Если я позову, ты придёшь?

— Стилински слушает, — отвечает уставший голос, не лишённый привычного задора. Сердце пропускает несколько неритмичных ударов, Дерек бросает трубку. Стайлз на другом конце выпячивает нижнюю губу, откладывает телефон и вновь погружается в файлы с расчлененкой. Сегодня он вновь засидится до рассвета за работой, отплевываясь холодным кофе, как это часто бывало по пятницам. Дома его никто не ждёт: с Лидией они не виделись уже года три, новых друзей обрести не удалось (слишком нормальные для него, слишком странный для них). Товарищ с академии и старшие коллеги, с которыми иногда удавалось "промочить горло" в баре через улицу — вся его компания. Все звонки домой и Скотту заканчивались  заверениями о том, что все хорошо и взаимными шутками. Стайлз знал, что и отцу, и Скотту одиноко; также, как и они хорошо знали, что на душе у Стайлза. Но никто не был в силах разворошить это осиное гнездо, вырваться из этого порочного круга жизни и ответственности. В Бейкон  Хиллс Стайлз не был уже пару лет, отпуск в его профессии – диковинка, да и с отцом и лучшим другом удавалось встретиться на нейтральной территории раз в полгода. Взрослая жизнь, построение карьеры – все это представлялось ему другим. Иной раз бездумной бумажной волокиты в его рабочем дне было гораздо больше полезной деятельности, и столь любимых и необходимых его мозгу логических загадок все меньше. Подростковые приключения  ему казались уже столь далёкими, что порой ощущались нереальными, а столкновения со Сверхъестественным заканчивалось редкими встречами со Скоттом, выпадающими на полнолуние. Когда глаза Стайлза слипаются, его рабочий стол уже наполовину был залит солнечным светом, просочившимся сквозь незакрытые жалюзи. Дерек в это время возвращался с утренней пробежки. Мысли его чисты, на душе лёгкая пустота, пусть и ненадолго, он может ощутить, что он в порядке. С этим ощущением Хейл выходит из душа, приступая к рутинным делам отца-одиночки. В его силах успеть всё до обеда, когда его неуклюжее нерадивое чадо соизволит показать свою взлохмаченную макушку и недовольный сонный взгляд.

***

— Пап, где моя фланелевая рубашка? — запихиваясь тостом вопрошает Илая. — Какая из десятка? — усмехнулся Дерек,  даже не поворачивая головы, продолжая раскладыват посуду. — Та, что оверсайз, такая синяя, олдскульная... — хлюпая соком продолжает младший Хейл. — Ах, моя рубашка? Там, где и должна быть — в  моем шкафу, — скрещивая руки на груди, ответил  мужчина. Парень  лишь закатил глаза, отсалютовал и удалился в сторону спальни. Когда сын появился через несколько минут в той самой фланели, наперевес с сумкой, Дерек даже не повел бровью. — И почему тебя так тянет к его вещам?  — покачивая головой, пробормотал мужчина. Илая вопросительно взглянул на него у входной двери, на что получил неоднозначный кивок. Ещё с минуту тяжёлый тоскливый взгляд буравил входную дверь. Дерек воспринимал своего сына как индивидуальность. И как бы много иной раз совпадений в характере, манерах, стиле и вкусах он не замечал, он гнал все мысли куда-то на задворки сознания. Но иногда, в такие дни, как сегодня, он не мог не проводить параллели. Тяжело вздохнув Хейл пытался собраться с мыслями, прорисовывая план на день в голове. Но в ушах звенели диалоги восемнадцатилетней давности: — Ты сам так решил. Ты сам сказал, что так будет  лучше. Для нас. Для всех остальных. Я не могу бороться в одиночку. Я люблю тебя. То есть думал, что люблю, — Стайлз глубоко дышал, помогая себе жестикуляцией – характерное  явление, когда Стилински не поспевал за своими мыслями. Дерек было протянул руку в сторону парня, пытаясь успокоить и поддержать. Но он зашелся вновь: — Дерек, я просто хочу сказать, что ты сделал выбор. И мне пришлось сделать свой. Тебе будет хорошо с ней здесь, а мне с Лидией там. Все, как и должно быть, без лишних недопониманий, без жизни на два города. Оборотень молчал, ему сложно сдерживать гнев и разочарование, но зубы крепко сжаты, а пальцы вцепились в собственную кожу. Он не мастак говорить. А шансов переспорить, переубедить или переговорить Стайлза уж и подавно не было. В любой словесной дуэли этот парень заранее выходил победителем. Хейл молчал, Стилински терял терпение. Дереку хотелось остановить этот поток слов, сгрести в охапку своего Стайлза, крепко сжав в объятиях, поцеловать и через этот поцелуй передать все те чувства и несформулированные мысли. Хотелось вжать его тело в свое, чтобы Стайлз ощутил то опустошение, разочарование и беспомощность каждой клеткой своего тела, чтобы эти импульсы передались по нервным волокнам, достигнув его  мозга. Но Дерек продолжал стоять, царапая когтями свою плоть, сглатывая подступающую горечь, желваки играли на скулах. Он стоял, когда Стайлз прощался; не двигался, когда тот уходил. Лишь убедившись, что человек, к которому он испытывал безграничную нежность и привязанность уехал на своём дребежащем транспортном средстве, Хейл дал волю эмоциям, разрешил внутреннему волку выбраться наружу.

***

Так шло время. Был момент, когда Дерек перестал ловить себя на мысли о нём. Какое-то недолгое время он был счастлив со своей девушкой. В первые месяцы после зачатия он был воодушевлен, пустошь в его сердце была заполнена мыслями о своём будущем ребёнке, о совместной жизни, о его собственной семье.  Подготовка к одному из важнейших событий в его жизни затмила все недостатки, все недопонимание. Окутывая заботой и трепетным беспокойством  жизни двух важных для него людей, Дерек не помнил себя все девять месяцев и следующие три после рождения. Очнулся он от крепкого, столь редкого сна, из-за хныканья Илаи. Хейлу понадобилось меньше двух минут осознать случившееся. Волчьи слух и нюх давали понять, что мать его ребёнка покинула их. Возможно, навсегда.