Интервью с вампирами

– Ладно, может, я слегка погорячился с тем, что присвоил синематографу все лавры за обретение моими сородичами человечности, но, кино явно популяризовало этот новый вампирский штамп, а именно очередная экранизация «Дракулы» режиссера Фрэнсиса Копполы 1992 года выпуска. Так уж сложилось в нашем вампирском бытие, что произведения, носящие имя этого румынского князя обречены впитывать и популяризировать каноны жанра! – вампир еле заметно усмехнулся. – Но рассуждения на тему человечности вампиров были еще за 16 лет до выхода ленты в прокат. Упомянутая нами ранее американская писательница Энн Райс и ее первый роман «Интервью с вампиром» – вот кого можно считать истинными родоначальниками «современных, очеловеченных вампиров». А первым из «новых» вампиров стал главный герой романа ¬– Луи де Пон-дю-Лак, с коим ты имел оплошность сравнить меня! – казалось, что бледный гость злится, но на самом деле его просто забавляла эта игра в кошки-мышки с журналистом, однако и его собеседник уже раскусил истинную сущность вампира и не поддавался на провокации. – Лестат, его «отец и учитель», к слову, также «очеловечился», но уже в последующих романах, где сместил Луи с пьедестала протагониста. Вдохновленная «Дракулой» Брэма Стокера, Райс переосмыслила в очередной раз образ вампира, вспомнив о том, что «когда-то и они были людьми, со своей моралью, ценностями и верой». Породнила уже приевшегося в киноиндустрии монстра со старым, но обновленным декаденсным байроновским героем, усложнив образ философскими дилеммами по типу «принять себя таким, какой я есть или сопротивляться до последнего, стараясь быть «хорошим» в глазах других?» – Попахивает, знаете… идеологией социальных меньшинств… – Многие подобным образом и трактуют данный посыл. – вампир вновь надел на свое лицо улыбку Джоконды. – Их право, ибо искусство имеет всего одну верную трактовку: ту, что содержится в твоей голове! Размытие границ между людьми и вампирами продолжалось и далее, все сильнее очеловечивая последних. Не могу не упомянуть вымышленный «Мир Тьмы» и, упомянутую ранее, настольную ролевую игру «Vampire. The Masquerade», где «цивилизованные вампиры» Камарильи следят за соблюдением правил Маскарада и борются с теми своим сородичами, что эти правила нарушают. В этом мире вампир вампиру – волк, чем человеку! – Насколько я знаю, вампиры «Мира Тьмы» восходят к Каину, сыну Адама по христианской вере… – Авторы «Мира Тьмы» объединили в своем сеттинге множество мифов и не удивительно, что среди них осевую часть занимает христианский миф. Как я уже говорил, применимо к Брэму Стокеру, главная задача автора-мифотворца в том, чтобы его версия мира выглядела правдоподобно в призме известных всем и каждому сюжетам легенд. Помимо прочего, авторы «Vampire. The Masquerade» в след за Энн Райс и ее последующими романами начали интегрировать вампиров в современный человеческий социум, превращая вампиров из угрюмых одиночек в существ общественных, объединяя в своеобразные «группы по интересам», нечаянно ассоциируя их в общественном сознании с рок-музыкантами, байкерами и прочими субкультурами по типу готов и панков. К слову многие музыканты не стали этому противиться, а наоборот начали эксплуатировать вампирический образ на сцене и в песнях. Например, Оззи Осборн или немецкий готик-метал коллектив «Blutengel». – Знаете, я во времена своей горячей молодости, – вампир не сумел сдержать улыбку на этих словах. Должно быть, хотел спросить у журналиста «а какие теперь у тебя времена?», – я долгое время тусовался в компании готов и, только завидев нас, люди зачатую либо крестились, либо говорили что-то на подобие «прямо как Дракула!» – О чем я и говорю: вампир прочно вошел в общественное сознание людей, ровно как и в Средневековье, да только в нас больше не видят дьявольских чудовищ и не бегут на кладбища, чтобы каждому попавшемуся под руку трупу вбить кол в сердце, нет, в нас видят романтический образ, даже порой жертв и заложников своей сверхъестественной природы! Показателен в таком ключе цикл романов Стефани Майер «Сумерки», где главный герой – Эдвард Кален – понимает всю тяжесть вечной жизни и старается уберечь свою возлюбленную, смертную Беллу от подобной участи – «вечной смерти»! – По-моему он просто не хочет жить целую вечность с одной и той же девушкой! – журналист выжидающе смотрел на вампира, словно ждал какой-то реакции от последнего. – Да пошутил же я, что вы! – Отвратительная шутка… – бесстрастно произнес бледнолицый и как-то по-совиному склонил голову на бок, словно оценивая свою жертву. – Так… – протянул журналист, хлопая себя по пустым карманам рубашки, словно в поисках чего-то, – А как вы видите будущее вашего образа? Как измениться вампир в этом столетии? – бессмертный впервые за весь их разговор встал со своего места и направился к распахнутому окну. Он отвернулся от журналиста и, смотря на ночной город, представляя будущее, глубоко вздохнул. – Следуя цикличности истории нашего рода, мне думается, что наше будущее вновь будет за образом «ужасов в ночи» на новоявленном человеческом аттракционе технологий – виртуальной реальности. Что до литературы, кино, настольных и компьютерных игр, то настанет вновь время отчаянных экспериментов в поисках новых граней вампира – уже чувствуется, что «вампир человечный» приедается и перемалывается эпохой интернета, ровно, как и его побратим – чудовище Франкенштейна – превратившийся в безмозглого зомби, надоевший всем пару лет назад! Наиболее верным был бы синтез образа вампира с современным мифом, в который свято верят люди – с наукой, а именно с научной фантастикой, как например, было показано в романе Питера Уотса «Ложная Слепота», где вампиры – это одна из давно вымерших ветвей эволюции человека. Или в книге Виктора Пелевина «Ампир В», где переносчиком вампирской заразы становится особый тип паразита – язык, приживляющийся к хозяину и делающий из того нашего собрата. Мне кажется, что за подобным синтезом науки и легенды следует будущее нашего бессмертного образа… – повисла пауза, звенящая кровью в ушах и настораживающая. Журналист сначала подумал, что его собеседник просто задумался, но, видимо, его рассказ окончен. – Это все? – для верности переспросил юноша, сохраняя документ. – А вам мало? – в ответ вопросил вампир. Мраморный атлет в темных одеяниях развернулся и, вновь склонив голову на бок, вопросительно выгнул бровь. – Нет-нет, что вы… – чуть замялся юноша, а после, осознав написанное, воскликнул, – боже, это будет просто фурор! – Да… фурор… – протянул вампир сквозь оскал. В мгновение ока кровопийца пересек расстояние от окна до того места, где сидел журналист и, влетев в того на полной скорости, со свистом не поспевающего за этим ураганом ветра опрокинул его, окончательно разбив хлипкий, деревянный стул. – Бросьте… свои игры! – испуганно, практически плача, но, сохраняя уверенность и самообладание, прощебетал юноша, смотря на холодного и, явно голодного, восседающего на нем мертвеца снизу вверх. – О-о-о, игры кончились, мой юный друг! – оскал сменился разинутой пастью, стремительно приближавшейся к нему. Это было последнее, что увидел журналист перед тем, как потерять сознание от ужаса. И должно быть, юноша тогда думал, что сознание более не вернется к нему никогда. Что он умрет и отправится… а куда отправляются атеисты? Но он проснулся, чувствуя освежающий ветерок летней ночи, легкую тряску едущего по шоссе автомобиля и легкое покалывание в области шеи. – Ай эм ан а ха-а-айвэй ту хэлл… – завывал знакомый голос, обладатель которого теперь гордо восседал на переднем сидении кабриолета, стремительно несшегося куда-то вдаль. Заметив пробуждение своей недавней жертвы, вампир как ни в чем не бывало, отвернулся от дороги не переставая рулить, с игривой улыбкой проговорил. – Поздравляю, сородич, теперь ты своими глазами увидишь конец нашей истории!