***
Беллатрикс без устали вышагивала по саду в форме полумесяца у задней части ее дома, прокладывая дорожку в траве. Глупо, глупо... Брюнетка не могла поверить, что Цисси уговорила ее на это, что она позволила ей взять некоторые из ее последних черновиков. Ее мысли и чувства были изложены на пергаменте во всей своей запутанной и беспорядочной красе. Писательство всегда было для нее отдушиной, чем-то, что принадлежало ей и только ей. Она делала это для себя, и никто больше не вмешивался. Но теперь все было иначе: ее книги были отстранением, способом жить вне себя. Конечно, это было бегство для ее разума, они все еще принадлежали ей, но не это было их главной целью. В последнее время ее книги были более... личными и экспериментальными. Способ выразить свои чувства, свои желания и потребности безопасным способом. Мысль о том, что она может так раскрыться перед незнакомым человеком, пугала ее, но почему-то ей хотелось, чтобы кто-то это прочитал. Когда Нарцисса предложила этот вариант, он показался ей... прагматичным. Беллатрикс получит отзывы как о содержании, так и о литературном качестве написанного, возможно, также рекомендации относительно того, что будет хорошо воспринято широкой аудиторией. В конце концов, это всегда было намерением - включить некоторые из комментариев в дальнейшие опубликованные работы, скрытые под ее псевдонимом. Весь вклад в ранние черновики был внесен кем-то, кто не знал ее личности. Однако теперь, когда первая порция бредней покинула ее, она была в ужасе. Беспокойство, которое ощущала Лестрейндж с тех пор, как передала пергамент Цисси, разъедало ее прежнюю жизнерадостность и закрутило ее по спирали. Бесконечные мысли и воспоминания терзали ее весь день, и вот теперь она оказалась на улице в прохладную ночь, все еще в одежде, которую надела утром, чтобы побродить по дому. Она шагала и шагала, пытаясь успокоить бесконечные мысли, рикошетом проносящиеся в ее голове. Писательство всегда было тем, в чем женщина находила утешение, и она отчаянно не хотела, чтобы это сейчас прекратилось. Она чувствовала, что одна из ее единственных настоящих радостей в жизни сейчас находится в руках незнакомца, который не знает ценности того, что они содержат в себе. Это давало ей покой во время тяжелого прошлого, и никто не задавал вопросов, когда вороноволосая часами сидела в своей комнате и тихо писала. Даже ее товарищи Пожиратели смерти не интересовались, чем она занимается в собственной спальне, а те, кто интересовался, потом жалели об этом. При воспоминании о том, как Фенрир думал, что может предложить услуги, которые Беллатрикс явно не получала от своего мужа, на ее лице промелькнула гримаса. Ни для кого не было секретом, что ее дорогой возлюбленный Родольфус не получал того, что, по его мнению, ему причиталось, и, кроме того, он открыто заявлял об этом. Лестрейндж делил постель с другими женщинами, менее способных защитить себя. Брюнетка вздрогнула и обхватила себя руками, вцепившись когтями в топ, который был на ней. Если бы я уступила ему, я могла бы спасти стольких женщин...но я не смогла. Сивый не вернулся после первой попытки чего-то добиться от Беллатрикс, и из-за того что он прямо намекал ей на секс, реакция Беллатрикс была еще более уничтожительной. По крайней мере, была какая-то польза от того, что ее личность была совершенно неуправляемой. Это означало, что в том странном случае, когда кто-то из Пожирателей делал первый шаг, ее поведение добавляло персонажу, созданному Лестрейндж, натуральности. Она чувствовала, как внутри нее нарастает ярость, это была естественная реакция, которую она не могла контролировать. Сексуальное насилие было непростительным в ее понимании, просто худшее, что можно было сделать с другим человеком. Беллатрикс участвовала во многих других ужасных действиях, но никогда не могла смотреть, как постепенно угасает жизнь в глазах другого человека, она бы лучше предпочла, чтобы жизнь погасла совсем. Это была одна из многих причин, по которым она убивала, особенно во время рейдов на магглов. Для группы людей, считавших себя настолько чистыми, что они не могли смешиваться с магглами, у Пожирателей смерти не было проблем с получением удовольствия от них. Беллатрикс знала их намерения, их мысли гордо проецировались на весь рейд, жажда крови разжигала их азарт. Лучше быть мертвым, чем пережить это, правда же? Трава под ее руками была мокрой и холодной, ее тело обмякло. Сидя на коленях, ее платье превратилось в грязную лужу, женщина закричала в утренний свет, как раненое животное, брошенное и нелюбимое. Она упала на бок и свернулась калачиком. Дождь продолжал падать на ее рыдающее тело, смывая слезы, но не в силах затронуть ужас, стоящий за ними.***
В тот же день Гермиона практически ввалилась в свою квартиру: покупки продуктов были сделаны утром, еще до того, как она отправилась на работу. Девушка поставила в духовку готовиться картошку и заварила себе большую кружку чая, положив конверт на барную стойку, подперев его солонкой и перечницей. "Дорогой читатель" было написано темно-зелеными чернилами на кремовом фоне. Работа проходила спокойно, что раздражало, так как Гермиона не могла дождаться момента, когда вернется домой и откроет подарок, оставленный для нее в кассе. Это было первое, что она сделала, придя в магазин этим утром. Даже не дожидаясь, пока снимет пальто, ключ оказался теплым, когда щелкнул в замке, и, как и ожидалось, отделение не было пустым. Девушка оставила конверт на прежнем месте, полагая, что это самое безопасное место для него. Келли была сегодня на смене и, к счастью, держалась в стороне. Гермиона подумала, не сказала ли ей Джанет пару ласковых слов, но оценила, что та весь день обходила ее стороной. Однако было трудно скоротать время, зная, что ее ждет позже. Грейнджер хотелось, чтобы Джанет или Люк были на работе, тогда она могла бы хоть как-то занять себя игривыми разговорами в течение дня. Дождавшись, пока Келли уйдет и закроет за собой дверь, Гермиона послушала, как защелка упала на место, и закрыла дверь, после чего снова открыла кассу и вынула посылку. Положив ее в сумку, волшебница направилась домой по самому прямому маршруту, не отвлекаясь на окружающих. Теперь она была дома, ужин в духовке, чай в руках, ничто не мешало ей, и все, что она могла делать, это смотреть на элегантный почерк. Он совпадал с дразнящей запиской, которую она нашла, заглянув в отделение в первый раз, - скорее всего, это был почерк Эмбер Форнакс. Конечно, ее почерк был прекрасен, как и ее владение словом. Гермиона глубоко вздохнула и набралась давно забытого мужества.