Калейдоскоп

Пылает за окном звезда, Мигает огоньком лампада, Так, значит, суждено и надо, Чтоб стала горечью отрада, Невесть ушедшая куда.

      Игорь долго стоит на темном заснеженном крыльце притихшего дома, не решаясь переступить порог. Он не получил работу, а значит завтра ему придется заложить последнюю ценную вещь: старый портсигар, доставшийся от прадеда. Тогда у них будут деньги хотя бы для того, чтобы справить Новый Год и Рождество. Но он все равно не знает, как сказать об этом Саше.       Чертов затянувшийся кризис на развалинах большой страны. Задерживаемая месяцами зарплата. Бесконечные подработки. Но на фоне всего этого бушует ощущение абсолютной, дикой свободы с привкусом дешевого портвейна. А для Игоря - с некоторых пор еще и счастья, потому что театральные подмостки свели его с Сашей. Плевать, что они ютятся в маленькой однушке в ветхой пятиэтажке на окраине Москвы и у них почти нет мебели. Плевать что холодильник чаще всего бывает пуст и дома не всегда есть электричество. И пусть одинокая соседка, которую на шестом месяце беременности бросил муж, постоянно просит их последить за грудным ребенком. Прямо как сегодня.       Он медленно открывает дверь, стараясь не шуметь. В доме тихо и темно. Лишь из комнаты в коридор льется мягкий мистический свет. Младенец, видимо, спит. Или мать вернулась и забрала его пораньше. Игорь уже представляет, как увидит Сашу, задремавшего с книгой в руке в старом колченогом кресле подле импровизированной люльки. Бесшумно разувается, расстегивает пуговицу пальто и внезапно слышит тихое пение. Незнакомая старая колыбельная. Что-то особенное, непривычное вплетается в баюнный напев. Игорь замирает, затаив дыхание, потому что различает, как в голосе Саши звучит нежность.       Его Сашка. Серьезный, язвительный, уставший, лениво-расслабленный, порой игривый. И вдруг нежность… Игорь бережно хранит в памяти каждый такой момент. Он не раз видел ее в глазах, читал в мягких прикосновениях, но так редко слышал. Потому что выражать чувства словами это не про Сашку. Взглядом, жестом, прикосновением - да. А слова - пустое. Игорь понимает его. Он и сам скуп на признания. Но иногда ловит себя на мысли, что вербальное тоже важно. Поэтому сейчас он так чутко вслушивается даже не столько в слова, сколько в сам звук и интонации родного голоса. Баюкающего, утешающего, ласкового. Саша поет про зимнюю ночь, про звезды и про огонек лампады, заставляя сердце Игоря пропускать удары. Над колыбелью — тихий свет И как не твой — припев баюнный… И снег… и звёзды — лисий след… И месяц золотой и юный, Ни дней не знающий, ни лет.       Слова тают и остается лишь мелодия. Игорь медленно ступает вперед, так и не сняв пропитанное холодом поношенное пальто. В комнате терпко пахнет хвоей от беспардонно срубленной в окрестном лесопарке елки. Старая советская гирлянда, в которой перегорела треть лампочек, тихо светит тусклыми огоньками над колыбелью. Игорь смотрит завороженно на склонившегося над уснувшим крохой Сашу, продолжающего мурлыкать протяжный мотив. И так не хочет разрушать эту магию. Так боится увидеть, как тревожная складочка между бровями сотрет умиротворенное выражение с любимого лица. И жаль, и больно мне спугнуть С бровей знакомую излуку И взять, как прежде, в руки — руку: Прости ты мне земную муку, Земную ж радость — не забудь!       Саша замолкает и поворачивается, чувствуя чужой взгляд. Смотрит с надеждой, а потом хмурится, видя, как Игорь отрицательно качает головой. Вот оно. Уютная идиллия рассыпалась, обнажив реальный неприветливый мир. Плечи Игоря устало опускаются от груза вины, но Саша уже рядом. Сжимает его ладонь ободряюще. Ловит взгляд. - Ничего, - шепчет едва слышно, чтобы не разбудить уснувшего младенца. - Не переживай. Что-нибудь придумаем.       Игорь чувствует, как в горле скапливается комок. Тянет Сашку к себе. Крепко сжимает в объятиях, впитывая физическое тепло. Приникает лбом к виску и зажмуривается, пытаясь обуздать эмоции. Наполнившемуся любовью сердцу становится тесно в груди. Теплые пальцы ласково бегут по холодным щекам и на губы ложится мягкий, утешающий поцелуй. Игорь бережно ловит эту робкую нежность, без стеснения возвращая в ответ свою. Теперь он верит, что они обязательно справятся.       Соседка забегает уже после одиннадцати, чтобы забрать ребенка. Оставшись вдвоем, они долго лежат в тишине, глядя на огоньки гирлянды и слушая дыхание друг друга. Сашка снова мурлычет уже знакомый Игорю напев и медленно водит кончиками пальцев по тыльной стороне его ладони. И Игорь не замечает, как проваливается в глубокий сон. Ему снится заснеженное поле за рекой, лисий след, убегающий в молчаливый зимний лес, и вечно юный месяц, золотым серпом подвешенный в ночном небе. А где-то там, в южной части бескрайнего чернильного полога, холодным синим светом призрачной надежды сияет Сириус.       Утром на кухне его встречает тишина. Пустой стол и одинокий табурет. На холодильнике записка: «Влад звонил. Предложил подработать. Буду после шести». В уголке подрисовано корявое сердечко. Игорь смотрит на него и в который раз убеждается, что не променял бы эту жизнь ни на какую другую. Звезда — в окне, в углу — лампада, И в колыбели — синий свет. Поутру — стол и табурет. Так, значит, суждено, и — нет Иного счастья и не надо!..