Законы власти

Все начинается со взгляда. Всегда @Сергей Есенин

По прозрачным стеклам стекали капли воды, глухо барабаня по поверхности. Падая оземь и разбиваясь в мелкие брызги луж. Небо отливало грязно-серым цветом, словно кто-то забыл поменять стакан воды для красок. Новосибирск хмуро смотрел на это буйство воды и грязи, замечая, как там, внизу, люди матерились и вляпывались в липкую грязь, портя чистую одежду. Небо рокотало и становилось очевидно, что солнце появится нескоро. Синие глаза смотрели вдаль, подмечая, что зато лес, такой ярко-зеленый и родной, рад влаге. Пальцы невесомо выводили узоры на стекле, пока в мозгу проходил сложный мыслительный процесс. На столе целая кипа документов на подпись — тут и отчетная бухгалтерия городов, и новые проекты по улучшению экологической обстановки и предстоящий громоздкий проект Сибири — первый экономический форум. Вспоминая, сколько он потратил сил на то, чтобы Михаил Юрьевич сделал Сибирь новым кластером политики и анонсировал финансирование сибирского региона, ему хочется убиться. Порой Коля даже думал, что лучше бы не вырастал, а оставался маленьким — в тех призрачных прошлых временах всё казалось намного проще и легче. В кармане халата завибрировал мобильник, отвлекая ученого от раздумий. Пальцы проводят по дисплею, отвечая на звонок от знакомого абонента. — Здравствуй, Матвей, — Новосибирск кивает своим мыслям, отрываясь от стеклянной поверхности, и, подходя к столу с бумагами, собирает необходимые документы для собрания. Матвей Борисович как всегда бодр и весел, в приободряющей форме интересуется делами Коли, сам что-то отвечает и ученый его честно слушает, но в отличие от Томска, он не может быть таким позитивно-неунывающим. На это есть много причин, хотя под обобщающим признаком можно выделить одну — Руслана. Сибиряк ждёт, пока разговор завершится, читает документы, ощущая, как буквы сливаются в одно пятно. Он мотает головой, ставит свою подпись и делает заметки в своём компьютере с напоминанием о решении какого-то вопроса. Может он и мог бы послать всё и всех, этого же от него так и ждёт Красноярск? Невольно мозг снова прокручивает снова и снова — первую встречу с центром красноярского края. Кажется, он совсем не поменялся, только ещё больше невзлюбил Новосибирск и все, что с ним связано. Сибиряков читал как-то, что каждая встреча не случайна, она оставляет в душе, что-то, она случается для чего-то важного, что необходимо знать. Человеческие чувства — удивительны и необъяснимы. С последним, пожалуй, он мог бы согласиться не задумываясь. Когда в 1893 году он впервые встретил Руслана — такого яркого, живого и до жути интригующего — он ещё и понятия не имел о том, как называлась та искра, которая зажглась где-то под ребрами. Маленький Коля просто восхищался таким необычным и отличным от всех в Сибири Красноярском. Он был колючим как сибирский мороз и красивым как закатные вечера на родной Оби. А сколько теорий и догадок строил детский и пытливый ум, пока его раздраженно пилили взглядом. Томск тогда, когда на дворе наступил 1896 год, сообщил ему, что Руслан Андреевич будет следить за ним несколько лет как воспитатель. Сколько неуёмной энергии тогда вылилось из детского рта и говорить страшно. Новосибирск с блеском в глазах внимательно следил за старшим, подмечая какие-то новые факты об изучаемом объекте, каждый раз попадая в тупик — Руслан никогда не повторялся дважды. Его родной стихией была импровизация, которая никак не поддавалась научному прогнозированию. А когда в те года Красноярск шипя и матерясь при ребенке, который записывал каждое слово в свою тетрадь исследований, представил его своему другу, Иркутску, то у Коли появилось целых два интересных объекта для изучения. Но тут, без сомнения, все внимание уделялось Енисейскому, а Дугар выступал скорее как погрешность в расчётах. В отличие от Ангарского, который относился к нему спокойно, даже иногда как к младшему товарищу, которого утаскивал от бесившегося воспитателя, Руслан никогда не был терпим к нему, всегда прямо и колко говоря в лицо — что его бесит и раздражает в ученом городе. И с каждым годом эта тетрадка только пополнялась замечаниями и новыми фактами, которые не становились повторяющимися. Красноярск ломал представление о том, что всё в мире повторяется. И Руслан не учил своего ученика умным вещам — таким, которым мог научить Матвей. У Енисейского можно было научится другому — отстаивать своё мнение, материться, использовать манипуляции в разговоре и послушать о его сексуальных похождениях. О последнем он слышал, пожалуй, слишком много и слишком часто — так часто, что порой и Дугар обрывал друга, напоминая, что они вместе с Сибиряковым, который пока ученик. И нет — это не останавливало Енисейского выливать тонны желчи на голову юного города, который искренне тянулся к нему. Новосибирск отчетливо помнит многие обидные слова в свой адрес — пожалуй, так много, что мог бы и словарь издать. Енисейский, никогда не извинялся, лишь сильнее вколачивал злые слова в голову ученика, а затыкался лишь тогда, когда ему надоедало или у самого Коли уже на лице было написано — что «да», его задели слова Руслана. Как тогда, когда он играл на причале и смотрел в темную гладь реки, но неожиданно поскользнулся и камнем рухнул в воду. Хватал ртом воздух, втягивал носом воду и хаотично дергал руками, чувствуя, как его тянет на дно, что вселяло только ещё больший ужас в глаза. Он тогда даже успел попрощаться с жизнью, но его спасли. И стоило Сибирякову очнутся от кошмара, выплевывая мерзкую воду из легких, как на него набросился Руслан, смачно ударяя его по щеке. Больно ударил, надо сказать. Ещё и накричал, даже не интересуясь, как себя чувствует чуть-не-утонувший-ребенок. «Нахуя играть у воды, если плавать не умеешь, а?!» — эти слова эхом отдавались в голове даже сейчас, когда Новосибирск уже вырос и был достойной столицей региона. А вот он не знал, ну не мог он аргументированно обьяснить феномен человеческих чувств. Как обьяснить то, что даже не поддаётся здравому смыслу. Сибиряков склонялся к метафоричному сравнению себя с теоретиком, а Руслана с практиком. Суть заключалась в другом: теория — это когда все известно, но ничего не работает. Практика — это когда все работает, но никто не знает почему. Коля же пытался понять практику через теорию и получалось, что ничего не работает, а он не знает почему. Он также был осведомлён, не без стараний Томска, о том, что любовь к тому, кого ты знаешь давно, можно обьяснить, найти её истоки намного проще. Любовь к тому, кого ты знаешь, родная и легкая, но вот любовь к незнакомцу…всегда ставит в тупик. Тупик такой, что там стены до стратосферы и обратного пути нет. С первой секунды встречи и до последней секунды принятия, что отпустить ситуацию будет правильно, он держал у себя в голове всего один вопрос: «Почему именно он?». Это так странно, что посреди просторной Сибири, в которой не один Руслан существует, он почему то зациклился именно на нём. В первую встречу, Новосибирск не спас даже его рождённый скептицизм, впервые в жизни кто-то настолько сильно заинтересовал его с первой секунды, стоило только увидеть. И ведь ни черта не поменялось — этот постулат ученый понимал особенно отчётливо. Да, он был влюблен в Руслана и вряд ли можно было бы придумать менее мазохистский способ истязать себя. Есть же мнение, что нет ничего хуже, чем любить того, кто никогда не перестанет разочаровывать. Руслан, очевидно, если и принимал факт существования любви, то придерживался только одной её формы — людуса, такого вида любовных отношений, когда чувства поверхностны, стороны изменяют друг другу и вся любовь исключительно в физическом процессе. Коля же давно с головой ударился в иную степь — он медленно падал на самое дно чувств эроса. Сначала его умный мозг осознавал крепнущую сторге, любовь к другу, полную нежных и добрых чувств. Именно поэтому, наверное, всякое слово Руслана в свой адрес он игнорировал, не желая лишаться такого интересного друга. Енисейский был шкатулкой практически-бытовых фактов, которых не найти в энциклопедии. Всё пошло особенно по наклонной вниз, стоило сторге перерасти в агапе — в безответную любовь. Да, это именно диагноз для Сибирякова, бескорыстная любовь-самоотдача и желание услышать хоть слово похвалы в свою сторону. И ведь он знал — скорее Екатеринбург храм построит вместо парка, чем Руслан оценит усилия столицы СФО. Поэтому, когда он встречается взглядом с Красноярском, который всё же пришёл на собрание региона, ощущает этот традиционно едкий взгляд изумрудов. — С хуя ли пялишься, малыш.