По волнам памяти

      " – Вашу руку, синьорина.       Аделина бы взлетела в седло и без всякой помощи.       Франсуа вернулся! Он жив! А это значит…       Она не успела закончить мысль, так как, смеясь, Франсуа оторвал её от земли, словно пушинку, и посадил перед собой.       Аделина прижалась к любимому и прошептала на ухо:       – Быстрее! Скачи быстрее, пока сюда не добрались головорезы Пьемона!       – Не волнуйся, милая! Он мёртв, а мёртвый Пьемон никому не нужен.       – И всё же стоит переждать это время где-нибудь.       – Конечно! И мы насладимся каждым мгновением этих воистину славных дней! – Франсуа прикрикнул верному скакуну: – Вперёд, Повеса! В закат! В закат!       Их яркая, перепачканная кровью и порохом жизнь подходила к концу. Впереди то, чего и Франсуа, и Аделина некогда боялись, от чего бежали и, в конце концов, из-за чего ввязались в авантюру при дворе губернатора. Впереди свадьба, впереди рождение детей, тихая жизнь в пасторальной глубинке.       Но это уже совсем другая история…"       Манрикетта закрыла книгу.       Несмотря на то, что она и в юные годы понимала, что куда-то ускакать вдвоём в одном седле, мало сказать, неудобно, но произведение всё равно оставило приятные впечатления. Манрикетта прижала книгу к груди, потом снова раскрыла, чтобы перечитать любимые моменты: первый день Франсуа в качестве рейтара на службе Трону, бегство вместе с Аделиной из разбойничьего плена, бал у чудака-губернатора и первую ночь любви главных героев.       В бок Манрикетты что-то ударило.       – Ой!       – Ты – женщина Дома Мурцатто или кто?! Не сутулься!       – Ну, ба!       – Прямая спина! Прямая!       Манрикетте пришлось бегством спасаться от гнева бабушки. Названная в честь ведьмы из мифов древней Терры, Моргана Мурцатто идеально вписывалась в образ. Редкие волосы на плешивой голове, нос крючком, бабушка воинственно потрясала тростью. Разве что на шее не было ожерелья из костей, а рядом не стоял кипящий чан. Но даже без этих неизменных атрибутов всех ведьм, Моргана ужасала. Некогда гордая, своевольная и прекрасная, ныне Моргана могла похвастаться только первыми двумя качествами и мстила всему остальному миру за потерю последнего. Однако угнаться за внучкой она так и не смогла.       Манрикетта – легконогая и ловкая – пересекла анфиладу комнат, спустилась по винтовой лестнице в холл с фонтанчиком и направилась к вратам, даже не прислушиваясь к тому, что кричала вслед злобная старуха.       Пожилой одноногий привратник Джордано мирно спал, но только до той поры, пока Манрикетта не оказалась поблизости. Он словно бы почувствовал, что понадобится помощь.       – А, синьорина. Доброе утро! – Джордано встретил Манрикетту широкой улыбкой.       – Уж скоро обед, дядя Дано.       – О… надо же. В любом случае я здесь не для того, чтобы считать часы.       Старый медведь неловко встал, опершись на простой деревянный протез, потом навалился на створки – в древности все большие дома строились как крепости – и выпустил Манрикетту в поместье.       Впереди сотни ступеней к подножию, а вокруг дома расходились несколько ярусов парковой зоны с искусственными водопадами, растениями со Стирии и не только, постриженными кустарниками и газоном.       Манрикетта обернулась, чтобы показать бабушке язык, но её там не оказалось, только Джордано помахал перед тем как снова закрыть ворота.       Манрикетта подняла голову, прищурилась из-за яркого света и оглядела дом.       Он походил на шиповник. Такой же вытянутый и колючий, но другого Манрикетта не знала.       В свою очередь, с башни-донжона на Манрикетту посмотрели каменные горгульи, напоминающие крылатых змей. Это место выглядело мрачно и осенью, и зимой, и весной, но на дворе лето, а поэтому даже страшилища не могли испортить приподнятое настроение.       Манрикетта повернулась и влетела кому-то в объятья. Она увидела перед собой серый мундир, посмотрела, кому он принадлежал и…       – Папа!       Манрикетта обняла отца.       – Ты вернулся! Вернулся! Какой чудесный день!       Отец – могучий мужчина, от которого всегда пахло курительной смесью, резким одеколоном и силой, усмехнулся и произнёс:       – Как ты узнала, что я здесь, Рика? Я хотел сделать сюрприз.       – Не знаю. Случайно вышло. – Манрикетта улыбнулась. – Вообще-то я от бабушки бежала.       Джованни Мурцатто рассмеялся и сказал:       – Ну, ты уж потерпи её ещё несколько лет, ладно?       Он опустился на колено, чтобы посмотреть дочке в глаза, взял за плечи и прошептал:       – Скажу по секрету, только между нами, девочками. – Он подмигнул Манрикетте. – Я в армию пошёл не потому, что традиция, а тоже – от неё бы убежать.       Манрикетте оставалось только глазами хлопать.       – А это у тебя что? – Отец оглядел обложку книги, которую Манрикетта сжимала в руках. – Тебе не рано такое читать?       – Нет!       Отец поднялся, отряхнул штаны, а другой рукой взъерошил Манрикетте волосы, вызвав возглас:       – Эй!       Джованни снова прижал к себе дочку, несмотря на её недовольную физиономию, и сказал:       – Пойдём в дом. Хочу увидеть твою маму, брата.       Телохранители отца опередили его, а Манрикетта шла с папой за руку, разглядывая военную форму солдат сил планетарной обороны.       На головах чёрные фуражки, мундиры серые с серебристыми эполетами, на поясах закреплены кобуры, брюки опять же серые опять же с серебристыми лампасами, сапоги чёрные, начищенные до такой степени, что можно разглядеть собственное отражение.       Спустя мгновение и целую жизнь чёрные фуражки стали выше, а вдоль канта протянулось изображение множества снежинок. Строгие мундиры превратились в доломаны с серебряными шнурами, брюки – в белоснежные рейтузы, а Манрикетта из десятилетней девочки – в девушку, чья красота ослепляла. Таким не место в армии, скорее – на подиуме, но…       Военная служба в Доме Мурцатто – традиция.       – Нельзя всё время побеждать. Глупо надеяться, что противник будет нам подыгрывать.       Эти слова произнёс крупный мужчина с генеральскими погонами. Доломан наброшен наполовину, правая рука зафиксирована в бандаже, рубаха перепачкана кровью.       – Но не стоит отчаиваться, – продолжал генерал. – Да, наши братья и сёстры пали, но без поражений не было бы развития. Без поражений наш разум бы закостенел, мы бы сгинули в бездействии и унынии.       Он подошёл к боевому коню и, несмотря на немое возражение телохранителей и неприятную рану, взлетел в седло. Зубастый плотоядный конь с планеты Криг встал на дыбы, почувствовав кровожадное настроение всадника.       – Так давайте же воздадим противнику сторицей! – воскликнул генерал. – Да, разок у них получилось, но Лиге ещё долгие годы развивать военную науку, тогда как Смолланским Страдиотам нет и не будет равных в поле. Вперёд, мои славные воины! К победе!       – За Вьюгу и Императора! – отозвались солдаты.       – За Вьюгу и Императора! – кричала и Мурцатто.       Да, генерал Густаво Ди Адольфо по прозвищу Вьюга умел завести толпу. Казалось бы, враги только-только подловили полк Смолланских Страдиотов на переправе, обстреляли их, но кавалеристы уже готовы были дать сдачи. Раненые и контуженные, но главное – жаждущие отмщения, они рвались в бой.       Несмотря на обрушение Фрибуржского моста после бомбардировки, генерал считал это сражение очень важным. Нельзя было позволить Лиге Шестерни перехватить инициативу и высадиться на другом берегу Кляйне. Не ровен час, как весь правый фланг войск Священной Унии окажется под ударом. Поэтому Генерал Вьюга повёл на битву даже небоевые части Страдиотов, где и служила Манрикетта Мурцатто в качестве квартирмейстера.       Кавалерия выдвинулась из лагеря, разбитого на руинах некогда большого села. Война в этих местах шла уже давно, а поэтому куда ни посмотри – везде увидишь её следы.       На холме неподалёку призрак мельницы. Крылья валялись на земле, само здание не раз тронуто пламенем: дерево закоптившиеся, в стенах прожжённые прорехи.       Неподалёку виднелось зернохранилище с сорванной крышей. Если там что-то и осталось после долгих лет голода и мора, то уже окончательно сгнило и не годилось даже для того, чтобы прокормить скот, выбеленные кости которого отчётливо выделялись на блеклой земле вымерших пастбищ.       Вдоль дорог стояли виселицы. Какие-то покойники уже превратились в скелеты, – или поскрипывали во время порывов ветра, или лежали россыпью костей под петлями. Другие висельники все ещё распространяли зловоние и весть о том, что люди этих земель скоры на расправу, и справедливого суда здесь можно не ждать.       Издали раздавался гул артиллерии. Боги войны всегда несли меньшие потери, чем прочие роды войск, вот и на этот раз вышло именно так. Кавалерия отступила, пехота не смогла и терпела, а артиллеристы продолжали вести дуэли с противником, время от времени меняя позиции.       Когда-то Тисовская роща была заповедником, но теперь в ней никаких зверей, кроме людей, не осталось. Остальные жители не выдержали подобного соседства.       Люди какие-то сумасшедшие! Шумели, разрушали домики лесных и речных обитателей, с каким-то сверхъестественным пугающим упоением убивали, убивали без конца и края. Кто не покинул рощу, пока была возможность, попал в солдатский котелок или на вертел, – снабжение в армиях, несмотря на усилия таких специалистов, как Мурцатто, оставляло желать лучшего, что со стороны Лиги Шестерни, что со Священной Унии. О снабжении разнообразных наёмников и бандитов даже речи не шло.       Мурцатто заехала под сень Тисовской рощи.       "Под сень", конечно, громко сказано. По сути кавалеристы двигались рысью меж деревянных столбов, с которых взрывной волной снесло всю листву и ветки.       Слева ухнуло так, что Мурцатто пригнулась. Она осмотрелась и увидела батарею орудий. Вокруг пустые деревянные ящики и гильзы от артиллерийских выстрелов, а это значило, что вот-вот, и работа батареи завершится. Долго оставаться на одном месте нельзя, – с противоположной стороны не дураки воевали.       Мурцатто перескочила через неглубокий окоп, заполненный грязной и заросшей по брови пехотой. Вряд ли солдаты сами вырыли себе укрепление за те несколько часов, пока Страдиоты перегруппировывались. Скорее всего, реликт тех времён, когда каждая влиятельная семья на Стирии вела борьбу за трон губернатора.       Деревьев на пути попадалось всё меньше, всё больше обгоревших пней, и через несколько минут Мурцатто оказалась на опушке.       Генералу Вьюге в чутье не откажешь.       Солдаты Лиги Шестерни поверили в успех и не ждали контратаки. Небольшими отрядами они форсировали реку. Там, где мель, неуклюже переваливалась кавалерия, в других местах сплавлялась пехота. Технику вражеские полководцы берегли. Пока не подавлена или хотя бы не отброшена артиллерия, рисковать ею глупо.       Смолланские Страдиоты оказались в нужное время в нужном месте.       Раздался рёв горна. В атаку!       Передовые отряды Лиги Шестерни – солдаты в красных мантиях – после переправы готовились к наступлению, маршу, к окопной войне, к чему угодно, но только не к обороне.       Они спешно разворачивали тяжёлые стабберы, но кавалерийская лава галопом устремилась на их позиции. Какие-то солдаты Шестерни – в телах которых, наверное, осталось ещё много родных частей – бросились обратно в воду, только бы не слышать грохот лошадиных копыт, не видеть давящую безжалостную стихию. Другие – те, кого уже можно было назвать скитариями – стреляли трусам в спины.       Мурцатто почувствовала возбуждение, вожделение, страсть, называйте, как хотите, приводите даже те сравнения, которые приводить неуместно.       Её волосы встали дыбом, внутри горел огонь, по жилам бежал расплавленный металл. Мурцатто поднялась в стременах и подхватила дикий безудержный боевой клич, превращающий Смолланских Страдиотов в варваров-налётчиков, орду, саранчу, которая оставляет после себя лишь пустыню.       – Убивай! Убивай! Убивай!       Некоторым скитариям удалось развернуть стабберы и даже хлестнуть очередями наступающие порядки, но уже через несколько мгновений циклон и вьюга кавалерии опрокинула солдат Шестерни. Страдиоты наступали вдоль берега, методично вырезая речной десант, не замедляясь ни на мгновение.       – За Вьюгу и Императора!       Блеск сабли в лучах звезды, и Мурцатто забрала первую жизнь. В книгах она часто встречала, что подобное ошеломляет, заставляет задуматься о своей роли в глобальном плане Бога-Императора, но ничего подобного не почувствовала.       Пули, лазерные лучи и разряды рукотворных молний летели навстречу, и в первую очередь Мурцатто думала о выживании. Убей или будешь убитым.       Она секла врагов направо и налево. По голове, по шее, по плечам. В один миг лезвие попало в механизмы скитария, и Мурцатто не удержала саблю. Она выхватила лазерный пистолет, стреляла очередями, но даже так не могла уследить, попадает ли хоть в кого-то – слишком безумный темп и высокая скорость.       Чисто. На верном Богу-Императору побережье не осталось тех, кто служил Богу-Машине.       Страдиоты спешивались, укрывались или вставали на колено, чтобы меткими выстрелами из ружей выбивать из седла всадников Шестерни, которые встретили контратаку по лошадиную грудь в воде.       Теперь уже не только трусы, но всё больше и больше скитариев разворачивались и возвращались на противоположный берег Кляйне, продолжая терять одного бойца за другим.       Из воды начали бить рукотворные гейзеры – артиллерия противника опомнилась и укладывала снаряды так, чтобы прикрыть отступление.       Раздался ещё один сигнал горна, – это пехота может зарываться в землю и терпеть, а кавалерия себе такое позволить не могла. Генерал Вьюга тоже объявил отступление, пока снаряды не начали рваться внутри боевых порядков.       Но даже отступая, Страдиоты заставляли любого врага дорого платить за его сомнительный сиюминутный успех. Пусть в телах солдат Лиги Шестерни крови меньше, чем у тех, кто поддерживал Унию, но в тот день река побагровела хотя бы из-за обрывков красных мантий.       И если бы Генерал Вьюга каждое поражение обращал в победу или хотя бы в большие потери противника, то, возможно, история сложилась бы несколько иначе.       Но вы уже, наверное, догадываетесь, что произошло и где оказалась Мурцатто через несколько лет.