Любить — не значит ненавидеть

      На улице бушевала метель. Дороги были застланы слоем разрыхлившегося снега. В такую убогую погоду парни, пробыв чуть ли не сутки в холодной лаборатории, возвращались домой к Линчу. Загораживающая путь пурга так и резалась в глаза, изредка не давая Егору сконцентрироваться на дороге. Измотанный и замаявшийся после достаточно трудоëмкой работы, он мог еле водить машиной. Иногда возникали мысли о том, что с его лихим вождением, да ещë и в такую непогоду, те могут запросто разбиться насмерть. Подобные размышления тут же нагоняли в тревогу, из-за чего Линч в сию же минуту прекратил пророчить об их моментальной кончине посреди заснеженной глуши.       Джон, в свою же очередь, был по уши доволен их проделанным исследованием. Хоть и в его процессе ему опять удалось попасть в очередную передрягу, а уже после получить смачного леща от Линча за то, что Эванса снова угораздило вставить тому палки в колеса. Игриво перебрасывая револьвер из одной руки в другой, тот без умолку стрекотал о пришедшем на почту деле. — Недавно то, кстати, письмецо пришло на почту. Работы нам предстоит немало… Это и так понятно. Местечко расположено неблизко, аж у самого юга. В нём же, заявляют, стали появляться слухи о неком болоте у села, где люди без вести пропадать стали. Якобы, есть в нём что-то особенное, какая-то притягательная и манящая сила…       Слышал Егор лишь обрывки фраз, потому что был явно сконцентрирован на дороге, да и в мыслях бушевал ураган. Но даже эти фразы смогли вызвать некое раздражение. Казалось, он готов наброситься на писателя с кулаками, вываливая на того всю свою агрессию, копившуюся за много лет их общения, но этого он, естественно, делать не станет. С бледных уст сорвалось лишь: — Джон, давай не сейчас. Прекрасно понимаешь, что я вымотан и, между прочим, из-за тебя. Поэтому, будь добр, просто помолчи. Мог бы, кстати, и сменить меня уже. Четвёртый, черт возьми, час едем. И револьвер положи свой уже, не дай Бог стекло лобовое прострелишь, кто тебя знает. — тембор голоса был недружелюбным и уставшим.       Руки Линча дрожали. Хотелось спать, но любимый дружок, конечно, не сядет за руль под предлогом «я устал, я чуть не погиб, поэтому веди». Ещё пол часа и он точно врежется в какое-нибудь дерево. Неохотно отбросив револьвер в сторону, Джон, скрестив руки в обидчивом жесте, сразу же затих. И, рассматривая в боковом стекле «двигающуюся» местность, тот стал что-то недовольно бурчать себе под нос.       Егор не начал наезжать на того в ответ, учитывая то, как Эванс агрессивно реагирует даже на совсем небольшие упрёки в его сторону. Да и в целом выходки дорогого дружбанчика лишь только капали на мозги, заставляя Линча выплеснуть весь его накопившийся спектр эмоций на писателя (что давало шанс возникновению очередного неразъяснëнного конфликта). Наконец перед глазами вспыхнули фонари родной улицы. Вновь показалась знакомая крыша, усеянная густыми «белилами». Пройдя через весь этот километровый путь, журналист смог довести еле работающую железяку целой и невредимой. А также вытерпеть раздражительно гундосящего Джона.       Взяв свой рюкзак, который он обычно и берëт для своих приключений, парень вышел из машины и направился в сторону дома, чувствуя, что он прямо сейчас свалится на застеленную белым снегом дорожку. Благо, всë-таки журналист смог удержаться на ногах.       Джон в свою очередь взял свои вещи и направился прямиком за Егором, перед этим закрыв железные ворота и дверь на ключ, который ему когда-то отдал Линч. Крупные хлопья снега падали на чуть кудрявые волосы, пока сам писатель пытался найти что-то в телефоне, стоя рядом со входом, в то время как Линч пытался дрожащими руками вставить ключ в скважину замка, но из-за плывущего мутного взгляда это, конечно, не получалось.       В какой-то момент назойливая мелкая вещица просто выскользнула из пальцев, что окончательно вывело из себя Эванса, который, видимо, из-за пережитого стресса вовсе и не замечал ужасное состояние столь близкого человека. Снова спор из-за такой мелочи. Усталый взгляд опускается вниз, а из уст снова вылетает незначительная фраза, вновь открывшая путь к новым возмущениям Джона. Нагнувшись, Линч стал копаться в рыхлом снеге, ища упавшие ключи. Стоящий подле него Эванс лишь продолжал озлобленно ворчать и, в непричастности засовывая руки в карманы, продолжал нависать над согнувшимся журналистом.       Из-за мерзотного поведения писателя было крайне тяжело сдерживать свой гнев. Однако в такой обстановке для выяснения их отношений время было неподходящее. Поэтому, чуть остыв и проигнорировав спонтанные выходки Джона, Егор, наконец-таки подобрав ключи и кое-как вставив их в замочную скважину, отворил входную дверь.       У порога уже чувствовался приятный и благовонный запах родного дома, из-за которого лишь сильнее разгоралось желание отречься от всех проблем и от всё ещë нависшей «кучерявой обузы». Хотелось улечься на мягкую бархатную постель и растаять в ощущении долгожданного комфорта и уюта. Однако перед этим оставалось разгрести ещë стопку записей, оставленных им же после исследований, составить отчёт и расписать дальнейшие намечающиеся планы.       Пробурчав что-то по типу: «Спокойной ночи, Джон». Егор двинулся в свою комнату и, закрыв дверь, приземлился на кресло, находящееся рядом с компьютерным столом. Запустив дрожащие от стресса и усталости руки в волосы, тот тяжело дышал, пытаясь сфокусировать туманный взгляд и не уснуть прямо так: на кресле, не переодевшись. Наконец переведя дыхание, журналист потянулся к баночке с успокоительным и взял пару таблеток, облизнув пересохшие губы, заглотнул их.       Пару минут и тот окончательно успокоился. Казалось бы, сейчас он спокойно сядет за компьютер и до семи утра будет монтировать видео, параллельно находя информацию о новом деле, про которое говорил Джон. Но поток мыслей прервал стук в дверь, благодаря которому раздражительность вернулась. Голос, звучащий за комнатой, был агрессивным и даже злым. Что опять не устроило Джона, черт возьми?       Неохотно покинув уютное кресло, Линч, покачиваясь и наступая на лежавшую посреди комнаты скомканную бумагу, поплëлся к двери. Распахнув еë, он увидел перед собой всё ту же раздраженную гримасу, которую журналисту приходилось видеть чуть ли не ежедневно. Недовольно попятившись на Егора, Джон начал затирать о стабильном распорядке дня и о вреде трудоголизма, этим же намекнув журналисту спустя чуть ли не неделю, наконец лечь и отоспаться. В какой-то степени Эванс всё же заботился и беспокоился за своего разбитого и несчастного друга.       В ответ на весь этот выговор Линч, уже предчувствуя о назревающей ссоре, лишь молча отмахнулся и продолжил пыхтеть над работой. Такая реакция, конечно, огорчила писателя, но тот, на удивление, не стал разводить конфликт. И своевольно прокравшись и расположившись на кровати Егора, Джон начал тихонько следить за работающим журналистом.       Работа шла полным ходом: весь материал с камеры был скопирован в компьютер, и некоторые кадры уже удалось хорошенько так смонтировать. Время летит так незаметно, и, как оказалось, прошло не тридцать минут, а четыре долгих часа. Экран начинает плыть, а изнеможденное тело слабеть. В какой-то момент натруженный до невозможности журналист падает головой на стол и засыпает. Объятия тёмной неизвестности обволакивают тело, погружая его в мир тёмных и тревожных снов.       Писатель, так и не дождавшись, пока Егор хотя-бы соизволит выгнать его из комнаты или просто повернуться и попросить выйти незваного гостя, уснул, видя уже десятый сон.       Ночь была холодной и долгой. Сны перемешались в одно большое состояние тревоги, не давая спокойно насладиться сладостными грëзами. Егор проснулся в районе двух часов дня. Спина и шея ужасно ныли от боли, а голова немного раскалывалась. И повернувшись, парень обнаружил смятую простынь и свалившееся на пол тёплое одеяло. Значит Джон был и спал тут. Послесонная раздражительность и стресс настигли парня и, сходив в ванну, тот прошёл на кухню, застав на там поедающего свою любимую пиццу Джона. — Сколько раз я говорил, что в моей комнате спать нельзя, Джон? У тебя есть на выбор целых три комнаты и зал с диваном и телевизором! Но нет, тебе надо прийти и лечь на мою кровать, в моей комнате! — не то чтобы Линча это прям сильно волновало, просто, как и говорилось до этого, стресс и послесонная раздражительность делали своë. А также тревожные сны, в которых журналист протягивает свою руку к попавшему в беду Джону и не успевает ухватиться за него, после чего писатель пропадает. Или когда над его любимым племянником нависает человек с ножом, готовый вот-вот перерезать горло. Сколько это повторяется? Сколько Линч об этом молчит? Неважно.       Джон снова вспылил, поэтому посторонние мысли ушли на второй план. Откинув кусок пиццы и принадлежащий ей коробок в сторону, тот, приподнявшись и опять же скрестив руки, стал вполголоса ворчать на своего товарища. — Между прочим, я волновался о тебе, хоть и по итогу заснул. Своим присутствием я лишь пытался намекнуть на это. Но ты ж, обнявшись с бумажками и монитором, не обернулся, да даже краем глаза меня не заметил! Да и в целом я начал замечать, как активно ты меня игнорируешь и скорее стараешься изолироваться от меня. Что за работой, что дома. Конечно, я понимаю, тебе тяжело брать на себя всю ответственность, так ещë и успевать уделять время своему сожителю… Так перекинь еë на меня. На кой хер я здесь поселился?! Чтобы нахлебничать и бить баклуши, так ли ты считаешь?!.. Прости, конечно, за мои нахальные просьбы, но за все проведённые годы со мной ты уже в точности должен был уяснить, что я очень требователен во внимании. И так же не могу тебя бросить, либо же допустить того, чтобы ты бросил меня. Поскольку я сильно привязался к тебе и ничего теперь уж с этим не могу поделать. — Да потому что ты только портишь всë, Джон! — внезапно прокричал журналист, — Давай вспомним, как ты две недели назад ты чуть не угробил мой ноутбук, едва ли не пролив на него сок, или как два месяца назад чуть не поджог весь дом, возомнив себя поваром, который отлично готовит. О какой ответственности может идти речь, черт возьми, если тебе даже Лукаса доверить нельзя, не дай Бог, потеряешь его где-нибудь! Да, ты мне тоже очень важен, приятель, и я тоже к тебе привязался, но. Ты безответственный, вот в чëм проблема.       Резкие слова ножом прошлись по сердцу Эванса, заставляя чувствовать себя неловко, но в то же время гнев не утихал. Было ужасно неприятно слышать подобное со стороны самого близкого человека. Однако отчасти это была что ни на есть самая горькая правда.       А вот Егор после сказанного понял, что наговорил лишнего и надо было просто. а что просто? Ничего. Он давно принял то, что как только писатель переехал к нему, то их отношения стали более напряжёнными. Вот и сейчас. Джон нервно сжимает кулаки, с обидой смотря на Линча. Внутри, кроме переполняющей ярости и стыда, Джон ничего не ощущал. Хотелось вцепиться в шею сидящего поодаль журналиста, либо кинуть в того первую попавшуюся под руку вещь. Однако из всех тех переполняющих эмоций и навязчивых мыслей вышел лишь оглушительный стук кулаком по деревянной, накрытой узорчатой клеëнкой плоскости.       Гневно прошипев что-то явно неприличное о Линче, тот с грохотом встав из-за стола, скорее ускакал в свою комнату. После чего из комнаты стали вылетать одна вещь за другой. Послышался приглушенный треск керамики.       Егор, не предвидев такой сумбурной реакции на его слова, не понимал, что делать в такой ситуации. Любой способ вмешаться в сей процесс вымещения эмоций лишь только подталкивал к нежеланной драке. Да и в состоянии жуткой усталости и раздражимости Линчу будет крайне тяжело вынести на себе весь этот психоз. Поэтому тот старался изо всех сил игнорировать доносящийся оттуда шум, ожидая, когда его бешеный истероид успокоится.       В конечном счёте, писатель затих. Тяжело выдохнув, Егор, наконец, дождался желанной тишины. Однако его экстаз продолжался недолго. Спустя пару минут после внезапного выплеска агрессии последовали исходящие из каморки Эванса всхлипы.       Изумрудные глаза журналиста округлились в ту же секунду, как он услышал первый горький всхлип. Довести взрослого парня до слëз — надо постараться. Но эта мысль сейчас была совсем ни к чему. Жгучий стыд заставил проснуться совесть и, наконец, включить мозги и адекватное свежее мышление.       Не теряя ни минуты, Линч, бросив недопитый чай, встал из-за стола и бегом направился в сторону комнаты Джона. Застал уставший парень достаточно плачевную картину: половина предметов, стоявших на деревянных полках, валялись на полу, какие-то были в порядке, а какие-то сломаны. Из шкафа все любимые свитера и пара штанов Джона покоились там же, а сам дорогой виновник сия чуда сидел на полу, обхватив себя руками, что-то бормоча и тихонько плача. Не любил Егор такое, особенно когда понимал, что сам довëл Эванса до такого состояния. От этого становилось вдвойне больней. — Джон, я.. я правда не хотел. — подойдя ближе, тот присел рядом с писателем, который рефлекторно отдернулся от журналиста, с ненавистью в небесно-голубых глазах смотря в обеспокоено-виноватые зелëные.