Убедившись, что Лаванда снова повисла на Роне с полным бокалом пунша в руке, Гермиона поспешила вернуться домой через камин. Кинув под ноги горсть летучего пороха, она вскоре оказалась на кухне Гриммо, а потом быстрым шагом добралась до крыльца и развернулась на месте. Стремительный рывок трансгрессии заставил все внутренности перевернуться, а мир перед глазами смешаться в сплошное мутное пятно. Пережидая приступ тошноты, Гермиона упёрлась локтями в бёдра и мрачно поглядела вниз, на заснеженную подъездную дорожку к Малфой-мэнору.
— Умная волшебница! — пропищал за спиной восхищённый голосок.
Сглотнув подступившую к горлу желчь, Гермиона выпрямилась и увидела идущую к ней Фисби. Домовиху, казалось, совершенно не беспокоило, что она шлёпает босыми ногами прямо по обледенелой дороге.
— Привет, Фисби, — сумела выдавить Гермиона. — Люциус дома?
— О да! Хозяин в своём кабинете, — поклонилась Фисби, улыбнувшись, и протянула ей ручку. Гермиона с благодарностью взялась за ладошку и, мгновение спустя, они материализовались в вестибюле у чёрного входа. — Хозяин открыл камин для умной волшебницы, но Фисби встречает её за воротами. Мисс замёрзла?
Не успела Гермиона ответить, как Фисби щёлкнула пальцами, отчего приятная волна тепла прокатилась по ногам. Взглянув вниз, Гермиона обнаружила, что кеды высохли, хотя джинсы, увы, были по-прежнему порваны и окровавлены.
Поблагодарив Фисби, она направилась по коридору, размышляя над словами милой домовихи, от которых по губам невольно расползалась улыбка.
«Он ждал меня?» — Этот вопрос не давал покоя, пока она не оказалась у дверей кабинета. Намереваясь вежливо постучать, Гермиона уже сжала пальцы в кулак, но в последний момент заколебалась.
Наивно было полагать, будто Люциус не часть пророчества. В последние месяцы он стал слишком близок… Слишком близок к ней, к её поискам, к секретам… Был рядом на каждом шагу этой долгой зимой. И хотя Гермиона вечно насмехалась над бесполезностью прорицаний, она верила, что есть крупинка правды в разгадывании хитрых переплетений Судьбы. Жизни Гарри и Волдеморта — достаточное тому подтверждение. И как однажды сказала Трелони: — «У Пророчества — две стороны. Одна — судьба, а вторая — действие». Как только прозвучат слова предвестника, каждое решение, каждый выбор, сделанный теми, кто причастен к пророчеству, станут шагом его к завершению. У истоков Судьба напоминает дикое, искривлённое дерево с многочисленными развилками ветвей. Но время идёт, и лишние отростки опадают по мере принятых решений…
Рассказав Люциусу о пророчестве, она направит их дорогой, с которой уже не сойти.
«Но какой выбор мне остаётся? Судьба сама найдёт меня, так или иначе. Бороться — бессмысленно. Если только ненадолго отсрочить?..»
Шумно вздохнув, Гермиона осторожно постучала костяшками пальцев о дверь.
— Войдите.
Проскользнув внутрь, она увидела, как Люциус улыбнулся ей, сидя за своим столом. Мгновение растянулось, его взгляд медленно опустился к её оцарапанным ладоням и порванным коленям джинсов, а улыбка померкла.
— Что случилось? — напряжённо спросил он, поднимаясь на ноги.
— Повздорила с одной дурой-окклюментом.
Люциус вмиг помрачнел, тяжело сглотнув.
— Фисби! — позвал он. Крохотная эльфийка появилась секундой позже, испуганными глазами уставившись на хозяина. — Принеси аптечку, — приказал он, не сводя взгляда с Гермионы. Как только домовиха испарилась, Люциус сдвинул в сторону книги, бумаги и жестом подозвал её к столу, кратко приказав: — Сядь.
Гермиона ощущала себя словно в прострации, из-за всех свалившихся на неё за день событий, и никак не отреагировала, когда Люциус Малфой потребовал, чтобы она усадила свою маглорожденную задницу прямо на его дорогой письменный стол, и покорно выполнила указания.
Фисби вернулась пару-тройку секунд спустя, передав Люциусу маленькую жестянку, в которой лежали как магловские лекарства, так и магические целебные снадобья. Недрогнувшей рукой он обмакнул ватный тампон в зелье молочного цвета, а затем потянулся к её левому запястью. Нежно расправив пальцы, Люциус осторожно прикоснулся к ссадине на ладони.
— Расскажи мне, что случилось, — спокойно попросил он тоном, не терпящим возражений.
Гермиона поморщилась, когда он провёл ваткой вдоль самой большой царапины, и вполголоса спросила:
— Помнишь мою однокурсницу, Лаванду Браун?
Люциус брезгливо поджал губу.
— Подружка Уизли, которую мы нечаянно подслушали в твоей спальне?
Гермиона лишь молча кивнула, сразу вспомнив неловкие события той ночи, и едва слышно выдохнула, когда Люциус отпустил её руку, чтобы вновь обмакнуть ватный тампон в зелье.
— Я столкнулась с ней на вечеринке, и она, эм… призналась, что у неё есть фальшивые воспоминания о нас, — объяснила Гермиона, пока он обрабатывал другую ладонь. — Она угрожала показать их практически всем моим близким и знакомым. Ситуация стала… накаляться.
— Полагаю, ты позаботилась об этом? — поинтересовался Люциус, отбросив ватку в сторону. Скользнув взглядом вверх, он посмотрел на неё с удивительной теплотой, промелькнувшей в стальном блеске глаз.
— Да, — призналась Гермиона, заслужив его небрежную ухмылку. — Лаванда запомнит лишь нашу ссору, если, конечно, я не напортачила с заклинанием.
— Меньшего я от тебя и не ожидал, моя коварная ведьмочка, — сказал он, одарив её очередной восхитительно лукавой улыбкой.
Гермиона покрылась румянцем, который разгорелся лишь сильнее, стоило его глазам опуститься к её раненым коленям. Джинсы плотно сидели на ногах, поэтому у него наверняка не получилось бы завернуть жёсткую ткань, чтобы добраться до кровоточащих ссадин. Разумеется, она могла бы залечить их сама, или, например, превратить джинсы в юбку, но… с каким-то трепетным предвкушением Гермиона поняла, что не станет. Ей безумно хотелось посмотреть, как он поступит. Как отреагирует?..
Хотелось узнать, каково это — раздеваться перед ним, когда он стоит так близко?..
В голове у Люциуса, вероятно, возникли те же мысли.
— Ты не снимешь? — бархатным голосом спросил он, дотрагиваясь до её колена.
Гермиона подчинилась. Склонив голову, будучи не в силах встретиться с ним взглядом, она слезла со стола и быстро избавилась от джинсов, всхлипнув, когда грубая ткань проехалась по раненым коленям. Люциус утешающе погладил её по плечу. С щеками, пылающими раскалённой лавой, Гермиона вновь уселась голыми ногами на стол, аккуратно положив джинсы поперёк бёдер, чтобы изобразить хоть подобие скромности.
Их взгляды пересеклись. Его глаза заглянули в её глаза, потемневшие от желания, а потом скользнули по её обнажённым ногам.
— Люциус? — прошептала она, пока он наносил целебное зелье на свежий ватный тампон.
— Хм?
— У тебя есть Омут Дум, которым я могу воспользоваться?
Его ладонь замерла всего на миг, а потом уверенно легла чуть выше колена. Пальцы огладили чувствительную кожу, распаляя язычки пламени, которые щекотливо затанцевали вверх по ноге.
— Мне показалось, ты не хотела бы повторять ссору с мисс Браун, — ответил он, другой рукой осторожно промакивая ранку.
— Мне он нужен не для этого.
— Тогда для чего? — От её молчания по его лицу расплылась кривая ухмылка. — Я твёрдо намерен узнать причину или вместо него могу предоставить тебе тазик для умывания.
Отбросив ватку на стол, Люциус потянулся за рулоном бинтов, а потом, едва касаясь пальцами кожи, аккуратно обмотал ссадину белой сеточкой и закрепил концы узелком. Убрав одну руку, другую он положил над коленом и вновь посмотрел ей в глаза, мягко прочертив подушечкой большого пальца по внутренней стороне бедра, а затем начал неспешно подниматься ладонью всё выше и выше по её разгорячённой коже.
— Люциус, — выдохнула Гермиона, не в силах сопротивляться опасному прикосновению, от которого желание сохранить пророчество в секрете стремительно таяло.
Его пальцы замерли, а глаза по-прежнему неотрывно изучали её, то и дело скользя по губам.
— Да, моя дорогая? — В серебристой глубине заплясали искры веселья.
— Отведи меня к своему Омуту Дум. Я покажу тебе.
От того, как легко рухнула её решимость сохранить пророчество в секрете, Гермиона на миг почувствовала себя жалкой.
Может, именно так оно и работает? Она пыталась бороться… Но Люциус прервал её сопротивление одним лишь своим крохотным, но всепоглощающим прикосновением.
По её просьбе Люциус с победоносной улыбкой на губах отвернулся, вежливо позволив ей изобразить подобие скромности и аккуратно натянуть джинсы. Кинув
«Репаро» на подранную ткань, Гермиона велела ему повернуться обратно. Молча смерив её взглядом, Люциус предложил ей руку.
— Не отходи от меня, — посоветовал он, когда её ладонь легла на сгиб его локтя.
— Ты хранишь Омут Дум не в своём кабинете и не в библиотеке? — поинтересовалась она, когда они прошли мимо читального зала дальше в вестибюль.
— Из-за министерских обысков я давно решил перенести его, — объяснил Люциус, когда они свернули в левый коридор, в котором она раньше ни разу не бывала. — Клятые авроры вели себя гораздо более… деликатно с предметами, которые хранились в покоях, а не в комнатах, где я работаю.
Стены и пол узкого коридора были выполнены в том же изысканном стиле, что и остальной дом. Вскоре проход расширился, постепенно выводя их, как ей показалось, к парадной части особняка. Гермиона опустила глаза на полированный мраморный пол, который сверкал так ярко на фоне её кед, что в нём можно было увидеть их отражение, и едва успела взглянуть на обширную коллекцию портретов в золочёных рамах и старинную мебель, отделанную драгоценными камнями, прежде чем Люциус повёл её наверх по винтовой лестнице из красного дерева. Этажом выше она мельком заметила закрытую комнату и совсем бы не обратила на неё внимания, если бы вдруг не ощутила явный привкус тёмной магии, исходящий от двери. Внутренне поёжившись, Гермиона резко отвела взгляд. Ей не хотелось ничего знать о парадной гостиной… Даже на миг вспоминать о ней… Вспоминать измождённого Пожирателя Смерти, которого она когда-то там встретила.
Пока они шли по второму этажу, Гермиона невольно вспомнила дом на площади Гриммо. Промозглый и тёмный, он необычайно мерк по сравнению с роскошью Малфой-мэнора. Она чувствовала себя поразительно неуместной здесь, особенно в своих джинсах и кедах, но всё равно была очарована поместьем, пока гуляла по его богато украшенным залам под руку с хозяином. С толикой страха озираясь по сторонам, Гермиона ощущала трепетную дрожь в сердце, словно она на миг оказалась в любимой сказке из детства, хоть и рождённой во тьме и страдании, но не тем менее прекрасной.
— Кто… кто это? — взвизгнул голос слева от Гермионы.
— Девушка!
— Нет, дурак — грязнокровка!
— Шлюха Поттера!
Гермиона замерла, вцепившись в локоть Люциуса.
— Что это было? — резко обернувшись спросила она, но поначалу увидела сбоку от себя лишь светлые обои в цветочек, и только потом заметила висящий на стене масляный пейзаж. На склоне живописного холма, сгорбившись, стояли трое мужчин и сверлили её разъярёнными взглядами.
— Лучше пойдём, — пробормотал Люциус, потянув её за руку.
— Убирайся, грязнокровка! — прошипел некто с портрета, когда они поспешили прочь.
Гермиона оглянулась, но картина в конце коридора уже оказалась вне пределов слышимости. К счастью, на остальных стенах не висело никаких произведений искусства, куда грубияны могли бы проскользнуть.
— Прошу прощения за своих предков, — сказал Люциус, взглянув на неё сверху вниз, когда они остановились перед белоснежными двустворчатыми дверями. — Они тебя расстроили?
— Немного ошарашили. Удивительно, что я не слышала их раньше, — ответила Гермиона, сразу вспомнив коридор на первом этаже и библиотеку. Сейчас она вдруг поняла, что места, где она часто присутствовала, были полностью лишены каких-либо пейзажей, портретов и прочей живописи. — Люциус, ты приказал убрать картины из задних комнат? — застенчиво улыбнувшись, поинтересовалась Гермиона.
— Нельзя было отвлекать мою дорогую ведьму от работы, — задумчиво протянул он, а потом взялся за дверные ручки.
«Нет, скорее потому, что я привлекла бы слишком много внимания», — улыбаясь, подумала она, когда створки перед ней распахнулись, открывая взору его покои.
Первой в глаза бросалась огромная кровать с балдахином, обрамленная серебристыми драпировками пастельных тонов. Рядом стояла пара очаровательных кресел с подлокотниками в форме крыльев и комод, ящики которого были украшены опалом. По соседству с ним находилась приоткрытая дверь в бледно-серую ванную комнату, отделанную мрамором, а сквозь щёлку между белоснежными бархатными портьерами виднелся зимний сад. Вдоль одной из дальних стен тянулись книжные стеллажи, а по центру комнаты стоял закрытый секретер. Когда Люциус направился к нему, она тихо спросила:
— Это… это твоя спальня?
— Ожидала чего-то другого? — съязвил он.
— Эм-м-м… Скорее ожидала увидеть эстетику слизеринской гостиной.
Люциус усмехнулся.
— Хотя мой факультет и в почёте, но славится отнюдь не хорошим вкусом, — сказал он, распахнув дверцы шкафа, за которыми скрывалась серебряная чаша. Зацепив краешками пальцев деревянную подставку, он выдвинул её на себя, вытаскивая на свет поднос. У Гермионы перехватило дыхание.
«Омут Дум», — поняла она, поспешив подойти поближе.
Украдкой посмотрев в зеркальную гладь, Гермиона нервно оглянулась на Люциуса.
— То, что я собираюсь показать тебе… ты… ты не сможешь так легко позабыть.
— Гермиона, — потянувшись к её щеке, Люциус отодвинул непослушный локон, замер на миг, а потом отпустил его. — Я не хочу забывать ничего из… этого.
Ощутив, как сильно жаждет его прикосновений, Гермиона прочистила горло и вновь развернулась к Омуту Дум.
Взяв Люциуса за руку, она дотронулась кончиком палочки до виска, отыскав в сознании нужное воспоминание, а затем погрузила нить в серебряную чашу. Зеркало воды подёрнулось рябью, перед глазами замерцал коридор Хогвартса. Глубоко вдохнув, Гермиона шагнула вперёд и с головой окунулась в холодную зыбь Омута Дум.
人 人 人
Люциус отошёл от Омута, даже не потрудившись задвинуть чашу обратно в секретер. Гермиона наблюдала, как он молча прошагал к кровати и присел на высокий матрас.
— Возьми пергамент, — тихо сказал он. — В ящике под шкафом… — Не успел он договорить, как Гермиона уже нашла чистый свиток и перо. Пророчество всё ещё явственно звучало в памяти. Взмахнув палочкой, Гермиона перенесла слова на бумагу.
— Прочти его, пожалуйста. Строка за строкой.
Взглянув на волшебника, сидящего напротив, Гермиона прикусила губу. Люциус смотрел куда-то ей в ноги, но, казалось, не видел ничего, целиком погрузившись в собственные мысли. Расправив края пергамента, она начала читать вслух:
— Сумрачный туннель открыт. Одна сторона — рождение. Другая — смерть.
— Дальше, — шёпотом приказал Люциус.
— Одна сторона хранит ключ. На другой стороне висит замок. Между ними — конец магии.
Гермиона замолкла, поймав его взгляд. Люциус слегка кивнул, позволяя ей продолжить.
— Только три дара, добровольно отданных, могут его остановить. Один дар — будущее. Второй — семья. Третий — жизнь. — Сильнее стиснув в руках пергамент, Гермиона севшим голосом продолжила: — Туннель рухнет, когда дарители выкуют себя во плоти будущего и перед неминуемым крахом будет принесён третий дар.
Подойдя к кровати, Гермиона положила пергамент рядом с ним. Люциус, казалось, даже не заметил его, а вместо того ухватил её за руку и потянул к себе, вынудив неуклюже взгромоздиться на высокий матрас. Опираясь на раму, Гермиона приподнялась и уселась вплотную к нему. Её ноги болтались над полом, а кеды выглядели неимоверно грязными на фоне мягкого кремового ковра.
— Один мой дальний родственник считал мою двоюродную бабушку Оделию — провидицей, — прервал тишину Люциус. — Я же всю жизнь считал пророчества — драконьим дерьмом, до тех пор, пока Тёмный Лорд не стал одержим тем маленьким стеклянным шариком, и ни о чём больше не думал, кроме него. Если это и вправду пророчество, тебе не стоит его игнорировать, иначе оно загноится, как произошло в хорошо известном нам обоим случае.
— Ты правда считаешь, что Лаванда — настоящая провидица, как Трелони?
Люциус искоса взглянул на неё, выгнув бровь.
— Ты знаешь эту девушку лучше, чем я.
Гермиона поджала губу.
— Лаванда с первого курса любила гадания и прорицания, но я всегда думала, что она увлечена ими потому, что у неё нет других талантов. — Вздохнув, Гермиона перекинула кудри через плечо и с горечью добавила: — Как выяснилось, кроме окклюменции.
Люциус весело ухмыльнулся.
— У тебя было поистине непередаваемое выражение лица, когда эта мелкая дрянь пригрозила, что поделится фальшивыми воспоминаниями о нашей встрече.
Гермиона залилась румянцем, вдруг осознав, что прямо сейчас они находятся в весьма похожей ситуации. Кровать Люциуса казалась такой мягкой, а пуховое одеяло будто просило, чтобы его смяли…
«Прекрати!» — одёрнула себя Гермиона и устремила взгляд на холодный мраморный камин напротив кровати, безуспешно пытаясь согнать жар со щёк.
— Да, эм, как я уже сказала, я о ней позаботилась. Но вот как мне разобраться со всем остальным, я даже не знаю. Я разрываюсь между желанием разгадать пророчество, а ведь нужно ещё подготовиться к ритуалу, а потом сделать так, чтобы он прошёл успешно, — тоскливо выдохнув, она замолчала.
Люциус внезапно встал с кровати. Подняв глаза, Гермиона с удивлением обнаружила, что он стоит прямо перед ней.
— Шаг за шагом, моя дорогая, — сказал он, приподнимая пальцами её подбородок, чтобы заглянуть в глаза. — У меня есть несколько надёжных зацепок по лампе джинна, я рассчитываю заполучить её уже в течение нескольких дней. А на пророчестве мы сосредоточимся после завершения ритуала. После.
На словах план звучал очень просто, но вот на деле… Гермиона уже раскрыла губы, намереваясь поспорить, когда Люциус вновь заговорил тем же низким, успокаивающим голосом:
— Хочешь, мы распишем каждый шаг ритуала? Можем обсудить детали и выберем наиболее подходящий день.
— Да, было бы хорошо, — кивнула Гермиона, ощутив, как пальцы Люциуса исчезли.
— Тогда решено. Иди домой, поспи немного, а завтра вечером после работы возвращайся сюда через камин.
Вздохнув, Гермиона соскользнула с кровати. Люциус взял её под руку, чтобы проводить из спальни.
— Фисби обмолвилась, что твоя каминная сеть открыта для меня, — Гермиона хмуро взглянула на него, пока они спускались обратно по главной лестнице, — но сегодня ведь выходной?
— Ах да, — усмехнулся Люциус, когда они вышли в коридор, — после того, как некая ведьмочка дважды неожиданно нагрянула ко мне на праздник, я предположил, что она заявится и в этот раз. — Остановившись перед потрескивающим камином, он взял её ладонь и поднёс к губам, оставив на костяшках пальцев мимолётный поцелуй. — С Днём святого Валентина, Гермиона.
Сердце отчаянно заметалось в груди от поцелуя, который опалил сильнее, чем изумрудное пламя, вспыхнувшее у её ног. Кратко попрощавшись, она, спотыкаясь, вышла из кухонного очага на площади Гриммо и рухнула на ближайший стул, едва поняла, что дома одна.
«Вот тебе и День святого Валентина».
人 人 人
Несмотря на совет Люциуса на время забыть о пророчестве, Гермиона не смогла удержаться и раз за разом прокручивала в голове загадочные строчки. Приняв душ, она убедилась, что хриплые вопли, доносящиеся с кухни, — это не что иное, как караоке-вечеринка, которую устроили Лаванда, Рон, Невилл и Парвати, а затем наложила заглушающее заклинание и заперлась в комнате Сириуса. Сбросив халат, Гермиона натянула одну из его старых потасканных футболок и с головой забралась под одеяло. Подсветив палочкой свой кокон, она сначала обвела пальцем шрам на предплечье, а потом руну на внутренней стороне бедра. Уродливый вечный след… который дарил ей надежду. Надежду, что когда-нибудь все жертвы окупятся.
Затем её пальцы скользнули к колену, наткнувшись на повязку, которая осталась сухой после душа благодаря заклинанию. Сегодня Люциус был таким нежным, таким… заботливым. Даже просмотрев целиком её воспоминание о ссоре с Лавандой, он никак не изменил своего отношения. Напротив — утешил её.
В безмолвной тьме спальни, в плотном коконе одеяла Гермиона вдруг явственно ощутила, что Люциус переживает о ней. И она… да, она по-своему заботилась о нём. Как о друге, но и как о ком-то больше. И это чувство пугало.
Возможно, Джинни права? Возможно, Люциус опасен, просто по совсем иной причине.
Вздохнув, Гермиона сказала
«Нокс» и вытянулась на мягких простынях.
— Сумрачный туннель открыт, — повторила она шёпотом, уже успев выучить слова пророчества наизусть. — Одна сторона — рождение. Другая — смерть. Одна сторона хранит ключ. На другой стороне висит замок. Между ними — конец магии.
Что всё это значит — она и понятия не имела. Ещё ни разу она не слышала ни о каких сумрачных туннелях. А вот «конец магии» весьма тревожил. Если пророчество начнёт сбываться, ей, возможно, придётся спасать весь магический мир. Опять.
— Только три дара, добровольно отданных, могут его остановить. Один дар — будущее. Второй — семья. Третий — жизнь, — продолжила Гермиона. — Туннель рухнет, когда дарители выкуют себя во плоти будущего и перед неминуемым крахом будет принесён третий дар.
Было бы глупо не учитывать, что упомянутые
дарители — это, возможно, она сама, Люциус и Сириус. Конечно, если только это не Рон с Гарри. Но Гермиона будто предчувствовала, что на этот раз пророчество обошло её темноволосого друга стороной. Как и её рыжеволосого, если принять во внимание их недавнее расставание. Нет, больше смысла крылось в том, что пророчество связало её с мужчинами, которые на данный момент стали ей ближе всех. Или скоро станут, как только Сириус вернётся…
«Когда дарители выкуют себя во плоти будущего…» — Гермиона поморщилась, обдумывая эту фразу. В свободное время она изучала книги из закрытой секции библиотеки Хогвартса, поэтому знала, что плотские утехи могли являться компонентом пророчества. В культуре древних волшебников магия и секс тесно переплетались, хотя в последние столетия магическое сообщество отказалось от большинства старых практик. Данная мысль заставила её нервно прикусить губу.
Если предположить, что они трое — «дарители», и двое должны «выковать себя» во плоти «будущего», то она, несомненно, и есть «будущее».
«Так ведь? Крайне сомнительно, что Люциус с Сириусом могут переспать по воле Судьбы». — Живо представив это, Гермиона прыснула, откинувшись на подушку.
А вот «ковка» с Люциусом… и Сириусом… казалась ужасно… возбуждающей. Особенно одновременно. Но если она и вправду «будущее», то добровольно отказалась бы от подобного подарка. Гермиона просто не понимала, как такое может случиться… Да, она немного рисковала, связавшись с Люциусом и темно-магическим ритуалом, но принятые ей решения, конечно же, не способны целиком уничтожить её будущее.
«Впрочем, это также не означает, что ″жизнь″ — это я».
Гермионе отчаянно захотелось выкинуть эту строчку из пророчества и позабыть.
«Третий — жизнь».
Разумеется, никто из них не обязан умирать, если слово «жизнь» вообще подразумевает именно фатальный дар. Пророчество может измениться. Судьбу можно перенаправить, хотя бы, в соседнюю ветвь. И, в конце концов, ей даже не придётся ничего терять. Ни своё будущее, ни одного из её волшебников. Ничего.
Медленно засыпая, она раз за разом прокручивала в сознании одни и те же мысли, и где-то на границе сна и реальности словно бы услышала их искажённое эхо:
—
Ты можешь потерять всё.
