人 人 人
Строки расплылись перед глазами, когда Гермиона постучала по последней фразе своей палочкой. Непрозрачные чернила аккуратно растеклись по буквам и высохли за считаные секунды, заставив её улыбнуться. Готово! Она наконец-то расправилась с отчётом. По крайней мере, по большей части. Старший Невыразимец перепроверит её правки, а затем бумаги улетят к какому-нибудь разочарованному репортёру Ежедневного Пророка. Гермиона огляделась, собрала недоеденный обед и книгу, которую читала, пока сидела утром без дел. Остальные секретарши уже покинули свои кабинки из красного дерева со стеклянными перегородками, воодушевлённо болтая после целого дня тишины. Впервые оказавшись на работе в начале августа, Гермиона надеялась подружиться с кем-то из отдела, но статус героини войны и сплетни, которые по-прежнему преследовали Золотое трио, заставили большую часть её коллег сохранять дистанцию. Некоторые, вполне вероятно, нервничали, разговаривая с ней. В конце концов, её имя печатали в газетах уже с четвёртого курса. Другие, как догадалась Гермиона по косым взглядам и фальшивым улыбкам, ненавидели, насколько легко она получила должность. Даже в офисе секретарей Отдела Тайн каждая волшебница или волшебник неустанно трудились, желая построить карьеру. Впрочем, как и в Хогвартсе, так и за его пределами. Гермиона окончила лишь шесть курсов и досрочно (заслуженно хорошо) сдала ТРИТОН, чем заслужила ещё одну мишень на спине. По крайней мере, теперь её нельзя упрекнуть. По крайней мере, ей хотелось в это верить. Она быстро прошла к лифту, с облегчением обнаружив, что он пуст. — Второй уровень, пожалуйста, — громко сказала Гермиона, хватаясь за поручень. Утром она запланировала поужинать в магловском районе Лондона вместе с Гарри и Роном. Сходить в какую-то новую пиццерию, о которой узнала, случайно подслушав разговор двух женщин из Отдела по связям с маглами. Конечно, мальчики ещё на работе. Авроры, как правило, заканчивали позднее, чем даже она. К удивлению, двери лифта с механическим лязгом открылись всего на один этаж выше, откуда на неё уставился светловолосый мужчина. Гермиона невольно сделала шаг назад, костяшки пальцев стиснули палочку, стоило ей узнать в нём Люциуса Малфоя. Исчезла худоба, а растрёпанные пряди, с которыми она видела его во время битвы за Хогвартс, сменились сияющей гривой волос, обрамляющей правильные черты лица. Если бы Гермиона лично не видела его в тот день, то предположила бы, что жизнь этого волшебника вовсе не пошла коту под хвост. Однако, она знала правду. После трёхмесячного заключения в Азкабане (которое он, очевидно, купил, несмотря на все усилия Кингсли приговорить Пожирателя Смерти сидеть до конца жизни), мистер Малфой вернулся в свой особняк под домашний арест, где коротал двухлетний срок условно-досрочного освобождения. По словам Пророка, Нарцисса и Драко переехали к тому времени, когда он вернулся домой. Отправились жить в Америку, желая спрятаться от ошибок прошлого. Как, а главное, почему, мистер Малфой теперь стоял в атриуме Министерства, ожидая лифта, Гермиона понятия не имела. К удивлению, Малфой отвёл глаза, а на его высокомерном лице появилось обеспокоенное выражение. — Извините, — вежливо пробормотал он. Гермиона растерянно моргнула, когда поняла, что загораживает вход. — П-простите, — прошептала она, возненавидев свой голос, прозвучавший слишком хрипло. — Не нужно… извиняться, — протянул Малфой, когда Гермиона отшагнула вправо, позволяя ему встать рядом. — Второй уровень, — тихо сказал он. «Он тоже направляется в Аврорат, — подумала она, сглотнув стук сердца, которое будто бы прыгало до самого горла. Шестерни завращались, и лифт начал подниматься. Гермиона не находила в себе сил взглянуть на Малфоя. — Его должны были запереть в его грязном поместье, чтобы он сгнил в своей богато украшенной тюрьме!» И всё же он стоял рядом с ней, один, и, по-видимому, не замечал беспокойства на её лице. Мистер Малфой глухо кашлянул, а затем слегка сдвинулся. Медный отблеск привлёк внимание Гермионы, и она опустила глаза к подолу его мантии. Под изумрудно-зелёной тканью брюк виднелось нечто вроде браслета, замыкающегося на лодыжке. Казалось, металл словно издает слабый, едва слышный гул. — О, — выдохнула Гермиона, а потом смущенно залилась румянцем, осознав, что сказала это вслух. Браслет напоминал магловское устройство слежения. Возможно, он к тому же имел свойство гасить магию? Скорее всего, мистер Малфой пришёл, лишь чтобы проверить браслет или подкрепить его. Но, почему, во имя Мерлина, Малфой так легко отделался, она понятия не имела. По мере того как лифт поднимался всё выше и выше, Гермиона безуспешно пыталась совладать с набежавшим страхом, холодящим спину. Ей до сих пор снился тот день в поместье. Снилось, как Малфой стоял там и наблюдал, как кинжал Беллатрисы марает её кожу. «Он приснится мне сегодня ночью, — с дрожью поняла Гермиона. — Сегодня ночью Он сам будет держать кинжал, улыбаясь, пока я кричу». Когда лифт, наконец, открылся на втором уровне, Гермиона почти вжалась спиной в стенку. — После вас, — прошептала она, уставившись Малфою в затылок. «Не вздумай заикнуться ещё хоть раз», — наказала себе она, подняв подбородок повыше. Пальцы мистера Малфоя дрогнули, и он слегка наклонил голову в её сторону. — Доброго дня, мисс Грейнджер. Гермиона подождала, пока его шаги по коридору не стихнут, и лишь потом рискнула выйти. Несколько работников Министерства с любопытством посмотрели ей вслед. Хотя Гермиона сомневалась, крылась ли причина в том, что они видели её с мистером Малфоем или просто потому, что им встретилась она. К счастью, Малфой не пошёл по коридору, ведущему к кабинетам Авроров. Весь путь вперед Гермиона не сводила глаз с полированного паркета, что мерцал перед ней отблесками света. Наконец, она добралась до позолоченной таблички с надписью «Офис младших авроров» и распахнула дверь. Удивительно, но внутри никого не было. Кабинки напоминали её собственные — все из матового стекла и дорогого дерева, хотя бумаги, разбросанные по столам, как обычно привели её в ярость. У Гарри и Рона имелись отдельные кабинки у двери, напротив друг друга. Обе пустовали. Нахмурившись, Гермиона вернулась в коридор. «Может быть, они ушли раньше? Решили встретиться со мной в ресторане?» — подумала она, метнувшись взглядом к рыжеволосому Праудфуту, прошедшему мимо. — Привет, Грейнджер, — кивнув поздоровался аврор и переступил с ноги на ногу, как будто она застала его врасплох. Он улыбался, хотя его губы слились в тонкую линию, и он еще больше нахмурился. — Праудфут. Она заметила немаркированную папку у него под мышкой, а затем взглянула и на самого аврора. Тёмно-синие глаза Праудфута бесстрастно изучали её в ответ. Казалось, это скорее из-за профессиональной привычки, чем из-за её нежданного визита. — Я должна была встретиться здесь с Гарри и Роном. Они уже поехали к каминам? — Боюсь, нет… Уже не в атриуме. Я поручил нескольким новичкам вести расследование во Франции, — Праудфут посмотрел наверх, явно размышляя. — Они вернутся через… двенадцать часов или около того. Гермиона попыталась скрыть тревогу на лице, одновременно ощутив неловкость. — О, так они ушли на задание совсем недавно? Аврор поглядел на нее долгое мгновение, а затем неуверенно улыбнулся. — Боюсь, нет. — Ясно. Хорошо, тогда я просто… э-э-э… пойду. Хорошего вечера, Праудфут, — Гермиона развернулась и ушла, не желая слушать слова утешения.人 人 人
Дом на площади Гриммо был неизменно пыльным, безнадёжно продуваемым сквозняками и слишком большим для жизни троих девятнадцатилетних. И всё же он стал её домом после войны. По крайней мере, крышей над головой. Гермиона сомневалась, сможет ли когда-нибудь назвать его настоящим домом. Знакомые места навевали слишком много болезненных воспоминаний, мешая по-настоящему спокойно жить. Кричер подал ей остатки жаркого, которое она, не противясь, съела. Гарри хорошо относился к эльфу, несмотря на его роль в войне. Гермиона решила, что это лишь потому, что она яростно защищала домовика, когда они переехали прошлым летом. Тогда никто не хотел пререкаться. Не в те дни, когда ещё не зажили военные раны. Споры и ссоры начались позже, стоило начаться их новой жизни. Гермионе порой казалось, что, возможно, все они ругались нарочно, просто чтобы почувствовать вкус привычной жизни. Только когда они препирались в детстве, причиной служили банальные вещи. Теперь ссоры уже не казались столь приятными, ведь основными камнями преткновения стали пристрастие Рона к огневиски, сигареты-самокрутки — новая привычка Гарри, и её желание жить в отдельной от Рона спальне. Гермиона вонзила нож в картофелину, мечтая, чтобы Джинни очутилась рядом. Уизли вернулась в Хогвартс на седьмой год, и хотя часто писала, это было не то же самое. Джинни любила пошутить в любой ситуации и умела рассмешить Гермиону даже в самые мрачные дни. Иногда казалось, что она скучала по Джинни намного больше, чем Гарри, ведь его работа позволяла ему время от времени посещать Хогсмид. «Вот бы поскорее Рождество», — вздохнула Гермиона, пережёвывая тщательно нарезанную картофельную дольку. В этом году они запланировали провести праздник на Гриммо, ведь в Норе по-прежнему шёл ремонт. Дом Уизли оказался сильно повреждён во время войны, и Гарри настоял, что оплатит расходы на восстановление и строительство новых комнат. Потребовалось много разговоров за обедом и намёков на предстоящую помолвку с некой рыжеволосой волшебницей, но Молли сдалась, в конце концов. Гермиона оглядела тускло освещённую кухню, задаваясь вопросом, не стоит ли украсить её к Рождеству. Было лишь двенадцатое ноября, но подготовиться заранее не помешало бы. По крайней мере, она могла бы заняться чем-то полезным, а не валяться без дела, притворяясь, будто читает в домашней библиотеке. Вымыв посуду по-магловски, Гермиона начала подниматься по скрипучей лестнице на второй этаж, едва не спотыкаясь от усталости. После долгого рабочего дня во лбу пульсировала боль, которая стала лишь сильнее, стоило ей вспомнить, как Гарри и Рон забыли рассказать ей, что уехали по делам. Поднявшись на третий этаж, Гермиона посмотрела вниз на свою дверь (она занимала спальню на втором этаже, а комната Рона располагалась над ней), а потом повернулась в другую сторону — туда, где находилась комната Сириуса. Прикусив губу, она провела пальцами по изогнутому краю перил и, наконец, решилась зайти. В старой комнате Сириуса никто не ночевал. Никто даже не входил туда, кроме Кричера, который убирался там без особого энтузиазма. Но нечто внутри Гермионы тянуло её вперёд, заставив пройти по потёртому ковру в темноту. Гермиона включила свет, отчего зажглись медные бра по обе стороны кровати. Внутри грязных колб замерцали настоящие огоньки — газовые лампы волшебным образом подключались к выключателю у двери. Взгляд Гермионы скользнул по ало-золотому покрывалу, утопленному в центре, где, должно быть, когда-то постоянно валялся Сириус. Приоткрыв две другие двери, она обнаружила отделанную чёрной плиткой ванную и гардеробную, в основном пустующую, за исключением нескольких мантий и мужской магловской одежды, и невольно задержала ладонь на кожаной куртке, всё ещё хранящей запах виски, табака и моторного масла. Сбросив одежду на пол гардеробной, Гермиона обнажённой вошла в спальню, утопая ногами в плюшевом коврике. Скорее всего, Сириус постелил его после возвращения, судя торчащей сбоку бирке «Примарк». Заклинанием Гермиона выключила лампы и забралась в кровать. Свернувшись калачиком под одеялом, она подтянула коленки к груди, по-прежнему сжимая в одной руке волшебную палочку. Окутывающая её тишина дарила покой, отчего вспоминалась Комната Смерти и время наедине с Завесой. Она и Сириус были друзьями, но никогда не были близки. Тем не менее он видел её. Серые глаза, нередко искрившиеся интересом в годы после Азкабана, могли понять любого, на кого смотрели. Сириус мог слушать глазами. Он мог понять, не услышав ни слова. Сириус видел её, и… ох, как ей хотелось вновь почувствовать этот тёплый взгляд. Пересечься с ним глазами. Ощутить тяжесть его ладони на своём плече. Почувствовать, как он притягивает её ближе к костлявой груди, в которой громко бьётся сердце. Услышать тихий шёпот, обещающий, что с ней всё будет в порядке, потому что с ним всё было в порядке. Такой человек, как он, не заслуживал, чтобы его украла Смерть. Гермиона глубже погрузилась в ворох одеял и уткнулась лицом в алые простыни. Одеяла обнимали её, и она обнимала себя, но этого оказалось недостаточно. Из глаз потекли слёзы, горячие и жгучие. — Сириус, — всхлипнула она, уткнувшись губами в кровать. — Где же ты? В какой-то момент, когда простыни промокли, а глотка пересохла от соли и соплей, горе отпустило. Сонное марево заполнило разум, подталкивая к обрыву, который обещал окунуть её в пропасть кошмаров. Гермиона слишком устала, чтобы бороться с ним, и поддалась. И в темноте, где-то на грани между сном и явью, она как будто бы услышала: — Помоги мне, Гермиона.