О наглости аль-Хайтама

      Очередной рабочий день постепенно подходит к концу, отчего Тигнари, устало зевая, начинает потихоньку закрывать магазин. Он вешает на стеклянную входную дверь табличку с ярким «закрыто», опускает жалюзи, скрывая от глаз людей с улицы обстановку в магазинчике, проверяет состояние цветов и термометров, пересчитывает деньги в кассе и закрывает смену с помощью нескольких коротких команд для компьютера. Фенек думает о том, как скоро окажется дома, нырнёт в большие тёплые руки аль-Хайтама и после с аппетитом сметёт со стола всё то, что мужчина наготовит специально для него.       Тигнари тихо вздыхает и помечает в аккуратной книжке для своего сменщика, какие растения завтра стоит проверить в первую очередь. А после фенек слышит краем уха мелодичный звон маленьких колокольчиков и поднимается со своего места, громко объявляя:       — Мы закрыты!..       — А мне казалось, для меня здесь всегда открыто, — надув губы, фырчит аль-Хайтам, прикрывая за собой дверь и хитро подмигивая своему парню.       — Мог и предупредить, что зайдёшь, — Тигнари улыбается нежно, выскальзывает из-за витрины и торопится подойти к мужчине, обхватить руками чужую шею и мазнуть губами по бледной щеке. — Привет. Сильно соскучился?       — Как всегда читаешь мои мысли, — хмыкает Хайтам, довольно прищуриваясь и касаясь в ответ губ фенека. — Ты закончил?       — Да, сейчас немного приберусь и можем ехать… Ты ведь на машине?       Аль-Хайтам коротко кивает и издаёт тихий звук, отдалённо напоминающий урчание. Мужчина в ожидании прислоняется бедром к столу, за которым Тигнари обычно собирает букеты, а сейчас убирает с него остатки плотной бумаги и листы растений; Хайтам внимательно наблюдает за своим парнем, задумчиво покусывает губы и поправляет рукав рубашки, замечая на себе затем аккуратный взгляд фенека.       — У меня есть одна идея, — спустя пару минут Хайтам не выдерживает и подаёт голос, пока обходит высокий стол и касается вдруг руки продавца-консультанта. — Боюсь, она тебе не понравится, но… Не могу больше терпеть.       Тигнари даже не успевает спросить мужчину, в чём дело, и просто оказывается сидящим на своём рабочем столике.       — Хайтам!       — Не ругайся, душа моя, не люблю, когда ты на меня кричишь, — бормочет мужчина прямо в его губы и мажет затем юрким языком по немного пухлым устам.       — Я ещё и виноват? — шипит Тигнари, недовольно пиная собеседника в бедро и нервно ёрзая на месте.       Конечно, он понимает, что не может отказать этому наглецу. Хайтам красив, словно сошедшее с небес Божество — особенно, одетый в свою излюбленную рубашку, облегающую его тело столь соблазнительно, и приталенные тёмные брюки, подчёркивающие строгий, но обворожительный образ сильнее. А, ну и конечно, как Тигнари может забыть про аккуратно завязанный вокруг длинной шеи атласовый галстук, за который так и хочется схватиться в порыве страсти.       — Поганец, — фырчит тихо фенек, а сам притягивает мужчину ближе, наматывая на кулак тёмную ткань галстука.       Аль-Хайтам смеётся хрипло и кусает его губы жадно, чтобы затем толкнуться в чужой рот языком нетерпеливо. Его руки ползут бесстыдно по гибкому телу фенека, тянут вверх тёмную толстовку юноши, обнажая бледное тело с нежными изгибами. Тигнари слегка ёжится — в магазине не так уж тепло, отчего по коже бежит табун мурашек. Благо, Хайтам спешит согреть любовника скорее: сжимает его в своих руках, гладит нежную спинку фенека, давит на все чувствительные точки, вырывая из чужой глотки судорожный вздох.       — Ты такой красивый и раскрепощённый сейчас, Нари… Давно хотел заняться этим здесь, — бормочет аль-Хайтам, принимаясь покрывать коротким поцелуями шею юноши и тянуться руками ниже, к ширинке его брюк.       — Так ты специально всё это… Ах, чертёно-ок, — Тигнари стонет тихо, но, вспоминая, где они находятся, дёргается, оборачивается и нервно смотрит в сторону двери.       — Расслабься. Я закрыл её на щеколду… — урчит Хайтам, получая в ответ раздражённый взгляд фенека. — Может, поиграем?       — Я похож на ребёнка? — цокает Тигнари, показательно сморщивает маленький очаровательный носик и после охает, когда его внезапно укладывают спиной на деревянную поверхность стола и сжимают одной рукой тонкие запястья.       — Ты похож на очень непослушного мальчика, Тигнари.       Фенек чувствует ярко, как его бельё становится влажным от обильно текущего возбуждения. Когда аль-Хайтам говорит таким голосом и называет юношу его полным именем, Тигнари теряет все последние крупицы контроля, да и, что скрывать — совести.       Аль-Хайтам звучит слишком сексуально, чтобы фенек оставался равнодушным к его речам.       — И-и в чём же я провинился, господин? — принимая правила игры, бормочет Тигнари, тяжело сглатывая и покрываясь полностью очаровательным румянцем. Юноша ёрзает на месте всё сильнее, толкается навстречу оглаживающей его бёдра руке и кусает губы, стараясь заглушить рвущиеся из него стоны.       — Тигнари обещал провести со мной все выходные, а в итоге вышел в один из них на работу, лишив меня своего драгоценного внимания, — растягивая каждое слово, медленно поговаривает аль-Хайтам. При этом мужчина резкими отточенными движениями тянет чужие брюки и бельё вниз, оставляет их на уровне острых коленок фенека и затем переворачивает Тигнари, утыкая его лицом в твёрдую поверхность.       — Х-хайтам…       — Тихо. Слушайся своего господина, лежи смирно.       Тигнари готов кончить от одного только голоса мужчины с этими рычащими соблазнительными нотками. Фенек послушно замирает, цепляется пальцами за край стола, когда ощущает длинные пальцы Хайтама, что обхватывают основание его пушистого хвоста и дразняще давят на чувствительные точки, гладят также ягодицы юноши и совсем скоро добираются до сжатого колечка мышц. Тигнари тихо хнычет, толкается бёдрами вперёд, чтобы потереться истекающим от возбуждения членом о жёсткий край, и закатывает глаза от охватившего его жара.       Аль-Хайтам довольно мычит, облизывается хищно и тянется к карману собственных брюк, откуда достаёт припасённый тюбик со смазкой и влажные салфетки, тщательно обтирает руки и затем скорее снимает маленькую крышку с тюбика, выдавливая на пальцы ароматный гель. Через минуту Тигнари чувствует, как его щедро смазывают в сокровенном месте, гладят жарко по расслабленному отверстию и после аккуратно толкаются внутрь сразу двумя пальцами. Мышцы покорно впускают фаланги глубже — на этом сказывается регулярный секс с горячим и желающим частой близости аль-Хайтамом.       — Пожалуйста… Глубже, — охает Тигнари, царапая короткими ноготками по столу, прячет лицо в сгибе локтя и стонет глухо, облизывая пересыхающие губы.       В ответ аль-Хайтам только смеётся хрипло и добавляет ещё палец, растягивая любовника сильнее. Мужчина рассматривает внимательно фенека, любуется его дрожащей спинкой, дёргающимся от возбуждения хвостом и ушами, прижимающимися к тёмной макушке. Тигнари не перестаёт стонать, вертеть вымазанной липкой смазкой попкой, при виде которой Хайтам заводится всё больше и торопится растянуть любовника скорее и лучше.       — Ах, да… Да, молю, господин, умоляю вас… — канючит фенек, прижимаясь щекой к столу и оборачиваясь назад, чтобы глянуть на партнёра мельком.       В отличие от Тигнари, аль-Хайтам ещё одет: на нём всё та же обтягивающая рельефное тело рубашка с расстёгнутыми верхними пуговицами и слегка ослабленный галстук. Брюки мужчина также не спешит с себя стягивать, всего лишь расстёгивает и слегка приспускает, демонстрируя таким видом своё превосходство, чтобы затем высвободить из-под белья своё возбуждение и им повести по мягким ягодицам любовника. Хайтам потирается нетерпеливо о нежную кожу, постанывая тихо при этом, и затем сжимает ладонями округлые бёдра, чтобы наконец толкнуться внутрь жарко.       Тигнари закатывает глаза, его тело колотит от ощущения ворвашегося внутрь горячего члена любимого человека. Аль-Хайтам же стонет глухо, откидывая голову немного назад, и двигает бёдрами, постепенно набирая темп глубоких толчков. Он наслаждается влажным нутром любовника, его дрожащим телом и ощущением гладких стенок, приятно обволакивающих его возбуждение.       — В тебе всегда так хорошо, Тигнари…       Фенек знает, что ждёт его дальше, но всё равно кусает собственное запястье, когда Хайтам начинает двигаться сильнее, потому что тот буквально дерёт его.       Обычно аль-Хайтам в постели нежен и аккуратен: он берёт возлюбленного медленно, делает степенные и глубокие толчки, ласкает каждую чувствительную точку его тела ладонями и языком. Но иногда этот нежный и внимательный любовник вдруг сменяется самым настоящим зверем: и Тигнари буквально сходит под ним с ума. Ведь Хайтам становится слишком страстным и грубым: он вжимает фенека в любую твёрдую поверхность, жёстко хватает его за руки и хвост, загоняет своё возбуждение так, как нравится только ему.       И сейчас мужчина ведёт себя именно так, заставляя Тигнари практически задыхаться от его страсти. Аль-Хайтам прижимает запястья юноши к столу и вбивает его в твёрдую поверхность, толкаясь грубо внутрь нежного тела всё сильнее и сильнее. Фенек от такого темпа стонет тихо, почти скулит и пускает слюни на деревянный стол, пока любовник сжимает пальцы на его ягодицах, оставляя яркие алые следы. Порыкивая от удовольствия, Хайтам слегка скалится, лижет размашисто языком по собственным губам, ускоряется, отчего магазинчик наполняется звуками влажных шлепков кожи о кожу, и откровенно любуется представшим перед ним видом: фенек соблазнительно растянут на члене мужчины, по краям его отверстия собираются капли смазки и затем текут ниже, пачкая внутреннюю сторону бледных бёдер юноши.       — Чертовски красив, — рокочет аль-Хайтам, упираясь свободной рукой о стол и вжимаясь сильнее в юношу.       Хайтам готов любоваться своим фенеком вечность. Он хочет касаться его жарко и дальше, вжимать в горизонтальную поверхность страстно и откровенно долбиться в стройное тело. Стоны Тигнари ласкают его слух, подобно любимой музыке мужчины, дрожь его бёдер заставляет толкаться сильнее и глубже, терять связь с реальностью.       — Чёрт… Как я тебя люблю, — горячо выдыхает Хайтам, жадно хватаясь ладонью за одну из ягодиц любовника и отводя её немного в сторону, чтобы полюбоваться картиной снизу.       Аль-Хайтама сводит с ума узость Тигнари, который начинает судорожно сжиматься на нём от подступающего оргазма, отчего Хайтам делает последние несколько глубоких и особенно грубых толчков, чтобы затем скорее покинуть тело фенека и бурно излиться прямо на обнажённую спину возлюбленного. Бледная кожа поблёскивает от полупрозрачных капель чужой спермы, хвост Тигнари, испачканный смазкой у основания, мечется из стороны в сторону, показывая состояние своего хозяина.       — Хайта-ам, — тихо скулит Тигнари, морщась от ощущения липкой жидкости на своей спине и несдержанно кончая следом за любовником. Фенек ёрзает на месте, пытается приподняться и унять дрожь во всём теле. В пояснице неприятно покалывает, а ноги Тигнари не держат, отчего он практически падает на пол, если бы не сильные руки любовника.       Аль-Хайтам улыбается краем губ, помогает юноше устоять на ногах и прийти в себя. Ещё не отошедший от бурного соития, Тигнари едва смог одеться, убрать следы их страсти и… броситься на своего возлюбленного с недовольным ворчанием. А что ему ещё делать, если Хайтам творит такое безобразие прямо в магазинчике фенека?       — Кто вообще занимается этим на рабочем месте!       — Но тебе же понравилось?       На чужой хитрый прищур и провокационный Тигнари предпочитает промолчать, чтобы лишний раз не тешить самолюбие аль-Хайтама новостью о своём удовольствии. Хотя этот хитрец и так всё прекрасно видит, а значит — не постыдится повторить, выкинуть ещё что-то такое.       И, несмотря на страх фенека быть пойманным… Он не очень-то против таких заманчивых идей.