IV
Это была катастрофа. Римус падал и не видел конца этого бездонного тоннеля. Но это было потрясающее чувство, лучшее, что Римус испытывал за всю свою жизнь, оно было новым и таким сильным и ярким, как молния, разрезающая полуночное небо. Симпатии Римуса длились недолго, всего лишь вспышки, а затем тишина, будто бы буря всегда обходила его стороной. На этот раз он был в самом ее эпицентре. – Я никогда не видел море, – признался Римус, прислонившись спиной к стволу дерева, Сириус лежал головой на его коленях. – Тебе бы оно понравилось, – на его лице сияла мечтательная улыбка. – Куда бы ты хотел поехать в первую очередь? – Италия или Греция, – его пальцы путались в чёрных прядях, которые Сириус распустил, надев резинку на запястье. – Или, может быть, Франция? Взгляд Сириуса остекленел, и он не ответил, вновь теребя кольцо между пальцев. – Однажды ты побываешь во всех странах, которые только захочешь, – это прозвучало, как обещание, и хотя оно очень понравилось Римусу, он отнесся к нему немного скептически. В юности все мечтают глобально, отдавая себя целиком и полностью своим мечтам, потому что в этом и есть смысл жизни – жить ради своей мечты. Римус думал о всех этих странах, и понимал, что мечта всей его жизни теперь всего лишь отголосок его прошлого, потому что в один прекрасный день все его перспективы значительно изменились. – Ты бы поехал со мной? – спросил он, и Сириус поднял взгляд. – Что? – его руки замерли, кольцо осталось на безымянном пальце. – Я спросил, хотел бы ты поехать со мной? – Поехать… Куда? – спрашивал он, как бестолковый ребенок, который не понимает, почему ему нужно куда-то ехать. – Не знаю, куда угодно. – Ты… Ты хочешь… – Сириус подорвался с колен, развернувшись и опустившись напротив Римуса, недоверчиво посмотрев на него, будто бы пытаясь убедиться, что тот не шутит. – Ты хочешь, чтобы я поехал с тобой? – Я спрашиваю тебя, – кивнул он, не представляя, что в его словах такого непонятного. – Знаю, у тебя были другие планы. – Нет, – возразил Сириус, – нет, я… То есть, да, я бы поехал с тобой, – он смотрел на него, как на нечто, что видел впервые, когда первый раз смотришь на небо и видишь, как оно прекрасно в самый разгар ночи, – я бы очень хотел. Сириус наклонился, толкнувшись к его лбу своим и прижав Римуса к стволу дерева так сильно, что ему казалось, будто кора отпечаталсь на поверхности его кожи. Он готов был слиться с этим деревом, корнями врасти в землю, чтобы Сириус приходил к нему каждый день, устраивался между ветвей и засыпал, обласканный шуршащей листвой, зацелованный тонкими веточками, спрятанный от всего мира и принадлежащий только ему одному. Римус улыбался, а Сириус щекотал его, играя своими пальцами на его ребрах, как на шестиструнной гитаре, не давая вздохнуть, пока Римус не одернул его, глотая горячий воздух. – Я хочу тебя съесть, – прошептал Сириус, карабкаясь на него и нависая сверху, оттягивая его голову назад за немного растрепанные волосы. – Спрятать тебя, чтобы никто больше не смел к тебе прикасаться. Я хочу… Он остановился, потому как Римус потянулся вверх и испортил его попытки истолковать свое счастье, забрав у него эту возможность, срывая ее с языка, закутавшись носом в ложбинку между плечом и шеей. Ему нравилась его новая привилегия, и самое потрясающее в ней было то, что Сириус никогда не возражал. – Уедем прямо сейчас? – выпалил Сириус, выпутавшись из рук Римуса, который так легко усмехнулся ему, что не сразу заметил, каким непроницаемым стал его взгляд, и ладони крепко сжали лицо Римуса, словно ответ должен был последовать незамедлительно. – Сириус, – он подался вперед, надеясь развеять его сомнения, но тот уклонился, продолжая стоять на своем. – Пожалуйста, Римус, – взмолился он, и грудь его содрогнулась от тяжёлого вздоха, который последовал за непонимающим взглядом Римуса. – Мы не можем уехать сейчас, – сказал он, в очередной раз чувствуя себя так, словно ему приходится объяснять маленькому ребенку очевидные вещи. – Нет, мы можем, – упрямо настаивал он почти до обиды. – Давай убежим. Из дома, из школы, ото всех, пусть будут прокляты все, кто пытается нам помешать. Представь, мы вдвоем против всего мира. Я и ты. Только я и ты, Римус. Ты мой лучший друг. Единственный друг. Если бы не обстоятельства, Римус бы сбежал вместе с ним, не оглядываясь. Не важно, что Римус услышал, как Сириус назвал его своим лучшим другом, не важно, что он назвал его своим единственным другом, важно, как именно он произнес это, и какой смысл он в это вложил. Если и идти с кем-то против всего мира, то конечно же Римус хотел, чтобы это был Сириус. – Сириус, – печально повторил Римус, глядя на мальчика перед собой, в голосе которого не было ни капли иронии. Он так жадно цеплялся за эту мысль, что почувствовал себя всемогущим. – Послушай, мы… – он вздохнул, начиная понимать. – Я знаю, что тебе тяжело из-за решения твоих родителей, но мы действительно не можем этого сделать. Не сейчас. Я понимаю, тебя ничего не держит здесь, но я не могу оставить своих родителей, – после этих слов плечи Сириуса поникли. – Мне жаль. Да и куда мы пойдём? У нас нет ни денег, ни машины. – Я бы мог достать это все, – воодушевился он, когда Римус озвучил новый ряд причин, но все же покачал головой. – Обещаю тебе, мы попробуем сделать это после окончания школы. – Да ничего у нас не выйдет! – внезапно закричал Сириус, от чего Римус вздрогнул, когда тот чуть не раздавил его, соскочив и отлетев в сторону. Его руки взметнулись к его голове, и он сомкнул их, топчась на месте. Римус подобрал ноги, приподнявшись. – Объясни в конце концов, почему это так важно? – напряжённо спросил он, повысив голос. – Ты правда не понимаешь, да? – с его губ сорвался досадный, почти до истерики звенящий смех. – Кажется, это ты все переворачиваешь с ног на голову. Тебя отправляют в университет, а не в тюрьму, и ты в праве уйти оттуда, если захочешь. Они не имеют права держать тебя там насильно. – Они отправляют меня во Францию! Последний учебный год перед поступлением, – его голос становился все тише, по мере того, как он продолжал, обрываясь и хрипя – они требуют, чтобы я окончил его во французской школе. Римусу показалось, что его ударили, и одного удара хватило, чтобы выбить весь кислород из его легких. Его нижняя челюсть опустилась, но дыхания не хватило, чтобы сказать что-то, и он так и остался с разинутым ртом, как рыба, выброшенная на берег. Так вот в чем дело. Им никогда не суждено было уехать вместе. Им никогда не суждено было быть вместе. Римус не питал надежды, но он не думал, что это произойдёт так скоро. Римус отвернулся, вторя его движениям с поднятыми руками, зарываясь пальцами в свои волосы. В любой другой раз он бы подошел к Сириусу и заставил бы его пожалеть о том, что они были знакомы, он бы никогда к нему не вернулся, он бы никогда больше с ним не заговорил, но теперь это был совсем другой Римус, и он сдался. Он переждал, когда эмоции утихнут, чтобы разум его просветлел, и он мог мыслить здраво, и тогда он сказал. – Сколько у нас есть времени? – Сириус посмотрел на него в недоумении, и Римус уточнил. – Сколько у нас есть времени, прежде чем ты уедешь? – Два с половиной месяца, – ответил он, с надеждой глядя на Римуса, и тот кивнул. Два с половиной месяца. Однажды им потребовалось два с половиной месяца, чтобы стереть границы. Они не могут потерять друг друга. – Франция, – произнес Римус, пробуя это слово на языке, словно теперь оно звучало для него враждебно. – Ладно, это не так далеко, верно? Сириус пожал плечами, и Римус, не находя более подходящего ответа, тоже. Подойдя к нему, он взял его за плечи, слегка потянув на себя, и Сириусу ничего не оставалось делать, как принять то, что Римус ему предлагал. Он бунтовал, он злился, но он обнял в ответ и уткнулся носом ему в шею, защищенный и спрятанный в его объятиях – в самом безопасном месте на всем белом свете. Сириус. Сириус. Это все, о чем мог думать Римус, прижимая ладони к его спине. Может, если он будет держать его вот так, не отпуская, как можно дольше, может быть, тогда он никуда от него не денется? Он почувствовал, как ревность взбирается по его костям, ломая ребра, чтобы подвергнуть его сердце самой жестокой пытке. Впервые в жизни ему захотелось обладать человеком настолько полно, чтобы никто больше, ни одна душа на всем белом свете не смогла до него добраться. Ему нравилась мысль, что Сириус был его маленькой тайной, о которой никто не знал, в точности, как ива для них обоих, и он не хотел ни с кем делиться своими секретами. Ощутив, как Сириус ерзает в его руках, Римус слегка расслабил их, опустив на него взгляд, и увидел протянутую к нему ладонь. В ней лежало его кольцо, серебряное, слегка приплюснутое от частого надевания и почерневшее в некоторых местах, Римус бы узнал его, пусть не на ощупь, но среди сотен других, потому как часто наблюдал за тем, как Сириус играл с ним, проделывая незамысловатые трюки пальцами. Он посмотрел на него, в изумлении отступая, когда Сириус нашел его руку, прижимая ее к себе, чтобы надеть кольцо на мизинец. Это не выглядело торжественно, это было похоже на обещание, клятву, которую дают, скрещивая пальцы. – Если я не вернусь, – прошептал Сириус, оценивая свою ювелирные работу, – пусть оно останется у тебя. – Но ты вернёшься, – упрямо потребовал Римус, а затем с надеждой повторил. – Ты, ведь, вернёшься? – Ты заслуживаешь того, чтобы увидеть весь мир, – произнес Сириус, притворившись, что не слышал вопроса. – Я обещаю. Ты увидишь своими глазами все те места, о которых ты рассказывал мне из своих книг. – Прекрати прощаться со мной, – Римус сильно сжал его запястье, потянув на себя и быстро моргая, чтобы избавиться от противного жжения в глазах. Потому что он ненавидел прощания. Никогда прежде они не боялись расстаться, потому что знали, что наступит день, и они вновь встретятся под этим деревом. Римус верил, будто пока существует ива, Сириус всегда будет под ней появляться, словно они были одним целым, неотделимым друг от друга. Теперь он был не уверен, схватившись за него так крепко, что ноги его задрожали, и он ощутил истинный страх потерять самое дорогое, что было в его жизни. Римус представил свою жизнь без Сириуса, какой она была прежде, до него, и ему стало так тоскливо, так больно, как будто у него отняли способность быть счастливым. Чувствовал ли он себя счастливым? В моменты, когда они смеялись с глупых предположений Сириуса о судьбе героев книг – да. В те моменты, когда Римус сбивался с рассказа, засмотревшись на то, как Сириус неосознанно крутит пуговицу на манжете его рубашки, – да. В моменты, когда Сириус был рядом, когда говорил с ним, когда прикасался, когда обнимал и выглядел самым счастливым человеком на свете, Римус мог поклясться – да, он был счастлив.V
Римус перестал спрашивать себя, что это было за чувство, потому что он давным-давно понял это, потому как улыбка сама собой расцветала на его лице, по тому как его голос смягчался и становился тихим, по тому как сердце билось в его груди, когда Сириус был с ним рядом. Это как резко вынырнуть из воды, снова увидеть солнечный свет и дышать полной грудью. Невероятное чувство. Жизнь казалась такой удивительной, такой щедрой, подарив ему все эти чувства, мысли и ощущения. Сложность была в том, что за пределами ивы под которой они проводили часы своей юности, кипела настоящая жизнь, но в ней не было Сириуса. Та жизнь была сложная. Эта – с Сириусом – настоящая. Но они шли параллельно, не пересекая одна другую, лишь в том смысле, что, находясь с Сириусом, Римус не думал о той, другой жизни, но, когда возвращался к ней, не мог перестать думать о Сириусе. И, возможно, впервые с того момента, как Сириус поселил в нем эту идею, он думал о том, чтобы сбежать. Сириус болтал об этом так часто, и Римус готов был схватить его за руку и сказать «давай». Он больше не просил, просто рассказывал о жизни, в которой они колесили на его гоночном автомобиле, останавливаясь в придорожных мотелях по пути к приморским городам. Но если бы он спросил его еще раз, Римус бы согласился, не задумываясь. С каждым днем отрывной календарь становился все меньше, Римус наблюдал за калейдоскопом осеннего преображения, будто все эти изменения были частью его самого, готовясь к тому, чтобы предстать перед этим миром в самом уязвимом облике, обнажив свое сердце. – Через три дня мне исполнится восемнадцать, – самозабвенно произнес Сириус. – Великий день, – Римус посмотрел на него, только сейчас заметив, как изменились его черты лица. Им было по пятнадцать, когда они познакомились. – Ты придёшь? – Лучше, – глаза его загорелись, и он внимательно посмотрел на Римуса. – Я приеду. – Приедешь? Что это значит? – Увидишь, – он только слегка улыбнулся, будто боясь разболтать секрет. – Пообещай мне, Римус. Только одну вещь. – Обещаю, – не раздумывая, ответил он, о чем бы его ни попросил Сириус. Римус готов был поклясться в любой глупости для него. Сириус нежно улыбнулся, прислонив их лбами. – Пообещай, что ты никогда не станешь на пути у своей мечты. И когда Сириус протянул ему свой мизинец, Римус протянул ему свой в ответ, скользя тёплым металлом о мягкую кожу. Это была клятва. Это было священно. Похоже на то, как произносят молитвы, полушепотом, склонив голову и завершая обряд ритуалом. Римус не был религиозным человеком, но в ту минуту ему захотелось обрести собственную веру, чтобы она вела его, сохраняя покой в его сердце и умиротворяя тот хаос, что творился в его душе. Это был последний день рождения Сириуса перед тем, как он должен был уехать во Францию. Они никогда прежде не дарили друг другу подарки, лишь на словах или ребяческом жесте в виде сорванного на поле цветка, и этот раз не был исключением, потому что это бы означало, что Римус окончательно утонул в своих чувствах. Но Сириус оставил ему напоминание о себе в виде кольца, обрамляющего теперь его мизинец, он взял привычку прокручивать его, как кодовый замок железного сейфа, за которым прятал нечто сокровенное, если даже не сказать сакральное, а Римус не оставил ему ничего взамен. – Закрой глаза, – попросил он, чувствуя себя настолько глупо, что Сириус это почувствовал. – Неужели ты собираешься меня поцеловать? – его глаза вспыхнули искорками, коснувшись щек Римуса своими пламенными языками. На самом деле Римус думал об этом слишком часто, чтобы лгать, так что он просто поддержал Сириуса в его настроении. – Как только тебе исполнится восемнадцать, – и он опустил тот факт, что между ними уже было нечто похожее на поцелуй, и Римус испытывал его тяжесть с каждым днем все больше и больше, нуждаясь в еще одном маленьком напоминании о его ощущении. Сириус, повинуясь, сделал то, о чем его попросил Римус, и, когда это произошло, на долю секунды Римус ощутил сильное желание поддаться этому порыву, потому что момент был подходящим, и Сириус терпеливо ждал, и прохладный ветер лелеял его горящие щеки, и ива уклончиво отвернулась, будто представляя им все пространство этого мира. И снова он вспомнил, почему это все еще висело в воздухе, почему они оба боялись упасть в это, укрывшись с головой, как пуховым одеялом, запутавшись в нем без возможности выбраться. – Если тебе когда-нибудь станет скучно во Франции, в чем я, по правде сказать, очень сомневаюсь, – с этими словами Римус достал из расстегнутого рюкзака немного потрепанную по краям книгу с облезшей от частого прочтения обложкой и несколькими загнутыми в уголках страницами, вручив ее в руки Сириуса, который тут же открыл глаза, опустив вниз голову с изучающим взглядом. По тому, как долго Сириус рассматривал эту книгу, Римус подумал, что ему стоило забрать ее из его рук, швырнуть куда подальше и исправить все поцелуем, о котором, вероятно, они оба думали теперь слишком отчётливо. Его пальцы раскрыли книгу, проведя по внутренней стороне и мягко погладив обнажившие свое содержание страницы, несколько раз скользнув ими вверх и вниз, Римус сглотнул при мысли о том, насколько греховным жестом это показалось его воображению. Затем он поднял взгляд, и Римус в очередной раз почувствовал себя невероятно от того, насколько трогательным он был. – Римус, – его первые слова никак не складывались в предложения, так что он отложил книгу, но недалеко, достаточно, чтобы вернуться к ней позже, – это, ведь, та самая книга? – Мне показалось, она тебе понравилась, – Римусу пришлось похлопать себя по изгибу шеи, чтобы избавить от немеющей кожи под толстым слоем мурашек. Он сделал вид, что просто чешет затылок, хотя на самом деле готов был сорваться с места и пробежаться ближайшие несколько миль. – Ты украл ее для меня из библиотеки? Римусу было семнадцать, и в этом возрасте гормоны бьют в голову похлеще, чем здравый смысл, а видеть, как Сириус на грани сумасшествия дрожит всем телом, сотрясаясь от смеха, чтобы кинуться к Римусу с удушающими объятиями – толкало его на безрассудные поступки. Он лишь скромно улыбнулся, надеясь, что пропажу заметят в лучшем случае годы спустя, потому что для Римуса это было почти преступлением. – Я тебя обожаю, – бездыханно выпалил Сириус, подобрав книгу и отпустив Римуса, чтобы показать ему то, с чем, как он теперь указал, не собирался расставаться до конца жизни. – Ты и Толкин – это вещи, ради которых я готов прожить эту жизнь. – Мое второе имя Джон, так что, кто знает, может, я действительно написал эту книгу, – легкомысленно пожал плечами Римус, заставляя Сириуса практически задыхаться от смеха, когда он упал рядом с ним на землю, прижимая к себе роман, прежде чем поднять его над собой, вчитываясь в имя на обложке. – В его имени тоже есть «Р», – произнес он, скорее самому себе, нежели кому-то еще, и Римус подумал, что это были просто мысли вслух, пока Сириус не перевернулся, поднявшись и шагнув ближе к дереву, ладонью коснувшись коры. Он подкинул книгу, которую Римус поймал, глядя на то, что заставило Сириуса встать на ноги, но так ничего и не нашел, бессмысленно повертев ее в руках, вслушиваясь в тихое бормотание, прерываемое скрежетом чего-то острого о древесную кору. Подняв взгляд, Римус заметил, что Сириус что-то царапает на стволе, и, приглядевшись получше, увидел то самое место, где уже были выцарапаны две заглавные буквы их имен. Это заняло меньше пяти секунд и нескольких резких нажатий на дерево, сначала вдоль, затем поперёк, прежде чем Римус смог отчётливо рассмотреть знак плюс между двумя буквами. Теперь это выглядело так:«С+Р»
А когда Сириус обернулся, его улыбка была ярче, чем полуденное солнце. Теперь у каждого них было напоминание друг о друге. Римус не надеялся застать Сириуса под ивой в день его рождения, потому что это не тот день, в который убегают из-за семейного стола или с собственной вечеринки, но он все равно решил пойти, потому что это было лучшим местом, чтобы отпраздновать этот день, ведь именно там хранилась частица Сириуса в форме заглавной буквы его имени, соединенной знаком, напоминающим крест, с заглавной буквой имени Римуса. Это все, что у него было. Он выучил этот путь наизусть, и смог бы пройти его даже с завязанными глазами, не встретив ни единой души, потому что кому вздумается бродить по полю в поздний час? Однако в этот раз, когда Римус добрался до места, где ему нужно было пересечь дорогу, он остановился, затаившись в невысоких кустах, наблюдая за сменой привычного пейзажа, в котором теперь появилась совершенно неподходящая для него деталь. У обочины была припаркована машина. Черная, насколько Римус сумел рассмотреть, хотя в сумерках это было практически невозможно, так что он просто остановился на этом цвете. Никогда раньше в этих местах никто не останавливался, потому что заправки были чуть дальше, а о придорожных мотелях речи вообще не шло. Если он перейдёт дорогу здесь, то привлечёт внимание, хотя он вообще не был уверен, что кто-то был за рулём машины, так как света в салоне не было, и фары были выключены, поэтому Римус предположил, что водитель остановился по нужде, либо по какой-либо другой причине. И в следующее мгновение, будто он привлёк внимание тем, что копошился в кустах, как испуганный зверь, дверь машины открылась, и кто-то вышел, показавшись в ореоле тусклого света. Ему не составило труда узнать, кто это, по тому, как он двигался, заламывая руки за голову и осматриваясь по сторонам, словно ждал кого-то, и этот кто-то на самом деле был Римус. – Сириус? – тихо позвал он, выйдя на дорогу. – Ты меня напугал! – пробормотал он, дернувшись в ответ на собственное имя, и схватился за грудь, подходя ближе, чтобы убедиться, что перед ним действительно был Римус, который оглядывался на машину позади него, как на неопознанный летающий объект. – Подарок дяди Альфарда. С этими словами, он окинул ладонью черный спорткар, лишь немного посвятив его в историю, после чего пригласил Римуса следовать за ним. Он обошёл автомобиль со стороны пассажирского сидения, садясь внутрь и глубоко вдыхая запах новенького салона, когда Сириус сел с обратной стороны, установив руки на руле, поглаживая его, как будто бы это было живое существо. Всего на секунду Римус испытал чувство враждебности ко всему, к чему Сириус так любовно прикасался, потому что он никогда не видел его таким прежде. В конце концов, это была его мечта, и как любой другой человек он был счастлив ее материальной форме. – Нравится? – Потрясающе, – выдохнул Римус, все еще под большим впечатлением. – Да, мне тоже, – он обвел взглядом вокруг, будто сам еще не успел насладиться. – У тебя… есть лицензия? – судя по тому, что Сириус каким-то образом сюда добрался, водить он умел, и не только в своих мечтах, но насколько законно было его пребывание здесь немного волновало Римуса. – Только на твое похищение, – он хихикнул и обернулся назад, потянувшись за чем-то на заднее сидение. В его руках оказалось несколько компакт-дисков, которые он вывалил между сиденьями, копошась с одним из них, чтобы вытащить диск и вставить его в разъём. Римус прочитал названия, удивляюсь тому, что все они были из той, другой жизни, но теперь как будто бы Сириус переместился в нее каким-то невероятным, удивительным образом, и они сидели в машине, молча разбираясь с тем, как работает стереосистема, еще одна вещь из другой жизни, и Римус не мог поверить, что все это реально. Он должен был добраться до ивы, добраться до той жизни, в которой у него был Сириус, но теперь этого было не нужно, потому что вот он, прямо перед ним, рядом, в этой, в другой жизни, в которой Римус думал он не может появится, будто Сириус был лишь плодом его воображения, сном, мечтой, а теперь он сидит здесь, совсем не там, где Римус привык его видеть, и смотрит на него, расплываясь в счастливой улыбке, когда ему наконец удалось поставить диск. В конце концов реки всегда впадают в море, и Римусу казалось, что Сириус нашел бы его в любой другой жизни, как звезды, преследуемые Землю. – Сириус, – вдруг произнес Римус, когда осознание настигло его, как раскат грома, – я не могу. – Что? – Сириус сдвинул брови, все еще не совсем понимая. – Я не могу уехать, – Римус даже не знал, какого черта он несёт, потому что это совсем не то, что он хотел сказать. – Знаю, – совершенно спокойно ответил Сириус. – Верно, ты говорил мне об этом. Но сегодня мой день рождения, так что я хотел бы украсть тебя на одну ночь. Можно? – Да, – с опозданием ответил он, думая над тем, что Сириус украл слишком много из того, что у него было, включая его сердце. Когда вы так долго знаете человека, вещи заполняют пространство между вами, создавая расстояние, и от этого становится некомфортно, но с Сириусом было совсем иначе, эти вещи выстраивались вокруг них, словно выстраивая фундамент, возвышая их, не позволяя никому вторгаться в их маленький мир, и это было невероятно. Не важно, что впереди их ждала неизвестность. Не важно, что это могла быть их последняя встреча. Не важно, что Римус так и не сказал Сириусу многие вещи, которые, возможно, теперь уже и не так важны на самом деле. Абсолютно ничего теперь не важно. Они просто мчались вдвоем по пустой дороге, тихо оглядываясь друг на друга, и Римусу больше всего на свете хотелось, чтобы Сириус перестал его слушать, свернул с этого проклятого пути и увез бы его, куда угодно. Они мчались все дальше и дальше, и ива оставалась у них позади.