🎧 twlv — Blueline
— Нарисуешь меня на этом песке?.. — вышептывает брюнет ему прямо в губы, чувствуя, как нежность и тепло стремительно набирают температуру. — А ты хочешь? — поцелуй в подбородок, в скулу следом. — Хочу, — тебя хочу неистово. — Хочу посмотреть, какой может выйти картина на берегу под звёздами и шёпот моря, — ресницы дрожат и вместе с ними начинает разливаться нетерпеливая дрожь по телу. — Рассказать? — очередная цепь поцелуев по линии челюсти. — Да. — Для начала набросок в виде чего-то очень лёгкого, — прикосновение губ на шее близ мочки уха в самом чувствительном месте рождает внутри Феликса яркие ощущения, — Тонкие ненавязчивые штрихи — ты лежишь на песке, сияешь в лунном свете от волос до кончиков пальцев, заставляя её завидовать. Первый этап самый важный, он задает весь тон тому, что будет рождаться на полотне после, — очередной поцелуй, теперь уже движущийся по скулам. — Второй этап добавляет картине цвета и глубины: над тобой я — любуюсь, впитываю твоё сияние по крупицам, становлюсь той контрастной деталью, что отражается в твоих глазах, дополняет и раскрывает тебя, — сцеловывая веснушки на бледных щеках, Хёнджин чувствует под губами разливающийся по щекам жар — теплообмен уже давно запущен и жидкое пламя стекает по его венам, концентрируясь в местах прикосновений тел. — Третий этап насыщает всё смыслом и чувственностью: мы движемся, будто единое целое, в одном ритме, переплетаясь телами. Штрихи становятся более четкими и размашистыми, приближая картину к логическому завершению, запечатляя такой яркий и сладострастный момент… — он ловит руку брюнета и целует кончики пальцев, в конце прикусив один из них, заставляя его тихо и коротко простонать. Феликс поднимает взгляд — глаза в глаза. У Хёнджина там что-то такое гипнотическое, что сопротивляться невозможно, да и не хочется, в общем-то. Две глубокие бездны — бесконечные и завлекающие. — Maintenant je rêve de devenir une œuvre sous ta main… — Твой французский сводит меня с ума, если честно… — рвано выдыхает Хёнджин и приподнимает парня под водой, позволяя оплести себя конечностями на весу и слегка возвыситься над ним. Так становится удобнее опустить руки по спине на две упругие ягодицы, сжав их и прикусив губу брюнета, что улыбается в поцелуй. — Je te veux vraiment… — выдыхает Феликс, снова добивая его самообладание. — О, это я уже слышал. Кажется, я начинаю догадываться о значении этой фразы, — усмехается Хван. — Тогда покажи мне, как ты её понимаешь, — с вызовом шепчет брюнет, склоняясь к его уху. «Сам напросился». Хёнджин опускает парня, чтобы следом увести за собой на берег, где продолжает целовать, увлекая всё ниже и ниже, укладывая лопатками на тёплый белый песок, мгновенно липнущий к мокрой коже, нависая сверху. Губы уже исцелованы вдоль и поперек, поэтому поцелуи спускаются на его грудь, захватывают в свой плен соски и кожу на груди. Его тело так отзывчиво на ласки, так трепетно дрожит в ожидании большего, что распаляет одним своим видом. Горячее, желанное, просящее. Феликс вздыхает по-новому — долго и глубоко, волнообразно меняя тембр голоса, закрепляя его где-то на том уровне, где он звучит выше и слаще. Хёнджин обтирает руки своей же футболкой, валяющейся неподалеку, чтобы ненароком не оцарапать его в процессе налипшими на пальцы песчинками, ей же смахивает песок с тех мест, где планирует продолжить ласки, поэтому спускается от груди к рёбрам, выпирающим кубикам пресса, напоминающим плитку белого шоколада, и с упоением мажет по коже языком. Рукой же он ловит уже давным-давно вставший член, собирая на ладонь смазку, которой он истекает, и распределяя по всей длине… …Чтобы в следующий момент коснуться языком набухшей и покрасневшей головки, вызывая у Феликса приступы закатываний глаз внутрь черепа и непроизвольных прогибов в спине с первым громким стоном. — Это не… Ммм… Не обязательно, Хёнджин… — всхлипывает от удовольствия это нежное создание и Хван даже немного злится на всю ситуацию — он будто никогда не получал достаточно ласки, как будто заранее решает, что недостоин её — такой вывод напрашивался сам собой и чрезвычайно расстраивал. Если всё сегодня пойдет как надо и у него получится воплотить в жизнь свои маленькие планы, услышав согласие в ответ на вопрос, не перестающий биться внутри о ребра вместе с сердечной мышцей на пару, он сделает всё возможное, чтобы Феликс осознал, что достоин гораздо и гораздо большего. Минет это вообще меньшее, чего он достоин… — Забыл у тебя разрешения спросить, — мягко журит он брюнета, ловит его руку и под пьянеющим взглядом из-под опущенных ресниц льнет к ней щекой, в которую толкается самозабвенно его членом. Подобная картина и сопровождающие её невероятные ощущения просто грозят свести Феликса с ума. Не так, как в прошлый раз. Сегодня это не страсть — это нежность. Так много томительной нежности, мягко обволакивающей теплом с ног до головы… С ним никогда такого не было, и тем удивительнее ощущается каждое прикосновение, пока губы на члене двигаются плавно и горячо — не быстро, но глубоко вбирая практически полностью. Хёнджин ритмично насаживается головой на горячий орган, пульсирующий во рту, желая доставить этому мальчику как можно больше удовольствия и наслаждаясь его стонами, но в какой-то момент он яростно протестует против продолжения, заставляя оторваться от такого аппетитного занятия. На недоуменный взгляд Хвана Феликс поясняет, что хочет его всего, а не только кончить в одиночку от минета. Он тянет лицо с раскрасневшимися губами к себе, целует глубоко и очень раскованно, подаваясь телом навстречу — просит, нетерпеливо дыша. — Не хочу сделать тебе больно, — стремится осадить его порывы Хёнджин, на что Феликс тянется рукой к груде их сброшенных вещей, но не достает до своих. — Подай… — он облизывает мгновенно пересыхающие от горячего дыхания губы. — Подай мои шорты. Хёнджин слушается, выуживая оттуда нужную вещь. Феликс уверенно запускает руку в один из карманов, доставая оттуда ту самую карамельную смазку под диким взглядом парня над собой. — Увидел её в ящичке с мармеладками, подумал, что нужно прибрать к рукам на подобный случай, — усмехается он, когда Хёнджин вопросительно приподнимает брови, озадаченно улыбаясь. — А я вот такого даже не планировал сегодня, веришь? — отбирает он тюбик из рук брюнета, порывисто чмокая в губы и возвышаясь над ним красивой рельефной тенью в обрамлении лунного света — едва ли не призывает восторженно вздохнуть по нему. — Верю, — мягко улыбается Ли и готовится к акту мучительной подготовки, покусывая губы. Хёнджин продолжает использовать свою футболку вместо полотенца, смахивая очередную порцию песка с ягодиц Феликса. На пальцы льется смазка, рассеивая карамельный аромат вокруг разгоряченных тел незримым облачком, что будто оседает на коже. Хёнджин приставляет пальцы к уже готовому их принимать входу и склоняется над желанным телом снова, чтобы продолжить осыпать поцелуями. Его так сильно хочется уже в эти самые секунды, что едва не тянет съесть. Хёнджин кусается везде, где только можно, несильно, мягко впиваясь зубами и тут же зализывая укусы, чтобы ни в коем случае не сделать больно. Сегодня никакой жесткости. Феликс хихикает в перерывах между полустонами, становясь всё громче и нетерпеливее, чем дольше и глубже внутри оказываются длинные пальцы Хвана. Когда же они и вовсе начинают задевать нужную точку, Феликс со вскриком выгибается всем телом резко вверх, цепляясь за его плечи и начиная подрагивать от перевозбуждения. — Хёнджи-ин!.. Хвану сразу становится понятно, что уже можно идти дальше, что он и делает. Феликс под ним шире расставляет ноги, приподнимая задницу, ради удобства, и чтобы случайно не нацеплять на гениталии песок. Член входит плавно и медленно, с громким, протягивающимся на целую вечность стоном Феликса, мгновенно меняющего положение ног — теперь он охватывает ими торс парня над собой и прижимает к себе, чтобы обеспечить вхождение до упора. — Тебе не больно, солнце? — целуя волнуется Хёнджин, в порыве чувствуя в себе желание дарить ласку не только тактильно. У Феликса от захлестывающих чувств только слёзы на глаза не наворачиваются. Ладони пристраиваются на широкой поджарой спине и скользят по ней, заставляют начать двигаться в нем, выбивая стоны со вздохами, обрывающимися каждым толчком. — Нет, мне… Мне так хорошо… — Феликс откидывает голову назад, на песок, закрыв глаза и полностью отдаваясь процессу, сам же подается навстречу, но они оба устанавливают размеренный ритм, вместо скорости пользуясь плавностью и глубиной. Горячий язык вычерчивает контур его шеи, проходясь по кадыку. Левую ногу Хван и вовсе задирает повыше, раздвигая половинки, между которыми движется, для лучшего вхождения. Хёнджин в этот самый момент понимает, что раскрывает в этом парне новые грани, которые ещё никто до него даже не видел. Это становится откровением, окрыляющим его в процессе, когда Феликс под ним надрывно и прерывисто стонет. Он впускает не только в тело — в душу, туда, где ещё никого не было. Каждое его движение отдает доверием и осознание подобного факта приносит исключительное дополнительное наслаждение. Феликс прижимает к себе, отдается ласкам, его хочется любить всю ночь. Его хочется любить… Хёнджин плавно ускоряется под напором, слегка отстраняется, чуть меняя угол вхождения и доводя брюнета до верха блаженства, растягивающегося на долгие сладкие мгновения. Жаль, что они не на кровати, где ему было бы в разы удобнее и прямо сейчас он бы сжимал в своих аккуратных лапках подушки и простыни, но нынешняя картина отличается своей насыщенной чувственностью, как он и хотел. Как он и описывал — от наброска до конечного результата — каждый штрих выглядит и ощущается потрясающе, запечатляется на полотне памяти произведением искусства. Феликсу кажется, что он на грани если не большого взрыва, то как минимум того, чтобы рассыпаться на мельчайшие сверкающие частицы звёздной пыли, ведь Хёнджин так зовет его, ведь Хёнджин считает его необыкновенным, даже если он настоящий, даже если он не делает ничего особенного… Хёнджина не хочется отпускать от себя, его хочется впитать с воздухом, до страшного хочется. Он уже проник слишком глубоко, не только в тело… Оргазм с разницей в несколько секунд топит парней друг в друге, срывающихся в неистовые поцелуи, в которых глушат самое громкое и неподвластное контролю. Последний мазок завершает картину моментом слившихся вместе тел на пике удовольствия, когда Хёнджин громко выстанывает его имя прямо в обожженную дыханием шею: — Феликс, да-а-а!.. И прижимает к себе, обнимает, будто никогда из рук не выпустит. И ведь не хочется из этого цепкого кольца выскользать… И снова — пока дыхание восстанавливается, а они лежат щека к щеке — Феликса накрывает сомнениями и опасениями. Почему именно сейчас? Хочется прогнать их прочь, потому что сейчас он слишком слаб перед ними. Ему хорошо и хочется напитаться ощущением, драгоценным моментом, которых у него никогда не было, чтобы хотя бы имитацию оставить. Ему слишком хорошо с Хёнджином, до такой степени, что вообще с ним контактировать страшно становится… Надо было не соглашаться на эту поездку, наверное… Вдруг на него со всеми неприятными чувствами наваливается ещё и усталость. Всё тело слабеет, а веки закрываются сами собой. Феликс чувствует себя измотанным и физически и морально, двигаться перестает хотеться от слова совсем. Хёнджин аккуратно освобождается из его рук, чтобы встать, как только начинает размеренно дышать в привычном темпе. Он ещё не ушёл, а Феликсу уже становится до тоскливого холодно, особенно, когда Хван задерживается и целует… в уголок губ, справа. Давно Феликс не чувствовал себя так разбито. Собственные мысли явно водили издевательские хороводы вокруг истерзанного разума, не впуская ни единой светлой мысли, оставляя только какое-то дурацкое чувство безысходности перед маячащим совсем близко окончанием всего хорошего, что только успело появиться в его жизни и заявить о себе. Хёнджин протягивает ему одежду, одевается сам, они о чем-то говорят, и Феликс хорошо справляется, пряча все переживания как можно дальше, но звучит при этом всё равно очень подавленно, хотя старается как может, это скрыть. Что теперь? Хван просто отвезет его домой? Расставаться ужасно не хочется. — Давай останемся здесь? — вдруг спрашивает Хёнджин, беря его за руку. Феликс поднимает взгляд и непонимающе уставляется на его лицо. — Я имею ввиду… Я вижу, ты устал и хочешь спать, но можем поспать в машине, если тебе конечно удобно, я не настаиваю. Просто не хочу так рано прощаться, хочу ещё побыть вместе. Хёнджин так нервничает, видя, что Феликс устал, и боится, что брюнет сейчас немедленно затребует отвезти его обратно домой, но он на удивление хлопает сонными глазами, тускло улыбаясь и соглашаясь. Это заставляет его тихо выдохнуть. Откидывая пассажирское сидение, Феликс заваливается на него, устраиваясь поудобнее и посылая все свои мысли в задницу. Пострадать можно и позже, сейчас же можно ещё немного побыть с Хёнджином. Устроившись на сидении, он наблюдает за суетящимся вокруг Хваном, что огибает машину и из багажника достает плед и упаковку сока, с которыми возвращается к нему и сначала накрывает пледом — вокруг прохладно, это оказывается весьма кстати и сразу же навевает ещё больше сонливости, а затем и сок протягивает, вдруг пробуждая ужасную жажду — будто мысли прочитал. — Ты не голоден? У меня там ещё сэндвичи припрятаны на всякий случай, — мягко интересуется он, не отходя от Феликса, пока не удостоверится, что тот в порядке. Феликс отрицательно кивает головой. — Нет, но за остальное спасибо, — он начинает стремительно отключаться, едва закрывает глаза. Вокруг слишком темно и тихо, с Хваном слишком хорошо и спокойно, сок вкусный, плед мягкий — бдительность напрочь теряется, все мысли отступают, остается только ощущение, что всё хорошо и как надо. — Извини, я… — зевает Феликс, не в силах даже фразу закончить. — Всё хорошо, спи. Хёнджин устраивается рядом, откидывая водительское сидение на уровень с сидением Феликса и затихает, анализируя всё. Пытаясь выцепить в своих мыслях конкретные, он не может ни черта, потому что внутри творится какой-то хаос, заставляющий дышать через раз, действовать порывисто и бросаться из крайности в крайность. То его отчаянно хочется касаться, то это кажется самой хуевой идеей на свете. То ему хочется писать и звонить каждую минуту, то кажется, что это навязчиво и попахивает сталкингом. То одно, то другое… Феликс начинает размеренно сопеть, кутаясь в плед уже через пару минут, а Хван так и не может оторвать от него взгляда, так и продолжая бесконечно разглядывать, пока и собственные глаза не дают слабину, прикрывая веки и заставляя провалиться в глубокий сон без сновидений.✧ ✧ ✧
🎧 Rie (OnlyOneOf) — because
Утро встречает Феликса слишком рано. По ощущениям ещё нет даже 5 часов, а глаза не хотят открываться с первого раза. Поначалу он даже не понимает, где находится, пока не слышит тихое и слишком мягкое, с улыбкой: — Эй, Феликс… Феликс!.. — в шепоте слышны смешки и это заставляет сквозь сон улыбаться и его тоже. — Что? — псевдонедовольным тоном спрашивает он, не желая покидать объятия Морфея. Хёнджин и так отчаянно трусит, а тут ещё его не добудишься. Он кусает губы, начиная нервно хихикать, чем заражает брюнета, что наконец приоткрывает сначала один глаз, косясь на него, а затем и второй. Важно не дать ему посмотреть за пределы машины раньше времени, а то сюрприза не получится. — Просыпайся, у меня есть что тебе показать. — В 5 утра? — прыскает Ли, хихикая в краешек пледа. — Сейчас 4, к слову. Вставай говорю, ты не пожалеешь, — он с нетерпением переминается с ноги на ногу на всякий случай заслоняя собой вид на берег. Феликс собирается подняться, но Хван торопится его предупредить. — Только ты должен закрыть глаза и не подсматривать. Совсем. — Эй, такого уговора не было! — Феликс ёжится, когда с плеча опадает плед и оголяет руку — сейчас слишком прохладно, так что он торопится завернуться в него полностью. — Ну пожалуйста! Поверь мне. — Ладно, — тянет брюнет и встает с плотно закрытыми глазами, набрасывая плед на себя на манер мантии. — Его прихвачу, ничего? — он про плед. — Конечно нет, я для этого его и взял, — успокаивает Хёнджин. — Дай мне руку и не подглядывай. Феликс протягивает свободную руку и небольшими шагами следует куда-то в сторону от машины за ведущим его Хёнджином. Подсмотреть отчаянно хочется, ведь он и понятия не имеет, что голубоволосый парень хочет показать ему. Хван тем временем куда-то его подводит и его руку отпускает, но всё ещё запрещает смотреть. — Не открывай глаза, пока я не скажу, хорошо? — судя по голосу он отходит дальше. — Да хорошо, хорошо, что там у тебя? — становится слишком любопытно. Феликс чешет щёку и слышит какой-то щелк — похоже на звук затвора зажигалки? — Открывай! — воодушевленно командует Хван, забегая за его спину и обнимая сзади. Феликс открывает глаза и в ту же секунду над побережьем на фоне рассветного неба поднимаются в воздух и разрываются громкими яркими залпами несколько фейерверков, что смешиваются между собой, но не хаотично, а до сказочного красиво, на манер искусно созданных флористами цветочных букетов. Несколько крупных ярких шаров меняют цвета с малинового на синий, а затем и бирюзовый, едва заметный, потому что догорает быстрее всех, шары поменьше вспыхивают багрово-красным, чтобы разлететься рыжими искорками, следующие залпы и вовсе чередуются радугой, а заключительным аккордом выстреливают золотисто-пурпурные, что опадают вниз искрящимся водопадом, напоминающим сады глициний. Всё это время Феликс не дышит, приоткрыв рот в немом детском восторге. Он чувствует себя чуть ли не ребенком, которому взрослые решили подарить чудо, просто исполнив его маленькую наивную мечту. Отблески искорок, опадающих с неба, кажется, на ближайшие несколько часов останутся в его глазах, чтобы продолжать светиться из его глубин. Завороженный зрелищем, он даже не сразу замечает, как тепло и трепетно Хёнджин приобнимает его, завернутого в плед, устраивая свой подбородок на его плече и любуясь результатом хорошо проделанной работы, несмотря на всю спонтанность подобного мероприятия. Он очень боялся налажать, или, что фейерверки окажутся бракованными и не взлетят, или что фитили подмочит волнами — ведь это нужно было устроить именно на побережье — или, что поблизости окажется кто-то, кто испортит такой особенный момент, или что его и вовсе не будет, потому что Феликс попросит отвезти его домой… Салют кончается, а Феликс так и стоит, не в силах осознать происходящее. У него не находится никаких слов, хотя он тщательно старается подобрать их в эту самую минуту, чтобы поблагодарить за такой подарок — бесценный для него. И пока в его голову приходят нужные мысли, что с трудом складываются в слова и предложения, Хёнджин легко и мягко произносит: — Je vous aime beaucoup… Феликс и вовсе теряет дар речи, замирая в его руках. — Что? — только и может выдавить он. Может послышалось под эмоциями? — Я надеялся, что правильно произнес эту фразу, — неловко хихикает Хёнджин, и Феликс даже под пледом покрывается мурашками, бегущими с прохладой по коже. — Je veux être avec toi… — совсем тихо, ещё ближе. — Ensemble Брюнет стремится повернуться в его руках, чтобы иметь возможность заглянуть в лицо парня и удостовериться, что ему не послышалось, что он не спит и что это не шутка. Но встречаясь с взглядом Хвана, Феликс не видит ни намека на несерьезность. Даже больше — Хёнджин отчаянно волнуется и пытается это скрыть, но в глаза смотрит с такой нежностью, под которой расплавиться хочется. Это будто душу встряхивает как шторы у открытого окна на ветру. — Прости за акцент, я старался как мог, — он всё же опускает взгляд, уже начиная сомневаться во всей затее, но Феликс вдруг подается вперед и целует его — с благодарностью, с теплом, переполненный чем-то очень светлым и радостным. — Ты… Я… Я не могу слов подобрать, — утыкается в его плечо лбом Феликс и Хёнджин понимает, что всё сделал правильно. Он прижимает Феликса к себе и гладит по волосам. — Ну для начала, могу повторить на корейском, чтобы не так сильно выбивать из колеи: ты будешь со мной? Варианты ответа: да, нет, я поду… — Да, — выпаливает Феликс, не давая ему даже фразу закончить, чем вызывает смех.✧ ✧ ✧
Соми просыпается и потягивается в кровати своего номера одна и счастлива этому факту. Сегодня по крайней мере это не заставляет её чувствовать себя одиноко. Подумаешь, парни… Она знает себе цену, так что обязательно ещё найдет кого-нибудь. За окном разгорается очередной летний день, что несёт в себе множество новых возможностей — по крайней мере так девушка внутренне себя успокаивает. Однако в последний момент решает переиграть всё и провести время с самой собой — признаться себе в любви, позаботиться о себе, накормить себя вкусной едой и расслабиться. Первым делом, к примеру, поваляться лишний часок в кровати в наушниках, слушая любимую музыку, потому что уже не помнила, как давно занималась чем-то подобным. Весной, кажется? Потянувшись к тумбочке, Соми наушников не обнаруживает и, приземляя ладонь на своё забывчивое рассеянное лицо, вспоминает, что забыла их в номере Хвана. Судя по времени, в номере его нет, да и вряд ли он будет против, если она просто зайдёт и заберёт свою вещь, поэтому девушка решительно поднимается с кровати, напяливая на себя футболку-платье, чтобы не шнырять по балкону в белье, и пробирается в соседнюю комнату, в которой темно, хоть глаз выколи. Прикрывая за собой дверь, она распахивает теневые шторы, чтобы затопить помещение натуральным дневным светом, а не включать электрический, и застывает как вкопанная, развернувшись в сторону кровати, на которой… …Спят в обнимку два охуительных красавчика, судя по всему полностью без какой-либо одежды, ибо сползшее почти на пол в процессе сна одеяло, открывало самый живописный вид на уходящие в район паха ложбинки мышц Хвана и светлую спину с подтянутой задницей — на нескромный взгляд Соми просто охрененной — лежащего рядом с ним Феликса. Оба красавчика едва ли не синхронно приоткрывают заспанные глаза, раздражённые переизбытком света и до крайности мило щурятся, вызывая на лице блондинки до ненормальности широкую улыбку и желание завизжать на весь номер. Лишь спустя пару секунд они спохватываются и тянут одеяло повыше, прикрываясь чисто приличия ради, а не потому что стыдно, потому что стыдом здесь и не пахнет. Пахнет в комнате, как раз таки, наоборот… и до Соми это вдруг отчетливо доходит. — А, ой… — сдавленно хихикает подруга и закусывает губы, но с места не двигается. — Куколка, блядь, — недовольно буравит её взглядом Хёнджин, пока Феликс утыкается за его спиной в районе лопаток и начинает хохотать со всей ситуации. — Ну что? — девушка поправляет волосы и начинает озираться по сторонам в поисках своей вещи, но нарочно медлит. — Я за наушниками. А ты, если не хотел внезапного утреннего вторжения, мог бы закрыть балконную дверь, — она перемещается по номеру, якобы увлеченная поисками — ни стыда, ни совести, сама украдкой поглядывая на то, как мальчики хорошо вместе смотрятся и обещая себе повизжать в подушку, как только вернётся обратно. — Нам, знаешь ли, как-то самую малость не до этого было, — усмехается Хван и поворачивается к Феликсу. — Извини, солнышко, у этой Барби вообще никаких моральных принципов, — следом он едко чеканит с улыбкой в сторону подруги. — Соми уже уходит. Соми и правда находит свои наушники и хихикает, прохаживаясь с ними по комнате. — Да всё в порядке, — отвечает Феликс, приобнимая Хёнджина и устраиваясь на его плече. Девушка быстро подмигивает ему и ретируется из комнаты за пределы балкона, возвращаясь к себе. А потом и правда визжит в подушку. Парни давятся хохотом, потому что её визг слышно даже из-за стены.