Обновление инвентаря: джинсы и мужик

Антон потерял Арсения, выйдя на улицу. Он уже было рванул обратно, но тут встретил-таки Диму. — О, Димас! Привет. Ща, давай за Арсением. — Да подожди. — он был как-то слегка задумчив и выглядел понурым. Присев на корточки и достав сигарету, он стрельнул у Антона зажигалку и начал, — я вообще шёл сюда чтобы Катю на медляк позвать… — Так его ещё не было. Успеваешь. — Да я не об этом. Я её встретил сразу как пришёл. Мы даже поболтали, прикинь! — Дима, который с Катей до этого перекидывался только взглядами и пару раз здоровался, выглядел в этот момент очень гордым. — Это отлично! — Да, потому что взять её я могу только харизмой. Блин, она же очень красива. Видел вообще? Антон только пожал плечами. Катя как будто какая-то обтекаемая, мягкая как сметана в пакетике. Красивых людей как-будто можно пощупать, они твёрдые. Вот Арсений вообще жёсткий по этим критериям. — Ты тоже отлично выглядишь, не прибедняйся. — выдохнул дым Антон. — Ой, — Дима нахмурился и махнул рукой, — короче я встретил её ещё в школе, я ж пораньше пришёл чтобы перетащить колонки. И она там стоит. Я её не заметил и что-то сказал, а она посмеялась, прикинь! — Смотри не тресни, — по-доброму усмехнулся Антон, — а вообще это логично. У тебя топовые шутки, девочки таких любят. — Возможно… Короче потом мы гуляли по этажам, потому что она сказала, что ей не нравится на таких дискотеках. Мы вообще много разговаривали, — спокойно, но радостно сказал он, — но потом она сказала, что по пути сюда выпила и ей плохо. Я спросил можно ли её проводить домой, а она типо не услышала. — тяжело выдохнул он, — ну вот что я делаю не так? Думаешь меня невозможно воспринимать как парня? Блин… И ушла она сто процентов не из-за того что ей плохо. — Диман… — Ладно, че я сопли развожу… Пойду я, Тох. — Не, стопэ, ты не собираешься нас ждать? Пойдём, Арсению точно будет что сказать, ты же знаешь. Тем более мы его кинули, мне неспокойно. — Не, тусите там сами. Надеюсь хоть ты склеишь кого-то. Ты теперь и красивый, и одет нормально. Пока, — поднял он руку на ходу, даже не поворачиваясь на друга. Потушив бычок о стену, Антон быстро побежал к раздевалке. Он слушал Диму, но как-то отстранённо. Главной мыслью была вина, что он сейчас не с Арсением. Он забежал в эту маленькую зелёную комнатку, где уже стало меньше народу. Арсений обнаружился совсем один на дальней лавочке. Он опустил голову на руки и весь сжался, коротко подрагивая плечами. — Боже, Арс, — Антон обеспокоенно положил ему руку на плечо и начал осматривать, — прости, я там встретил Димку просто, вот и не пришёл. Я тупой, прости. Что случилось? Тебе помочь? — Да нахуй вообще! — он рывком встал, пытаясь руками вытереть лицо. Оно было немного опухшим и покрасневшим, а руки, обычно мраморно-бледные, стали сероватыми в фиолетовый горошек. — какая же она дура. Конченная… Антон нашёл салфетку и передал Арсению. — Ира? — Да! Боже, она опять орала и говорила о том, что меня никто ни во что не ставит, — с надрывом, отрывисто говорил он, вытираясь через слово уже мятой и мокрой салфеткой. — что я «пидорас» и шлюха. Чья бы корова мычала, — старался усмехнуться он, но вышел очередной хлюп. — Она говорит всегда одно и то же, потому что не может ничего больше придумать, — подумав сказал Антон, — да и то, что она говорит — это твоя природа и самоощущение. Забей на неё, короче. Она неправа, и мы оба это знаем. — немного помолчав, Антон добавил, — и выглядишь ты… Чудесно. — последнее слово он выдавил, подавляя внутреннюю неловкость. А Арсений даже не обратил должного внимания на это. — Ладно. Пошли домой? — Ты разве не мечтал станцевать медляк? — Антон разочарованно провожал его взглядом, пока тот надевал джинсы. — У меня уже нет настроения. К тому же меня действительно никто не пригласил бы, — пожал он плечами. — я хочу выпить. Пошли! Посидим на площадке, подышим, выпьем. — Я пожалуй просто подышу, — грустно усмехнулся Антон. Люди которые употребляют алкоголь для него всегда разочарование. Особенно если это человек, который близок. К тому же, расстройства прибавляет то, что медляк, о котором он и думал, не сбудется. * — Я в детстве люто бесился с ребят, которые в дочки матери хотят быть животными. Типо вы тупые? Вы только ползаете и гавкаете! Бесит! Арсений выпил уже все бутылочки с мартини, которые взял с собой, и теперь распивает виноградный «гараж». Антону, хоть он и не переносит такого, уже наватался в детстве, нравится то, что происходит. Вот так лежать и просто разговаривать на абстрактные темы. С Арсением только так. Он мастерски скачет с одного на другое, никак не связывая между собой. Лежат они под деревцем, которое летом скрывало бы листвой со всех сторон, но сейчас они просто в снежной клетке из веток. На улице холодно. — Эй, ты не замёрз? — спросил Антон, повернув голову на Арсения. Оу… А они близко. — Пф, у меня, в отличии от некоторых, тёплая куртка. — А тут? — Антон по-детски ткнул пальцем в одну из дырок на коленке. — Ау! Прости, я обжёгся. Потому что ты такой горячий, — кокетливо подмигнул Арсений, — но вообще прохладно. Но давай ещё полежим, такая морозная свежесть. — Ну… Вдруг заболеешь? — Ц, что ты как мама моя? Ну погрей, — он пожал плечами и отпил большой глоток. — Сосуды расширяются от алкоголя, поэтому он не греет на морозе. Это обманка. Я бы не стал его пить сейчас, — сказал Антон, но руку не убрал. Он положил на коленку сначала только ладошку, но потом скользнул пальцами под джинсу, напряженно следя за рукой, как-будто и не он это делает. Перейдя кончиками пальцев на внутреннюю сторону бедра, он заметил на себе вопросительный взгляд Арсения. Тонкие пальцы с длинными ногтями мягко отстранили его руку. — Пошли-ка домой, правильный мой. — потянув его руку на себя, он прислонил её к губам, а потом резко поднял Антона в стоячее положение. * — Я больше никогда не сделаю девятку… Это какое-то издевательство. Я чувствую себя униженным. Не хочу чтобы слова родителей про то, как ногти мешают жить, оказались правдой. — Ты просто слегка пьяный, — Антон сидит перед ним на коленях и пытается высвободить из длинных сапогов. — когда моя мама пьяная, мне приходится её даже мыть. — Фуууу! Не сравнивай! — Арсений начал смеяться, откинувшись на стенку позади кушетки на которой сидел. Его руки лежали на коленях, и сейчас стройные ноги были видны силуэтом из-под свисавших больших джинс. Антон тоже засмеялся и упал лицом на эти руки на коленках. — блин, Антон, ты такой приятный. И мне нравится как у тебя волосы отрастают, — он хихикнул, поглаживая его макушку обратной стороной ладони. — А мне руки твои нравятся… — Антон начал ластиться к рукам как кот и коротко чмокнул начало большого пальца, — и ты… — он тяжело вздохнул. Слова как будто выходили вымученно. Когда какое-то время пытаешься скрыть подобные порывы, то потом их по чуть-чуть не выпустишь. Хотелось в Арсения зарыться, как в гору подушек. Он стал бодаться в его колени, — пахнешь охуенно. Очень вкусно. — Ты чего разнежничался? — как-то по-родительски улыбнулся Арсений. Антон выглянул на него из-за коленок как кот из Шрека. Или, учитывая то что происходило у него в голове, как затаившийся в засаде кот из Шрека. В следующее мгновение он повёл себя как свернувшаяся змея в которую тыкнули палкой: резко выпрямился и впечатался в губы напротив. Он прикрыл глаза и попытался детально вспомнить тот поцелуй в игре, вторя движениям Арсения, который сейчас был в ступоре и никак не реагировал на происходящее. Антон отстранился, с лёгкой одышкой смотрев исподлобья на Арсения. Он лишь удивлённо смотрел, вжав голову в плечи. Антон потянулся за вторым поцелуем, больше напирая. Этот момент нельзя даже сравнить с головокружением. Просто всё какое-то нереальное, щекочет где-то под рёбрами, хочется визжать. У Арсения обветренные и шершавые губы, но сейчас они влажные и мягкие. Антон протянул руки к его талии, но одну всё же положил на ногу, сходя с ума от ощущения гладкого капрона. Но внезапно две нежные, но сильные ладошки легли на предплечья, уверенно отстраняя. — Ты чего творишь? * — Ир, ты опять начинаешь раздувать этот огонь конфликта! Ты же знаешь Арсения, он будет язвить, пока ты не извинишься. К тому же вы оба дохуя гордые, нет смысла прям мириться. — Ты понимаешь, что это не я первая начала поливать грязью его выбор?! Мы всегда его поддерживали, хотя, не знаю как ты, но я считаю что его решение быть «геем» аморально. — Какое решение? Ты ебанулась? И с хуя ли ты так вдруг считаешь? Это Он тебе сказал? — Ты можешь определиться, за кого ты в этой ситуации?! — Я не знаю! Я за дружбу, Ир. — они уже какое-то время стояли на улице, и Оксана переминалась с ноги на ногу, запахивая свою лёгкую кофту, ведь в порыве не успела захватить куртку. Ира тоже была без верхней одежды, но видимо она была достаточно разгорячена конфликтом, потому как стояла очень гордо, даже не подрагивая от ветра. — вы мне оба очень дороги. У меня же нет больше никаких друзей… — она взяла подругу за руку, — мне и не надо. Мы втроём очень классные, мне до безумия нравилось то, какие мы… Как нам легко друг с другом. Хорошее слово, легко. Ира как-то воровато покосилась на руку подруги. Помолчав, она на секунду опустила свои напряжённые плечи, ощутив насколько же натянута была в последние дни. Но сразу же приняв обратно свой образ струнки, сказала: — Вот чтобы было так легко, ему нужно молить меня на коленях, — Ира потянула Оксану за эту же руку на себя и, приблизившись почти в плотную к её лицу, закончила, — но благо ему такое нравится. * — А… Ну, ты мне просто нравишься. Наверное. Да, очень, — Антон стремительно покраснел, заламывая пальцы назад, — я почему-то думал. — Что это взаимно? Зайка, ты бы спросил, — Арсений подошёл, с протянутыми для объятий руками, но Антон отшатнулся от него как от огня, — м, мне теперь неловко. Слушай, я просто неуверен… Не уверен нравишься ли ты мне прям так. — Ладно, я пойду. — Куда? Не уходи, можешь поспать на диване, как раньше. М? — Нет, я обещал маме сегодня… Помочь. Пока. Прости. Выбежав за дверь, пару раз споткнувшись о неровности старой плитки подъезда, Антон действительно направился домой. Больше некуда, да он и не думал о каких-то нюансах, шёл как по наитию. Домашняя входная дверь была прямо напротив маленькой кухни. Войдя, он сразу почувствовал неприятную атмосферку. Ужасно пахло потом и сигаретами. Окно на кухне было запотевшим от большого скопления людей. Привычного смеха и присвистываний не было слышно. Пробираясь через толпу из человек двенадцати, Антон, матерясь, открыл окно в этом клоповнике, и автоматически начал искать глазами маму. — Ты кто блять вообще? — сказал какой-то щетинистый мужчина лет сорока. — Мама где? — А, пиздец, то-то у неё там такой колодец. — пихая локтем какого-то своего задремавшего соседа засмеялся он. От запаха перегара тошнило. — сынуля есть, прикиньте! — Где мама? — Да в комнате она. Ей сейчас очень хорошо, лучше бы ты не мешал. — Она с мужчиной? — Не, за этим тебе надо было минут на пять раньше приходить. Она может уже в мире ином, пацан, — и снова тупой гогот. — Слушай, если тебе кажется это смешным, то ты ошибаешься. И если с ней что-то произошло, то я натравлю на вас всех, — он обвёл рукой кухню, — полицию. Он протиснулся к выходу, и осторожно подошёл к дивану, на котором лежала мама, свесив руку. Она лежала с закрытыми глазами и по-скотски открытым ртом. Антон пнул диван. — Мам. Мама, пожалуйста, вставай. — он вздохнул и, подтянув штаны, сел на колени. Он начал очень близко осматривать её, проверяя все места, куда она могла что-то вколоть. Она ни разу не опускалась до наркотиков. По крайне мере таких, которые были бы заметны на её теле, но он всё равно каждый раз проверял. На руке, в сгибе локтя, желтел рысплывающимся пятном синяк. — блядство. Антон резко поднялся на ноги, протёр лицо рукой и прорычал, снова пнув диван. Он вошёл на кухню и крикнул: — Все быстро пошли нахуй! Вон отсюда, бегом! Растолкав пару зевак и сорвав голос с более трезвыми ребятами, он выпроводил компашку за дверь. Аккуратно сняв с себя одежду, он повесил её на гвоздь в стене своей комнаты и переоделся в домашние шорты, забив на футболку. Закинув руки мамы себе на плечи, он взвалил её к себе на шею и, кряхтя, дотащил до ванной. Сняв с неё безумно короткое платье из пайеток, Антон уложил маму в ржавую ванну, которая была вмонтирована в стену, и теперь швы уродливо потрескались. Холодный напор не помогал. Сейчас было противно от этого дня. От себя, от мамы, которая лежала как что-то склизкое, неживое, от компании этой, от мужика. Но ничего, сейчас главное всё разложить по полочкам, и станет спокойнее. Сделав воду потеплее, Антон аккуратно помыл маму, бережно вытирая её полотенцем. Надев на неё ночнушку, он вернулся в комнату, поменял заблёванное постельное бельё, убрал в таз для стирки покрывало и перенёс маму обратно на кровать. Уборка успокаивала. Вот он сгребает в кучку бутылки, сгружая их в пакет, вот находит сигаретные пачки и, проклиная всё, три шприца. Подметает дом и протирает особенно грязные места. Как людям хватает ума ссать под себя и харкать прямо в квартире? Выкидывает разбитую посуду и моет оставшуюся. Проветривает голову, вынося мусор и возвращается домой. Тихо и холодно. Стало получше. На часах три ночи, Антон сидит на табуретке около мамы, сложив руки в замок. Она спит, такое часто бывает, ему и не кажется что с ней что-то может случиться. Антон рассказывает о своём дне и о том, как же ему неловко перед Арсением, и какой же он замечательный. Собеседница похрапывает. Антон улыбается, целует маму в лоб и желает спокойной ночи. * Просыпаться утром без Антона было грустно. Арсений чувствует себя как провинившийся пёс, которого хозяин не пустил к себе в кровать. Ещё и девочки… Брр, жуткое утречко. Он встал как обычно в шесть тридцать, завтракая холодным кофе с овсяным блинчиком и патчами под глазами. Массажёр для лица, немного растяжки, консилер под глаза, тушь и подобие стрелок из теней. Легко и со вкусом. Выбор одежды… Любимая, но самая долгая часть утра. Шёлковая молочная блузка с рюшами в районе груди, коричневые свободные брюки и ниточка жемчуга, виднеющаяся из не до конца застёгнутой блузки. Он великолепен, пора выдвигаться. Звонка у двери квартиры Антона нет. Арсений нервничал, и в итоге пришёл намного раньше, чем планировал. У него всегда либо опоздания, либо на десять минут раньше, хотя в этом случае оговорённого времени нет. Уверенно постучав в дверь из какого-то непонятного материала, Арсений начал ждать, раскачиваясь на пятках. Антон открыл не скоро. Он весь заспанный и в одних только шортах. — О боже блять. — Можно просто Арсений. Ты только встал? — Так ни один из петухов кроме тебя ещё даже не пропел… — Ой, иди нахуй. Уже семь тридцать. — Я вообще думал сегодня не пойти, но раз ты тут… — он выдохнул, и серьёзно добавил, — вообще мне ужасно неловко. Я бы не хотел, чтобы моя влюблённость поменяла наши отношения в худшую сторону. — Всё нормально, правда, — Арсений помотал головой, — к тому же возможно ты мне тоже… — Бля, не говори так. Не надо утешать или подобное говно, ладно? Просто… — он слегка замешкал. Оба стояли покрасневшие и неловкие, но когда Антон увидел его на пороге, то у него камень с души упал. У самого не хватило бы смелости сразу прийти и продолжить общаться как ни в чём небывало. — просто забили, окей? Арсений дёрганно кивнул. — Ладно… Ты проходи, а то как бедный родственник. Можешь присесть на кухне. Ты не смотри так, тут на самом деле довольно чисто. Арсений прошёл, рассматривая квартиру. Из-за рассказов Антона и Димы ему было безумно интересно, как же всё-таки выглядит это место. На кухне действительно довольно чисто, хотя и потрёпанно. Ламинат весь в пятнах и мелких дырочках, а потолок из поликарбоната с дельфинами пробит в нескольких местах. Антон рассказывал, что однажды это произошло из-за шампанского ещё в детстве, Арсений надеется что остальные так же от чего-то безобидного. Из комнаты за стенкой послышались шорохи. На пороге появилась полная женщина с задранной ночнушкой в цветочек, спутанными волосами и страдальчески-опухшим лицом. — О мой бог! — она посмотрела на Арсения, который пытался куда-то деть свой неприлично любопытный взгляд. Поправив прическу и одёргивая платье, она сказала. — Антоша, а это тот мальчик, Арсений? — Чё? Аа, мам, ляг обратно, — прокричал Антон из своей комнаты. — Арсений, — она положила руку на смуглую грудь, как-то по-бабушенски рассматривая Арсения, — какой вы красивый, слов нет. Это у вас маникюр такой, да? Можно я посмотрю? — она подлетела ближе, протянув руки к рукам парня, — вы знаете, у меня в молодости тоже маникюр был… Но не такой роскошный! Ваши руки выглядят очень аккуратно и красиво, удобно вообще вот так ходить? — Арсений было открыл рот, но мама Антона не дала вставить слово, — ой, глупый вопрос. Мне мама всегда говорила, что неудобно ходить с ногтями, а я же знаю что дело привычное. И духи у вас прекрасные, Арсений. Женские? Чувствую от вас флёр нежной элегантности. — Мама, пожалуйста, — Антон опёрся плечом о косяк, уже в синем костюме и с рюкзаком на плече. — А вы… — всё-таки обратился к маме Арсений. А её хотелось называть просто мамой. Как большая мамочка из американских комедий. По ней и не скажешь, что она ведёт такой образ жизни… — Майя я, но можешь сразу называть «мама» — кокетливо подмигнула она через плечо Антону. — Майя, — он по-джентльменски улыбнулся, взял её руку в свои и сказал, — вы очень похожи на свего сына, — поцеловав её в костяшки, он отстранился и, коротко попрощавшись, вышел в подъезд. — Я щас! — громко сказал Антон ему, — мама блин! — обув ботинок, он уже в дверях сказал, — Ладно, пока. — Пока, Антошка! Антон махнул маме рукой, выбегая на лестничную площадку. — У тебя милая мама, — улыбнулся Арсений, когда они неторопливо выдвинулись в сторону школы. — Это тебе пока так кажется, — мрачно глянул на него он. — Она очень понимающая. Моя мама не сказала бы и половины того, что она там наговорила. — Я предпочитаю думать, что это она набралась от папы, — после небольшой паузы сказал Антон. — вот он реально замечательный! Я собираюсь сегодня пойти покупать ему подарок на новый год, поможешь выбрать? — Конечно, — широко улыбнулся Арсений, подпрыгнув до какой-то ветки. Он всегда прыгает до высоких предметов на ходу. Это у него привычка с волейбола. * В школе было хорошо: Иры нигде не было, а Оксана вела себя как-будто ничего не случилось, хотя первую перемену было слегка неловко. Сейчас Антон потащил Арсения с собой в торговый центр, пока тот не подозревал в какой магазин они идут. — Санлайт? Антон, ты меня пугаешь. Если это намёк, то я согласен, — хихикал он. — Не дождёшься, — улыбнулся Антон, подойдя к одной из застеклённых витрин. — мне нужны самые пиздатые серёжки. — О, для кого? Для папы? У него проколоты уши? — Ага. Они там в тюрьме и татухи бьют, и булавками прокалывают, что угодно. Весело короче. — Крутяк, — восторженно сказал Арсений, пристраиваясь рядом к соседней витрине. — Вообще мне нравится вся тема с пирсингом. По-моему это круто, — как-то неловко замялся Антон. — Ты к чему? — ухмыльнулся Арсений. — Я подумал, что было бы круто тоже проколоть уши и купить с ним парные серёжки. Но я ссу. А ещё не знаю где это делать, ещё и за мои три копейки. — О! Да это же очень круто! И мило, я думаю ему понравится. Так что, покупаем сразу две пары? — Нет-нет, не гони. У меня денег только на одни и то с натяжкой. Я потом вторые докуплю. Наверное. Арсений задумался, отведя взгляд в пол, улыбнулся чему-то своему и спросил: — Тебе гвоздики надо или можно висюльки? — Гвоздики конечно. Висюльки травмоопасны, если он с кем-то подерётся, и они слишком броские, а мне вообще-то такие же носить. — Как насчёт этих? — Арсений указал пальцем на гвоздики в виде лебедей с каким-то розовым камнем вместо крыла. — Они женские. — Что? — разочарованно протянул он, — как ты это определяешь? А серёжки вообще это типо дохуя мужицкое занятие? — Ну блин, Арс. — Ты хочешь просто гвоздики? Как на первичное заживление ставят? Маленькие и круглые? — Вообще так и представлял… — Это же скучно! Ну, смотри, столько всего. Подари что-то особенное. Что он любит? Антон крепко задумался. — У него мама коллекционировала всё с лягушками. Ему тоже нравится вроде. По итогу они не нашли серёжки с лягушками и, забив на все предрассудки, взяли аккуратные гвоздики в виде кувшинок. Обычные кувшинки без цветочков, Антон пошутил, что издалека они похожи на пакменов. — Мне уже не терпится подарить их. Надо было покупать прямо в день нового года, блин. Они сидели на трубе около какого-то здания с выбитыми окнами. Она была горячей и с потрёпанной обивкой. Арсений замечал, что обычно на ней спят бомжи, но Антон сказал, что когда он сильно уставал от дома и мамы, то ночевал на ней пару раз. От этого как-то паршиво стало на душе и Арсений подумал, что должен кое-что сказать: — Как бы мы не ссорились и чтобы не происходило, ты можешь ночевать у меня сколько нужно. Ладно? Антон улыбнулся и по-детски протянул мизинчик. Они поклялись на них, а потом устроили пальчиковый бой. — Ты победил чисто из-за того, что твоими ногтями можно убить, — они уже шли домой, Арсений — скользя на льду, как на коньках, а Антон — сжимая в руке серёжки, как будто они могли просто исчезнуть в любую секунду. — Пф, умей проигрывать, — он смешно поморщился, а после паузы спросил, — а кому ты даришь на тайного Санту подарок? Уже через три дня! Не могу дождаться. — Я не скажу, нельзя же. — Эй! Ну давай, не будь жопой. Я сказал сразу девочкам и Диме. — Что? — слегка возмутился Антон, — ты сам предложил эту игру, и в итоге не соблюдаешь правила? Так не интересно. — У меня это было важно! У Димы — спросить совет, а с девочками просто порадоваться. Да тем более какое им дело, не им же дарю, — беззаботно пожал он плечами. Немного промолчав, Антон всё-таки спросил: — А кому? — Полине, — после короткой заминки ответил он. О том, что он уличил его во лжи, Антон решил промолчать. Зато теперь он уже думает, что именно Арсений ему дарит.