Stalker's tango

      Фрэнк был обычным офисным планктоном. Ничего в нем не было примечательного, правда. Типичное мышление, обычные вкусы, непримечательные улыбки, действия. Единственное, что в нем было особенного – его красный галстук в крапинку, который приковал к себе много внимания. В тоталитарном государстве, как известно, вся необычность срезалась на корню, так что этот аксессуар не получил никаких положительных оценок. Сколько нелестных слов в свою сторону услышал Шварц… Один только Филипп успел затронуть всю родословную мужчины, говоря, что такие галстуки должны быть уничтожены и что они не соответствуют ни одному стандарту, правилу, записанному в его книжке. Да и весь имидж офисного клерка ни у кого не вызвал удовлетворения, из-за чего вскоре тот стал одеваться, как и другие. Обычная белоснежная, обязательно идеально выглаженная рубашка (Сабина была не рада тому, что ей утром приходилось гладить его вещи, из-за чего тот сам начал заниматься данной работой!), черные брюки, лаковые туфли. Ничего примечательного.

Срубили очередную диковинку на корню, стерли в порошок, какие молодцы!

      У Фрэнка была обычная карьера, ничего особенного. Он работал с восьми до шести часов вечера, часто оставаясь в министерстве, так как имел кучу работы, которую нужно было сделать в кратчайшие сроки. Обычный офисный клерк, даже то, как он поднимался с первого по третий этаж, было в разы увлекательнее. Ничем непримечательная бумажная волокита, в которой можно было в какой-то момент потонуть. Как говорится, конца и края не видно. Бумаг было лишь больше с каждым разом, следовательно, на работе приходилось задерживаться все больше и больше. Мужчина, заканчивая свою работу, спускался по лифту вниз, на первый этаж, и шел к метро. Садился на транспорт, доезжал до своего дома, в котором он работал управляющим (Господин Эрнест дразнил его, называя мерзким «завхоз»). Заходил в собственную квартиру, разворачивая ключ в замочной скважине, приветствовал жену и детей. Семья вместе ужинала, болтая за столом, а затем Сабина мыла посуду, а Фрэнк как обычно оставлял поцелуй на ее щеке и шел к себе в кабинет. Долго следил за своими жителями, заполнял тонну бумаг, отписываясь Господину Эрнесту, которому, словно делать нечего было, иначе нельзя было объяснить, зачем ему столько характеристик на жильцов, а затем под самое утро шел спать. Жена лежала под самым боком, отвернувшись от мужа и лежа к нему спиной, а тот лишь ложился рядом, прикрывая уставшие глаза. Веки были столь тяжелыми, так что Шварц засыпал достаточно быстро.       Как и было сказано ранее, в жизни Фрэнка не было ничего такого. Ничего особенного, он проживал обычную жизнь обычного человека. А проживал ли? Мужчина лишь существовал, был обычной оболочкой, что могла выполнять разные действия. Доживал свой век, не более. Его жизнь была серой, без каких-либо ярких красок. За него решили сразу, не дали ему право выбора. Его родители были такими, говорили, что и он будет таким. Дети – очень индивидуальные и оригинальные существа, что наивно полагают, что не будут такими же хмурыми, как их серые взрослые. Как мило, дорогой Фрэнк, и тебя сломали, тоталитарная система и не таких видала. Его судьба, словно была предначертана. Фрэнк был наблюдателем в собственном теле, что с неким безразличием наблюдал, как какой-то «Фрэнк Шварц» доживал свое время. Как будто этот «Фрэнк Шварц» был ему незнаком, словно не весь этот серый ужас происходил с ним.       Хм, действительно, система неплоха в плане подчинения. Сломить волю и сделать человека таким же, как и все, - ничто иное не может с таким же успехом подавить все желание человека сопротивляться. Общество не прощает индивидуальности, не так ли? Начнем сначала: у Фрэнка была обычная работа, на которой он не так уж и много зарабатывал. Работал он обычным офисным клерком, ведь выбирать между заводом и офисом не приходилось. Общество навязало Шварцу и другим, что у него обязательно должна быть жена. Так уж вышло, что тому с самого начала никто не нравился. Получилось так, что до своих 35 лет не нашел он себе спутницу.       Наивный мужчина полагал, что не судьба ему скрепить узы с кем-либо, но общественное мнение и родители надавили. Пришлось тому пожениться на Сабине – красивой и умной комсомолке, дочери знакомых родителей. Та действительно была начитанной и активной женщиной, но Фрэнк ее вовсе не знал. Ну, как не знал – болтал пару раз и все. Конфликты у них начались сразу, не сошлись темпераментами. Шварц был чувственным и нежным мужчиной, что привык много размышлять и видеть красоту в мелочах, а она была резкой женщиной-командиром, что требовал идеальной чистоты в доме и полного, неприкосновенного послушания. Жена командовала Фрэнком всегда. Часто унижала, сравнивала с другими, обесценивала. Услышать от той «А у Крис такой муж..» было обычным делом.       Развестись не было возможным, более того, родители обеих сторон заладили о внуках. И без того шаткий брак посыпался, словно карточный домик. Сначала у них родилась маленькая Ким, что в детстве была очень громким ребенком. Она много кричала, плакала, из-за чего Сабина ее сразу невзлюбила. Говорила, что та, как проклятье, все кричит и кричит, и часто срывалась на маленькой малышке. Фрэнк все еще помнит, как прижимал к груди малышку, пытаясь успокоить, аккуратно гладя ее по голове. Было жаль Ким, серьезно. Ей ужасно хотелось материнской любви, но получала она от матери лишь оскорбления. Та и вовсе начала не выносить бедняжку, что отчаянно старалась заслужить похвалу от важной фигуры в своей жизни. Помнится, как маленькая девочка нарисовала их семью, а позже показала рисунок маме. Ожидала хоть что-нибудь положительное от матери, но получила от нее лишь укоризненное и осуждающее: «Ты не умеешь рисовать, хватит тратить бумагу!». Фрэнк с сожалением взглянул на свою дочь тогда и, как в младенчестве, прижал ту к груди, успокаивающе гладя по голове. Понятное дело, что Ким любила больше отца, но ощущала, что более авторитетная фигура в ее жизни – ее мать.       Потом появился Александр, которого Сабина любила больше. Она нянчилась с ним, когда тот был малышом, и Ким смотрела на это с завистью. Почему к ней относились так ужасно, а брата, что даже не пытался, любили так сильно? Алекс рос примерным парнем, что решил пойти по стопам матери – вступить в пионеры, чем заслужил еще больше одобрения с ее стороны. Старшая сестра же была полной противоположностью брата, походя больше на отца. И если Александр ужасно пекся о том, чтобы получить общественное одобрение, то Ким делала все для того, чтобы пойти ему вразрез и отличиться. Атмосфера в семье лишь накалялась. Мать вовсе не поддержала желание Ким выделиться, говоря, что она позор семьи. Та же в свою очередь кричала, пытаясь достучаться до матери, что это ее право и что Сабине не стоило бы лезть в ее жизнь. Фрэнк давно оставил попытки исправить что-либо в своей семье. А стоит ли? Главное, что больше им никто не говорит ничего делать и не осуждает. Тот так давно устал от написанных норм и указов. Один лишь вопрос к обществу: если им так нужно зарождение новой ячейки этого же общества, нужны ли им именно такие ее члены?       Шварц всегда сомневался, что из них с Сабиной выйдет хорошая пара. Более того, его заставили сделать той предложение насильно, между ними не было никакой любви, а лишь тихое, ничуть не успокаивающее: «надо, просто надо!». И кому сдался Фрэнк, что не женат в свои тридцать пять, неясно. Про детей и вовсе можно было промолчать, оставить это темным пятном на его биографии. Так сказать, темой табу, грехом, который следовало бы замолить в церкви, но, какая жалость, Шварц верующим никогда не был и из всех молитв знал лишь начало «отче наш». Да и в любом случае, государство не терпело религию, что считалась остатком после империалистических времен. Как странно вышло, что, когда у Сабины и Фрэнка появилась Ким – их первый ребенок – родители были рады. Но дело даже не в их радости, а в том, что они замолкли лишь на время. Родители поставили их перед фактом, поставив риторический вопрос: «а когда второй?». Фрэнк, наивно полагавший, что от него отстанут, с удивлением осознал, что его предки, как Ким называла его и Сабину, потребовали второе чадо. Прикрывали они свой эгоизм словами «Ким одной скучно и одиноко будет!» и «Великолепно, что у вас есть дочь, но нам нужен и сын!». Когда те выдали, что им нужен сын, так как именно он будет наследником, Шварц вовсе выпал в осадок. Почему наследником может быть лишь сын? Зачем им именно сын, а не второй ребенок? Неужели пол так важен? Не понимая весь этот бред, Фрэнк лишь осознал, что от него не отвяжутся, пока не получат желаемого. Хорошо, будь, по-вашему. Вот вам Александр.       Жизнь Фрэнка была обычной, ничем не примечательной. Он доживал свой серый век, в котором не было места радости, а лишь лживым улыбкам и наигранному счастью. Казалось бы, так Шварц и умрет, не ощутив ничего, кроме жгучего разочарования и пустоты в груди, где должно сильно биться сердце от чего-нибудь увлекательного или интересного. Однако все в один день перевернулось…