишком быстрый. Не веруя в выражения духов о внешнем виде посетителя, она действительно побежала вперёд, не зная, на что надеяться: то ли в истинность их говора, то ли в лживость. В любом случае, она знала, что, чтобы она не увидела, наевшаяся их рассказов, она застынет. Но точно не настолько долго. Вылетев на ступеньки и поглядывая на фокусника, Любава ощутила окоченение и мгновенную асфиксию. Карие очи снова в этой комнатке, каштановые локоны снова отдаются рыжим отблеском при этом дурацком свете, и он снова рядом с ней, при этом вовсе не предлагая ей того же самого внимания, какое и она ему. Преданный пристальным интересом мелких обегающих его диких ветров, Абрикосов искренне поражался их игривости и изучению, когда крошечные сгустки фиолетового тумана облепили его со всех сторон, заворожённо разглядывая структуру далеко не волшебного человека, который, в свою очередь, имел определённую колдовскую энергетику. — Ты. То не зов, а скорее приговор для всего коллоквиума её головы о том, что он действительно находится здесь, перед ней. Приняв сказки ветров за правду, личности пожали друг другу руки и вышли прочь, залезая прямиком в петлю, лишая обладательницу какого-либо воздуха и сил. Вечно добрые глазки обратились в сторону её гордого лица, и поток мыслей вновь лез в её пространство, ныне грезящийся и того более громким, чем когда-либо. Вняв их, ощутив приток радости, она еле слышно выдохнула сквозь открытые губы, двигаясь навстречу мальчишки, наконец-то сумевшего лишиться столь заинтересованного изучения со стороны эфемерных живностей. Медленно преодолевая ступени, Любава шла к нему, заставляя одноклассника думать, что двигается она столь не быстро лишь ради красивого желанного момента, но суждение оказывалось чрезвычайно ошибочным. Чем ближе она становилась, тем пуще его затеи влезали в её голову, рассказывая без лишнего напряжения о произошедших днях, о суматошных расставаниях, тяжёлых беседах и панических атаках. Панических атаках, исполненных из-за страха за неё. Известия давили на неё ужасно, утяжеляя совсем хрупкий вес, будто прицепляя гантели прямо на каблуки, и властительнице иллюзий в действительности казалось, что, очутившись прямо пред ним, она просто упадёт в объятия от веса эмоций. Почти так и получилось, особенно, когда она вняла фрагмент, как молодой человек провёл ночь и по вине чего это произошло. — Человек, который притворяется монстром, — произнесла она, подобравшись к нему вплотную. — Великолепный комплимент. Хохотнув игриво, слишком довольно от наблюдения за её величавым, но, в то же время, чуть смущённым лицом, Саша заговорил. — Именно сейчас я прям счастлив, что ты умеешь читать мысли! — смело заявил он, улыбнувшись так, что сильно сжал свои щёчки. — Сама разберёшься во всех делах и объяснять не придётся… — Я буду объяснять, — прервала его колдунья, обратив губы в ровную линию. — Ты сделал неправильный выбор. От её аргумента она ощутила, как вечный герой лишь пуще убеждается в своём решении, и эти чужие всплески помыслов совсем не сметали её личные, но будто сильно оказывались недовольны этими явившимися постояльцами. Квартиранты не радовали ни Сатану, ни его приспешника. Да что уж там! Даже третья добрая личность подсунула им засохший хлеб с солью ! — Да, и не в первый раз, — абсолютно спокойно согласился с ней Абрикосов, не видя вообще ничего постыдного в своём решении. — Всё зависит от итогов, как говорится. — Здесь не будет хорошо. — Ну, лажать, так лажать до конца! Тем более, под мелодию Сиртак это делать заметно веселее. Не позволив погрузнувшей в пылких чувствах Любаве добавить что-то больше, он взялся за ручку чемодана, готовый двигаться прочь. — Не выделишь мне комнату, Психея? — Саш… Реальное имя — самый худший показатель для его верной подруги. Коли Бабейл не дерзит, значит она предельно слаба. Следственно, сердце тратит каждый бит лишь на то, чтобы она продолжила существовать, лёгкое делает по вдоху в минут только с целью не задохнуться, а ноги неподвижны, потому что сил на то, чтобы ими двигать, попросту нет. Синие зеницы говорили тоже не малость, потому что они блистали жалостью и виной. Мольбой о уходе. Какую внимать гость не собирался. — Любава, ты как будто меня плохо знаешь! — по его мнению, вообще лучше всех. — Я принял решение и отступать не намерен! Начал с тобой, значит до конца пойду, и не важно, что преградой станет! Не выживу?! Так похоронишь меня по греческим традициям! — Саш… — Я не уйду и тебя не брошу, — будто бы он здесь — чтец мыслей, а не она, перебил он говор заметно подавленной блондинки и её мысленный ураган. — Останусь, потому что ты нужна мне. Признание ударившее в самое сердце, что выбило его напрочь. — Желательно целой и желательно здоровой, — продолжал шутить паренёк. — Психику мы, конечно, в расчёт не берём. Она любая подойдёт, именно поэтому я и останусь Взяв чемодан, он сделал несколько шагов мимо неё, прямиком к лестнице. — Потому что ты нужна мне, а я нужен тебе. Очутившись на первой ступеньке, факир повторил вопрос. — Так, какая комната моя? С пухлых губ сорвался полный восторга и при этом ужасно болезненный смешок, и Любава развернулась к собеседнику, давая наставление. — Слева от моей. Помнишь, где это? — Что у тебя за мнение о моей памяти?! — обиженно протянул он, припоминая, как она многократно рассказывала ему историю о Психее и Амуре. Подняв багаж вверх, факир пошёл по лестнице вперёд, больше не желая говорить девушке что-либо прежде, чем он, как он считал, впервые за неделю нормально выспится. Уже когда он преодолел пролёты, чуть отошедшая от его мыслей, снова подвижная волшебница приняла решение задать ещё один вопрос, изъятый из его головушки. — Иначе никак? — Никак! — мигом ответил он, вновь поставив свой багаж на колёсики, а после, миновав очередной дикий ветер, побрёл в нужную сторону. — Спокойной ночи, Психея! Демоны её головы бушевали по страшному. «Происходящее ненормально. Оно нездорово. Ему здесь не место…» — Сладких снов, не маг! Карие локоны потерялись в освещённых коридорах, а оставшаяся одна принцесса улыбнулась сама себе, прячась за белокурыми прядями, не веря в происходящее. Только что он бросил всё, ради того, чтобы очутиться подле неё. Что нужно больше для искренне влюблённого сердца?