Я тебя не люблю

      В грудь словно насыпали острых, металлических игл, глаза неприятно щипало, как будто под веками оказалось битое стекло и песок… Но она лишь улыбнулась, изо всех сил удерживая слёзы.       Нет, она его не любит.       Между ними только светлая, чистая дружба — ничего больше.       И все, что она может испытывать к его отношениям Элизабет — это радость и светлую тоску из-за того, что времени на дружеские посиделки станет меньше, чем прежде.       Она рада.       Её лучший друг встретил свою судьбу, так что она может только пожелать ему счастья и удачи в будущем.       Его любовь будет тяжела — это они оба понимают прекрасно.       Кронпринц клана демонов влюбился в принцессу клана богинь, что предвещало лишь беды… Оба калана находились на острие ножа, в любой момент будучи готовыми вцепиться друг другу в глотки.       И это не просто рядовые солдаты или гражданские, которые могли бы сбежать, обрезая все связи.       Они не смогут сбежать.       Но Миэла желает всего лучшего своему другу, хлопает его по плечу и обещает поддержать.       Мелиодас ярко улыбается, сверкает хитрыми изумрудными глазами и благодарно вздыхает. По его виду можно сказать, что он скинул с себя тяжёлый груз, который довлел над ним подобно злому року.       Сердце болезненно печёт и Миэла хочет нахмуриться, как будто она и вовсе не испытывает радости за своего друга.       Но от этих мыслей она отмахивается, загоняет их как можно дальше и ерошит светлые волосы Мелиодаса ещё больше.       Вечное гнездо на его голове становится ещё более неопрятным, что вызывает у Миэлы громкий, искренний смех.       Мелиодас недовольно фыркает, складывая руки на груди.       Щёки у него покрываются очаровательным румянцем, но он старается это скрыть, сдвигая недовольно брови. Выглядит он как замёрзший, покрасневший воробей, из-за чего Миэла вновь взрывается хохотом.       Этот смех сбивает её с ног.       Мелиодас закатывает глаза.       — Хватит ржать, — бурчит он.       — Конечно-конечно, — она утирает выступившие на глазах слёзы смеха. — Воробушек.       Мелиодас встрепенулся.       — Я не воробушек! — звучало как жалкое оправдание.       Миэла раскидывает руки в разные стороны и с лёгкой грустью смотрит на Мелиодаса, вновь замечая, насколько её друга изменило это странное чувство влюблённости в принцессу клана богинь.       Хочется сказать, что это ей не нравится.       Хочется кричать.       Изменения в его характере произошли слишком резко, слишком неожиданно, чтобы она могла с этим смириться. Обычно характер меняется постепенно, со временем, под влиянием многих факторов, но тут…       Она старается отмахнуться от этих мыслей, очень старается.       Но выходит, если честно, плохо.       Слишком резкие изменение в Мелиодасе тревожат её сердце, но найти этому объяснение она не может.       Пытается списать всё это на влюблённость.       Это единственное объяснение, которая она находит. Но тогда ей не хочется быть в кого-то влюбленной, если это означает резкое изменение личности. Это не то, что она себе представляет под любовью.       Сердце вновь болезненно сжимается, но она это игнорирует.       Это не более, чем волнение за друга. Она уверена.       В груди словно кто-то поставил печку, которую теперь раскалили до четырехсот градусов. Пекло в грудной клетке сильно, почти до вспыхивающих звёзд перед глазами, у неё даже дыхание сбилось.       На это Мелиодас фыркнул.       — Досмеялась? — осведомился он.       Она подавилась слюной.       — Не говори глупости, — Миэла прокашлялась.       Она чётко уверена в том, что совсем-совсем не любит Мелиодаса, даже несмотря на то, что она с восхищением наблюдает за тем, как солнечные зайчики скачут на его золотистых волосах.       Даже несмотря на то, что это волнует её сердце.       Ничего, кроме искренней дружбы.       У Мелиодаса длинные, пушистые ресницы, яркие, изумрудные глаза, которые ранее он часто скрывал за пеленой тьмы, а также золотистые, непослушные волосы… Такой беззаботный, влюблённый Мелиодас — воплощение лета.       В груди что-то неприятно болит, печёт и рвётся, когда она слушает очередной его рассказ про Элизабет, но это, она уверена, просто беспокойство за его дальнейшую судьбу. Ведь его роман сулит проблемы…       Ничего серьёзного.       Она не может не улыбаться Мелиодасу.       Его улыбка — яркая, тёплая и абсолютно чуждая. Непривычная.       Раньше она не могла увидеть ничего, кроме как ухмылки. С Мелиодасом она познала все оттенки ухмылок, но самой частой гостьей всё же была та самая, самодовольная. Нужная специально, чтобы побесить окружающих.       Ей казалось это больше милым.       Сейчас Мелиодас гораздо больше улыбался, смеялся и просто позволял себя расслабиться в её компании.       Это было необычно, отчасти пугающе, но приятно.       Сердце трепетало от того, что он был счастлив.       Мелиодас стал чаще рассказывать о своей жизни и особо ярких моментах, связанных с братом или его возлюбленной.       В груди что-то болезненно царапает, когда речь заходит об Элизабет, а настроение неожиданно падает, как будто она чем-то расстроена. Но это, конечно же, звучит как бред, а потому не заслуживает внимания.       Она рада за друга.       По ночам ей снятся странные сны, от которых затем тянет внизу живота и мокнет между ног.       Главным героем этих странных, возбуждающих снов является Мелиодас — неожиданно сексуальный, красивый и голый.       В этих снах Мелиодас оставляет ей жаркие поцелуи, томные взгляды и горячий шёпот, а также ощущение того, как влагалище растягивается от чужого члена. Сны были наполнены романтичными, пошлыми звуками, стонами, ахами.       Просыпаться не хотелось.       Будил её, к сожалению, Мелиодас. Уже реальный.       Странно то, что она хотела своего друга, но Миэла не придавала этому какого-то серьёзного значения. Просто небольшой недотрах, ничего страшного…       Наверное.       Мелиодас начал замечать, что ему остро не хватает подруги, когда он проводил время с возлюбленной, но он не предавал этому внимания. В конце концов, отношения с кем-то для него — это достаточно необычный опыт.       Просто он привык проводить время с Миэлой и теперь не мог привыкнуть к иной ситуации.       Между ним и Миэлой — крепкая, долгая дружба, которую ему не хотелось терять. Совсем неважно, что иногда он мог заглядываться на плавные движения её бёдер или на красивые взмахи длинными ресницами.       Ничего, кроме дружеского восхищения чужой красотой.       Сердца неприятно сжимались, когда её касались чужие мужчины, но Мелиодас всё это списывал на простую, дружескую ревность. Друг у него был ровно один, поэтому это объяснение было очень даже реалистичным.       Свою дружбу с Миэлой он терять не хотел.       Для него она значила очень много.       Во снах к нему приходила Миэла, на которой виднелась только полупрозрачная ткань, не скрывающая затвердевшие в холоде соски и даже гладко выбритые лобок.       Во сне он тянул руки и с силой сжимал женскую грудь, вырывая из неё сладкий, волнующий стон. Миэла от таких движений откидывала голову, подставляя тонкую, бледную шейку его губам.       И Мелиодас стягивал эту не нужную ткань, проникая внутрь её влажной, тёплой вагины, срываясь на громкий рык. Сжималась она сильно, изо всех сил…       Под ним она извивалась, подобно змее, громко стонала и кричала, кусала свои губы, а он не мог оторвать взгляда от её прекрасного лица. Блаженство, которое она испытывала, мотивировало его продолжать.       Зубами он оставлял ярко-алые засосы, она же царапала но спину острыми, длинными ногтями…       Но просыпался он раньше, чем успел кончить.       Сердца внутри быстро стучали, член стоял, ныл и очевидно требовал к себе внимание.       Мелиодас же пытался прийти в себя и понять, почему вместо возлюбленной в эротических снах ему снится лучшая подруга, но ответа он не находил. Легче было закрыть на это глаза, забыть и не думать.       Между ними только дружба.       Только дружба.       Он не любит её.       Даже несмотря на то, что сердца его ускоряют темп только в присутствии Миэлы.       Никакой любви.