Владелец большой собаки

      Работа из дома — одновременно лучшее и худшее принятое решение Тартальи в жизни. Новая компания, в которую он устроился как раз после получения диплома, обеспечила его прекрасно — и выделила ноутбук, и подвязала удобный график; Тарталья буквально за полгода смог переехать из тесноватой для его молодого и быстро растущего щенка добермана Капитано квартирки в намного более просторную, в элитном районе города. Плюсы, очевидно, переваливают, но из минусов — постоянно отвлекающий фактор в виде любимого пса и забывчивость в отношении себя. Когда работаешь в офисе, то видишь, как коллеги собираются на перекур — прекрасно, можно тоже встать, размяться и пообедать, а дома же его заставить подняться может только Кэп, притащивший поводок. И то, не всегда, потому что Тарталья частенько малодушно звонит соседке снизу, чтобы она помогла ему с выгулом пса, когда работы слишком много.       В какой-то мере это даже неловко, несмотря на то, что Капитано довольно меланхоличный пёс — стыдно перед собственной собакой. У его добермана пробивной характер, и иногда складывается ощущение, что в их маленькой семье хозяин точно не Тарталья — настолько осуждающе на него всегда смотрит пёс.       — Ну что ты на меня смотришь, — вздыхает Тарталья, переодевая домашнюю футболку на более-менее приличный вязанный свитер голубого цвета. — Сейчас прогуляемся с тобой, кофейку куплю. Чего-нибудь поесть бы ещё… Не знаю, хот-дога. Без обид, Кэп.       Пёс всё ещё смотрит осуждающе. Тарталья вздыхает второй раз, надевая ему намордник и цепляя поводок, и выходит на улицу, кажется, впервые за пару дней.       Прохладный свежий весенний воздух забирается под тонкий свитер, щекочет живот и заставляет съежиться. Тарталье уже холодно, но подниматься на этаж он не хочет, а лифты игнорирует, так что все надежды остаются но кофе, который должен, предположительно, согреть его на ближайшие минут пятнадцать.       — Мы ненадолго, но обещаю, выйдем ещё вечером, — бормочет Тарталья себе под нос, разговаривая с собакой. Люди, у которых никогда не было питомцев, не знают, что это — но Тарталья входит в число тех, кто постоянно болтает со своим псом. Тарталье-то и не нужно, чтобы ему кто-то отвечал, и Капитано, как ни удивительно, прекрасный слушатель.       Краем глаза он замечает высокого привлекательного мужчину с какой-то сумкой под рукой. Через секунду до Тартальи доходит, что сумка у того — белая пушистая собачка, которую он бережно опускает на пол и ведёт прямо сюда, к ларьку с кофе.       Тарталья окидывает мужчину взглядом более внимательно — кремовое пальто, короткие волосы, дорогие украшения и обтягивающая водолазка, и весь суровый вид портит тявкающая на Капитано мальтийская болонка. Тарталья не сдерживает улыбки, прикусывает губы и неловко отворачивается от того, как мужчина вопросительно выгибает бровь.       — Я Вас чем-то рассмешил, молодой человек? — низко, властно проговаривает он тоном, не терпящим оправданий. У Тартальи моментально краснеют уши, и он делает вид, что очень занят рассматриванием разноцветных трубочек на полочке у бариста, чтобы только не поворачивать голову.       — Простите, — всё так же кусая губы, не позволяя смеху прорваться наружу, мотает кудряшками Тарталья. — У Вас собачка милая. Просто показалось забавным, что Вы очень непохожи.       — Спасибо, — куда более спокойно отвечают ему. — Вы тоже со своим не очень похожи.       Тарталья приподнимает брови в удивлении, поворачиваясь на мужчину. В глазах того отчётливо видна насмешка, пусть лицо не выражает ровным счётом ничего.       — Почему же! Доберманы очень дружелюбны и умны, — Тарталья хмыкает, одобрительно почесав Капитано за ушком. — Думаю, в этом мы похожи. Да и часто говорят, что питомцы похожи на хозяев.       — Верно, — мужчина невозмутимо кивает. — Но Ваш пёс кажется очень вежливым и воспитанным.       Если бы не это всё, Тарталья бы поблагодарил его за такой комплимент собаке, да только это кажется то ли откровенной издёвкой, то ли флиртом — разбирается он плохо. Остаётся только густо покраснеть и схватить свой банановый раф, убегая оттуда побыстрее.       Не хочется даже разговаривать с Кэпом. Пёс разочаровано на него смотрит, словно вот-вот и начнёт разочарованно качать головой, разворачивается и привычно бредёт к собачьему парку. Капитано — удивительно спокойный пёс, проблемы с которым сведены к минимуму. Он не очень любит приказы, явно чувствуя, что главный здесь явно не Тарталья, но за вкусняшку… впрочем, у всего в этом мире есть своя цена.       Капитано прогулочным шагом вышагивает по дорожке, безразлично оглядывая других псов, словно царь — свои владения. Тарталья мыслями совсем не на прогулке, потому что ему всё ещё до жуткого неловко за странный разговор, за странные взгляды и странные фразочки. Что это вообще такое было?       Впереди появляется белый пушистый шар, и у Тартальи останавливается сердце. Надо было не полениться и пройтись в соседний парк, чтобы точно избежать повторного столкновения с хозяином агрессивной мелкой собачки, но судьба распоряжается иначе.       — Гуляете? — риторический вопрос, но Тарталья почему-то резко чувствует слабость в коленях и присаживается на скамейку. Капитано рядом послушно садится у ноги. — Хотел бы извиниться. Боюсь, мои слова могли быть слишком резки.       Тарталья откашливается, натягивая смущённую улыбку, и мотает головой.       — Нет, это я себя по-детски повёл, так что простите. Прямо-таки, собачка маленькая… — в голову лезет продолжение шутки, но Тарталья решает придержать её при себе. — Я всяких животных люблю. Меня Тартальей зовут, а это — Капитано. А Вас?       — Господин Чжунли, позвольте, — он улыбается, и теперь выглядит куда более дружелюбно, ещё и с собачкой в руках. — А это — мадам Чжэньцзюнь. К сожалению или к счастью, эта строптивая собачка находится у меня на передержке — её хозяйка, моя старая подруга, попросила за ней приглядеть.       — Вот как, — Тарталья хмыкает, кивая. — А у Вас питомцы есть домашние?       — Нет, но я планирую. В общем-то, времяпрепровождение с мадам Чжэнь как раз является неким испытанием к тому, готов ли я к тому, чтобы заботиться о ком-то помимо себя.       Тарталья угукает, мысленно подмечая несколько вещей. Первое — люди, любящие животных, реже оказываются настоящими мерзавцами, и это, несомненно, плюс — у Тартальи не очень много друзей, с которыми можно видеться без препятствий на постоянной основе. Второе — господин Чжунли одинок, раз не заботится ни о ком кроме себя. Третье — он очень горяч в том, как чёрная водолазка обтягивает его широкую большую грудь, а кольца — длинные пальцы. Хочется откровенно закапать слюной на то, как горло водолазки облегает сильную шею, пока Чжунли поворачивается головой чуть в сторону, оголяя коротко выбритый затылок.       Тарталья вновь неловко откашливается.       — Здорово, — его голос кажется на октаву выше, и от того ещё более смущающе. Чжунли садится рядом на скамью, опуская болонку на пол — та начинает тявкать на безразличного Кэпа, даже на неё не опустившего взгляд. — Вы живёте где-то здесь?       — Да, в первом корпусе, — он кивает. — Хорошее место, тихое. Живу здесь уже довольно давно, пару лет, мне кажется, а вот в этот парк ещё никогда не забредал — нужды-то нет, — Чжунли вздыхает, бросая взгляд на мадам Чжэньцзюнь. — Молчать, сидеть.       Собачка нехотя затыкается, недовольно садясь и складывая лапки.       — Моя подруга не очень хороша в воспитании, — он цокает языком. — Мало кто осознаёт, что даже — особенно — маленьких собак нужно воспитывать всё с той же строгостью, что и любых других. Поэтому многие так и не любят «декоративные» породы, считая их капризными и непослушными — конечно же, если питомца не воспитывать, результат будет соответствующим. Да, мадам Чжэнь?       Та заведомо не отвечает, а Тарталья улыбается.       — Тоже пристрастились с ней разговаривать? И я, кстати, с первого корпуса. Будет смешно, если мы ещё и на одной лестничной клетке находимся… Я с пятого этажа, только недавно переехал, буквально месяц назад, — Тарталья понимает, что ему сидеть надоело — дома и так насиделся, так что он поднимается, чтоб размяться. Кэп поднимается за ним, виляя хвостом.       Чжунли выглядит искренне удивлённым. Он хмыкает, поднимаясь за ними следом.       — С пятого? Удивительно. Я Вас никогда не видел. Моя квартира — буквально соседняя.       Тарталья вновь краснеет, будто бы ему не хватило этого со всей их встречи. Он издаёт неловкий смешок, пряча руки за спину.       — Я работаю из дома. Редко выхожу, в основном — вечером или ночью, чтобы выгулять Кэпа. Или, эм… прошу одну девчонку этажом ниже выгулять его, если работы совсем много, хи-хи.       — Ху Тао, небось? Да, хорошая девочка, — они оба неспеша двигают к многоэтажкам, мадам Чжэньцзюнь бежит вперёд, Капитано держится ровно около ноги Тартальи. — Ещё раз приношу извинения, если я чем-то Вас обидел. Можете обращаться ко мне в любой момент — я взял отпуск, чтобы возиться с собачкой, так что очень часто нахожусь дома.       — Забудьте, глупости! Хорошо, — Тарталья улыбается, направляясь к лестнице, Чжунли же остаётся у лифта. — До свидания!       — До встречи, Тарталья.       Вопреки глупому и детскому желанию рвануть вверх по лестнице что есть мочи, чтобы встретиться с Чжунли на пятом этаже, Тарталья идёт спокойно. Конечно же, к тому моменту, как он поднимается, никого на лестничной клетке уже не оказывается.       О новом (старом) соседе по итогу Тарталья думал весь день. Так как он из-за него (это точно) несправедливо остался без хот-дога, пришлось заказывать себе в дом всякой лапши и пиццы, и когда Тарталья выходил на лестничную клетку расплатиться с курьером, ему почему-то стало до жути неловко, словно из-за тёмной двери сочится осуждение, и под влиянием эмоций Тарталья сунул курьеру лишнюю сотку чаевыми и быстро сбежал обратно в квартиру.       Есть пиццу в гордом одиночестве, зная, что буквально через стенку живёт горячий сосед и не-его собачонка, кажется просто кощунственным.       — Да чтоб Вас, — Тарталья вздыхает, трёт лицо и пытается отвлечься то ли от работы, то ли от Чжунли. Чайник закипает, чашка привычно меняет цвет с голубого на жёлтый, и остаётся только засыпать конской дозы сахара, чтобы хоть немного пробудить мозг. Тарталья издаёт протяжный стон разочарования и отчаяния, увидев, что сахара нет. Идти в магазин не хочется, ещё одного курьера гнать глупо, и…       — Не смотри на меня так, — (привычно) жалобно вздыхает Тарталья, почёсывая добермана за ушком. — Ну оно само, понимаешь? Судьба у меня такая. Быть главной героиней романтических ситкомов. Со мной не пойдёшь? Не пойдёшь. Вот и славно, охраняй тут… мою давно потерянную честь.       Капитано поднимает свою собачью морду, молча провожая позор Тартальи к соседней квартире. В его руках чашка, на лице — самая неловкая улыбка в мире, а Чжунли открывает двери очень быстро, что на секунду кажется, что к такому повороту событий Тарталья готов не был. На мужчине серые спортивки и нет верха, руки укрывают чернеющие золотом татуировки, и Тарталья буквально захлёбывается окатывающим его стыдом, сжимает губы и неловко вытягивает стакан вперёд.       — Боже, я клянусь, у меня честно кончился сахар, — бормочет он, отводя взгляд. Чжунли очаровательно улыбается, и по нему вообще не ясно, поверил он или нет. В любом случае, в квартиру его пропускают.       Планировка у них одинаковая, так что Тарталья проходит на кухню, пока Чжунли отходит в гостиную, возвращаясь, к сожалению, в футболке. Он принимает стакан из рук юноши и открывает кухонный шкафчик, тот же совершенно не может оторвать взгляда от его мышц.       — У меня есть только тростниковый, использую в выпечке. Подойдёт? Тебе для чего?       — Чая выпить хотел.       Лицо Чжунли меняется, в движениях он останавливается. Всё-таки достав сахар, он открывает пакет, и, вздохнув так горько, что Тарталью аж пробирает дрожью, угрюмо заполняет стакан.       — Не умеете Вы, Тарталья, чай пить. Небось, жижу из-под пакетика хлещете, верно?       Тарталья неуверенно кивает, наблюдая за тем, как Чжунли прячет сахар и складывает руки на груди, словно эта вся ситуация — из ряда вон выходящая.       — Хотите, я покажу Вам, что такое настоящий чай?       Невольно вырывается смешок — так пафосно и двояко это звучит. Но рабочий день Тартальи давно окончен, и провести немного времени в предположительно приятной компании — прекрасный вариант.       — Я вообще больше кофе люблю. Тоже сладкий, да и в целом сладкое люблю. Не могу представить, чтобы пить чай без сахара…       Лицо Чжунли — сплошная гримаса боли. Тарталья широко улыбается, обнажая зубки, и плюхается на стул, поставив локти на столешницу.       — Я понимаю — о вкусах не спорят. Но о вкусах чая мне спорить хочется непередаваемо долго… — он усмехается, доставая рассыпной чай и фарфоровый чайничек для заварки. — Раз ты всё равно планировал выпить чай, значит, ничего не теряешь. Я не буду загружать тебя чайными церемониями и знаниями, что тебе не пригодятся, но зато любезно поделюсь одним из своих самых любимых вкусов чая.       Чжунли плавно переходит на «ты», и Тарталья не против вовсе. Он внимательно следит, как мужчина готовит для них чай, а после — ставит на стол две ароматные чашечки и вазочку со свежим печеньем.       Песочную выпечку Тарталья не особо жалует, зато чай пахнет просто потрясающе. Он с наслаждением вдыхает сладковатый яркий аромат и осторожно отхлёбывает горячего напитка, боясь ошпариться, и… что же, запах оказывается куда лучше. Количество сахара в чае — исключительно дело привычки, и без подсластителя чай ощущается, как ароматная горьковатая вода. Тарталья вздыхает.       — Чайная ложечка сахара не помешала бы…       Чжунли копирует его вздох, видимо, чтобы подразнить, но протягивает Тарталье сахарницу и ложечку. Тот довольно бросает в чашку сразу три, весело помешивает, не стесняясь стучать по стеночкам, и ярко улыбается.       — Я был прав, что тебе не хватает воспитания, — несмотря на лёгкость тона и расслабленное лицо Чжунли, Тарталья мигом тушуется. — Впрочем, это всегда поправимо. Расскажи, где учишься, сколько тебе — если хочешь, конечно же.       Тарталья легко делится всем: что учёбу уже окончил, что работает в перспективной компании на интересной должности, что любит свою собаку и любит сладкое, что редко выходит из дома и что у него здесь не шибко много друзей. Он делится, что часто скучает по дому, но всё-таки не стремится туда возвращаться: детство и юношество у него было тяжёлым, и он искренне боится, что воспоминания сожрут его живьём. Но Тарталья очень любит маму и детишек, регулярно отсылает им подарки и приглашает в гости.       — Мы в чём-то с тобой похожи, — Чжунли подливает Тарталье уже, кажется, пятую кружку чая. Чашечки-то совсем маленькие, но он распробовал вкус (даже с сахаром) и теперь не может оторваться. — У меня тоже было тяжёлое юношество, но сейчас я чувствую себя счастливым и устоявшимся. Друзей у меня не так много, лишь парочка самых надёжных, и мне исключительно повезло, что мы живём не так далеко друг от друга. Впрочем, мне и с тобой повезло — забавно получилось, теперь мне есть у кого просить соль.       Тарталья хихикает подколке и подпирает щёчку рукой.       — А ты в плохих отношениях с соседями, что ли?       Чжунли неожиданно выглядит то ли смущённым, то ли… словно его подловили на чём-то.       — Госпожа Ху — мама Ху Тао — моя бывшая одноклассница. Прекрасной души женщина, и её дочь я тоже считаю таковой же. Собственно, на этом мои дружеские связи с постояльцами заканчиваются. Могу даже сказать, что с бывшим хозяином твоей квартиры у меня произошёл некий конфликт… Тарталья тут же загорается интересом, нетерпеливо ёрзая на стуле. Чжунли откашливается в кулак, пожимая плечами.       — Я человек свободных нравов. Я довольно-таки молод, и прошлому жильцу — пожилому мужчине лет шестидесяти — казалось, что раз тридцатилетний мужчина в самом «расцвете» сил не водит к себе женщин домой, значит, он точно не причисляет себя к гетеросексуалам.       Внутреннее напряжение тут же даёт о себе знать. Тарталья не шевелится, боясь языком тела выдать как-то свои эмоции, и внимательно следит за Чжунли, слушая, что он скажет дальше.       — И он… что сделал?       Чжунли неожиданно улыбается.       — Ничего такого, всего лишь распустил эти гнусные слухи. Но самое забавное… — мужчина заговорщицки косит взгляд по сторонам, словно за ними могут следить, и наклоняется ближе к Тарталье через стол. Тот невольно тоже подаётся вперёд. — Что он был прав.       Смысл сказанного доходит до Тартальи не сразу. Его глазки расширяются в удивлении, но лицо тут же озаряет хитрая улыбка, и внутри словно всё отпускает от облегчения.       — Впрочем, мне совсем не важно, что у человека между ног, — продолжает Чжунли, тоже расслабляясь. — И я рад, что тот мужчина преклонного возраста съехал. В конце концов, ты хорошенький, Тарталья.       — Я?.. — он позорно пищит это фальцетом, тут же исправляясь. — Рад, что в этом мнении мы с-сходимся.       — В том, что ты хорошенький? — подкалывает Чжунли, сияя самой невинной улыбкой в мире. Тарталья краснеет, пряча лицо в чашке, но исправляться не спешит. — Если что, можешь обращаться за помощью с Капитано ко мне, а не к Тао. Я люблю гулять, тем более мы с мадам Чжэнь выходим несколько раз в день, так что я могу подсобить, если вдруг у тебя слишком много работы. Обменяемся номерами?       — Хорошо, — Тарталья физически не может отказаться на такое заманчивое предложение. Утруждать Чжунли не хочется, но если то сам предложил, значит, что-то в этом есть — как минимум то, что можно пересекаться чаще. — Наверное, я мешать не буду больше — пойду на ужин чего-нибудь приготовлю…       Чжунли кивает и, убрав чашки со стола, проводит Тарталью к дверям. В этом нет никакой практической нужды, кроме как желания чуть задержаться рядом.       — До свидания! — Тарталья игриво улыбается, прикусывая губу. — Как-нибудь надо будет тебе доказать, что я всё-таки очень послушный и воспитанный.       Неделя выдаётся тяжёлой, и к пятнице мозг вообще не хочет варить. Нужно бы позвонить Ху Тао, попросить выгулять Кэпа, но Тарталья вздыхает сам себе и решает, что вместо этого всего лучше пригласит Чжунли прогуляться всем вместе. В конце концов, ему не мешает подышать свежим воздухом и размять каменные мышцы. Лучше было бы, если бы их кто-то размял — большими ладонями и длинными пальцами, нажимая на угловатые плечи, массируя большими пальцами под лопатками, нажимая между шейными позвонками… Тарталья смахивает наваждение, тупит взгляд в пол — руки-то представил вполне конкретные, татуированные, и оттого становится неловко. Но он одевается, подавляя желание покрасоваться лишний раз — вдруг Чжунли вообще не выйдет? И собирает Кэпа.       На лестничной клетке он топчется ещё минуты две, прежде чем слышит возню за дверью Чжунли и вдруг его самого на пороге, одетого и с мадам Чжэньцзюнь на поводочке.       — Ой. Здравствуйте, — Тарталья смущённо улыбается, бросая взгляд из-под чёлки. — А я как раз хотел к тебе постучаться, пригласить на прогулку…       Чжунли выглядит удивлённым, но радостным. Он хмыкает, запирая квартиру на ключ, и кивает в сторону лестницы.       — Не поверишь, я хотел зайти к тебе с вопросом, не нужно ли выгулять твоего Капитано. Думал, в конце недели тебе хочется отдохнуть.       — Ну… вообще-то да, — Тарталья хихикает такой проницательности. — Да только мне хотелось с тобой поболтать, мышцы размять — спина болит ужасно от постоянного сидячего положения…       Следующие слова Чжунли пролетают мимо мозга Тартальи, скапливаясь жаром на щеках и не веря осознанию. Мужчина откашливается и мягко улыбается.       — Я исключительно предлагаю помочь, прости, если моё предложение сделать тебе массаж заставило тебя чувствовать некомфортно.       Тарталья издаёт постыдный звук и прикусывает губу, сжимая ладонь ручке поводка слишком сильно. Очередное заманчивое предложение от Чжунли, и теперь уже начинает казаться, что тот подозрительно хорош. Тарталье ничего не мешает записаться к кому угодно на массаж, кроме того, что он не любит тратить на такое время, не любит, когда его касаются чужие руки и… хотел бы, чтобы в теории его касался Чжунли. Он буквально думал об этом минут семь назад, что это такое, чтение мыслей? Если да, то придётся извиниться за свои фантазии…       — Дело не в этом, — Тарталья невольно расправляет плечи в попытке их размять. — А в том, что буквально перед выходом из дома я об этом думал. Чжунли замолкает, и Тарталья уже жалеет, что у него слишком длинный язык. Наверное, это как-то невежливо, озвучивать подобное, хотя в его мыслях (честно!) не было ничего такого. Он поднимает взгляд, сталкиваясь со жгучим янтарным — и неожиданно для самого себя обжигается, опуская голову и стараясь выровнять дыхание.       — Ты думал о том, что хотел бы, чтоб я тебе сделал массаж, я правильно понимаю? — словно смакуя каждое слово, довольно растягивая слоги и этим мучая краснеющего Тарталью, говорит он. — И ты бы подошёл с этой просьбой, если бы я не предложил первым, Тарталья?       Тот задыхается, но быстро мотает головой. Он вообще уже жалеет о том, что сказал это, и разговор стал таким… таким!..       — Почему же? В этом нет ничего такого, повторюсь, — Чжунли возвращает свою тону непринуждённость. — От сидячей работы много проблем, казалось бы, после такого хочется полежать и отдохнуть. Но ты принял правильное решение — прогулка будет лучшей опцией. Спортом не занимаешься?       — Раньше занимался, — Тарталья осознанно ведётся на то, что его отвели на темы. — Сейчас — нет. Хорошая форма — не более, чем наследственность и какое-то чудо, ха-ха. А вот ты… кхм… явно качаешься? — вопреки желанию ещё раз проскользить взглядом по груди и мышцам рук Чжунли, он отвлекается на Капитано и чешет пса за ушком. Болонка Чжунли, до этого молчавшая, замечает других псов впереди и начинает недовольно тявкать.       — Да, — Чжунли кивает и поднимает мадам Чжэнь на руки. Та моментально успокаивается — маленькая манипуляторша. — Впрочем, ты так и не ответил на моё предложение. У меня также есть один знакомый массажист — мастер своего дела, но попасть к нему трудно, хоть и не невозможно. В этом тоже могу подсобить — попрошу лично взяться за тебя…       Тарталья кусает сухие губы и выдыхает, качая головой.       — Лучше ты за меня возьмись, — улыбается он, но через полсекунды меняется в выражении лица, до жути смущаясь сказанного. — Чёрт, я не это имел в виду — я клянусь!       — Хорошо, — Чжунли добродушно смеётся. — Заходи ко мне вечером в любой момент. И если захочешь иметь в виду что-то другое — уведоми меня, пожалуйста.       Капитано послушно сидит рядом, в умном собачьем взгляде — сплошное осуждение, но Тарталья кивает, пряча назойливо ползущую на лицо ухмылку.       Погуляли они не очень долго — у Тартальи вновь разболелась спина, и пусть он не сказал ни слова об этом, почему-то кажется, что Чжунли и так обо всём догадался. Это не огромная проблема, потому что огромной проблемой кажется скорый визит Чжунли к нему — они всё же договорились, что тот зайдёт к нему, потому что в отличие от послушного Капитано, мадам Чжэнь может им помешать. Тарталья не уточняет, в чём она может им помешать, оставляя шутку-флирт при себе — а то вдруг ещё это воспримется как-то неверно… Чувства двоякие, и ещё больше они захлёстывают, когда к нему в квартиру заходит Чжунли. На нём снова домашние простые штаны и футболка, и Тарталья боится бросать на него взгляд лишний раз, потому что ему кажется, что он потеряет контроль над собой же и будет пялиться слишком откровенно. Вряд ли его соседа можно так просто смутить, зато можно — Тарталью, если его подловить на подобном.       И всё-таки он чувствует себя героиней дорам.       Чжунли проходит за ним в зал, к широкому дивану. Теперь Тарталья замечает, что в руках кроме ключей от квартиры, которые он бросает на тумбочку, у него ещё какая-то небольшая бутылочка с жидкостью и подушка-подкова. Скорее всего — стопроцентно — масло для рук, но это всё ещё… чертовски смущающе.       — Как самочувствие? — светски интересуется мужчина, присаживаясь на диван. — В любом случае, обещаю, будет куда лучше. Наверняка, тебе и уснуть тяжело из-за тяжести в пояснице и шее, найти удобное положение, а с утра так вообще — еле поднимаешься?       Тарталья не удивляется догадливости, это всё и так довольно очевидно. Но если ему правда удастся хорошенько сегодня отоспаться после шикарного массажа… то он захочет ещё. Другой вопрос — захочет ли Чжунли…       — У нас тут, конечно, условия спартанские, но ничего страшного. Снимай футболку и ложись.       Пусть и тон Чжунли спокойный и мягкий, подчиняется Тарталья сиюсекундно. Мужчина садится ему на ноги, щёлкает крышечкой бутылька и выливает немного масла себе на руки.       — А откуда ты умеешь? — Тарталья поворачивает голову в сторону, чтобы смотреть на Чжунли. Тот мягко возвращает его голову на место, вытягивает его руки ровно по телу и чуть давит на плечи.       — А я разве не рассказывал о своём коллеге, что тоже может помочь? — Чжунли звучит притворно невозмутимо. — Я массажист-реабилитолог, — в его голосе слышна улыбка. — Прости, видимо, забыл упомянуть. Больно не будет — работать буду исключительно поверхностно.       Забыл упомянуть, конечно же… Тарталья угукает, позволяя большим ладоням наконец коснуться своего тела.       Всё, как и в недавней фантазии, только, очевидно, в разы лучше. Чжунли, едва касаясь кожи, ведёт от крестца к шее, между шеей и плечом, к плечевым суставам. Собранными пальцами он растирает круговыми движениями снизу вверх, останавливается на плечах и шее, поглаживает практически нежно. Тарталья несдержанно выдыхает, прикрывая глаза — касания Чжунли делают так приятно и сладко, что не хочется, чтобы это кончалось.       — У тебя красивый позвоночник, Тарталья.       Тот хмыкает, не смея поднять головы.       — Это флирт такой?.. — он лыбится, плавясь под большими умелыми ладонями Чжунли. Вспыхивает ужасная мысль, заставляющая покрыться мурашками (явно не ускользнувшими от внимательного глаза мужчины) — что ещё умеют эти золотые руки? Словно в повреждение мыслям, пальцы давят на особенно болящее местечко, и Тарталья вновь глухо мычит.       — Если тебе так хочется считать, то да.       — Двоякая ситуация… — бормочет он, вновь резко выдыхая — большие пальцы Чжунли растирают кожу вдоль позвоночника. — Вы буквально сверху меня сидите…       До его слуха доходит тихий смешок, и затем горячее дыхание щекочет его шею и отросшие кудри.       — А хочешь поменяться, оседлав меня? — Чжунли не убирает рук с упругих боков Тартальи, и тот буквально задерживает дыхание, заливаясь краской. Собрав всю дерзость в кулак, как того только позволяет разнеженность прикосновениями, он выпаливает:       — О, я бы попробовал. Я и не такое умею.       Чжунли хмыкает, выпрямляясь, и продолжает свой незамысловатый массаж, теперь вкладывая в движения чуть больше мягкой силы.       — Думаю, тебе нужно сейчас отдохнуть, — он поднимается с Тартальи, но оставляет одну руку на его лопатках, поглаживая. — Принять душ, лечь, расслабиться.       Тарталья выдыхает чуть недовольно, кряхтя, встаёт следом и чуть осоловело моргает, привыкая к свету наново. Он потягивается, вертит шеей и — внезапно — откидывается на руки назад и хитро улыбается. На щеках всё ещё сияет румянец.       — Может, тогда вместе исполним эту программу-плюс? Начнём с душа, как раз.       Чжунли склоняет голову, внимательно скользя взглядом по оголённому торсу Тартальи, вздёрнутым из-за трения о диван соскам и плоскому животу. Он непринуждённо улыбается, пряча руки за спину.       — Хорошая идея, Тарталья.       И идёт по направлению к душу первым. Чувствуя себя невероятно расслабленным и лёгким, Тарталья семенит за ним, внутри (практически) без стыда избавляясь от штанов и белья. Его смущает не собственная нагота, но то, как на его бёдра и ягодицы смотрит Чжунли, и ещё то, что он тоже, конечно же, раздевается.       Тарталья бросает взгляд на твёрдый пресс, и поспешно отворачивается, чтобы желание коснуться так же, как его самого касались буквально несколькими минутами ранее, не захватило сознание.       — Ты любишь тёплую или холодную воду? Я вообще в кипятке купаюсь, — Тарталья входит в душевую за Чжунли и смотрит на него снизу вверх, держа руку на кране.       — Прохладную. Поэтому включай тёплую, как среднее значение, — Чжунли принимает из рук Тартальи гель для душа, пахнущий чем-то молочно-карамельным. — Я таким не пользуюсь, к сожалению, но мне нравится. Могу помочь? Очищу тебя от массажного масла.       Тарталья кивает, упирается руками в кафель, в чём, конечно же, нет никакой практической нужды — только желание чуть-чуть подразнить невозмутимого Чжунли. Тот наносит гель прямо на руки, гладит его по спине, шее, талии, обхватывая её сзади; ладони переходят на бёдра, и Тарталья уже чувствует, как весь горит.       — У тебя какие-то руки… волшебные, — как можно более бодро говорит он, словно не плавится от ощущений. Тарталья специально чуть прогибается в позвоночнике, и когда Чжунли прижимается к нему сзади, постыдно мычит — как и от неожиданности, так и от чувства горячего тела за спиной.       — Мне много кто так говорил, — усмехается Чжунли, утыкаясь носом во влажные волосы Тартальи на затылке. Тот вновь исходится мурашками из-за продолжительного поцелуя-касания в выступающий шейный позвонок. — Расслабься, Тарталья. Вот так, умничка.       От похвалы коленки норовят подкоситься, но сильные руки Чжунли его удерживают. Одна его ладонь перемещается ему на грудь, поглаживает-моет ключицы, цепляет соски, смыкается вокруг тонкой шейки. Тарталья слепо поворачивает голову в сторону, прерывисто дышит через губы, и его безмолвную просьбу легко исполняют — Чжунли целует его, не прекращая держать за горло. Испарения, жар тела Чжунли и нехватка воздуха заставляют Тарталью слегка потерять рассудок — он не отвечает на поцелуй, только приоткрывая рот шире и позволяя Чжунли скользнуть языком внутрь. Откуда-то берётся едва заметный привкус геля; Тарталья пытается проморгаться и едва задыхается, хрипит в поцелуй и выгибается сильнее, пока Чжунли не отпускает его шею и не прикусывает губу до боли.       — М-мне кажется… мы закончили с душем… — пытаясь формулировать мысли в слова, шепчет Тарталья. Соображается в такой обстановке уже не очень хорошо, хочется выйти из душной ванны и прижаться к Чжунли снова уже снаружи.       — Хорошо, — Чжунли напоследок оттягивает одну ягодицу Тартальи в сторону, заставляя того глухо проскулить от стыда, и выходит из душевой. — Тебе помочь?       Тарталья бормочет «ой, давай…», имея в виду, что ему просто подадут руку, но в итоге его подхватывают на руки под бёдра, закинув на плечо.       — Я же тяжёлый! — скандирует он, но послушно остаётся на месте и не брыкается, чтобы не доставить ещё больше проблем. — Мда, как хорошо, что планировка квартиры одна — не нужно думать, где спальня…       Чжунли смеётся вместе с ним, опуская на кровать. В голове уже прояснилось, лицо и тело — розовые и распаренные после душа, волосы на кончиках мокрые и капают влагой прямо на постель.       — Ты говорил, что можешь меня расслабить, да? — Тарталья игриво улыбается, прикусывая палец.       Кровать прогибается под чужим весом. Чжунли нависает сверху, убирает чёлку, падающую на глаза Тартальи, и обхватывает его талию ладонями.       — Могу, — соглашается Чжунли, опускаясь к шее, целуя и легко прикусывая её, чтобы не оставить слишком видимых следов. — Где у тебя лежит смазка?       — Там же, где и у всех, — хихикает он, кивая на прикроватную тумбочку.       Чжунли отрывается буквально на несколько секунд, сразу возвращаясь к тонкой коже шеи, к которой возвратилась её бледность. Он прикусывает кадык, укусами опускается к груди, и ничего не говорит против, когда Тарталья зарывается ладонью в его волосы. Крышечка смазки хлюпающе щёлкает, Тарталья разводит бёдра в стороны, позволяя Чжунли уместиться между них.       — Не напрягай ноги, — Чжунли одной ладонью поглаживает голень и острую коленку, другой дразнит между ягодиц, втирая смазку в сжатое колечко мышц. — Вот та-ак. Умничка.       Тарталья прячет лицо за ладонью, тая от слов Чжунли. Возбуждение тянется медленно, как и тягучие действия мужчины, сосредоточенные и вправду не на достижении удовольствия, а на максимальном расслаблении и жаркости неги.       — Какой послушный, загляденье, — Чжунли целует местечко чуть выше пупка и ведёт языком выше, опять к чувствительным соскам, обхватывает их губами и внизу добавляет ещё один палец.       Чжунли вводит оба пальца по самые костяшки, поглаживая изнутри и наконец вырывая из Тартальи протяжный жалобный стон. Он ёрзает на месте, невольно раздвигая ноги шире, но его крепко хватают за бедро, фиксируя на одном месте.       — Не вертись.       Тарталья выдыхает через нос недовольно, но слушается. Он отнимает руки от лица, обхватывая шею Чжунли, и тычется ему в губы, выпрашивая поцелуя. От медленных ласок становится очень жарко, недостижимость оргазма плавит мозг; Тарталья сжимается на пальцах и держится от того, чтобы не начать насаживаться самому.       — Молодчинка, — продолжает шептать Чжунли, добавляя ещё больше смазки. — Но в следующий раз я тебя свяжу, чтобы точно не дёргался.       Ответом ему служит протяжный стон и выгнутая грудь колесом. Чжунли закидывает одну ногу Тартальи себе на бедро, едва меняя рукой угол проникновения, но немного жалея его и массируя внутри быстрее.       — Пожа-алуйста, — Тарталья жалобно растягивает гласные, уже теряя все силы терпеть подобное сладкое издевательство. — Чжунли…       — Тш-ш, — шипит он, мягко выцеловывая шею Тартальи и не прекращая терзать свободной рукой его грудь. — Р-расслабься.       Сказанное с тихим рыком заставляет Тарталью обмякнуть в руках совсем, хватая ртом воздух. Чжунли мокро целует его в губы, слизывая капающую из уголка рта слюну, целует так, словно его конечная цель — поглотить. Тарталья теряется в ощущениях, постанывает ему в губы, и его тело не выдерживает больше — вцепившись в плечи Чжунли ноготками, он кончает, хныча из-за хлынувших слёз.       — Славный, хороший мальчик, — мурлычет Чжунли ему на ухо, мягко целуя в щёку. — Хорошо постарался.       Тарталье не сразу возвращается способность говорить, он только тихо что-то мяукает, прижимаясь к тёплому телу рядом. Он ведёт ладонью по прессу, возвращается к груди, и чувствует себя таким уставшим и довольным…       — А ты? — Тарталья оставляет легонький поцелуй на ключицах Чжунли. Он не способен сейчас на что-то большее, но даже подрочить ему кажется очень приятной идеей. Вопреки этому, мужчина качает головой.       — Так у меня была цель дать тебе долгожданного отдыха, — он сыто улыбается. — Поэтому ты спи, а я пойду домой. Завтра ещё увидимся. Тарталья вздыхает, но не находит в себе сил спорить. Спать хочется теперь ещё сильнее.       — Тебя Кэп проведёт к двери, ладно? — Чжунли кивает и напоследок целует Тарталью в лоб, и за его уходом он слышит цоканье собачьих коготков по полу и закрывающиеся двери.       Засыпает он моментально, впервые за огромное количество времени погружаясь в сон без противной боли или беспокойства.       — Капитано, место, — Тарталья садится на скамейку и вытягивает ноги вперёд, потягиваясь. Выходной начался очень хорошо — он выспался, хорошо поел, отсиделся в душе и вымылся (с немного постыдными флэшбеками и липкостью между бёдер), после чего побежал на улицу выгулять пса в надежде увидеть в собачьем парке Чжунли.       Да уж, вчера мужчина наглядно продемонстрировал и доказал, что его золотые руки способны на чудеса. Во всех смыслах.       Тарталья копается в телефоне и уже хочет идти дальше, не задерживаясь на скамейке, но рядом с ним садятся — и Тарталья ярко улыбается Чжунли, получая такую же улыбку в ответ.       — Как спалось? — Чжунли ставит мельтешащую мадам Чжэнь рядом на скамейку. Та укладывает мордочку ему на колено, позволяя себя гладить за ушком.       — Превосходно, — ни капли не лукавит Тарталья, просто сияя. — Знаешь, к такому же можно и привыкнуть…       Тарталья сдержанно хихикает в ладонь, Чжунли же перекидывает руку через скамью, якобы обнимая его. Тот облокачивается на спинку и откидывает голову назад, поднимая телефон повыше к глазам.       — Что-то интересное? — спрашивает Чжунли, не заглядывая в экран — занят поглаживанием недовольной мадам Чжэньцзюнь.       — Вообще-то… — Тарталья мигом оживляется, садится ровно и делает яркость экрана выше, словно только и ждал, чтоб Чжунли спросил. — Есть кое-что, что меня заинтересовало после твоих слов…       Тарталья не уточняет, о чём речь, просто подсовывает Чжунли фотографию — кожаный ошейник, не очень широкая лента, металлическая пряжка. Мужчина одобрительно хмыкает, принимая из рук телефон и рассматривая ближе.       — Хороша вещь, качественная. Прослужит долго. Купишь? — Чжунли возвращает ему телефон, подмечая румянец на щеках. — Неожиданно жарко сегодня.       — Ага, это из-за тебя, — шутит Тарталья, но мигом смущается и как-то теряется. — Нет, пока не куплю. Может… чуть позже.       Чжунли кивает, уходя в свои мысли. Тарталья рядом что-то возится, а затем поднимается, приказывая Капитано идти за ним.       — Мы побежим дальше, — чуть неловко улыбается он. — До встречи.       Такой шебутной и милый в своих небольших странностях — само очарование. Чжунли провожает взглядом рыжее пятнышко и поднимается и сам. Для чего ему показывали ошейник, немного неясно — цена у того, конечно, заоблачная, как для собачьего ошейника, а с другой стороны — качество, значит, прослужит вещь очень долго.       Может, Тарталья не привык тратиться на такие дорогие вещи? Даже хороший заработок не может быть помехой экономности и мудрому распоряжению деньгами.       Что руководит Чжунли, когда он вечером просит Тарталью скинуть ему ссылку на тот ошейник под предлогом «посмотреть» и сразу же не глядя оплачивает его? Наверняка, жадность. Желание увидеть в чужих глазах радостное сияние, направленное ему одному. Почти безвозмездный подарок, потому что в качестве оплаты Чжунли эгоистично мечтает получить смущённую улыбку.       Посылка приходит буквально на следующий день под двери курьером. Чжунли распаковывает уродливую почтовую коробку, чтобы переложить это в заранее подготовленный крафтовый пакет. Канцелярским ножиком он вскрывает скотч и картон, выуживает из пупырчатой пленки ошейник… поводок — какой-то по-странному короткий, и небольшой пузырёк.       — За такую цену — такой короткий… даже если подарочный, неужели постараться нельзя, — бормочет себе под нос Чжунли, решая не отдавать поводок Тарталье, ведь тот ему точно таким не понадобится. Пузырёк же… наверное, какая-то смазка для сияния или очистки кожи, нет?       Ох. Нет.       Чжунли пялится на смазку и внезапно чувствует себя обманутым. В голове просияло, почему же Тарталья повёл себя так странно: он не получил ожидаемой реакции и дал заднюю. Немного неловко, признать даже, весьма-таки неловко, с учётом того, что Чжунли вплоть до этого момента искренне полагал, что ошейник и поводок — для Капитано…       Впрочем, так куда лучше. Раз Тарталья сам пытался дать на это намёк, и даже сейчас всё нужное у них в руках… Чжунли рассматривает смазку — какой-то пробник с привкусом банана. Пусть он сам кривится, Тарталье бы такое понравилось, так что он берёт её с собой, а ещё бросает в тот же пакет несколько презервативов.       Остаётся надеяться, что Тарталья ещё не передумал работать над своим воспитанием.       Открывает тот двери чуть ли не моментально. Выглядит чуть помято и влажно, словно только вылез из душа, зато улыбается ярко и радостно.       — О, а что внутри? — Тарталья пропускает его в квартиру и вместе с ним идёт в зал и плюхается на диван, принимая из рук пакет.       Его выражение лица отчётливо меняется, стоит ему осознать, что в руках — тот самый ошейник. Тарталья краснеет и бросает короткий неуверенный взгляд на Чжунли, прежде чем залезть в пакет снова. С каждым предметом, оттуда выуженным, он краснеет все гуще и гуще, и в конце поворачивает к Чжунли полностью корпус, вопросительно сверля взглядом.       — Ты мне его показывал, а до меня не сразу дошло, что ты говоришь не о Кэпе, — Чжунли протягивает руку и гладит большим пальцем горячую щёку Тартальи. — Думаю, тебе очень подойдёт. Примеришь? Только сними всё лишнее.       — Да… Да, сейчас, — он убегает так быстро, как только может, и Чжунли только усмехается.       Тарталья не заставляет себя долго ждать: возвращается обнажённым и слегка пристыженным, с ошейником на шее и поводком в руках. Прямо возле Чжунли, вместо того, чтобы забраться к нему на диван, он плюхается на четвереньки и протягивает ему поводок, не поднимая головы.       Изгибы аккуратного белого тела и доверчиво протянутый поводок заставляют Чжунли задействовать абсолютно весь свой самоконтроль, чтобы не сорваться и не взять этого податливого юношу прямо на полу.       — Ты же у меня такой хороший и милый, — помня, как тот реагирует на подобное, рокочет Чжунли. — Сам пришёл ко мне и отдал власть из своих лапок. Так нравится слышать похвалу, Тарталья?       — Нравится, — выдыхает тот, ластится к ладони Чжунли и укладывает ладошки ему на колени.       — Иди ко мне, дорогуша.       Чжунли отстёгивает поводок спереди и крепит его сзади. Дома он его успел повертеть, прежде чем прийти, и тогда стало ясно, почему у него такая длина: получив мяукающее разрешение, Чжунли закрепляет в петлях поводка кисти рук Тартальи за спиной и регулирует натяжение, после чего ставит его на коленки, заставляя уткнуться головой в подушки.       — Вот так, — одобрительно бормочет Чжунли, поглаживая красиво прогибающуюся спинку. Он коленом разводит ноги Тартальи чуть шире и не удерживается от соблазна укусить прямо в мягкое местечко: Тарталья вскрикивает и ёрзает, за что получает ещё один, предупреждающий укус. — Будь послушным мальчиком, не дёргайся.       Чжунли выцеловывает чужие бёдра, позвоночник, обхватывает грудь и талию, не позволяя Тарталье сделать и лишнего движения. Тот только может тихо хныкать, уткнувшись лицом в простынь, и добровольно отдаваться рукам Чжунли.       Мужчина невесомо оглаживает капающий смазкой небольшой член Тартальи, вырывая отчаянный скулёж снизу. Чжунли усмехается и руки убирает, но ненадолго — чтобы вылить на пальцы побольше смазки.       Не вынимая пальцев, он ложится рядом, заставляя этим Тарталью приподнять на него голову. Он в безмолвной просьбе поджимает губы и выгибает бровки домиком, и Чжунли срывает с его губ поцелуй, продолжая двигать пальцами внутри. Тарталья постанывает в губы, жмурится и делится привкусом слёз, что сорвались с ресниц от длительной и медлительной растяжки.       — Можно уже… т… Вас, — Тарталья смотрит так умоляюще жалостливо сквозь влагу глазок, что Чжунли просто физически не может ему отказать.       Даже раскатав презерватив, он всё ещё не спешит — довольствуется видом жаждущего Тартальи, проводит ладонями по его бёдрам и дразнит тем, что просто касается головкой дырочки, но не входит. Тарталья внизу переходит на жалобное бормотание, расслышать которое не представляется возможным, Чжунли медленно, но одним движением проникает внутрь, склоняется над юношей и ощутимо хватает его за волосы, приподнимая над подушкой.       — Не мямли, — рокочет он, слизывая крупную каплю слезы с скулы, и отпускает его. Тарталья безвольно падает назад, выкрикнув «да», и мелко дрожит под ним. — Умничка.       Движения ускоряются, и Чжунли крепко держит Тарталью за бёдра, чтобы его колени не разъезжались во все стороны.       Тарталью хочется сжать, придушить, укусить, пометить — Чжунли это и делает, оставляя засосы на задней стороне шеи чуть ниже ошейника и до синяков сжимая мягкие бока. Тот скулит под ним, просит ускориться — всхлипывает, что был хорошим; Чжунли мягко массирует его запястья, не выпуская из поводка и не прекращая ритмичных глубоких толчков. Собственное удовольствие, за которым хочется угнаться, подкрадывается всё быстрее; Чжунли хрипло мычит в затылок Тартальи, рукой обхватывает его член и чуть сжимает, из-за чего тот несдержанно вскрикивает — и обильно кончает в руку, сжимаясь внутри.       Ведомый собственным накрывшим оргазмом, Чжунли впивается зубами в плечо Тартальи, а после зализывает, зацеловывает влажную от пота спину, выпускает из поводка руки и позволяет завалиться на кровать.       — Постой, — Чжунли не позволяет ему перевернуться на спину, вместо этого мягко проводит пальцами по лопаткам и чуть затёкшим рукам. — Молодец. Иди ко мне.       Тарталья что-то устало бормочет и лениво перемещает голову на грудь Чжунли, обняв его. Устроенный беспорядок, кажись, не особо их волнует, но, несмотря на это, Чжунли всё же любезно обтирает себя и Тарталью, после чего оставляет игривый поцелуй на животе чуть ниже пупка.       — Не игра-айся, — улыбаясь, тянет Тарталья. — Давай поспим, пока Кэп не очухался и не захотел гулять… Получив согласный кивок, он позволяет себе задремать, прижимаясь к теплому большому телу и напоследок пробурчав что-то невразумительное о собаках.       Мадам Чжэньцзюнь отправляется обратно к своей хозяйке, снежно выбеленной блондинке (под стать шёрстке болонки), которая оказывается выше самого Тартальи. Шэньхэ кротко выдавливает улыбку ему, и совсем быстро скрывается за дверью, отказываясь на предложение Чжунли выпить вместе чай.       — Какие они разные, — удивлённо хмыкает Тарталья, провожая её взглядом. — Удивительно.       — Ты её по молодости не знал, — избегая подробностей, пожимает плечами Чжунли. — Шэнь была жгучей брюнеткой, и её характер вовсе отличался. Тебе следует с ней познакомиться ближе — я постараюсь её пригласить в слудующий раз — она прекрасная женщина.       — О, а каким ты был «по молодости»? — Тарталья противно улыбается, чудом не заставив Чжунли закатить глаза и цокнуть языком. — И что насчёт пёсика? Ты всё-таки решил что-то?       — Да, решил. Завтра кое-куда съездим. Поедешь со мной?       Тарталья аж подскакивает на месте, быстро-быстро кивая. Он уже предвкушает выбор прекрасного щеночка для Чжунли, которого они вместе как-то прикольно назовут, и… Есть ли смысл советовать ему брать добермана? В какой-то мере это очень горячо — два владельца роскошных доберманов, идущих по парку под ручку, и Тарталья с головой уходит в фантазии, лениво наблюдая за тем, как Чжунли делает им чай. Себе — строго без сахара. Тарталье — позволив бросить пару ложек.       — Коты?!       Тарталья входит в приют и приветствует администрацию, спокойно проходит за Чжунли к вольерам, и вместо радостных щеночков и псов его встречают разномастные коты. По дороге его предупредили, что едут они именно в приют, но… Тарталья этого не ожидал!       Чжунли щурится довольно-довольно, словно и не замечая шока юноши. Тот вздыхает, но оглядывается вокруг. В конце концов, котята — милый народ, и пусть Тарталья с ними лично не имел дел, что мешает ему исправиться? Главное, чтобы Чжунли выбрал хорошего питомца.       — Смотри, какой милый… — Чжунли указывает на чёрного котёнка с ярко-жёлтыми глазками. Стоит мужчине подойти ближе, он заинтересованно подползает к стёклышку вольера, беззвучно мяукает — за шумом не слышно — и тянет лапку. Тарталья выдает умилительное «о-о-о…», но только стоит ему подойти ближе и склониться, малыш-котёнок весь словно электризуется, встав дыбом.       — Ты чего-о, — Тарталья хихикает и встаёт, чтобы не пугать котёнка больше. В конце концов, он пахнет собакой, быть может, тому это не понравилось. — Кажется, у вас любовь с первого взгляда?       — Ага, — Чжунли не отрывает взгляда от застенчивого котёнка, теперь ушедшего глубже в вольер. — Прямо как у меня с тобой. Тарталья вспыхивает, но ничего не отвечает.       Чжунли долго возится с документами, и в итоге соглашается на визит к нему домой ради проверки условий проживания. Они сразу едут в магазин, по рекомендациям выбирают корм, лоток, спальное место, когтечоку… и миллиард других вещей.       — Я, пожалуй, ещё недельку отпуска возьму, — вздыхает Чжунли, разбирая их покупки и думая, куда что лучше установить. — Или больничный, если не позволят. Нужно побыть с котёнком, дать ему привыкнуть к новому жилищу и к нему самому.       — У-у, ты выбрал вместо меня кота, — притворно вздыхает Тарталья, обнимая Чжунли со спины. — Надеюсь, он не будет очень остро на меня реагировать. Ничего не обещаю, у меня же Капитано.       — Только не ревнуй меня к коту, — в такой же шутливой манере отвечает тот, поглаживая ладошки Тартальи у себя на торсе. — Он привыкнет, не переживай. Осталось только подумать над именем… но этим можно заняться позже.       — А чем тогда займёшься сейчас?       — Как чем? — Чжунли разворачивается, обхватывая его за талию. — Тобой.