honey

      Серж чувствует, как что-то вздрагивает и сотрясает всё внутри, мешая дышать. Оно бьёт вдруг в голову с бешеной силой. Хотя Дарон всего-то легонько сжал его за плечи, и всё так же сидит перед ним, как и секунду назад. Но видно, как из-под глаз его пробирается какая-то несвойственная ему искорка, которая заставляет его порой улыбаться несвойственной для него улыбкой, а по коже его рук волной проходит какая-то несвойственная дрожь и передаётся Сержу. Может быть, она-то и не даёт Сержу дышать?       — Дарон, я… — глаза мечутся и щёки загораются.       — Прости... — губы Малакяна гаснут, и принимают прежнее положение, мягкое и расслабленное, но в глазах теперь почему-то читается вина. Руки сползают с плеч Танка, но он спешит остановить их:       — Нет, всё в порядке! — тараторит он, пытаясь загладить неловкий момент, как может, — Просто… Это было так неожиданно, — отводит он взгляд в сторону и издаёт смешок, желая скрыть свой стыд от всей этой ситуации. Ладони его всё ещё удерживают Дарона за запястья.       Дарон смотрит, чуть приоткрыв рот, то на сержино лицо, то на свои заключённые в его крупных ладонях руки. Потом опять на лицо, потом на руки.       Серж всё-таки поворачивается к нему обратно лицом к лицу, а запястья медленно выпускает. Улыбается по-доброму, и Дарон тут же оттаивает от этого.       В один голос они тут же рассмеялись со своей глупости.       По всему телу разливается это тепло, медовое и лёгкое, и выходит из тебя широкой улыбкой и засветившимися снова глазами. Дарон ворочает на языке эту внезапно пришедшую ему в голову медовую метафору, и подмечает, что и вправду — есть что-то в них обоих такое. Серж, например, так похож на мишку — с первого взгляда грозного, массивного, и порой неуклюжего, вечно орущего что-то невразумительное, и бегающего по сцене, словно сейчас всё переломает. Но на самом деле мишка этот внутри мягкий и нежный, который с трепетом заботится о каждой пасеке в округе, да даже о каждом дупле. Заботится о своём любимом бешеном пчелёнке Дароне, старается, чтобы с ним всё было в полном порядке. Боится обидеть даже самую незаметную пчелу. И самое заветное его желание — чтобы на всех пасеках и во всех дуплах всегда царил мир.       Язык Дарона устаёт от таких размышлений, и, не желая думать больше, Дарон ластится к Сержу в поцелуй — пускай Серж тоже ворочает.       Огромными лапами своими Танк прижимает его к себе, пока улыбается сквозь ленивые соприкасания губ.       Спустя какой-то отрывок этой маленькой вечности Малакян оттягивает себя от него, и почти незаметно скользит руками ему на талию. Чуть склонив голову, оценивает, прищурившись, лицо Сержа — вправду готов ли он продолжать, или нет. Танкян не меняет выражения, всё так же играя солнцем на своём веснушчатом лике, отражая его морщинками-лучами у краешков глаз. Хотя солнца сейчас на деле нет. Дарон точно убедился в этом, мельком глянув за окно: там лишь сплошное серое небо, которое, вероятно, обещало в скором времени залить обезвоженные улицы дождём. Было бы отлично, потому что жара в последнее время не щадила Лос-Анджелес совсем. Дарону даже стало казаться в последнее время, что люди вроде Танкяна не зря тревожатся обо всех этих глобальных потеплениях и экологии, и всём в таком духе...       Но у Сержа внутри другое солнце. Оно не обезвоживает. Оно не загрязнено токсичными выбросами. Оно светит в изобилии, и несёт жизнь…       — Дарон!       Сержин зов, хоть он мягкий и тихий, но встряхивает Дарона и возвращает его внимание на землю. Точнее, его глаза на лицо Сержа.       — Ты чего там застыл? — усмехается Танкян, бережно проводя тыльной стороной ладони по дароновой щеке.       — Как ты думаешь, дождь будет? — спрашивает Дарон после небольшой паузы. Снова незаметно сползает руками чуть ниже, и начинает чуть ощутимо гладить верхнюю часть пухлых танковых бёдер.       — Надеюсь на то, — спокойно отвечает Серж, и не очень спокойно вздрагивает, когда пальцы другого касаются чувствительного места.       — Тебе нравится, когда я делаю так? — Дарон смотрит почти снизу вверх, на время оторвав чуткие пальцы от него. Как бы не кинуться сразу в более опасные места...       — Д-да? — Серж с удивлением находит, как всё-таки приятно эти касания отражаются в голову. На всякий случай подпирает себя одной из рук, оперевшись ладонью на кровать. — Да, мне нравится, но…       — Но-о? — Малакян играюче склоняет голову.       — Ты не хочешь обратиться сперва к верху? — глупо лыбится, красноречивый дурень.       Дарон бросает тихое «Окей», поднимает свои руки повыше, обвивает их за чужой шеей — на что Серж в свою очередь кладёт свои руки ему на талию — и целует Сержа в нос — быстро и метко. Оставляет стройную цепь таких поцелуев вдоль россыпи его веснушек, а затем и по всему лицу, улыбаясь по-солнечному между каждым касанием. Танк милуется в ответ, тычется острым носом Дарону в мягкую щёку, словно пытаясь переплестись с ним, пытается словить его губами.       Потом, оприходовав всё лицо, Дарон припадает загорающимися губами к давно нетронутому полотну шеи. Много времени ждать не пришлось — в ответ почти сразу послышались тихие тянущиеся вздохи. Дарон ещё долго-долго жжёт его отметинами, уже не только на шее, а и на ключицах, чуть оттягивая воротник домашне-чёрной футболки. Дарон ластится к Сержу как может, настырно-нежно тычется в ключицы носом, в то же время не отвлекается ни на секунду от ленивых и глубоких сержиных выдохов. Танк зарывается пальцами глубоко в ровные, не так давно подстриженные густые пряди мелкого, а потом чуть наклоняется и жмётся носом в его макушку, зажмуривая глаза от того, насколько же сейчас хорошо.       — Серж? — слышно тихое гудение в грудь.       — Мх? — Серж освобождает пчелёнка из своего широкого древесного хвата, и вопросительно смотрит, оставив руки покоиться вокруг него.       Дарон стремительно выныривает из его рук и бешено кидается с поцелуем на него опять — Серж не успевает и сообразить, что к чему. Дарон жалит его бархатом своих пухлых губ, напористо, словно ему с каждой секундой всё больше и больше его не хватает. Танк не возражает, подстраивает себя — руки, изгибы тела, язык, губы — под него, в один момент даже не выдерживает напора и почти что заваливается на подушки, и тогда Дарон столь же неожиданно отрывается:       — Серж, я… Пожалуйста, можно?.. — умоляет Дарон. Не понятно, о чём, и знает ли он об этом сам.       Собственная рука за спиной снова спасает Сержа от падения.       — Д… Да.       Может, Дарон и не знает, зато знает Серж. Знает рука Дарона, которая сама ведёт себя к поясу мешковатых танкяновых штанов.       — Т-только, подожди, — Серж прерывает его на мгновение, из-за чего Дарон вопросительно, даже с испугом, раскрывает глаза.       — Давай к стене, а то я так и упаду, — улыбается Серж. Дарон лыбится в ответ — всё становится на свои места. Они отползают к изголовью кровати и Серж выравнивается спиной к стенке.       Дёргающимися руками, но стараясь так аккуратно, как может, Дарон скользит по молнии на штанах и чуть стягивает их, чтобы освободить себе дальнейший путь, и оказывается ладонью за тканью, прямо между сержиных ног.       Серж может услышать в ушах биение своего неспокойного сердца и почувствовать, как дрожь из нижней части живота бьётся в челюсть, растворяется там, и отражается на кончиках пальцев.       — Я за смазкой, окей? — Дарон бездумно прерывает романтику момента, но, разумеется, с наилучшими побуждениями. Дожидается согласного кивка от Сержа и быстро сползает с кровати куда-то, оставляя Танка сидеть один на один со своими мыслями вот так вот, неуклюже расставив ноги в расстёгнутых штанах. Но Малакян возвращается уже совсем скоро и усаживается сбоку от него.       Собравшись окончательно, рука Дарона, наконец, падает в пропасть. И выхода назад уже нет — там очень темно, и очень легко заблудиться. Зато там влажно и тепло. И растут цветы. У них нежно-розовые тончайшие лепестки, которые скрыты в бутонах, словно стыдливо укрыли себя своими лапками. Но от малейшего касания они раскрываются и розовеют ещё больше, а кто-то сверху вдруг тихо стонет и прикрывает свои потяжелевшие веки.       — Вот так?       — Да, да, пожалуйста.       Дарон сменяет движения холодных пальцев, касание за касанием. Больше всего ему хочется в этот момент, чтобы Сержу просто было хорошо. И чтобы все лепестки раскрылись. Поэтому он не раз ещё спросит, всё ли с ним в порядке.       «Такой мокрый…»       Дарон расширяет зрачки своих и без того огромных фасеточных глаз. Ненарочно, он чуть съезжает ближе к Сержу, чтоб своё бешено бьющееся сердце оказалось ближе к сердцу другого, и упирается в кровать второй рукой, которая осталась незадействованной. Серж мычит и смотрит в потолок через почти закрывшиеся веки.       — Всё хорошо?       — Да… Да!..       Малакян тянет голову к Сержу и оставляет на его губах который по счёту мягкий-мягкий поцелуй, во время которого Танк окончательно растает, растворится, станет совсем податливым, и будет удобно незаметно проскользнуть парой пальцев ему внутрь.       Серж замирает, издавая поломаный вздох и раскрывая глаза перед тем, как снова их зажмурить ещё сильнее.       Ему кажется, словно он может почувствовать каждую ложбинку, каждую складочку дароновых пальцев сейчас.       Дарон двигает только ладонью, а сам он не шелохнётся, чтобы внимательно наблюдать лишь за тихими вздохами и всхлипываниями, и за тем, как и какие дёргаются морщинки на лице Сержа, когда пальцы скользят туда-сюда, задевая его чуткие стенки. Пальцы, двигаясь, создают мокрый шум. Очень похоже на… На что же это похоже?..       Краем глаза Дарон глянул за окно в поисках ответа.       За окном шёл проливной дождь.       Как-то по-необычному восхитительно ощущается это наблюдение за тем, как изнывает под твоими руками сам чёртов Серж Танкян, как от твоих ласок его ресницы дрожат, а губы сами складываются в умоляющее «Дэр… Дэри…»       Малакян не выдерживает всей этой картины, и тычется носом ему в лицо, пытаясь опять словить его губы. И ловит, и кусает их, и смотрит ему прямо в жалобно-звериные глаза, а потом зажмуривает свои и падает большим пальцем на клитор-тычинку, и Серж рычит ему в губы и сжимает простыни.       Дарон отрывается резко от его лица, жадно дыша от накативших эмоций. Он двигается сильнее и смелее. Из Сержа, который по мере приближения к пику всё громче и беспорядочнее дышит, между вздохами успевают выскользнуть несколько «факов» вперемешку с именем Дарона.       — Ругаешься, — усмехается Дарон, чувствуя, как растёт сержино напряжение.       — Дарон, я…       — Сделай это.       Оно разрывает изнутри. Рождается где-то в глубине и из глубины же стремится вырваться. Оно существует одновременно и в теле, не щадя его, и где-то вне его, растворяя тело в чём-то невидимом и бьющемся мощнейшими разрядами. Оно несёт в себе такую силу, что…       Последний из тихих вдохов.       Одна рука в ненужной спешке болюче вжимается в бедро Дарона, а другая вцепляется в мятую простыню. Серж прогибается в спине и, с заключительным, искренним, стоном, кончает.       «…Уже всё?»       Дарон медленно вытягивает свою руку из сержиных штанов. Разглядывает её и покрытые чем-то вязким пальцы, и суёт их в собственный рот, чтобы очистить место преступления под несколько замутнённый взгляд Танка, который всё ещё глубоко и устало дышал.       Маленький носик тыкается Сержу в щёку, и губы прижимаются к щетинистой коже.       — Спасибо.       — Нет… Это тебе спасибо.       Дарон опускается головой на его плечо и закрывает глаза, внимая его выравнивающемуся дыханию.       — Нам надо прибраться, — хихикает он.

***

      Солнечный луч с прояснившегося неба скользнул по зелёному листу и заскочил в приоткрытое окно тихой предвечерней спальни.       — Знаешь, что мне сейчас подумалось? — вдруг говорит Серж, разлёгшийся рядом. — Твоя борода похожа на жвалы какого-нибудь насекомого. Ты как пчела. Или маленький шмель.       — Да ну! — Дарон заливается своим фирменным смехом. «Да!» — восклицает Серж. Дарон с ехидным прищуром зверька смотрит на Сержа, словно вот-вот накинется. Серж улыбается, ожидая следующие за этим объятия. Но внезапно получает с ними ещё и порцию щекотки, на что в ответ он начинает щекотать Дарона ещё сильнее, и в итоге они сцепляются в один клубок, безудержно хохоча в один голос.       — А если ужалю?       — Только попробуй!       Спустя минуту-другую, комната снова становится спокойной, и тогда Дарон пригревается поудобнее на сержиной груди, под большими руками, заботливо укрывшими его.       «Ж-ж-ж», — тихонько слышится из-под рук от копны волнистых волос.       «Нет, не похоже оно на жужжание пчелы. Скорее, на шелест блестящей листвы».       Танкян тихонько смеётся.