Не шутит, значит.
Темноволосый, словно к месту казни, идет за богиней на Большой Базар. Люди улыбаются богине, приветствуют ее, стараются показать величайшую любовь и уважение.От такой приторной милости у Странника начинает дергаться глаз.
***
Нилу смотрит на него с опаской. Она, конечно, девушка открытая и милая, дружелюбная, но поведение ее нового знакомого отталкивает, как взрывная волна. Странник, игнорируя присутствие Нахиды, жестко критикует все, что видит: ему и цветы «не те», и ткань танцевальных костюмов «не очень», и сцена «такая себе», и характер Нилу «не особо». Беловолосая богиня в стороне лишь тихо вздыхает, качая головой, и успокаивающе смотрит на танцовщицу из театра Зубаира. — Он… Сложный ученик, верно, но на самом деле он хороший. Просто стесняется немного. Он давно не танцевал.Сама о том не думая, Буэр попадает «в точку». Странник не танцевал с тех самых пор, как перестал быть Кабукимоно.
***
В ночи кружится стройная фигура в светлых одеждах. В ярких всполохах костра то и дело сверкает золотое перо на груди юноши. Кукла Электро Архонта танцует так, словно рождена была для этого: ее движения отточены и плавны, а в воздухе после нее остается тонкий аромат сакур и Вечности. Музыка не нужна. Ее глаза прикрыты, она отдается танцу, погружается в него, слушает мелодию собственной души. Словно последний раз танцует. Кажется, что вот-вот она замрет, но нет: плавный разворот и все по новой. Лишь шуршит под ногами трава. А вокруг костра сидят люди-кузнецы и с улыбками, как завороженные, наблюдают за Кабукимоно.***
Табла отбивают незнакомый ритм, ситары режут наступившую тишину шепотом струн, плавно льется звучание бансури. Большой Базар погружается в особое безмолвие. Он полон людей, но все они прикованы к своим местам, словно опутаны невидимыми нитями. На сцене кружится стройная фигура. Все та же, что кружилась столетия назад в Татарасуне перед кузнецами и местными жителями. Но теперь Странник танцует по-другому. Это больше не тот плавный танец кроткой куклы, только познающей мир вокруг себя, это настоящее обнажение души и сердца, раскованный, свободный танец, способный самого стойкого соблазнить и заставить повторять, кружиться и двигаться, распаляясь. Юноша легко подается вперёд, не отрывая глаз от публики перед собой. Оглаживает тонкими пальчиками предплечья, покачивает бедрами, пересекая сцену, кружится, и ему кажется, что он один в этом мире, он может не сдерживать себя. Темная ткань танцевального костюма то и дело задиралась вверх, как только Странник тянулся руками к небу, оголяя впалый живот. Темноволосый отдавался делу целиком и полностью: прикрывал глаза, внимая каждой чарующей ноте, скрещивал бёдра, делая шаг в сторону для плавного поворота, дразняще прогибался назад, очерчивая изгибы точёной талии. Лишь его варадзи постукивали в ритм, дополняя мелодию, доводя композицию до завершения, до идеала. Руки юноши медленно исследовали тело. Он касался обнажённых участков шеи, проходился пальцами по талии, спускался к бёдрам. Ладони его легли на ягодицы, плавно перешли на переднюю поверхность бёдер и скользнули вверх к подтянутому животу. Удивительного цвета глаза то и дело мелькали в ночи сквозь тонкие белые пальцы. Будто весь он соткан был из нежности, выточен из ценнейшего фарфора.Идеальный. Вечностью целованный, заклейменный.
***
Но даже самое приятное зрелище не длится вечно. Танец кончается. Паук, закончивший паутину, отпускает своих жертв. Юноша последний раз взмахивает руками, словно перерезает путы смотрящих: те отмирают, оглушают свистом и восторженными криками, аплодисментами. Странник не кланяется — он танцевал для себя. Темноволосый проходит мимо замершей в шоке Нилу и на губах его расцветает хитрая лисья улыбка. Он не может не уколоть ту, к которой его привели для обучения. — Дать тебе пару уроков, м, звезда театра Зубаира?Девушка вспыхивает. Буэр в стороне поджимает губы и едва сдерживает себя от разочарованного вздоха.
Странник не снимает костюм: подгоняемый Анемо стихией несется в храм Сурастаны. Распаленный, жаждущий внимания, поклонения, любви. Распахивает двери, позванивает браслетами на запястьях и нарушает священную тишину своим громким криком:— Казуха!
Самурай слышит того даже сидя в покоях, что ему выделила Дендро Архонт. Он откладывает книгу и поднимается с места, хочет открыть дверь и выйти к возлюбленному в коридор, но не успевает: тот вбегает в его комнату и бросается на шею. Его наряд мгновенно поглощает все внимание Каэдэхары. Странник вжимается в его губы своими, ласкает языком, пальцами зарывается в светлые волосы. Нельзя толком вдохнуть воздуха — но можно вдохнуть темноволосого, его яд, его наркотическую ауру звезд. Юноши целуются, ограждаясь от мира, забываясь в удовольствии и друг друге. Отстраняются, чтобы вновь сцепиться языками, словно в самом ожесточенном споре. Казуха тянет его к зеркалу. Странник откидывает голову назад, на чужое плечо, сдавленно стонет и едва дышит, когда чувствует такие нежные, знакомые и приятные касания невозможных рук самурая. Тает, дрожит и почти рычит от удовольствия, выгибается, словно пытается избежать, а после вжимается в чужое тело. Юноши опускаются на пол — темноволосый седлает чужие бедра и отдается чужим рукам, растворяется в удовольствии и дарит его в ответ.И до самой глубокой ночи они не могут оторваться друг от друга.
***
Взгляд Буэр прожигает. Прибивает к месту, как бабочек прибивают к холсту булавкой. Страннику не то чтобы стыдно, просто не по себе: та так долго терпела его выходки, а тут… он явно пересек черту. А вот самурай горит. Точнее, его лицо, ставшее по цвету таким же, как алая прядь на его голове. Беловолосая богиня тяжело выдыхает, постукивает пальцем по стеклянному краю стола и молчит. Напряжение скапливается в помещении, точно грядет гроза.— Возможно, я тебя избаловала… Странник, заруби себе на носу: мой храм — не место для таких занятий. Ты осознаешь глубину своей вины?
Тот очаровательно улыбается и прижимает Казуху ближе к себе, кивая. Нахида не сможет злиться на них слишком долго — уж очень привыкла. Повозмущается и успокоится, наверное.