Эльза
«Отрицание — первая стадия процесса примирения для тех, кто узнал, что скоро умрет.
© Декстер Морган
Вчера я услышала от тебя то, что боялась услышать всё это время… «Я тебя не люблю»… Ты не успел закончить эту фразу, а во мне разрушилось всё. Ты будто с ноги отключил все чувства и эмоции во мне. Оставишь только боль и разочарование. И злость. Ужасную злость. Я всё ещё нахожусь в шоке. И этот шок ужаснее того, который я испытала, когда узнала, что у тебя амнезия. Этот шок, который съедает меня изнутри, заставляет забывать, кто я такая. Он спускается по нервам от моего мозга и распространяется по всему телу. Впивается в кровеносные сосуды, распространяется по венам, сжимает весь организм в своих противных лапах. Но сердце его не чувствует. Знаешь, почему? Потому что его там больше нет. Там валяются осколки от того сердца, которое ты так быстро залечил и так же быстро разбил. Ты забрал самые крупные остатки от него с собой вместе со всеми чувствами… Я не понимаю происходящего, я будто бы нахожусь в прострации, а в голове лишь твой голос со словами, которые эхом отражаются от стен — я тебя не люблю… Я не верю в это, просто не верю. Как это произошло, почему? Или это вовсе не произошло? Но я не верю, что тебя не будет больше рядом… Если раньше во мне была хоть какая-то надежда, которая жила три года внутри и заставляла верить в то, что ты вернёшься, то сейчас эта же надежда заставляет меня верить в то, что все это неправда. Это и есть неправда…». Я быстро провожу ладонью по щеке, чтобы смахнуть непрошенные слезы и переворачиваю страницу.«…самый страшный гнев, гнев бессилия.
© Михаил Булгаков «Мастер и Маргарита»
Я злюсь. Нет, хуже, я в гневе. Впервые за долгие годы я потеряла над собой контроль. Я накричала на родителей, поссорилась с Анной. Я злюсь на тебя за то, что ты так поступил. Злюсь на себя за то, что три года назад доверилась тебе. Злюсь на своё недомогание. Меня тошнит, и я злюсь на это, потому что не понимаю, отчего это. От того, что я в гневе, от того, что мой организм даёт сбои, от того, что я ничего не ем уже сутки… Сутки… Прошли ровно сутки с нашего разговора, а я рву и мечу молнии. Мне кажется, если я сейчас увижу тебя, то разобью тебе лицо. Наору, наговорю кучу гадостей, о чем потом буду жалеть… А ты будешь равнодушен… Ты самый настоящий подонок. И я злюсь. Знаешь, моя комната теперь похожа на Канзас, по которому прошёлся ураган. Но этим ураганом была я. Никто другой. Я вымещаю всю злость на людях и вещах. И даже на самой себе…» Мой взгляд опускается на запястья, где понемногу начали затягиваться царапины, оставленные там походным ножиком. И я понимаю, что там останутся шрамы. Шрамы, которые будут напоминать мне о том, что я любила по-настоящему и о том, какую я совершила ошибку. Это будет напоминание об уроке… Жестоком уроке, который я получила от этой жизни. «…Я слишком много плачу. Каждый мой поток вымещения гнева заканчивается слёзной истерикой. Ко мне вернулись панические атаки, а в груди пусто. У меня ощущение, что ты высосал из меня всю энергию и продолжаешь это делать через мои мысли, пока я окончательно не стану ходячим трупом.» Меня трясет. Я действительно стала ходячим мертвецом. Я думаю, хожу, сплю, работаю, но уже ничего не чувствую. Ни злости, ни радости. Ни любви, ни горя. Ничего. Я перестала ощущать людей. Потеряла это умение, которое так старательно вырабатывала. И мне кажется, что Джека я чувствовать тоже перестала… Я вновь шуршу страницами.«Главное — живой жизнью жить, а не по закоулкам памяти шарить.
© Фаина Раневская
Я в больнице… Пошел третий день… А во мне уже все умерло. Может быть что-то и жило, но… Произошло страшное — у меня был выкидыш. И самое ужасное, что я даже не поняла, что была беременна. У меня даже мысли не возникало об этом! Я много думаю… О прошлом, о настоящем, о будущем… Что было бы, если бы я тогда, в первую нашу встречу спустя три года остановилась бы? Не поддалась бы? Тогда бы я, наверное, не была бы убита. Не убивалась бы окончательно. Продолжала бы верить в то, что ты что-то вспомнишь. А если ты действительно вспомнишь? Сможешь ли ты вернуться ко мне? Смогу ли я тебя простить? Я боюсь этого. Что, если это случится? Мне страшно. Я не хочу, чтобы ты вернулся и вспомнил, но в то же время я продолжаю верить, что это случится. Но я боюсь. Боюсь, что не прощу, боюсь, что не смогу опять быть счастлива рядом с тобой. Я боюсь даже того, что будет через час… А что, если бы я не заговорила с тобой тогда на балконе? Три года назад? Что, если бы промолчала? Я бы все равно полюбила бы тебя? Не знаю. Но я скучаю по тому времени. Ты лечил мою душу, ты делал меня счастливой даже самыми банальными действиями. Я скучаю даже по нашим ссорам, в которых мы все равно продолжали любить и были вместе. Мы были не против друг друга, а против проблемы, поэтому искали компромиссы, разбирали все по полкам… Что теперь делать? Я потеряла все. Тебя, нашего ребенка, себя… Случилось то, чего я боялась. Я потеряла саму себя… И теперь не знаю, как жить дальше.» Я действительно тогда не понимала, куда мне двигаться, как быть и что делать. Я крутила в голове все варианты развития событий, если бы я поступила иначе. Считала, что, сделав иной шаг или поступив по-другому, мы бы остались вместе и всего бы этого не случилось. Но сейчас понимаю, что это бред. Что я не хотела просто принимать происходящее. Пыталась верить в то, что все вернётся. Но сейчас понимаю, что это бред.«Когда ты теряешь любимого человека, наберись смелости и отпусти его…
© Ной Кэлхаун к/ф «Дневник памяти»
Сегодня было много гостей. Но ни с одним из них я не заговорила. Наверное, я ждала тебя среди них, но понимаю, что ты не придёшь. Я осознала, что бессмысленно тебе ждать. Да и винить в произошедшем себя или тебя тоже бессмысленно. Уже ничего не изменишь, не вернёшь назад. Однако… Это все равно эгоизм, Джек. Ты решил за нас двоих, что нужно всё закончить. Но это уже и неважно. Видимо, так и должно было случиться. Но теперь я не знаю, смогу ли вновь почувствовать себя такой же счастливой, как рядом с тобой. Я не знаю, как жить дальше. Но буду решать все проблемы по мере их поступления. Я всё ещё люблю тебя. Каким бы ты не был, я люблю тебя. Ты можешь говорить, что тебе плевать на меня, но я всё равно тебя люблю. Это теперь не убрать и не оторвать от меня. Я полюбила тебя таким, каким ты был три года назад. Я продолжала любить тебя даже когда знала, что ты не помнишь меня. И продолжаю любить тебя, несмотря на то, что ты растоптал мое сердце в клочья. Но в осколках все ещё тихо пульсирует любовь. Но любовь — это не игра. Я выучила этот урок. Играя с любовью, можно обжечь человека или обжечься самому. Поэтому я просто спрячу ее в глубине себя и постараюсь идти дальше, насколько это будет возможно…» Джексон Оверланд Фрост, я оплакивала тебя неделю. Я неделю боролась сама с собой. Я неделю страдала от того, что потеряла и тебя и нашего ребенка. Но теперь этому конец. Я знаю, чего я хочу теперь. Я знаю, в какое русло мне двигаться. Я продолжу тебя любить, но теперь молча. Ты ушел, и я должна жить дальше. Теперь уже окончательно. От раздумий меня отвлекает телефон, и я с улыбкой принимаю звонок. — Да, Олаф, — закрыв дневник, я ставлю его обратно на полку и снимаю с крючка куртку. — Итак, Разенграффе. Окончательный ответ по поводу сериала. Каков он? — Я согласна, — осмотрев себя в зеркале, проговариваю я. — Уверена? Там же… — Да-да, — закатив глаза, перебиваю я. — Там же будет Джек. Я в курсе, Олаф. Я прекрасно помню, что у нас главные роли, но отказываться только потому, что он разбил мне сердце я не собираюсь. А теперь извини, но у меня есть важное дело. — Хорошо, — хихикнув, выдыхает парень. — Ты же помнишь, что обещала друзьям показать студию и как записываешь новую песню? — Конечно, помню. Не забудь купить йогурты. Всё, я полетела. Сбросив вызов, выхожу на улицу и быстро запрыгиваю в машину. Бросив взгляд на часы, киваю сама себе, удостоверившись, что не опаздываю. Наконец добравшись до места назначения, я со всех ног несусь по коридорам в поисках нужного кабинета и у меня получается застать подругу, сидящую на скамейке и нервно теребящую свисающий конец платка на голове. Она хмурится и поднимает взгляд. — Эльза?! — с шоком и радостью выдыхает Астрид и подскакивает ко мне. — Что ты тут делаешь? Блондинка быстро обнимает меня, после чего вновь вопросительно смотрит на меня. — Астрид, — я аккуратно беру ее трясущиеся руки в свои. — Помнишь, я обещала, что после всех терапий мы вместе зайдём к врачу и узнаем, что у тебя ремиссия? — она кивает. — Я всегда держу обещания, Хофферсон. Поэтому все три года удаленно следила за твоим лечением. — Эльза… — девушка шмыгает носом и вновь обнимает меня. Но я знаю, что это попытка спрятать от моих глаз слезы. — Спасибо. — Я же обещала, что мы пройдем это вместе… — Астрид Хофферсон! — выкрикивает медсестра, вышедшая из кабинета, и я отрываю от себя девушку. — Ну что? Пошли за хорошими новостями? — с улыбкой проговариваю я, смотря прямо в слезящиеся глаза, наполненные страхом. — Хорошими ли? — Эй, — я обхватываю ладонями ее лицо. — Помнишь, что я говорила? Думай о том, что ты сделаешь после лечения, а не о том, что нужно успеть. Девушка нервно кивает и я, взяв её за руку, тяну в кабинет, чтобы окончательно оборвать все попытки сбежать. — Добрый день, мисс Хофферсон, — врач открывает карту, пока я усаживаю Астрид на стул напротив нее. — Итак, наше с вами лечение было долгим, иногда трудным и невыносимым, но… Мы справились! — Это значит?.. — тихо начинает Астрид и получает кивок от врача. — Да. У вас ремиссия! И я понимаю, что сейчас на моем лице совершенно искренняя улыбка. Я не успеваю ничего сказать, как Астрид набрасывается на меня, сжимает в объятиях с криками: «Победа!», на что я лишь начинаю смеяться, обнимая ее в ответ. А внутри меня будто разбился вдребезги тяжелый камень, создававший тяжкую ношу волнения… — Но нам, все же, не стоит забывать, что это не окончательно, — продолжает врач, и мы обе начинаем внимательно его слушать, вот только поменялось кое-что. Вместо слез от страха в коридоре на глазах теперь слезы радости…