Слава Победителям

С недавних пор Фортунато делил людей на четыре категории: приятные, неприятные, отвратительные и подозрительные. К «подозрительным» относились все, кто не попадал под предыдущие три. Когда в столовую вошёл высокий мужчина с волосами до плеч, Фортунато изучил его красивое лицо, богатый наряд, и сделал вывод, что Корнелио Мерканьо (а это был именно он) — «подозрительная» личность. — Сын Рафаэля Фальконе! Неужели? — воскликнул Корнелио с восторгом купца, увидевшего диковинный товар по низкой цене. — До чего похожи! Фортунато поздоровался с ним, и Корнелио, ни с того, ни с сего, отвесил низкий поклон, сложив руки «крестом» на груди. В прежние времена с таким жестом обращались к королям и высокопоставленным чиновникам. — Не стоит, — смутился Фортунато. — Я не совершил великого подвига, чтобы мне кланялись старшие. — Подвиги тут не причём, — ответил Корнелио. — Я ещё расскажу, почему именно вы достойны поклонов, — он обратил взор на Викторию Мерканьо. — После обеда нам с Фортунато надо бы остаться наедине. На протяжении трапезы Корнелио говорил в основном с Винсентом, причём не стеснялся отчитывать его в присутствии посторонних-не родственников. Фортунато наблюдал не без удовольствия за пристыженным мальчишкой — наконец-то его полуживая совесть зашевелится! — Если не возьмёшься за ум, окажешься в кабаке, вместе с пьяницами. Не будет у тебя денег, чтобы платить служанкам, — в этот момент Корнелио указал на Анабель, которая ставила на стол графин с вином. — Нельзя всю жизнь нахлебничать. Тебе скоро пятнадцать, а ты никак не повзрослеешь. Твой брат уже сражался с захватчиками в этом возрасте. — И погиб, — буркнул Винсент, отодвигая тарелку с недоеденными овощами. — Мама, могу ли я пойти в свою комнату? — Конечно, дорогой, — расплылась в улыбке Виктория Мерканьо, но Корнелио вмешался, не дав мальчишке и с места сдвинуться: — Винсент, ты должен обращаться к старшему мужчине. Я полагаю, этикетом ты тоже не занимался? Винсент всё равно встал из-за стола, вытер пальцы салфеткой и повторил вопрос, уже обращаясь к дяде: — Могу ли я пойти в свою комнату? — Можешь. Будь добр, займись там учёбой. И мы ещё побеседуем, — Корнелио нахмурился. — Сочувствую твоим учителям. После обеда Корнелио и Фортунато устроились на диване в гостиной. Госпожа Мерканьо читала у себя, Винсент готовил домашнее задание, Анабель прибиралась в столовой — разговору никто не мешал. Фортунато, тем не менее, предпочёл бы, чтобы рядом находился посторонний. Корнелио направил на него тот же странный и восторженный взгляд, тронул клиновидную бороду, закинул ногу на ногу. Сидеть с ним было не то, что бы неприятно, Фортунато просто чувствовал неправильность происходящего, чувствовал, будто не заслуживает того почтения, которое ему оказывают. Подлинные заслуги не связаны с кровью славных предков, которая в тебе течёт. — Мы с вашим отцом были хорошими друзьями, — начал Корнелио, придвинувшись к собеседнику. — Мне бы хотелось и с вами построить такую же крепкую дружбу. Вы не против? — Боюсь, я не могу обещать крепкую дружбу тому, кого вижу впервые, — сказал Фортунато без тени враждебности. — Однако я готов выслушать вас. — Мудрый юноша, — Корнелио выразил одобрение улыбкой. — Конечно, дружба проверяется трудностями, которые люди преодолевают бок о бок. У вас, полагаю, есть друзья? — Есть. Прошу прощения, господин Мерканьо, не могли бы вы сказать прямо, с какой целью встретились со мной? — Фортунато пристально следил за изменениями в мимике Корнелио. — Льстивые слова мне вовсе не нужны. Корнелио оставался таким же доброжелательным и вежливым, но положительного впечатления не создавал. Хитрый лис, что же ты затеял? — Это не лесть, Фортунато. Но вы правы: пора перейти к сути. Я здесь за тем, чтоб узнать — готовы ли вы отомстить за смерть отца? И если готовы, то я — и мои товарищи — вам в этом поможем. «О какой же помощи речь? — Фортунато призадумался, не торопился говорить «да». — Деньги? Но мне не нужны деньги, я не хочу быть обязанным кому бы то ни было. Я сам заработаю, если понадобится оружие. С другой стороны, неразумно отвергать помощь. Корнелио дружил с отцом, можно многое от него узнать». — Готов, — кивнул Фортунато. — Я бы своими руками задушил императора. — Приятен ваш боевой настрой. Своими руками вы вряд ли задушите Валленрода, но точно отомстите. Однако месть не должна быть единственной целью… Убив императора, мы не покончим со всеми захватчиками. Я хотел бы видеть вас, Фортунато, в рядах повстанческой армии. Скоро она возродится вновь. «Вот оно что! — Фортунато ощутил лёгкость на сердце. — И отчего я мучаюсь подозрениями? Корнелио — прекрасный человек, сам Всевышний послал его. Да, я вступлю в ряды освободителей!» — Есть ли у вас план? Возможно, вы поведёте севаррцев на восстание? — уточнил Фортунато, рассматривая блестящие пуговицы на светло-голубом жилете Корнелио. — Восстание мы позже обсудим, — ответил Корнелио. — Я предлагаю вам переехать в Неронское Королевство. Там вы продолжите обучение на врача, а заодно — объединитесь с другими севаррцами для предстоящей войны. Вам ничто не будет угрожать, не придётся скрываться от властей, бояться казни… Его Величество Ричард Стоунгольт не допускает, чтобы севаррцы подвергались гонениям. Вы нужны Алмазным братьям, Фортунато. Подозрения были не напрасны. Корнелио закинул удочку, надеясь, что революционно настроенный юноша клюнет, не заметив острого крючка! Не с тем связались, господин Мерканьо. Фортунато переместился на край дивана, не скрывая своего отвращения и к самому Корнелио, и к его предложению. Что это за революционер, который ведёт борьбу, находясь в чужом государстве? — Мой отец никогда бы так не поступил, — проговорил Фортунато. — Он до самой смерти оставался рядом с народом, рядом с братьями, которые страдали от угнетения. А вы предлагаете мне сбежать за границу, присягнуть на верность неронцам! — он ударил кулаком по подлокотнику. — Я не ожидал такого от вас. — Фортунато, успокойтесь, — голос Корнелио тоже стал твёрже. — Здесь вы подвергаете себя опасности. Мне известно о ваших, — он пренебрежительно поморщился. — Агитациях среди рабочих. Вы всерьёз думаете, что это что-то изменит? Да вас однажды схватят и велят повесить! Фортунато поднялся с дивана, зло ухмыльнулся, встал перед Корнелио. — Вы не участвовали в восстании, верно? Теперь я знаю, почему. Вы просто затаились у неронцев, как заяц в норе, пока отважные повстанцы умирали за свободу. Вы говорите, я подвергаю себя опасности. Но возможно ли иначе победить захватчиков? Если меня повесят — пойду на казнь с честью. — Сядьте, Фортунато, — велел Корнелио и посмотрел так, что он устыдился своей грубости. — Так вот, — продолжил он, когда собеседник сел. — Умереть молодым — ещё не значит умереть с честью. Не отказывайтесь от привилегий, которые положены вам по праву крови. Если наши солдаты познакомятся с юным князем, наследником Рафаэля Фальконе, их боевой дух поднимется. Они пойдут за вами хоть в огненную бездну, головы положат за вас. Увы, повстанцам не удалось исполнить задуманное в восемьдесят пятом. Удастся ли теперь — зависит от каждого севаррца, Рафаэля Фальконе считали достойным претендентом на севаррский престол. А раз он пребывает на небесах, претендентом станете вы. «Искуситель! — возмутился Фортунато. — Меня не заманишь в ловушку. Я поклялся, что посвящу жизнь свою борьбе. Титулы портят людей, и тот, кто занимает привилегированное положение, будет больше переживать за личное счастье, а не за всеобщее». — Простите, господин Мерканьо. Вам следует избрать другого претендента. Моё место — здесь, рядом с нуждающимися и угнетёнными. Если поделитесь со мной планом восстания — буду благодарен. Я сделаю всё, чтобы Родина наша вырвалась из плена. — Лучшее, что вы можете сделать — это прислушаться к советам старших, — Корнелио продолжал стоять на своём. — Я не предлагаю вам отсиживаться в укромном местечке, я напротив желаю, чтобы вы набрались опыта и переняли дело отца. Посудите сами: больше пользы принесёт тот революционер, который имеет познания в военных и государственных делах. Не сочтите за неуважение, но вам таких познаний не хватает. А что насчёт восстания — с ним торопиться не стоит. Поторопимся — и снова проиграем. Вы злитесь из-за того, что мы заключили союз с неронцами. Но давайте посмотрим в глаза истине: враги Фридеранской Империи могут стать и нашими врагами. Поэтому выгодно объединиться с ними, тем более, что связывает нас общая вера. Неронцы ждут случая для новой войны, это наш шанс ударить в спину захватчикам. Так что подумайте серьёзно. — Хорошо, — уступил Фортунато. — Я обещаю подумать. — Это мне уже нравится, — улыбнулся Корнелио. — Знаете, у меня есть дочь. До брачного возраста ей два года, но почему бы не подыскать жениха сейчас? — Насчёт брака я сомневаюсь, — ответил Фортунато. — Пока страдает народ, могу ли я мечтать о личном счастье? Корнелио сел ровнее, отдёрнул края жилета. — Можете. Я бы не выдал дочь за первого встречного. Кстати, как дела у вашей сестры? Она замужем? — Она, — Фортунато замялся, не хотел упоминать Зигмунда. — У неё есть жених. Он не из аристократов, но я посчитал, что человек порядочный и обеспеченный. На лице Корнелио сперва отразилось недоумение, он многозначительно хмыкнул, но осуждать мезальянс не стал. — Пусть она будет счастлива. Главное, чтобы вы нашли супругу, равную по происхождению. Какой бы указ ни издал император, вы остаётесь князем. — Благодарю, господин Мерканьо, вы очень любезны, — Фортунато надоело слушать о князьях и браках. — Но давайте обсудим восстание. Или оно начнётся только тогда, когда неронцы позволят? Корнелио закатил глаза, затем направил усталый взгляд на Фортунато, словно возмущался настойчивости собеседника. — Восстание мы обсудим тогда, когда вы дадите чёткий ответ на моё предложение. А до тех пор я не буду касаться этой темы. Для вашей же безопасности, господин Фальконе. «Всё ясно, — Фортунато ощутил укол разочарования. — Я, по его мнению, должен бросить друзей, отказаться от агитации, уехать за границу. Возможно, там я в самом деле получу ценные знания для вооружённой борьбы, а местная власть примет меня с распростёртыми объятьями. Но зачем это всё? Терпеть бедствия на Родине приятней, чем сладко жить на чужбине. Пусть другие присягают на верность неронскому королю, а я верен только севаррскому народу». — Мой ответ отрицательный, — сказал Фортунато спустя минут пять молчания. — Не так давно я поклялся перед рабочими, что их бунт будет и моим бунтом. А князю положено держать своё слово. Полагаю, — он встал с дивана. — Нам пора прощаться, господин Мерканьо. *** — Вот дьявол, — пробурчал Фортунато, выходя из аудитории. Клаудио, который экзамен уже сдал, уставился на него вопросительно. — Ты чего? На вторую попытку отправили? — Вот ещё! — Фортунато нахмурился, будто в самом деле провалил экзамен. — Я ответил на три обязательных вопроса, а он задал дополнительный, который к предмету не относится. Вредный старик! Я сдал на четыре. — Поздравляю! — улыбнулся Клаудио и приятельски хлопнул друга по спине. — Я знал, что ты этому индюку не дашь победить. Отпразднуем твой успех на моей свадьбе. Десятого июня поедем в наш загородный дом. — Свадьба? — переспросил Фортунато. — Я думал, до свадьбы ещё далеко. Клаудио снял очки, протёр рукавом, надел обратно. — Нет, почему же? Я ведь говорил, родители невесты настаивают, чтобы всё устроили как можно скорее. Можешь позвать с собой сестру… Даже не так: обязательно позови её. — Позову, — Фортунато с благодарностью посмотрел на него. — Спасибо, Клаудио. Ты очень хороший друг. — Рад слышать. У отца последнее время трудности с фирмой. Готов поспорить, тут замешаны конкуренты. Посеяли смуту среди наших рабочих, а теперь злорадствуют, — Клаудио вздохнул. — Ничего, я верю, что всё быстро наладится. Предки наши, не поверишь, из крестьян были. А отец, видишь, в люди выбился. Это тебе не аристократическая кровь, задаром ничего не достаётся! — он погрозил пальцем играючи. — Мне он всегда говорил: захочешь счастья — научишься камни грызть. Я тебе не в обиду сказал. Аристократы нам не враги, но ты и сам понимаешь… Несправедливо, когда привилегии даются не за настоящие заслуги, а за то, что ты родился в нужной семье. «Да ты же сам родился в «нужной» семье, имеешь те привилегии, каких нет у многих. Некоторые с детства вынуждены тяжело работать, не могут учиться в школе, что уж говорить об университете! Пожалуй, привилегии и у меня есть — благодаря Шлейхеру», подумал Фортунато, но сказал коротко: — Не спорю. Надеюсь, я стану хорошим врачом, и заслуги мои оценят по справедливости. Позже, когда оба вышли на улицу, Фортунато рассказал о господине Мерканьо, на что Клаудио отреагировал странно: — Повезло же тебе! Зачем отказался? — А что, ты бы на моём месте уехал? — удивился Фортунато. — Оставил бы Родину ради славы и денег? Клаудио обиделся: — Я бы не оставил Родину. Я бы уехал на время, и не за личными целями, а за целями общими. Неронцы, в сущности, не так плохи… — Неужели? А кто мне говорил, что в Севаррском Королевстве не может жить никто, кроме севаррцев? — Причём здесь это? Фортунато не пытался поддеть друга, лишь хотел достучаться до его разума. Отчего это кенджийцев и фридеранцев Клаудио не любил, а к неронцам относился иначе? — А ты думаешь, они помогут нам и ничего не попросят взамен? Алмазные братья допустили ошибку, нельзя полагаться на иностранцев, даже если нас с ними объединяет вера. Вообрази: фридеранцы и кенджийцы от нас уедут, зато приедут неронцы. Навсегда приедут. Клаудио озадачился этим вопросом, долго размышлял, шагая по тротуару. Возле высокой жёлтой башни с часами они остановились, Фортунато взглянул на заострённые стрелки — половина четвёртого. Клаудио произнёс, почёсывая ладонь: — Я не отрекаюсь от своих слов. Севаррская земля принадлежит севаррцам. А по поводу неронцев скажу: с ними есть смысл договориться. Иногда надо поумерить гордость, выбрать из двух зол меньшее. С обретением независимости государство окрепнет, сможет противостоять захватчикам. Неронцы, если покусятся на владение нашей землёй — получат достойный отпор. А пока для успешной революции примем от них деньги и оружие. Фортунато расстроила позиция друга. Стоит упомянуть о подачках со стороны иностранцев — и национализм угасает, вытесняют его сотни всяких «неоднозначностей». «Поумерить гордость» для Фортунато было унизительно. Севаррцы ни перед кем не склонят головы. Погибнут всем народом, но не позволят накинуть цепи на себя. «Я не против, чтобы иностранцы жили в свободном Севаррском Королевстве, но пусть подчиняются нашим правилам и уважают нашу культуру. У севаррца всегда будет более высокое положение, чем у любого приезжего», — решил Фортунато, вспоминая недавний спор, который начался из-за обычного чая. — В общем, советую тебе ехать с господином Мерканьо. Нет ничего плохого в том, чтобы побороться за счастье и титулы. Твой отец был прекрасным полководцем, а тебе выпал шанс пойти по его стопам. Вступишь в ряды Алмазных братьев, офицерское звание получишь… — Клаудио замолк. В голосе его прозвучало нечто похожее на зависть. — Глупости, — отрезал Фортунато. — Без указа неронского короля Алмазные братья и шага не сделают. Закончим на этом. Господину Мерканьо я не товарищ. *** Госпожа Бисмарк на была не одна — прохаживалась с мужем по саду. Фортунато мысленно пел хвалу немолодому фридеранскому офицеру — вот, кто спасёт от ухаживаний со стороны нетактичной женщины! Госпожа Бисмарк не осмелилась бы намекнуть на что-то непристойное в присутствии супруга. Фортунато поздоровался с четой, спросил про Натали. — Она прибирается в спальне, — сказала госпожа Бисмарк. — Как ваши дела, Фортунато? — Спасибо, я здоров. Приятно познакомиться с вашим мужем, — он одарил улыбкой фридеранского офицера, который, однако, не был настроен дружелюбно. Наверное, видел в юном севаррце мятежника и представлял, что уже заносит саблю для удара. — Я польщён, — бросил офицер равнодушно. — Стефан Фогель, генерал артиллерии, подданный Его Величества Людвига Валленрода. Сожалею о вашей утрате, Фортунато. — Не беспокойтесь, боль уже не тревожит меня, — Фортунато соврал, чтобы не дать Стефану позлорадствовать. — С вашего позволения, мне пора к сестре. Фортунато ступил за порог дома и сразу увидел Натали — она спускалась со второго этажа, неся в руках огромную корзину с грязным бельём. Он хотел было помочь, но сестра вдруг отстранилась, буркнула: «не надо», и на первом этаже, у лестницы, опустила ношу на пол. — Здравствуй, — Фортунато начал первый. — Ты почему так смотришь? Что-то случилось? Натали скрестила руки на груди, устремила недобрый взор на брата. И почему женщины ждут, что мужчина сам догадается о причине их дурного настроения? Если бы они давали чёткие объяснения, излагали претензии прямо, без загадочных вступлений, то мужчина чувствовал бы себя спокойнее. — Вчера приехал Зигмунд, я с ним встречалась, — сказала она наконец. — Не ожидала такого от тебя, брат. Ты сочиняешь отвратительные небылицы, лишь бы помешать моему браку. Есть ли в тебе хоть капля совести? Я понимаю, ты всех фридеранцев объявил врагами. Но неужели родная сестра для тебя враг? — Прежде всего, Натали, — проговорил Фортунато сквозь зубы. — Ты враг самой себе. Ты уверена, что намерения Зигмунда чисты? Он как женился, так и разведётся. Моё мнение тебя не заботит, это я понял. А как мать отнесётся к подобному? Она дала благословение другом жениху — севаррцу. Бунтовать против родителей — равносильно бунту против Всевышнего. Зигмунд был мелкой занозой, которую не вытащили вовремя, и вот результат — рана загноилась. Впрочем, загноилась ещё до Зигмунда. Натали всегда тянулась к мужскому вниманию, мечтала, что однажды появится прекрасный принц, который вытащит её из заточения. Будут у неё снова красивые платья, служанки, свой дом. Кто виноват, что «принцем-спасителем» стал инородец? Фортунато взвалил вину на себя. Послу случая с Реммеле следовало не жалеть сестру, а обругать — тогда бы уяснила, почему фридеранец ей не суженный. Натали вздёрнула чёрные брови, опустила руки. — Матери всё равно, за кого я выйду замуж, главное — не за бедного. Я для неё лошадь, которую надо подороже продать. Зигмунд принял марцинизм ради меня, — Натали повысила голос. — Это ли не показатель любви? Нет, он не разведётся. Вы с матерью напрасно пытаетесь подавить мою волю. Мать может меня хоть розгами избить — беды не случится! Знал бы ты, как я мечтаю сбежать от ваших упрёков и нравоучений! Я не дочь и не сестра — я марионетка, которую вы тянете за ниточки. Довольно. Ниточки обрезаны. Она подняла корзину, перед тем, как уйти, добавила: — Я не хочу видеть тебя, Фортунато. До тех пор, пока не извинишься. Через два дня мы с Зигмундом уезжаем в Лофберг, а потом — в Лэринское Королевство.