Stalker's tango

      Ах, Фрэнк не в себе. А когда был? Интересный и не дающий тому покоя вопрос. Он всегда был не в себе, не в своем теле, не здесь. Мужчина будто проживал не свою жизнь, а сейчас он, казалось, задышал полной грудью. Это звучало бредово и глупо, но все мысли мешались в голове, превращаясь в кашу, так что о трезвости мышления и слова не было. Это казалось столь правильно, но в то же время безумно, все смешивалось в какой-то ядреный коктейль, не дающий тому покоя. Черт, он не в себе.       Он не понимает почему, но его тянет к Стивену. Стивен — его начальник, который непрозрачно сказал ему, что, если тот не будет работать на него, то Хубертс без капли сожаления (и сочувствия к Шварцу с учетом того, что Сабина будет до конца веков напоминать ему это увольнение) уволит его. Поначалу это были обычные поручения, которые Фрэнк выполнял и отчитывался по телефону. Тот из всех своих начальников лично знал лишь Эрнеста Мюллера — хмурого мужчину, что не давал ему покоя своими ночными звонками, вечными требованиями и заданиями. Еще Лотту Альтманн — женщину, которая, в отличие от первого, была директором (как и Стивен Хубертс, собственно) и служила в армии, дойдя до какого-то высокого чина, так что на ее милосердие можно было и не надеяться. Эрнест работал на 4 этаже, в самом дальнем кабинете, а работающий на третьем этаже Фрэнк имел доступ на следующий. В любом случае, с Мюллером он познакомился самым первым — он знакомил его с работой «завхоза», как язвительно назвал это начальник, насмехаясь; да и он часто приходил в дом, которым управлял Шварц. С Лоттой он познакомился сразу, как ему дали проездной на метро и в целом возможность вернуться в министерство. Та сразу непрозрачно выразила собственную неприязнь к реформаторам. Она, будучи начальником, работала на пятом этаже, так что, если бы не эта встреча, вряд ли сотрудник встретился бы с ней до тех пор, пока он не поднялся бы на четвертый.       С Хубертсом Фрэнк познакомился случайно. Эрнест, когда выдавал ключ от кабинета на первом этаже, сказал, что тому следовало бы заводить как можно больше знакомств. Впрочем, это имело смысл. Встретились оба мужчины в кафетерии. Шварц тогда познакомился уже со всеми коллегами, оценив, насколько трудно или легко будет поддерживать с ними дружеские отношения, так что встретить незнакомую фигуру в министерстве было удивительно. В это место пускали не всех, понятное дело. Тот же сторож требовал удостоверение, прежде чем впустить в здание, да и к тому же, без специальной карточки нельзя было попасть к кабинетам на этажах. Высокая фигура, что с задумчивым взглядом потягивала кофе из белоснежной чашки, не могла не привлечь внимание. Шварц, отложивший собственный чай в сторонку, подошел к мужчине, дабы познакомиться.       Легкая и приветливая улыбка озарила лицо незнакомца, когда он поздоровался в ответ. «Стивен Хубертс» — додумался Фрэнк и представился. Разглядывая лицо мужчины, Шварц присел напротив. В кафетерии, к слову, как и в самом министерстве, никого кроме них не было, так что можно было сделать вывод, что Стивен был трудолюбивым человеком. Глубокий и спокойный голос был противоположен чужому темпераменту, Хубертс показался очень активным и бодрым. Голос мужчины был не совсем громким, он мог быть в один момент громким, а в другом приглушенным, что чуть смутило Фрэнка. Волосы были аккуратно уложены, казалось, начальник тратил немало сил для того, чтобы добиться нужной ему прически. В этом была некая строгость и нервозность? Шварц хорошо помнит то, что вздохнул и покачал головой, осознавая, что он подмечает подобные мелочи. Хотя, это было с некой стороны даже хорошо, ведь без этого навыка его характеристики на жильцов его дома были бы не такими подробными. Мягкие на вид губы, которые были тонкими и чуть покусанными. Опустив взгляд чуть ниже, Фрэнк заприметил белую рубашку, чьи первые пуговицы были расстегнуты, обнажая шею и часть ключиц.       Шварц тогда отметил, каким Стивен был жизнерадостным, веселым человеком, что смотрел в будущее. Нетрудно было догадаться, что Лотта просила держаться подальше от таких, как Хубертс. Он был реформатором, что желал своей стране лишь лучшего, страстно желавшим перемен. По мнению Альтманн, мужчина развалил бы страну, позволив Штатам растащить ее на кусочки, переделить между собой. Именно поэтому тогда она дала задание Фрэнку сделать что угодно, но переиначить суть реформы, что принималась Армином под началом Стивена. Армин — хороший сотрудник, имеющий те же взгляды, что и его начальник, и именно ему Хубертс доверил реформу об открытии границ. Сама она заключалась в том, чтобы открыть границы, сделать одежду пограничников мягче и не такой враждебной, и так далее по списку, у Фрэнка не было времени вчитываться в «мемуары», занявшие много страниц, так как ему сразу же нужно было подложить бумаги, написанные Филиппом. Армина было жаль, честно, но работа есть работа, ничего не поделаешь. По словам Лотты, тогда Стивен был в ярости. Хм, наверное, начальник очень страшен, когда зол.       После знакомства Стивен и Фрэнк виделись не особо часто, хоть и бывало, что они встречались в кафетерии поздним вечером, когда все коллеги либо давно ушли домой, либо собирались уходить. Шварц мог назвать себя трудолюбивым человеком, он работал, наверное, очень много, не желая возвращаться домой, где стояла отвратительная атмосфера. Да, детей было жаль, но, казалось, они были сами по себе и в отце не нуждались. Ким было 17 лет, у нее давно в голове не было и мысли о том, чтобы посидеть дома с ненавистными предками. Шварцу было жаль, что ситуация сложилась именно так. Однако, что бы он не делал, дочь видела более авторитетную фигуру в матери и сильно сокрушалась, не получая от нее внимания. Александр вообще не особо любил отца, был всегда повернут к матери. Да и она любила его больше мужа, хоть любовь эта была извращенной. Верно, между матерью и сыном была эта извращенная любовь, которую можно было получить за определенные заслуги. Ее всегда нужно было заслужить, Алекс никогда не мог услышать от Сабины обычное и искреннее «люблю». Эти слова либо подкреплялись каким-то условием на подобии: «но я любила бы тебя больше, если бы ты…», либо обвинительным: «я тебя люблю, а ты меня нет, иначе бы ты…». Что одно, что другое, понятное дело, было направлено на то, чтобы получить выгоду. Жаль было Александра, страшно и представить, каким человеком он вырастет.       Хубертса, опять же, можно было порой встретить в кафетерии, где он спокойно потягивал кофе. Несмотря на то, что мужчина, очевидно, много работал и торчал на работе немало, он выглядел бодро и энергично. Фрэнк каждый раз диву давался, помешивая ложкой содержимое кружки, в которую тот, наверное, в двадцатый раз за день вливал чай. Хотя, и чаем это не назовешь. Наверное, это больше мутная вода, в которую что-то добавили, но что именно ведомо лишь Вождю. И все же трудно было отрицать существование того самого ромашкового чая, который мужчине предложила пить Шанталь, видя уставшее лицо коллеги, перебирая множество бумаг и часто поглядывая на часы. Было даже несколько мило то, что Зибольдт, несмотря на всю свою загруженность, выделила время на то, чтобы позаботиться о самочувствии Шварца.       Игнорируя раздражающий звон металлической ложки о стенки кружки, мужчина порой поглядывал на начальника. Тот выглядел достаточно умиротворенно. Обычно в такие моменты Шварц несколько минут с интересом разглядывал лицо Хубертса. Его тонкие губы, обычно растянутые в слабой улыбке; брови, сведенные к переносице; тонкие, но длинные пальцы одной руки, что обхватывали чашку, в то время, как фаланги другой стучали по столу с характерным звуком. Невзирая на то, что Стивен ничего такого и не делал, но наблюдать за ним было странно интересно. Каждый раз, наконец, получая ответный взгляд, Фрэнк улыбался и подходил к мужчине. Они зачастую спокойно болтали, как обычные коллеги, интересовались делами друг друга. Не было ничего особенного в их разговорах, да и они вскоре заканчивались, когда Хубертс говорил, что ему и Шварцу пора вернуться к делам. Из немногочисленных разговоров тот мог с уверенностью мог сказать, что его начальник — жизнерадостный человек, что держит наготове слова поддержки. Порой Фрэнк невзначай упоминал, что женат он далеко не по любви и что в браке он несчастен, и на это получал в ответ сочувствующий взгляд, слова поддержки и аккуратные похлопывания по плечу, которые почему-то вызывали по телу того табун мурашек. Когда дело касалось самого Стивена, он всегда лишь с радостью делился своими новостями и советами. Помнится, он с широкой улыбкой говорил Шварцу в конце дня спросить себя, что за день такого он сумел сделать. То, насколько этот человек любил свою работу, даже удивляло, хотя, что он ждал от директора? «Амбициозный» — вот слово, что хорошо описывало Хубертса. А еще требовательный и прогрессивный. «Фрэнк, я ужасно ненавижу непродуктивность», — сказал тогда Стивен низким голосом, словно приказывая и не давая сотруднику даже подумать о том, чтобы ослушаться, вызывая у того мурашки.       Прошло достаточно времени перед тем, как Фрэнк осознал всю абсурдность ситуации. Поначалу он думал, что восхищается своим начальником. И это действительно было так! Все люди в министерстве старались быть, как Стивен. Быть такими же энергичными, веселыми, поддерживающими и амбициозными. Это было нормально, ведь все люди находят себе кумиров, людей, с которых им хотелось бы брать пример. Однако вскоре Шварц начал понимать, что его восхищение не такое платоническое, как он предполагал. Порой его взгляд скользил по пальцам Хубертса, причем такой пожирающий и голодный, словно Шварц мечтал о них. Звучит странно, осознав, что он думает о том, что ему хотелось бы ощутить их на своем языке, Фрэнк вздрогнул и помотал головой. Также, пристальный и оценивающий взор мужчины был прикован к губам начальника. Тот с замиранием сердца наблюдал за тем, как Стивен облизывает их, порой прикусывая. У мужчины, судя по наблюдениям Шварца, была привычка прикрывать нижнюю часть лица руками, что были сложены в замок, когда тот о чем-либо задумывался. Взгляд начальника был задумчивым, пустым, словно он и не здесь вовсе. Тогда сотрудник мог позволить себе взглянуть на пальцы того и смотреть на них до тех пор, пока мужчина не уберет их. Часто Хубертс просто наклонял голову на бок, смотря в потолок или стену. Фрэнк всегда невзначай пропускал мысль о том, каковы на вкус и ощупь губы начальника. Они, наверное, сухие и потрескавшиеся, даже грубые. Не то, чтобы это оттолкнуло бы Шварца, скорее сама мысль о том, что он об этом думает, пугала того.       Позже Фрэнк осознал всю свою зависимость от похвалы и внимания Стивена. Ему было необходимо услышать хоть что-то ободряющее от мужчины, чтобы день задался. Когда он не получал ежедневную порцию любви, если это вообще можно было так назвать, с учетом того, что для начальника это было обычное дело, у него все валилось из рук. Обычно в такие дни Шварц был особенно забывчивым и рассеянным, получая не слишком приятные слова в свою сторону от Эрнеста, что, казалось, ненавидел Фрэнка от самого факта его существования, а при его косяках так подавно не выносил один лишь вид мужчины. Да и сам Стивен, как раньше он не раз упоминал, ненавидел ошибки и непродуктивность, так что, как бы сотрудник не старался сделать все, как можно лучше, выходило лишь хуже. Отличало от Мюллера Хубертса то, что он, смотря на все ошибки и недочеты сотрудников, старался их приободрить, а не прямо говорил, что те ужасны и бесполезны.       Верно, Стивен не был таким же злым и агрессивным, как Эрнест, за которым закрепился образ ненавидящего перемены консерватора, однако его голос в такие моменты ничуть не помогал делу. От слова совсем. Когда начальник был недоволен, он говорил низким и не терпящим отказа голосом, даже глубоким. Бархатный голосок и приказный тон вместе, так еще и от более высокого по статусу чиновника, неминуемо заставлял колени Фрэнка дрожать. Но, к сожалению, не от страха, как у других. Сотрудники, работающие на Лотту, несомненно, боялись и уважали ее, но подопечные Стивена страшились гнева своего босса еще больше. Так что, черт возьми, было бы неудивительно, если бы Шварц сбежал, сглатывая ком в горле от паники и ужаса и пытаясь быстрее добраться до своего кабинета, дабы спрятаться в нем, как маленький малыш под одеялом от огромного монстра. Но Фрэнк сбежал не потому, что боялся, нет! Тот, ощутив прилив возбуждения, мгновенно пришел в себя и ретировался. Тембр голоса Стивена обезоружил несчастного сотрудника, заставив его раскраснеться и не посметь и вставить слова. Хубертс чуть ли не рычал, выражая все свое недовольство, в то время, как мужчина пытался глотать воздух и осознать, что вообще происходит. Тяжелый узел внизу живота дал красный свет, который стал решающим фактом для его побега. Пусть начальник говорит, что хочет ему позже, но Шварц не позволит ему увидеть себя таким. Слишком откровенно, стыдно, неправильно, желанно… Черт, Господин Хубертс, я вас хочу!..