Уроки человечности

Поутру Аникей открыл глаза чуть свет — привычка ещё со службы в Новгороде. Оно и понятно — все дружинники ходили на утренний молебен, вот и Аникей помчался через двор острога, по пути сбивая недовольных и возмущённых кур. Вообще, молодец ласков и аккуратен, почтителен с природой, да только нынче он спешит. Надо посмотреть: не ответил ли ему брат Курган? Да на службу утреннюю ему надобно. Аникей ловко подскочил к забору, окружавшему острог. На нём сидели голуби — верные вестовые острожан. Отыскал молодец своего, не обмануло мастера предчувствие: это Курган прислал свой ответ. Аникей помчался в избу, которая ему была отведена как десятнику. Там он и хотел спокойно, внимательно прочитать ответ старого друга. Изба Аникея была светлая и уютная, одним словом, добрая. И украшена славно: глиняная посуда, да цветы полевые. Стояла в избе и печь добротная, каменная, согревала она просторное помещение в холода. В такой доброй избе целая семья жила б да горя не знала, а ему одному такая. Вспомнил молодец о Ладе, загрустил, вмиг сделался хмурым, точно дождливый день осенний. Не к лицу это было красивому молодцу, да только сердцу-то не прикажешь: заливаться ему соловушкой от радости или тосковать осенним хмурым и мрачным дождём. Наконец Аникей сел на печь, развернул свёрнутую бересту, начал читать: «Здрав будь, брат Аникей! Отчего не подсобить? Коли сдюжу. Весть это благая, я здрав, будь покоен, спасибо. Вот сейчас в отпуске я с семьёй. Анисья моя спрашивала только на днях о тебе, да теперь расскажи ты мне, как живёшь в Свирской крепости. Вижу, дела твои на лад идут, раз решил свататься. Бог в помощь, брат, а я приеду в края твои далёкие в следующий отпуск, то есть через две седьмицы. Примешь? Жду встречи с тобой, брат Аникей! Будь здрав!» Когда Аникей прочитал эти слова, сердце его радостно запело. Осталось лишь дождаться Кургана, а там дела на лад пойдут. Только надо бы Ладушке сказать весть благую. Утро свежее, прохладное только-только зачиналось, скромное солнце стеснительно давало проблески своих холодных утренних лучей сквозь весёлую зелёную листву, которая пока не полностью прятала хрупкие, изящные стволы деревьев. Десятник ловко перемахнул в несколько больших шагов, больше походивших на прыжки, через острожный двор. Подходя к избе Лады, дружинник надеялся, что девушка ещё не ушла на реку, а потому спрашивал о ней всех, кто встречался на пути. А пока Аникей растворился в мечтах о том, как построят они с Ладушкой свою жизнь, скольких детишек нарожают, точнее, сколько им Господь даст; сам же десятник хотел парня. «Вот воспитаю Ладе защитника — и можно на покой отойти», — размышлял Аникей. А в этих сладких мечтах он задумался о девочке, которая, надеялся он, будет похожа на Ладушку, такая же добрая, нежная и чистая, с такими же светлыми локонами и чистыми холодными серыми глазами Ладушки. От подобных мыслей топорник опять расплылся в мечтательной улыбке. Так он шёл по острогу, наступая на кур, кошек, собак и прочую животину. Однако вскоре ему наскучило это бесцельное шатание с сопутствующими потерями в лице или, вернее сказать, морде этих собак, кошек и прочих животных, которые неизменно издавали какое-то недовольное ворчание, чем изрядно докучали Аникею, пока ему самому это не надоело до того, что он решил прикинуть, где может быть девушка. «Так, на реку она уже сегодня ходила, тогда она наверняка в лесу!» — остановившись на этом варианте, десятник двинулся в сторону пристанища кабанов, белок, дятлов и синиц, что было совсем недалеко от острога и укрывало, помимо зверей с птицами, обычно разбойников, которых нынче и вовсе почти не осталось в здешних землях. Десятник вышел из острога и двинулся к лесу, среди иголок которого так задорно играло солнце, заливались птички, стрекотали какие-то невидимые его глазу букашки. В в который раз Аникей удивлялся такой негласной гармонии, которая царила в любой системе, кроме человеческой.